О таком везении они с братьями не посягнули бы и мечтать. Зван, конечно, добрая подмога, однако сам Деснил — вот это удача из удач. Это уже самый, что ни на есть, настоящий вождь их крохотного Рода. За таким они точно не пропадут. Ведь именно он разрешил все сомнения Драговита по поводу Войки. Мол, езжай свататься, парень, и не дури. Слово дано, стало быть, исполняй все, как должно, не позорься и предков славных не позорь. Откажет ли девка? А это уже, как получится, но явиться женишок должен. И пред семейством, коему покойная мать кланялась, встать честь по чести. Тут все, конечно, от самой девки зависит… Только вот — обескуражил старик напоследок — лучше для самого же Драговита, коли ему откажут. Ибо девка та — ему не ровня. Проста больно, и умишка мало, что среднего. А ему по нынешним временам тощая хищная орлица рядом боле пригодна, нежели откормленная курица. Так что, гонят они к медведям свое небольшое стадо коров с овцами на обмен, оставив дома только Рагвита. Того бедолагу взяли в оборот Ожега с Бладой — сбираться в дорогу. Повезло братишке!
— Что, поджилки трясутся, жених? — окликнул его Парвит с другой стороны стада. — Боишься, что твоя лада дрыном встретит да затрещиной в обратный путь наладит?
— Не слушай, умишком обиженного, — бросил Палюд, пригнувшись на кобылке и стегнув собственного же вреднющего барана хворостиной: — Я те побегаю, зараза! Насчет отца, думаю, вообще беспокоиться не след, — продолжил он, поигрывая прутком. — Коли обиду бы за Деснила с Ожегой затаил, сразу бы сказал. Ради Мары, правда, моя красавица?
Он нежно улыбнулся сестренке, сидящей на Гордеце перед Драговитом. Та перевела на него привычно-ледяной взгляд. Сморгнула, освобождаясь от глубинных мыслей, и предложила на полном серьезе:
— Хочешь, я ей повелю с тобой уйти?
— Нет, ясочка, — покачал головой Драговит. — Нельзя девушке повелеть стать женой. Это не к добру. Ты уж ее не тронь, ладно?
— Почему? — ровно и вроде бы даже равнодушно переспросила она.
— Потому, что насильно добрую жену не добыть, — ответил за побратима Палюд. — Всю жизнь станет сожалеть, да мужа ненавидеть, а это скверно. Ты уж в это дело не суйся, сделай милость.
— Хорошо, — согласилась сестренка и вновь провалилась в думы.
…………
Мара предложила помощь, всего лишь следуя укоренившейся за три года привычке не пренебрегать желаниями братьев — матримониальным планированием латии никогда не занимались. Будучи обоеполыми, они не создавали долгосрочных пар: их неисчислимо далекие предки жили колониями, а современные латии — ничем не обремененные индивидуалисты. Но теперь, очевидно, придется и этим озаботиться, хотя лично ей результат совершенно безразличен. Для комфортного существования в новом месте вполне хватило бы Блады и Ожеги: обе к ней привязаны. Новая женщина понадобилась не для личного удобства — для ликвидации состояния психического дискомфорта старшего брата, который до сих пор оставался в их команде ключевой фигурой. Следовательно, неудовлетворенность Драговита небезопасна, а к тому же, практически ничего не стоит: ему нужна женщина, и она у него будет. Мара предпочла бы в будущем избегать эмоциональных провалов, который он сегодня ей продемонстрировал, заранее смирившись с потерей жены, которой еще не обзавелся. И которая ему абсолютно не нужна.
…………
Братья побаивались ненужного вмешательства, и, не сговариваясь, порешили глаз не спускать с сестренки. Ведь, как-никак, могущество ее изведали на себе. Прежде все, чего бы Мара не творила, шло им на пользу. То, что за них Мара убивала без раздумий, видали и не раз в долгом путешествии в горы и обратно. Иной раз до того, как они — охотники еще только успевали сообразить, с какой стороны летит смертельная опасность. Только вот прежде Мара убивала лишь зверей, а нынче… Теперь все так же спокойно и быстро она разделалась с человеком, да не одним. А, стало быть, как не крути, выходит: сестренка с легкостью убьет вообще любого, кто, так или иначе, заступит дорогу ее семье. Кто знает: не разберется толком, да скрутит кого впопыхах — того же Войкиного отца — улаживай потом обиды и разбирайся с кровниками до седых волос.
Род медведей в нарушение традиций подзадержался с началом ритуала сватовства. Гости -
лисы и росомахи — понятное дело, пытались тому воспротивиться. Просили вернувшегося от рысей вождя Даривоя первым делом почтить их. А уж после заботиться о единственном охотнике-рыси, непонятно, как затесавшемся на их празднество. Рассказ павера Ягдея о кровавом сватовстве в селище рысей обрушился на головы своих и чужих громом небесным. Все, как один лисы с росомахами порешили дожидаться поспешающего со скотиной Драговита. И дождались: гости верхом на конях поразили всех до глубины души. Таких не уважить — себе дороже. Хотя, по совести сказать, вели себя гости скромно, не забывая о смиреной роли просителей.
— Ну, ступай ко мне, дочь Тиханы, сестра Драговита, — приязненно пыхтел Даривой, восседая на священных шкурах под тотемным столбом медведей.
Вожди росомах и лис рядом с ним сгорали от любопытства, разглядывая крошечную красавицу в мальчишечьем наряде. Старший брат поставил ее на шкуры, но не отступил к компании прочих женихов, топчущихся поодаль. Широкий круг хозяев и гостей селища загудел: где все с тем же любопытством, где споря о чем-то, а где и осуждая невежу-жениха.
— Пойдем, — шепнул ему стоящий рядом Палюд и потянул за рукав.
Драговит уперся, не смотря на то, что и Парвит тоже пытался утянуть брата на положенное место. Мощные желваки угрожающе бугрились, широкие брови сошлись на переносице, в глазах неприкрытое предостережение. Сдурел совсем!
— Чего братец-то твой ярится? — с усмешкой делился Даривой с присевшей рядом Марой.
— Жену хочет, — холодно выдала малявка, нанизав его на острый взгляд. — Отказа ждет.
— Ну, — вполне серьезно разъяснил Даривой, — без жены не один он остаться боится. Я сам дважды сватался. И по сию пору первый отказ помню — обидно такое охотнику.
— Драговит особенный, — заявила Мара, глянув на брата. — Он без жены не останется.
— Ишь ты, — хмыкнул вождь росомах Живан. — Особенный! Скажите на милость!
Мара перевела взгляд на высокого крепкого мужика, и у того по коже загулял мороз.
— И верно, что не дитя вовсе, а невесть что, — пробурчал Живан, уводя глаза в сторону.
Людей развеселила такая похвальба. Кто-то даже рассмеялся по-доброму, разрывая мертвую тишину, сопутствующую беседе вождей с дивной девчонкой. Загомонили, обсуждая этакую невидаль, зашушукались, споря и препираясь. А Даривой, припомнив, ради чего собрались, приступил к свадебному действу. Ягдей, до той поры, как и положено, молчавший, поднялся из-за спины вождя и распевно провозгласил начало ритуала. Многословно и цветисто упрашивал первопредка Медведя послать благословение дочерям Рода, уходящим в чужие селища. Молил и там не оставлять девушек без своей милости. Перечислял, какими благами воздадут медведю его благодарные дети, коли все сложится достойно и по-доброму. Народ внимал паверу, шепотком присоединяясь к его мольбам. И дружно подпевая, коли плавная речь павера переходила в песню. Женихи по правую руку от тотемного столба в нетерпении переминались и вытягивали шеи, силясь разглядеть что-то за спинами стоящих напротив. А те вовсю потешались над их нетерпением.
Наконец, толпа по левую руку от столба расступилась, и несколько старейших женщин Рода вывели невест. Выстроили их одной линией на показ, громко и важно поименовали каждую, упомянув и о родителях. На каждой девушке длинная ниже колен рубаха из оленьей ровдуги. Подолы и низ рукавов расшиты цветными кусочками меха и круглой с ноготь ребенка костяной зернью вперемешку с птичьими перьями. Мастерству узора немалое внимание, потому как в нем показано умение самой невесты, собственноручно пошившей наряд. Под стать рубахам и обувка изукрашенная, и узкие женские порты. На особицу головные повязки с переплетенными связками зерни, прикрывающей волосы. Хороши девицы принаряженные — даже те из них, что лицом не вышли. Ну, да не в нем главное богатство жены. Были бы руки умелые да нрав предобрый, а вот его-то разглядеть в незнакомых глазах и есть штука. Женихи — важные, застывшие в неподвижности — только тем и заняты, бегло оценив красоту нарядов. Стараются высмотреть за полуопущенными ресницами да румянцем подлинный нрав.
