— Ну… — мама пожала плечами. — Я знаю, что он что-то приготовил для тебя.
Как она может знать это? Я задумалась, понимая, что после такой приманки я просто обречена прийти на этот ужин. Держа в руках подарок для Ричарда.
Я кое-что увидела в стеклянной витрине, на которую я опиралась рукой — карманные часы, сделанные за столетие до этого или раньше. На корпусе были выгравированы пересекающиеся линии, на циферблате были изображены изящные цифры под асимметричными руками. Шедевр вне времени. Продавец заметила мой интерес; она вынула их из витрины и поставила их на бархатный поднос, прежде чем я успела остановить ее. Я взяла их в руки.
— Хорошая цена, — прокомментировала мама, — если они работают. — Я покрутила ручку вверху и поднесла их к уху, чтобы услышать шепот. Тик-так, тик-так. — Ты думаешь, Ричарду они понравятся? — спросила она.
— Это не для Ричарда, — сказала я с внезапной четкостью. — Это для Джексона.
— Я уже купила для Розы и Джексона два очень хороших подарка от всей семьи, вдобавок к их Рождественским бонусам. — В ее голосе снова послышалась тревога. — Тебе, наверное, не стоить дарить ему такой дорогой подарок.
Хорошо для Ричарда, но не для Джексона?
— Он не такой уж и дорогой, — сказала я. — Я вполне уверена, что слышала, как кто-то сказал, что это «хорошая цена».
Я передала их клерку вместе со сто долларовой банкнотой — остатками своих денег, заработанных в Астории в качестве няньки, которые я поменяла на валюту Конфедерации. Мама сжала губы, но больше ничего не сказала.
***
Когда мы вернулись домой, папа жарил пирожки с крабами из магазина морепродуктов в Северне. Роза все еще не очень хорошо себя чувствовала, так что мы кормились сами. Мы ели в кухне, как привыкли в Сиэтле.
Ужин был напряженным. Я видела, что родителей определенно не были в восторге от того, что я сравнила их с расистами. И, возможно, я была несправедлива. Они явно считали, что между мной и Джексоном происходит нечто большее, чем просто дружба, и наверное, они не считали бы это проблемой, если бы мы все еще находились в Сиэтле. Но здесь все было по-другому. Вероятно, они всего лишь старались меня защитить. Но я уже большая девочка. И мне не нужна была такая защита.
После ужина я пошла в задний коридор, ведущий в оранжерею. Мне нужно было отдохнуть от родителей, а также мне нужно было кое-что обдумать.
Мне нужно было поговорить с Джексоном.
Когда бы я ни посещала дом бабушки, если мне было одиноко или я была раздражительной, или мне было скучно, или просто было нужно с кем-нибудь поговорить, я всегда шла в оранжерею, и волшебным образом Джексон каждый раз был там, ждал меня. Я привыкла считать это, потому что мы были такими хорошими друзьями, что у нас появлялась своего рода связь. Но сейчас я поняла, это случалось, потому что Джексон каким-то образом заранее знал, что нужен мне, и великодушно соглашался появиться.
Просто еще один из бесконечных примеров его доброты, которую он годами проявлял ко мне.
Но этой ночью, когда я добралась до бассейна с золотыми рыбками, Джексона там не было. Я подумала, что появился кто-то, кому он нужен больше чем мне. Это немного задело меня.
Я присела на край бассейна и посмотрела на статую Фионы. На мгновение я увидела не Пандору, а красивую, плачущую молодую женщину с шестью кроваво-красными камешками на ее протянутой ладони. Персефона, вспомнила я. Потерянный ребенок.
Я почувствовала, как атмосфера изменилась, сместилась, и я услышала голоса позади себя. Я повернулась, и увидела идущую в мою сторону пожилую женщину, которая держала за руку маленькую девочку. Я поняла, что это Фиона и моя мама в детстве.
— Но она такая печальная, бабушка, — говорила девочка. — Почему ты не выбрала кого-нибудь веселее?
Фиона вспоминала.
— Это должно быть Пандора. Девушка, которая выпустила в мир все несчастья.
— Мне не нравятся истории, в которых обвиняют девушек. Мне также не нравится та история из Библии.
