Огромная столовая была слишком велика для пятерых и явно была рассчитана на светские приемы человек на пятьсот. Все тот же бездонный потолок и теряющиеся в нем стены, драпированные темно-красным бархатом, огромный, тяжелый стол с толстой столешницей и резными ножками был исполнен из дерева очень красивого, глубоко черного цвета, и исполинские окна, высотой в три этажа. Мы с Ирмой сидели за одной стороной стола, Косой и Амалия напротив, а во главе сидел Граф. Я сидела справа от Ирмы, а потому была совершенно уверена, что к концу ужина мое левое ухо, каким бы огромным оно ни было, совершенно оглохнет. Всегда жизнерадостная и неумолимо громкая, сегодня она была в особенно разговорчивом настроении, изо всех сил пытаясь заразить счастьем всех окружающих. Очевидно, Амалию эти попытки приводили в тихое бешенство, потому как сегодня ее безупречные брови были изогнуты особенно раздраженно, а глаза то и дело сверкали плохо скрываемой ненавистью ко всему живому. Я пыталась вспомнить, когда я видела ее довольной, ну или хотя бы просто нейтральной к происходящему, но так и не смогла. О ее скверном настроении говорило и то, что за весь ужин она не проронила ни слова. Один раз наши взгляды пересеклись, и в те несколько секунд, что она смотрела мне в глаза, я почувствовала себя так, словно мне за шиворот вылили ведро ледяной воды. Я чуть не подавилась и решила впредь не повторять подобной оплошности. По возможности, никогда в жизни. Аппетит, которого у меня и так было не много, совсем сошел на нет, и весь оставшийся вечер я ковыряла вилкой какой-то овощной салат. Граф болтал с Ирмой, периодически сотрясаясь от смеха. Косой просто ел и, похоже, атмосфера за столом его совершенно не волновала. Мне вспомнились сумасшедший шляпник, мартовский заяц и мышь соня. И как всегда, когда мне становилось тоскливо, я мысленно вернулась в крошечную лачугу посреди волшебного леса. Как ты там? Что сейчас делаешь? Как настроение? Пьешь остывший чай или смотришь в окно в надежде увидеть, как я выхожу из чащи леса? Грусть так резко нахлынула на меня, что я чуть не разрыдалась прямо за столом. Ах, Влад! Милый, милый мой Владик... Еле сдерживая слезы, я корила себя за то, что не сдержала свое обещание. Потом я вспомнила мальчика-тень и совсем отчаялась. Ему я тоже должна помочь, но даже приблизительно не понимала, с чего мне начать.
На десерт мы ели что-то среднее между желе и пудингом розового цвета, но с ярко выраженным запахом огурца и вкусом, сильно напоминающим персик. Местная кухня и здешние продукты все еще не переставали меня удивлять.
Наконец, Ирма вдоволь наговорилась и насмеялась. Заметив мое отвратительное настроение, она долго косилась на меня, явно думая, чем мне помочь. Я краем глаза наблюдала ее душевные муки, но изображать из себя любезность у меня просто не было сил. Да Ирма и не была тем человеком, для которого нужно было что-то изображать. И спасибо ей за это огромное. В конце концов, она тихо прошептала мне.
- Не переживай, я поговорю с Графом сразу после ужина, и мы сделаем твои ушки такими же, как прежде. Даже лучше.
Я так увлеклась самокопанием и жалостью к себе любимой, что не сразу поняла, о чем Ирма говорит. А когда смысл сказанного все же дошел до меня, лишь горько улыбнулась и коротко кивнула. Мне не хотелось объяснять ей, что я уже и думать забыла о своих ушах и что даже сейчас, когда о них вспомнила, они расстраивали меня меньше всего на свете. Мне не хотелось говорить даже ей, что я безумно соскучилась по парню, которого все в этом замке считали выдумкой, единорогом, существующим только в моем воображении. Наверное, еще немного, и я сама начну так думать. А мальчик-тень? Он тоже мне привиделся, или приснился? И вспомнив о нем, я очень тихо спросила.
- Ирма, в замке водятся мыши?
- Мыши? - спросила она удивленно. - Нет, милая, ни одной.
- Дай угадаю, очередное заклятие против вредителей от нашего доброго волшебника? - я кивнула головой в сторону Графа.
- О, нет, нет. - сказала она махнув рукой. - Они просто не приходят сюда. Они не селятся в замке. Да и поблизости в лесах очень мало живности.
- Почему?
- Я думаю - из-за Фоса. Он распугивает все живое вокруг. А зачем тебе мышь понадобилась? Мы будем варить зелье из мышиных хвостов и паучьих лапок? - спросила Ирма, загадочно улыбнувшись.
Я рассказала ей мальчике-тени настолько подробно, насколько помнила сама. Она очень внимательно выслушала меня, не проронив ни словечка. Окончив рассказ, я замолчала. Молчала и Ирма, задумчиво глядя на темную гладь столешницы. Я не выдержала.
- Ты не веришь мне.
- Нет, нет, верю.
- Я же вижу. Слушаешь, но не веришь ни единому слову.
- С чего ты это взяла? Потому что я не киваю после каждого предложения? Или тебя смутило, что я не заглядываю тебе в глаза, как преданный пес?
- Нет, просто...
- Тогда не говори мне этого. И вообще никогда не говори, что человек не верит тебе, до тех пор, пока он не заслужил этих слов. А я совершенно точно уверена, что не заслужила их.
Мне стало стыдно.
- Извини.
- Итак, теперь, когда мы выяснили, что я тебе верю, слушай, что я думаю об этой истории. Я не сомневаюсь, что ты видела что-то, но давай посмотрим на вещи с моей точки зрения. Если бы в замке водились привидения или что-то похожее на них, я бы точно об этом знала. Но я первый раз слышу, что по замку бродит мальчик.
- Хочешь сказать, мне это привиделось? Думаешь, я схожу с ума?
- Может просто сон. Яркий и очень правдоподобный, но все же сон. А еще я не исключаю, что он просто морочит тебе голову.
- Кто "он"?
Ирма тихонько кивнула в сторону сытого, довольного жизнью Графа, развалившегося в своем кресле. Глаза его слипались. Ему ни до кого не было дела, а на лице его застыла крайняя степень вселенской лени. Мне даже показалось, что я слышу тихое урчание.
- Он может такое сделать?
Ирма ухмыльнулась глядя на меня с укором.
- Посмотри на себя, родная. По-моему ты живое доказательство того, что он может абсолютно все. - она пожала плечами и принялась подчищать свою тарелку.
Я прикоснулась к платку и еще раз бросила взгляд на Графа, пребывающего в блаженной полудреме. Но вспомнила я не свой заклеенный рот или огромные уши, которые все еще были при мне. Я вспомнила дрожь его рук и жуткий смех Фоса.
***
Я помогла Ирме убрать со стола и вымыть посуду. Я вытирала тарелки сухим, чистым полотенцем и вспоминала, как гордо шла за Графом Амалия, когда, пожелав всем спокойной ночи, он неспешно вышел из столовой.
- Ирма?
- Да, дорогая. - голос женщины звучал глухо, потому что уже пять минут она искала что-то в огромном старом шкафу, из которого торчала лишь ее необъятная юбка.
- Амалия - жена Графа?
Раздался негромкий глухой удар и хохот. Ирма вынырнула из шкафа, потирая ушибленный затылок с какой-то склянкой в руках.
- Нет, зайка. Даже не любовники.
От такого откровенного слова я с ног до головы залилась краской. Вроде бы ничего пошлого, но мне оно казалось слишком интимным, слишком личным. Вам никогда не казалось, что у каждого слова есть свой цвет, свой неповторимый оттенок? Так вот это слово казалось мне ярко-красным настолько, что смущало не только слух, но и взгляд своей кричащей броскостью.
- Мне казалось...
- И не тебе одной. Все так думали. - Ирма неспешно прошагала к столу. Она высыпала из склянки какой-то порошок на столешницу и принялась энергично его растирать. - Когда Граф привел ее в замок, мы все решили, что у нас, наконец-то, появилась хозяйка. Все очень обрадовались и с нетерпением ждали, когда же они объявят нам дату свадьбы. Но время шло, а даты все не было и не было. Кроме того, мы стали замечать, что, оказывается, Графу вообще нет до нее никакого дела. Она это тоже видела, и надо отдать ей должное, поначалу вела себя очень спокойно. Это сейчас она смотрит на всех откуда-то сверху. Мне всегда интересно, не продует ли ее там, на вершине ее эго - Ирма посмотрела на меня с хитрой ухмылкой. Она убрала с лица выбившуюся прядь и, громко вздохнув, принялась за стол с новой силой. - А тогда она была просто молчаливой и нелюдимой. Но потом что-то изменилось. Она стала холодной, надменной. Знаешь, создалось впечатление, что ей не дали того, что было обещано. Словно Граф был должен. Нет, не так. Скорее, обязан ей фату и подвенечное платье. Видно было, что она нисколько не сомневалась в том, что они будут женаты, и похоже, прогадала. - Ирма остановилась, перевела дух и снова взялась за стол. - Забавно, но ты никогда не увидишь ее без прически и макияжа. Словно для Графа это имеет хоть какое-нибудь значение. И, тем не менее, разбуди ты ее среди ночи или вытащи из ванной, она все равно, чудесным образом, будет при параде. Мне всегда было интересно, как у нее это получается... - Ирма смахнула остатки порошка прямо на пол и шумно выдохнула. Стол сиял и блестел. Она аккуратно сложила тряпку и тяжело бухнулась на стул, оперевшись рукой о только что отполированную столешницу. - Мы бы, наверное, жалели ее, не будь она такой... - Ирма задумалась, мучительно подбирая слово, которое не оскорбит мой нежный слух. Наверное, моя реакция на слово "любовники" не осталась незамеченной.
