- Со мной тогда особо никто не дружил. Боялись, что унаследую от бабки ее силу. Но мне в наследство досталось кое-что гораздо более ценное - любовь к жизни и невероятный оптимизм. И когда со мной начала общаться Лариска, да еще открыто, никого не стесняясь, откровенно гордясь нашей дружбой, я была вне себя от счастья.
С Лариской мы сразу нашли общий язык и общались очень близко. Виделись каждый день, ходили, друг к другу в гости, делились тайнами и секретами. Знали друг о друге все, и были так честны, что считали себя сестрами. Но иногда я замечала, как хмурится бабушка, когда Лариска приходит к нам в дом. А однажды после ужина она села напротив меня и говорит: "Лариска - злой и завистливый человек. Ты еще маленькая и не видишь, как пылает ее зависть. Брось ее, или она сожжет тебя."
Я не послушала ее. Может быть, впервые в жизни. Я так радовалась, что хоть кто-то общается со мной, что посчитала ее слова опасениями старого человека. Вот только бабка моя никогда старой не была.
Все случилось в августе. Почти в самом конце. Мне тогда было шестнадцать. Я влюбилась. Без памяти, без оглядки. Знаешь, как это бывает, вы сначала играете вместе в салки, кидаетесь снежками, а потом ты словно открываешь глаза и видишь, что из всех мальчишек у него - самые добрые глаза, самые яркие веснушки и теплая улыбка, а волосы - цвета пшеницы. И все становится кристально чистым, таким ясным и отчетливым, так понятным и правильным, что ты удивляешься, как ты не замечал этого раньше.
Я набралась смелости и призналась ему в своих чувствах. Представь, каково же было мое счастье, когда он сказал, что влюблен в меня уже очень давно. Господи, как же это было волшебно! Мы не расставались ни на день, и каждую свободную минуту проводили вместе. Когда я выкраивала для подруги время, то рассказывала Лариске, как сильно влюблена и как счастлива. Лариска радовалась за меня, за него, за нас обоих. Какой же безоблачной была моя жизнь.
А через неделю я слегла. За всю свою жизнь я не помню, чтобы мне было так же плохо, как было тогда. Боли не было, но казалось, что каждую мышцу, даже самую маленькую, завязывают в узелок. Каждый орган внутри гудел и вибрировал, сухожилия тянуло, а зубы звенели и чесались. Можешь себе представить каково это? Зубы чешутся? Я была уверена, что умру. В ту ночь бабушка сидела у моей постели, не отходя ни на шаг. Ту ночь я никогда не забуду. Да и следующую тоже.
Всю ночь бабушка сидела со мной. Она читала молитвы. