— Что, простите?
— Нет, это вы простите меня, я была не права и признаю это. Меня зовут Адриана, я дочь берта Люциуса Хаминга. Пожалуйста, позвольте мне привести себя в порядок. И ещё простите за то, что я устроила на прошлой неделе разгром.
Лекарь посмотрел на меня без доверия. Ещё бы, после того, как он недурно «хряпнулся» о стену от моего молодецкого толчка.
— Надеетесь вырваться на свободу?
— Да, неплохо было бы прогуляться, — честно ответил я и улыбнулся, но увидев грозный взгляд евнуха Жердома, покашлял и поджал губы. — Мне одиноко в этой комнате и хотелось бы хоть немного удобства.
— Скажите, а кто такой Адриан? — спросил Мортиус.
Вопрос явно прозвучал с подвохом. Я растерялся что на это ответить.
— Не знаю?
— А кто вы?
— Кажется, я ответила?
— Я, стар и плохо слышу. Повторите.
Нет он точно хочет меня подловить!
— Меня зовут Адриана, я дочь…
— Вы парень или девушка? — перебил меня знаток по помешательствам.
— Девушка.
— Не слышу? Кто вы?
Меня начала бить мелкая дрожь от раздражения.
— Да вы что — слепой что ли? Не видите, что я девица и зовут меня Адриана?
— Какой сегодня день?
— Кажется четверг, хотя может уже и пятница. Я так давно сидел… — я чуть не оговорился. — сидела взаперти, что могу и напутать.
— Очень хорошо, Адриана, я рад что ты приходишь в себя, но выпускать тебя пока не намерен.
От такой новости у меня даже губы пересохли.
— Почему?
— Ты можешь сбежать и наделать глупостей! — пожилой целитель говорил очень спокойно и даже по-отцовски. Хотя откуда мне знать, как мог ласково говорит мой отец?
— Куда мне бежать? Подумайте сами, вокруг одни степи и голые камни и много-много опасностей. А я одна. Лучше я здесь поживу. Тогда я была не в себе и не думала об этом.
Тут мой душеприказчик задал самый отвратный вопрос и при этом его морщины на лбу даже как-то разгладились от радости:
— Почему вы были не в себе, Адриана?
Я замялся, не зная, что ответить. Сказать — рехнулся от того, что стал девицей? Думаю, после этого, меня точно нормальным не посчитают и прочистят мозги этой самой шоковой магией, о которой рассказывала Бетти!
— Я не помню, простите.
— Тогда я напомню, юная леди, приятно вам будет это слышать или нет. Ваш брат Адриан пропал полторы недели назад…
— Пропал?! — от такой новости я подлетел на стуле, и евнухи меня усадили на него обратно.
— Вы не помните и это объяснимо. Ваш мозг стёр всё из памяти, потому как эта мысль повредила ваш разум, а потому вы теперь не помните ничего.
Может я и в самом деле двинутый! Не каждый день слышишь новость о своём исчезновении. Я весь съежился и чуть не принялся оплакивать сам себя. Отец, кажется, оказался от меня и теперь хотел похоронить заживо.
— Понимаю, леди Хаминг, неутешительная новость. Сейчас вы отправитесь обратно в комнату, и мы понаблюдаем за вами. Если болезнь не даст знать о себе снова, вы сможете выйти из комнаты.
«Главное не сорваться!» — подумал я, всё еще переваривая мысль о своём исчезновении.
Значит теперь я стал сестрой самого себя. Удивительно!
Меня препроводили в мою келью. После такой новости, я шёл словно в тумане, не понимая зачем и куда меня ведут. Хорошо, что евнухи сопровождали меня, иначе я бы просто врезался ненароком в стену.
Два дня я оплакивал свою судьбу. Обидно до глубины души, когда тебя хоронят заживо близкие люди. Особенно собственный отец. Все это время лекарь Мортиус крутился неподалеку, рассекая по коридору корпуса своей походкой суперзнатока по помешательствам.
— Как вы чувствуете себя, леди?
Глупый вопрос, как может чувствовать себя человек, которого заживо погребли?
— Сегодня на завтрак сливовый пудинг, Адриана? И день прекрасный.
Сколько раз им повторять, я терпеть не могу пудинг!
Когда я раскис окончательно, кудеснику это показалось хорошим признаком, он осторожно отпер двери и заглянул ко мне. На этот раз я не отреагировал на его провокацию. Старикашка опустился со мной рядом на пол, приобнял за плечи и гадко так сказал:
— Ничего, девонька, поплачь, никто же тебя за это не поколотит. А я, пожалуй, позову сюда сестёр. Они помогут тебе переодеться и привести себя в порядок.
Я гневно глянул на него. Он отшатнулся, поспешил встать. Мне конечно хотелось ему двинуть, но я сдержался. Надо же какой я стал терпеливый!
Через час ко мне в комнату пришла сестра Люцила. Грузная кривоногая тетка с красными, как наливные яблоки щеками в сером сестринском балахоне и таком же чепце. С ней припёрлись ещё две кумушки в балахонах. Худая и высокая, как смотровая башня сестра Монки и сестра Анкила с блеклым лицом, сохранившим ещё остатками былой девичьей нежной красоты. Все они почему-то улыбались мне. И я даже подумал, грешным делом, что они надо мной посмеиваются. Но нет, они действительно просто приветливо и незамысловато улыбались.
— Бедняга, — глянула на меня кривоногая Люцила. — А худа-то до чего — одни глаза!
Она взяла меня за руку и помогла подняться с пола.
— Как ты себя чувствуешь, Адриана? Мне так жаль твоего брата. Говорят, он был хороший мальчик, — покачала головой увядшая красавица Анкила.
— Ничего особенного, обычный несчастный человек, не хуже и не лучше вас.
Надо же, как я помудрел, сидя взаперти.
— Мальчишки вечно лезут куда не попадя, торопятся на войну, а вот оно как получается, деточка, — сочувствовала мне дылда Монки.
— Хватит языками трещать, сестры, — уняла их кривоногая сестра Люция. — Пойдем, девонька, мы тебя в нормальный вид приведем. Снова красоткой станешь.
Не знаю почему, но у меня словно с души отлегло, я послушно, даже смиренно, поплелся за монашками следом. На этот раз евнухи не пошли провожать. Меня теперь похоже никто не собирался удерживать силой.
Мы вышли из корпуса, свежий воздух опьянил. Я расставил руки в стороны и повернулся лицом к солнцу, радуясь закончившемуся, наконец, заключению. Сестры с удивлением пялились на меня. Выскочили из корпуса и несколько смешливых девиц в форменных синих платьях с белыми пуговицами и белых чепцах с широкими, загнутыми кверху накрахмаленными краями, похожими на крылышки. “Какая нелепая одежда!” — посмеялся я. Но девушки, похоже, думали то же самое и про мой наряд.
Вместе с сестрами я проследовал в терму. Когда мы вошли в душное, натопленное помещение, я встал как вкопанный. Кажется, я сейчас сплю или попал в райские кущи Лагорнона [5].
Посередине каменной термы находился довольно вместительный шестиугольный бассейн, выложенный плиткой персикового цвета, и в нем плавали обнаженные девушки. Юные и грациозные девушки. Вокруг, на каменных прогретых скамьях тоже сидели девушки, обернутые в тонкую ткань, через которую просвечивали их девичьи прелести, и наводили марафет. Расчесывали мокрые спутавшиеся волосы, натирали тела маслом или кремами из металлических, украшенных финифтью баночек, делали друг-другу массаж и ни одна из этих нимф рая совершенно не смущалась меня.
Я моментально вспотел и вытер лоб рукавом, хотя я с сестрами вошёл всего на всего в помещение для отдыха после парилки, но парится еще не начинал.
— Девочки, девочки, это же новенькая! — прощебетала одна из нимф с крупной грудью и довольно крепкой круглой попкой. В этот момент цвета её глаз я не рассмотрел…
Все остальные защебетали и завизжали от любопытства, принялись беспардонно меня обсуждать шепотком. Правда акустика в этом райском предбаннике оказалась очень хорошая и я расслышал довольно нелестные отзывы о своей персоне.
— Посмотрите на её лицо, какая она чумазая.
— Фу, грязнуля…
— А одежда у неё просто жуть, как у нищенки.
Сестра Люцила показала мне на одну из каменных скамей. Дылда Монки живо сбегала в гардеробную комнату и подсобку, что находились в этом же корпусе и принесла чистую одежду, полотенца, мыло и другие банные принадлежности. Потом сестры и часть девушек уставились вопросительно на меня.
Я не снимал одежду.
— Ты смущаешься? — спросила Анкила и улыбнулась, передние зубы у неё оказались крупными и выдавались вперёд, один резец заходил на второй.
Я действительно замялся. К тому же появился страх снова увидеть то, что находилось у меня под одеждой.
— Я привыкла мыться одна, — я весь съежился и начал расстегивать штаны.
— Адриана, я так рада тебя видеть, — послышался знакомый голос Бетти за спиной. Потом я услышал шлепающие шаги и почувствовал, как меня обняли со спины. Я повернулся. Моя чудаковатая спасительница стояла рядом, сияя от радости. Сестры удивились, откуда она меня знает. Другие девушки теперь живо принялись перемывать кости и ей. Бет совсем не обращала на это внимание. На ней были банные деревянные сандалии и льняная простынь. Волосы Бетти оказались густыми и волнистыми, цвета агата. Она улыбнулась, на её щечках появились задорные ямочки.
— Хочешь, я помогу тебе?
— Нет, не удобно. Нет… — но мои слова не были услышаны, и она помогла мне стащить штаны, кафтан и даже кальсоны. — Не смущайся, здесь все такие же, как ты.
— О, Светлый Архон, — проронил я, увидев свою грудь и зажмурился.
Послышался хохот девиц, замечания сестёр. Когда я снова открыл глаза, девушки окружили меня. Некоторые из них были совершенно не одеты. Они веселились, рассматривая мое угловатое и мускулистое тело. Я чувствовал, как мои щеки жгло огнём.
— Смотрите, какие у неё мышцы! Ты занималась физическим трудом? — сказала девушка с большой грудью, цвета глаз которой я снова так и не смог рассмотреть.
— Нет, я много упражнялась физически, — меня снова начало разжигать, и я интуитивно жался в угол. Ну что за манеры, рассматривать так откровенно голого человека и обсуждать его направо и налево!
— Так, девочки, не будем смущать нашу новенькую. Расходитесь, вам что заняться больше нечем? — заворчала сестра Люцила и замахала на любопытных купальщиц.
Очень вовремя!
Я вздохнул с облегчением, когда девушки отошли подальше. Нет сейчас я оказался точно не в кущах Лагорнона, а на дне бездонного Алкала [6], среди прелестных демониц.
Вскоре меня вновь вернули в райские кущи Лагорнона: я опустился в теплую ванную, мое тело расслабилось и мне уже стало всё равно какое оно.
Ванна находилась в отдельной комнате с гранитным столиком, на котором стояли зажжённые свечи. Романтично!
Я расслабился.
“… — Мама, а когда вернется папа? — спросил я и прижался к её коленке. Мама сидела на саквояже.
— Скоро, сынок.
Глаза красивой женщины наполнились слезами. Она уже надела своё дорожное платье тёмно-зелёного цвета и накинула платок на плечи.
— Почему ты плачешь и куда мы собираемся?
— Я уезжаю, сынок, но помни, моё солнышко, чтобы про меня тебе не говорили, я люблю тебя…”
— Адриана, не спи… — Бетти брызнула мне в лицо мыльной тёплой водой. Я вздрогнул и потряс головой, — Сейчас ты помоешься, и мы пойдем в твою комнату. Там и отдохнёшь.
Моя новая подружка помогла мне с омовениями. Я встал, и она начала мылить моё тело, нежно, аккуратно, ласково. По коже пробежала волна наслаждения, которого я не испытывал раньше. Моя спина выгнулась само собой дыхание участилось.
— Тебе душно, Адриана? — спросила Бетти и потянулась с мылом к животу.
Ещё одна сладостная волна наслаждения.
«Нет, мне хорошо, мне так хорошо! Нежнее, ещё, ещё… не останавливайся.»
— Нет, Бетти, все хорошо, немного устала и всё, — голос предательски задрожал.
Еще немного и я начну стонать от наслаждения! О, Бетти!
Чтобы отвлечься от сладостной муки, я вспомнил о маме. О ней я помнил мало. Она умерла от чахотки, когда мне было около пяти лет. Перед этим уехала от нас с отцом на юг, в Торвал, в домик на побережье.
Рука Бет с мочалкой скользнула между ног… Я прикусил язык, чтобы не застонать от наслаждения.
Молодая привлекательная девушка моет тебя в ванной при свете свечей. Эх, и как обидно, что всё это она делает из-за жалости.
— Почему ты мне помогаешь, Бетти? Ведь я тебе никто?