— Я тоже так считала раньше, Энни. Но потом я подумала, а что если мы должны быть благодарны Пандоре и Еве, вместо того, чтобы обвинять их? Что если они сделали именно то, чего от них хотел Бог — сделали собственный выбор? Принесли в упорядоченный мир перемены и удачу.
— Но мама всегда говорит, что я должна держать свои вещи в порядке. Разве порядок это плохо?
— Когда ты сама создаешь его для себя. Но не когда кто-то делает это за тебя. Поверь мне, дитя, я знаю это. Много людей годами старались заставить меня жить согласно их пониманию порядка.
— Но разве Ева не поступила плохо? — запротестовала моя мама. — Разве она не совершила Изначальный Грех?
Фиона улыбнулась.
— Нас заставили так думать древние патриархи: Мужчина мог бы жить в раю, если бы не плохой поступок Евы. А еще я думаю, — сказала она, переведя взгляд на Пандору, — что рай, это не тот дом, который тебе дали — это нечто, за что ты должна бороться. — Затем она посмотрела в мою сторону, как будто знала, что я сижу здесь и слушаю. — Делая выбор снова и снова. Понимаешь? — сказала она.
Я повернулась и взбежала по металлическим ступеням на второй этаж. Я не понимала. Я не верила. Я не хотела принимать в этом участие. И ни при каких обстоятельствах я не хотела становиться Пандорой моей спятившей прапрабабушки.
Глава 16
Я должна закончить наш разговор с Джексоном.
Я отправилась спать, думая об этом, и проснулась с теми же мыслями. Я решила найти его.
Я проделала все свои обычные действия с тепло-холодно и почувствовала тепло где-то поблизости. Я натянула какую-то верхнюю одежду и вышла на улицу, чтобы закончить поиски. Мои ощущения провели меня по дорожке к бабушкиным конюшням. Я сняла задвижку и вошла внутрь.
Внутри было темно — не та темнота, когда появляются тени, абсолютная темнота. Фонарь отбрасывал оранжевый свет на выбеленные стены центрального коридора. Я увидела мужчину верхом на лошади, абсолютно пьяного, которому младший по возрасту помогал спускаться, оба смеялись. На них была одежда из другого периода, другого столетия. Младший выглядел более утонченным, пуговицы были в военном стиле, одежда была отделана тесьмой.
Мужчина вывалился из седла, едва не увлекая за собой второго.
— Полегче, приятель, — пробурчал младший, пытаясь удержать старшего на ногах.
Подвыпивший мужчина соскользнул вниз по стене и развалился на соломе, разбросанной на камнях.
— Давай это сюда, — сказал он.
— Подожди, ответил младший, открывая дверцу стойла.
Мужчина на полу замахал рукой.
— Давай это…
— Я же сказал, подожди, — приказал младший. — Это животное хорошо послужило и заслуживает отдыха. — Он завел лошадь в стойло и вышел через минуту, держа в руках седло и уздечку.
— Боже, я хочу еще выпить, — сказал старший. — Я не хотел никого обидеть.
Младший передал ему фляжку.
— Что за счастливчик этот Добсон, — пробормотал он, нервно оглядываясь по сторонам, — ему принадлежит все это.
И тут я смогла рассмотреть его лицо. Красивое лицо, тонкая кость, чувственные губы, глаза одновременно и голубые и темные.
— Ужасный счастливчик, — согласился мужчина на полу.
— Но еще и чертовски гениальный. Говорят, что его корабли всегда возвращаются, даже если другие не смогли.
— Невероятный везунчик, — ухмыльнулся пьяница. — Каждое решение он принимает, подбрасывая монетку.
— Подбрасывая монетку? — переспросил младший, усаживаясь рядом. — Вот уж не думаю.
— Богом клянусь, — небрежно произнес другой. — Он называет ее… счастливой монеткой. Она всегда говорит ему правду. И так это и происходит.
— Его счастливая монетка, — задумчиво повторил младший, и улыбнулся. А у меня мелькнула глупая мысль, — Какие же у тебя большие зубы.
От прикосновения к моему плечу я подпрыгнула, но затем услышала голос Джексона.
— С тобой все в порядке, Сара?
Я посмотрела на него, слегка прищурившись от яркого солнечного света.
— Все хорошо.
— Тени? — предположил он.
Я кивнула, но не стала вдаваться в подробности.
— Пошли сюда, я здесь. — Он вошел в стойло и закончил разбрасывать свежую солому на полу. Я стояла в сторонке и наблюдала за его работой. — Мы можешь принести немного люцерны? — спросил он, указывая на что-то за моей спиной.
Я повернулась в ту сторону, захватила немного зелени, которую я там увидела и принесла ее в стойло. Он бросил ее в кормушку.
— Ты это делаешь каждый день? — спросила я. — Даже в праздники?
Он терпеливо улыбнулся.
— Я пытался убедить лошадей быть более рассудительными, но они продолжают настаивать на ежедневной кормежке. — Он пожал плечами. — Я не делаю это триста шестьдесят пять дней в году. Когда трава заканчивается, они не нуждаются в ней так часто, и зимой, если я не могу прийти, у меня есть приятель, который приходит и делает это за меня. — Он оставил вилы в коридоре, за пределами стойла, затем открыл наружные двери и завел лошадь обратно внутрь. Она медленно потрусила к кормушке. Он погладил ее и потрепал по шее, когда отвязывал ее. — Мне вроде даже нравится делать это сегодня. Устраивать лошадей в тепле и уюте. Это как-то по-рождественски — Иисус родился в конюшне, ты же в курсе?
Это было полностью в стиле Джексона — практично и поэтично одновременно. Я даже забыла, что сегодня канун Рождества. Каким-то образом перепрыгивание сквозь время усложнили возможность уследить за обычными днями. Я воспользовалась моментом и вдохнула запах, запах Рождества. Я заметила, что он снова смотрит на меня.
— Слушай, — сказала я, — мы можем поговорить еще о… том, о чем мы разговаривали вчера?
— Я думаю, что мы даже должны это сделать.
— Я говорила тебе, что я вижу кусочки из другого прошлого — у тебя есть мысли, почему?
Он оперся о длинную ручку вил.
— Я считаю, Сара, что кто-то в том времени сделал что-то, что все изменило — из-за чего все события пошли по другому руслу. — Он выжидающе посмотрел на меня, но я не поддержала его. Я была занята обматыванием куска веревки вокруг пальца левой руки. — Ты знаешь, кто это был?
— Может быть, — сказала я.
— Может быть? — он казался слегка удивленным. — Если бы мне нужно было угадывать, я бы сказал, что это ты. Я прав?
— Я не знаю, — ответила я немного дерзко. — Может быть. Я так думаю. Я разбудила Мэгги. В другом времени она должна была умереть, когда находилась в коме, но я нашла ее в зазеркалье и разбудила ее.
— Вау, — переваривая информацию, сказал он. — Ты помнишь время, в котором умерла Мэгги?
— Только кусочки. Не слишком хорошо. — Я почувствовала, что должна что-то сказать в свое оправдание. — Я не хотела менять вещи. Я просто пыталась спасти Сэмми.
— А что если, — осторожно предположил он, — ты разбудила ее потому что она не должна была умереть.
Это странным образом прозвучало утешительно. Это значило, что я была кем-то, кто исправил ошибку, поставил все на свои места.
— Значит, — продолжил он, — ты разбудила Мэгги, и настоящее перестало существовать. — Это… он остановился, восторгаясь. — Боже, — снова заговорил он. — Ты что-то вроде супергероя, знаешь? Кто еще может творить подобное?
А вот после этой фразы я почему-то ощутила дискомфорт. Я не хотела быть супергероем. Мне больше нравился вариант со случайным исправлением ошибки. Я снова вернулась к куску веревки.
— А что если, — сказала я, — такое происходит постоянно, только мы не помним другие варианты прошлого. — Я цеплялась за мысль о том, что Фиона была уверена, что это происходило и раньше, за десятилетия до происшествия с Мэгги.
— Но не ты. Ты помнишь другое прошлое.
— Как я сказала, всего лишь обрывки.
— Так же как я помню маленькие обрывки другого будущего.
— Но откуда ты знаешь, что это именно другое будущее? Может быть, это будущее, которое однажды наступит.
Он покачал головой.
— Не при нынешних обстоятельствах.
— Откуда ты знаешь? — снова спросила я.
— Ну, из-за одной вещи, — сказал он и остановился, в его голосе чувствовалась нерешительность. Он снова заговорил, — В том будущем у меня нет травмы.