- Высокомерной?
- Хм... Пусть будет высокомерной.
- Не понимаю. - сказала я складывая тарелки в глубокий шкаф. - Она такая красивая. Я не видела женщин красивее, чем она. Как можно не влюбиться в нее?
Ирма как-то неоднозначно покивала головой. Получилось нечто среднее между "да" и "не совсем да".
- Она, безусловно - создание прекрасное, и я согласна с тобой, красивее женщин не видела и я, а я видела много больше твоего. Но здесь для меня загадки нет. Красота здесь не играет никакой роли.
- Я понимаю, должен быть характер, ум, чувство юмора, воспитание, в конце концов.
- Да нет, нет, родная. Я говорю именно о притягательности, и все что связанно именно с этим аспектом. Первом впечатлении, если можно так выразиться. Человек должен быть привлекательным, но люди часто путают привлекательность с красотой, полагая, что это одно и то же. На самом же деле, это мало того, что не одно и то же, а зачастую, это абсолютно противоположные явления.
- То есть, внешний вид совсем не важен?
- О, как раз наоборот.
- Ты меня запутала!
Ирма засмеялась.
- Аккуратность и чистоплотность всегда будут для женщины жизненно важны. Это аксиома, и тут даже говорить не о чем. Ухоженная женщина всем своим видом показывает, что она любит себя. В хорошем смысле этого слова. А это очень, очень важно! Но! Эта лишь одна из сторон привлекательности, коих бесчисленное множество, и напирать лишь на нее, рассчитывая, что она сотворит чудо - значит, очень плохо разбираться в людях вообще и в мужчинах в частности. Привлекательность - это сумма всего того, что есть в тебе, и если к единичке за красоту не прибавится больше ничего, то в сумме ты и получишь единичку. Поэтому в тебе должно быть столько единичек, чтобы мужчина сбился со счету. Но и тут нужно знать меру. Идеальная женщина, так же, как и идеальный мужчина, существуют лишь в наших фантазиях. Пусть там и остаются. На деле лишь несовершенства делают нас уникальными. Сложно, да? - я кивнула. Она - тоже, и продолжила. - Ведь что такое несовершенство? Некоторое отклонение от нормы, что-то, чего быть не должно, или наоборот, отсутствие того, что быть должно. Так вот именно эти отклонения, какого бы характера они ни были, делают нас уникальными, неповторимыми. Лишь отклоняясь от нормы, мы становимся теми, кто мы есть. В стерильности нет жизни. В отклонении от общего рождается индивидуальность. Только пойми меня правильно. Я не имею в виду, что нужно бриться наголо только потому, что это необычно, или пришивать себе третью ногу только потому, что до тебя этого никто не делал. Человек индивидуален по своей внутренней сути, а твоя задача - это просто найти. Раскопать в себе. Человек, нашедший это, и становится привлекательным. В нем появляется что-то неуловимое, еле заметное, и с первого взгляда порой и не разглядишь, в чем дело. А потом присматриваешься и понимаешь, что у него удивительная, совершенно неповторимая улыбка, или взгляд - живой, ненасытный, любопытный. А может, наоборот, с поволокой, обездвиживающий, проникающий куда-то так глубоко, что все твои тайные желания становятся видны как на ладони. И вот ты уже сам не замечаешь, как стараешься сесть поближе, смотришь чаще и сбиваешься с дыхания, когда этот кто-то проходит мимо тебя. Рано или поздно все, что внутри тебя, просачивается наружу, становясь таким же очевидным, как цвет глаз или изящность рук. Поэтому так важно следить за тем, что творится внутри тебя.
- Ну, тогда Косой должен быть самым уникальным человеком во всем замке.
- Он, действительно, уникален. И не только в этом замке. Он удивительный человек.
- Ты хорошо его знаешь?
- Хотелось бы лучше. Он слишком молчалив, чтобы знать его хорошо.
- Да, я заметила.
- Он не только с тобой не разговаривает, так что не принимай это на свой счет. Он в принципе такой.
- С самого детства?
- Не знаю, и, думаю, никто не знает. Он пришел сюда уже взрослым.
- Пришел?
Ирма посмотрела на меня рассеяно, явно думая о чем-то своем. Мой вопрос вернул ее к реальности, и она даже немного растерялась.