— Войка на брата даже не глянет, — зло выдохнул в ухо Палюду Парвит. — Глазки строит тому лису мордастому гадюка. И в отказе честь надо знать! Эх, жаль опоздали мы, не перемолвились с ее семейством загодя. Тогда бы и свататься не вышли, чтоб…
— Не торопись судить, — процедил сквозь зубы Палюд, косясь на окаменевшего Драговита. — И за братом следи в оба. Как бы он у нас чего непотребного не вытворил.
Настал момент, когда старые водительницы невест порешили, будто молодые достаточно поиграли в гляделки. Тем более что почти половина из них уже сговорена загодя — осталось объявить свой выбор во всеуслышание. Ягдей, поймав глазами знаки женщин, дозволил обменяться подарками, и толпа прихлынула ближе. Оно всегда любопытно сунуть нос в чужие дары. Женихи принимали из рук сородичей, прибывших с ними, увесистые свертки — невестам их передавали отцы или старшие братья. Молодые двинули друг навстречу другу, сошлись перед вождями, прям напротив тотемного столба. Дары разворачивали медленно со значением и вытягивали перед собой. Шум, смех, пересуды, споры — ни одно подношение вниманием не обошли. Мордастый лис победно пялился сверху вниз на раскрасневшуюся от радости Войку, вцепившуюся в длинную дареную парку.
Вот сложившиеся пары отошли на правую жениховскую сторону от столба, расчистив середку места родовых сборищ для родительских ритуалов благословения и прощаний. А Драговит, как стоял столбом, так с места не сдвинулся. Палюд пялился на него неотрывно и поражался: чем дале, тем спокойней и уверенней становился взгляд побратима. А уж когда на миг по его губам скользнула торжествующая улыбка, и вовсе стало тревожно на душе. Он уж приготовился высвободить руки от свадебного дара и вцепиться в Драговита, но… По толпе, недоумевающей над отвергнутым, но непонятливым парнем, из глубины побежала какая-то волна торопливого движения. Веселый гул смолкал, оборванный на полуслове. Люди расступались перед кем-то напористым, тотчас смыкались и тянулись вслед. Вскоре перед вождями предстала ватажка разновозрастных девиц числом семь. Все в охотничьих костюмах, снаряженные, будто в дальнюю дорогу — даже луки не позабыли. Впереди на шаг златокудрая высокая красавица со скрученными косами, огромными синими глазами, сочными губками и вызывающе вздернутым подбородком. В нескольких шагах позади ни кто иной, как мрачно смотрящий перед собой первый охотник Рода Светогор рука об руку с женой Пленкой.
— Собралась куда? — в наступившей тишине поинтересовался Даривой у Златгорки, не обращая внимания на ее сестер. — Коли замуж, так женихов в таком обличье не встречают.
— Златгорка дочь Светогора не знает такого закона, что требует от невест особых нарядов. Или я не права, вождь? — нахально возвысила голос неприбранная невеста.
— Эвона как! — насмешливо гаркнул тот. — Ты, девка, не на поединок ли меня вызываешь? А то грозна больна.
— Гордая больно! — взвился над толпой язвительный женский возглас, приправленный злым смехом.
Завистницу никто не поддержал, и она поспешила заткнуться. А то и заткнули гадюку ближние — со Светогором никому не хотелось связываться. Пусть и знают люди, сколь первый охотник недоволен своей старшей дочкой, дурно влияющей на нравы шести меньших, а и все-таки. Тут уж, как говорится, меж собой мы, как хошь, а со стороны нас не трожь! Понятно и то, что краше девки, чем Златгорка, у медведей нету. Красива, аж дух захватывает, да умна — даже шибче, чем того от бабы требуется. Мастерица, каких поискать, и луком владеет почище многих охотников. Словом, куда не ткнись, а со всех сторон не девка — сказка…, коли б не худой нрав. Не зла, не завистлива и подлости за ней не замечали, но вот гордыни — поперек леса шире. Если бы еще отец ей потачки не давал, но Светогор отчего-то спускал своей старшенькой ее закидоны. Вот и досидела в девках аж до восемнадцатого лета — перестарок уже. Правда, женихов ей и нынче боле других невест перепало бы, захоти она… Но, хотелка у девки вставала дыбом, стоило ей о том заикнуться. А тут на тебе: принеслась. Да еще и сестер притащила, двоим из коих давно пора в невестин ряд: Линке пятнадцать, Алинке шестнадцать — тоже почти перестарок. За ними и меньшие тянутся. Оттого и беда, что нет у Светогора сыновей, вот и дозволяет дочкам лишка на погибель и им, и парням, что по ним сохнут.