Мне пришлось прикусить язык, чтобы не сказать что это невозможно. Джексон видел другое будущее, потому что оно исходило из другого прошлого. Прошлого, в котором Джексон не получил ожоги после аварии, убившей его родителей. Прошлое, в котором его родители возможно, вообще не попадали в аварию.
И тут я поняла, почему Джексон так отказывался говорить об этом. Потому что он хотел оказаться там. Оказаться во времени, где его родители не умирали, у него не было шрамов… и жизнь была лучше для него. Кто стал бы его винить? Кто бы не хотел этого?
Но в то же время я поняла и другое — он думал, что я могу сделать это. Потому что однажды у меня это получилось.
У меня появилось мерзкое чувство. Как мне сказать ему, что я не могу… не стану… делать этого? Я бы хотела помочь ему, но я не могу снова менять время. Не по заказу. В первый раз я не знала что делаю, а во второй, что если я спасу его родителей, но одновременно все остальное станет хуже?
— Я должна идти, — резко сказала я, двигаясь в сторону двери.
— Куда ты уходишь? Разве мы не должны договорить? — Ему было больно. Я знала это, но ничего не могла сделать.
— Я не могу говорить об этом, Джей. Все это просто безумие. Ты думаешь, что я могу снова это сделать… изменить время… но то, что я сделала, было случайностью. Я не знаю, что нужно делать, и я не хочу нести ответственность, если сделаю это. Я даже думать об этом не хочу.
— Сара, — сказал он, останавливая меня в тот момент, когда я взялась за дверную ручку. — Я знаю, у тебя нет причин в это верить, но в этом мире все не так, как должно быть.
Я подняла задвижку.
— Сара, — снова повторил он. В его голосе чувствовалось неверие, но он пытался скрыть его. — Ты единственная, кто может все исправить.
Я вышла за дверь, не сказав ни слова.
***
В кухне никого не было, когда я вошла в дом. Я была этому рада. Внутри меня поселился холод, и я чувствовала, что никогда не смогу избавиться от него. Я присела на скамейку у огня, откинулась назад, закрыла глаза, и почувствовала, как жар согревает мою кожу.
Как мне заставить Джексона понять? Он всего лишь хочет вернуть назад своих родителей. Он считает, что я могу сделать вещи лучше, но я боюсь, что если для меня и появится возможность снова изменить время, я с той же легкостью могу сделать их еще хуже.
— Могу я предложить чашечку кофе? — женский голос, который я не узнала.
Снова дом. Я крепко зажмурилась. Убирайся, подумала я. Оставь меня в покое.
— Спасибо, хозяйка, — ответил мужчина с новоанглийским акцентом.
Я застонала и открыла глаза.
Освещение снова изменилось — цвет желтой охры осеннего заката. Фиона поставила чашку с блюдцем на столе перед невысоким мужчиной с чрезмерно огромными усами, одетым в коричневый клетчатый пиджак и брюки.
Фиона налила полную чашку, поставила сахарницу и кувшинчик сливок поближе к нему и присела.
— Расскажите мне, — сказала она.
Мужчина открыл записную книжку и заговорил, поглядывая в нее.
— Имя дядиного ребенка — Джосая Бернс. Чернокожий моряк, живет в поселке Акушет на окраинах Нью Бедфорда. Он владел там небольшим домиком вплоть до 1877 года. Согласно записям Эмбер Бернс числилась в местной школе с 1874 до 1876 года. — Мужчина передал Фионе вырванную страничку из блокнота. — Джосая Бернс числится умершим, вместе со всем экипажем на Чарльзе Р. Морсе с 14 января 1877 года. Его дом забрал банк. После этого было сложно отследить след девочки.
Фиона кивнула, чтобы он продолжал. Он разгладил свои усы, возвращаясь к предмету. — Я провел немало времени, прочесывая территорию, проверяя каждый приют, но большинство не принимает чернокожих детей. Некоторые места давно закрылись, так что я даже начал бояться, что ничего не найду. Добрался даже до Провиденса, но там мне сказали, что ребенок должен был остаться в штате. Наконец снова нашел ее, в районе Бостона — школа и детский приют Сестер милосердия. Некая Эмбер Бернс числилась там вплоть до 1880 года.