- Никто не родился в этом замке. Мы все, так или иначе, пришли сюда откуда-то.
В кухне повисла тишина. Я видела, как Ирма все больше и больше погружается в собственные мысли. Любой воспитанный человек в этот момент молча занялся бы своими делами, оставив ее наедине со своими мыслями. Я считаю себя человеком воспитанным, но удержаться не смогла.
- Ирма, а как ты здесь оказалась?
Она выпрямилась, вытерла руки о передник и посмотрела мне в глаза. На мгновение мне показалось, что сейчас она отшутится, скажет какую-нибудь нелепость и отправит меня спать. Но она опустила глаза и негромко сказала.
- Я приползла сюда побитой собакой в надежде, что придусь ко двору.
Я растерялась, опешила. Слова застряли у меня во рту. А Ирма разглаживала складки своей юбки пухлыми, ухоженными пальцами, не поднимая глаз.
- Ты думаешь, что Граф - беспринципный подлец и самовлюбленный хам, чьи желания сводятся лишь к тому, чтобы издеваться над беззащитными, и оттачивать свое мастерство в мелочных заклинаниях. У тебя есть полное право так думать. - она подняла глаза и посмотрела на мой платок. - И это правда. Нрав у него дурной, тут спорить не приходится. Но это - не вся правда. Этот нахал стал нам близким, родным человеком. Тебе сейчас трудно будет в это поверить, но со своими проблема и бедами мы все идем к нему. Все до единого. И еще не было случая, ни одного, чтобы он не помог. Не отмахнется, не сделает вид, что забыл или занят. И когда я пришла сюда, он не отвернулся и даже вопросов особо не задавал. Он просто дал мне то, что другие отняли.
Глава 4. История побитой собаки
- Когда я пришла к замку, за мной тянулся такой шлейф проклятий и брани, что будь он настоящей тканью, его хватило бы, чтобы одеть всю деревню. Бабка моя была колдуньей. Настоящей, унаследовавшей свою силу по крови, от матери. И кровь эта была жгучей, багрово-красной. Я осиротела еще крохой. Она забрала меня и растила, как свою дочь. Родителей своих я не помню. Совсем. А вот ее лицо помню четко, до самой мелкой морщинки в уголках глаз. Помню густые соболиные брови и ореховые глаза, помню стройный силуэт. Знаешь, она всегда ходила с прямой спиной.- голос Ирмы дрогнул и поплыл. Несколько секунд она молчала, мужественно борясь со слезами. Я посмотрела на нее, и мне показалось, что она мгновенно постарела на десять лет. Но вот она качнула головой, промокнула уголки глаз передником, улыбнулась виновато, словно извиняясь за минутную слабость, и снова стала молодой и прекрасной.
- Характер у бабушки был сложный, но не заносчивый. Говорила она лишь тогда, когда была крайняя необходимость, но если уж говорила, то честно, открыто, не интересуясь, нравятся кому-то ее слова или нет. В деревне ее откровенно побаивались, что не мешало, однако, всем тем, кто боялся, исправно приходить за помощью. Не было в деревне ни одного взрослого человека, кто не приходил к нам хотя бы раз. Многие бывали гораздо чаще. Кому скот от мора спасти, кому раны залечить (и не только телесные), кто за оберегом для ребенка придет, а кому и вовсе комары докучают, спасу нет. Бабка не отказывала никому, кто приходил с хорошими намереньями, и даже тогда, когда для помощи и магии-то не нужно было. А вот тех, кто приходил просить дурное, не пускала даже на порог. Не знаю, как, но она чувствовала намеренья людей задолго до того, как они подходили к нашему дому. Человек только вышел из-за угла и шел по нашей улице, а бабушка уже выходила из дому и встречала человека у калитки. И когда человек подходил, отправляла туда, откуда пришел. Иногда - не стесняясь в выражениях. Говорила - нельзя в дом зло нести, словно это была зараза, вроде грибка.
Мы с ней жили душа в душу. Она напрасно не ругалась, а уж кричать - никогда вообще. Я, в свою очередь, не пакостила и всегда слушалась. Даже когда пришел переходный возраст, и гормоны требовали бунта против всего на свете, я была замечательным ребенком. Я не хвалюсь. Это чистая правда. Она приучила меня к труду. Это она объяснила мне, как это важно - быть полезным. Она показала мне собственным примером, как необходимо быть кому-то нужным. Она говорила, что человек счастлив лишь тогда, когда в нем нуждаются другие. Я плела ей косы. Знаешь, у нее до самой старости были густые волосы цвета крепкого чая и ни одного седого. Ведьма, что скажешь... - последние слова Ирма сказала со смаком и удовольствием.