— Хочешь-то чего? — продолжал дразнить гордячку Даривой. — Ты, я слыхал стороной, и в это лето не спешила под мужнину руку. Оно и понятно: выбрать не из кого, а я уж при жене.
Люди нерешительно хохотнули и вновь затихли — всем известно, сколь норовисты Светогоровы девки, однако и за ними ране не замечали, чтобы перед вождем задираться.
— Не к лицу мне невестой рядиться, — чуток сбавила в голосе Златгорка. — Ибо нет тут для меня женихов. Не про меня они — тут ты прав.
— Так, какого лешего ты сюда заблудилась? — спросил дерзкую Даривой без злобы или раздражения, словно понял про нее нечто важное.
— Замуж хочу, — объявила Златгорка, потупив глазки скромницей-невестой.
Народ смеялся долго, с наслаждением, с прибаутками, с подковырками. С девки все стекало, как вода со смазанной жиром рожи. Даже Светогор довольно ухмыльнулся, только Пленка не разделяла общего веселья. И Драговит, спокойно ожидавший чего-то… Палюд, неверящим взором блуждал с побратима на Златгорку, потом на Мару и обратно по кругу. И Парвит гонял глаза по тому же пути, но с видом пса, укравшего со свадебного стола самый жирный кус мяса.
— И перед кем же, — уточнил Даривой, — ты головку свою золотую склонишь?
Большинство весельчаков моментально позатыкались, ровно их всем скопом ледяной водой обрадовали за шиворот и от души. Лишь некоторые тишком хихикали и балагурили.
— Перед Драговитом из Рода Рыси, — заранее отметая возражения всем своим видом, заявила Златгорка. — Сегодня, будь на то его воля, я Род свой покину. Уйду с мужем его путем.
Тут уж все до единого выпучились на полоумную девку, что сама не постыдилась себя навязывать — неслыханное дело. Позор, да и только! Но, интересно, просто нестерпимо.
— А коли не возьмет? — подковырнул Даривой, мельком убедившись, что сие невозможно.
Ибо упомянутый Драговит из Рода Рыси продолжал стоять на своем месте и… цвел весенним цветом. Улыбка от уха до уха, глаза сияют, руки горделиво уперты в бока.
— Все одно уйду за ним, — пожала плечиком девушка. — Не женой, так сестрой.
Даривой задумчиво поковырялся в бороде, не обращая внимания на ропоток, в коем отнюдь не наблюдалось единодушия. Не все теперь осуждали позабывшую всякую меру девку.
— А эти? — потыкал пальцем Даривой поочередно в каждую из ее сестер.
— А мы с ней, — отважно пискнула вторая по старшинству Алина.
— Это, что ж получается? — хмыкнул, не сдержавшись Живан, — у Драговита целых семь жен образовалось? Сдюжит ли? — преувеличенно озаботился вождь росомах под дружный хохот.
— Вот еще! — вскинулась Златгорка. — Жена у него будет одна. А сестрам я не указ. Сами порешили уйти со мной. А коли так, стало быть, мне о них печься.
При этих словах пылающие щеками девчонки кинулись тянуть с шеек родовые амулеты. Тут уж Даривой разозлился не на шутку и въелся взглядом в отца ненормального выводка:
— Уйми дочерей, Светогор! Ты мне друг, но и от тебя я не потерплю… Ягдей! — рявкнул он, не найдя подходящего слова. — Ты чего молчишь, павер?!
Тот, невесть на что хмурясь, неспешно сошел со священных шкур и встал лицом к лицу с раскрасневшейся Златгоркой. Задумчиво осмотрел девушку, покачал головой и тихо произнес:
— Нет в наших обычаях закона, запрещающего всякому покинуть Род своей волей. Другое дело, что не бывало еще такого, — он попытал ее взглядом и вздохнул: — Ведаешь ли ты, что ожидает изгоя? Понимаешь ли, что лишенный защиты Рода погибает?
— Ведаю, — храбро ответила та на острый взгляд павера. — Но, с великим охотником ухожу. Он мне защита и опора.
— Ха! — выкрикнул кто-то из толпы. — Тоже защиту нашла: четыре вонючих сопляка, что слишком много о себе думают…