— Потому, что так хочу. И я так же одинока, как и ты.
Моя спасительница была права. Я теперь очень одинок.
— А ведь ты сейчас парня моешь, — усмехнулся я.
— Что? Опять…
— Шучу, какой же я парень с такими-то…хм, сиськами?
Моя новая воспитательница грозно глянула на меня:
— У тебя очень красивое крепкое тело и грудь. Эти дурочки просто завидуют тебе?
— Завидуют?! — мне стало смешно. Знали бы они чему тут завидовать.
Когда я вымылся и выбрался из ванной, Бет подхватила меня под руку и подвела к большому запотевшему зеркалу.
— Посмотри на себя, Адриана, ты не хуже их.
Я долго колебался и даже набирался мужества, прежде чем протереть запотевшее стекло и увидеть себя девушкой. Бет подбадривала.
— Ну давай же, Эндрю, ты смелая, я вижу это!
Когда зеркало было протёрто, я с трепетом заглянул в него. В отражении показалась девушка, худенькая, складная, с серыми как у меня глазами и средней грудью, которая скрывалась под прядями длинных русых волос. Два розовых озорных сосочка выглядывали между мокрых локонов. На плоском животе с родинкой у пупка заметны были бугорки мышц. Совсем не девичий животик. Всё остальное выглядело вполне нормально, для девушки. Особенно попка. Не плохая круглая попка. Черты моего лица стали гораздо мягче. Даже высокие скулы вписались как-то гармонично. “Зато бриться не надо!” — промелькнула смешливая мысль.
— Вот видишь? — не отставала Бет. — Ты сложена как юная богиня-воин Адетта [7]. Ты сильная и красивая.
— Да, повезло мне! — иронично подтвердил я. — Мой отец твоё восхищение, Бет, не разделил бы.
“Стою голый перед малознакомой девицей, не краснею и болтаю полную чушь и чуть ли не кончаю!”
— Прости, подруга, но плевала я на твоего отца, не важно берт он или ещё кто!
“Смело!”
— Я солидарна с тобой в этом, подруга, — одобрил я.
Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. Кажется, теперь я не одинок на этом свете.
Глава 4. Вопрос наследства
Берту дозволено много вольностей, особенно красивые любовницы. Сейчас у Люциуса в кабинете как раз сидела одна из них. Страстная брюнетка Лия. Эта нежная женщина помогала ему снимать напряжение и отвлекаться от дурных мыслей. Люциус любил Лию за развязность и особое умение доставлять плотские наслаждения.
Лия нежно, настойчиво опрокинула берта в кресло, стянула с него рубаху и расстегнула ремень на штанах. Остались пуговки на ширинке. И она расстёгивала их особым способом. Красавица встала на колени перед своим господином и глядя прямо в глаза, нежно поглаживала ему колени. Чувственные пухлые губы притронулись к верхней пуговке на штанах.
Люциус вздрогнул и глубоко вдохнул.
Лия медленно расстегнула верхнюю пуговку, при помощи языка и всё тех же соблазнительных губ и теперь перешла к следующей.
Осталось ещё две.
Берт зарычал от нетерпения и сам потянулся к пуговицам. Его тело требовало немедленного совокупления.
Лиа настоятельно остановила его. В такие моменты главной в этом государстве становилась она.
— Я всё сделаю сама, мой господин, — сказала брюнетка елейный голоском. — Расслабьтесь и наслаждайтесь.
Ее черные, шелковистые волосы мягко легли на колени Люциуса. Её пальцы скользнули к бедрам любовника и нежно и приятно сжали их.
В дверь кабинета раздался мерзкий и громкий стук. Луюциус выругался и громко предупредил:
— Я занят, прошу оставить меня в покое!
— Немедленно открой! — это был голос старой бертесса Дариты Хаминг, его матушки. Старая кошелка похоже что-то пронюхала.
Желание Люциуса мигом перешло в крайнее раздражение. Берт отстранил любовницу, застегнул штаны, одел обратно рубашку и открыл засов на двери кабинета.
Бертесса по-хозяйски ввалилась в кабинет сына, села в то кресло, в котором Люциус еще минуту назад готовился получить неземное блаженство, привалилась на клюку с серебряным набалдашником в виде ящерки. Лия склонилась перед ней в глубоком реверансе, показывая свое излишне глубокое декольте на голубом модном платье.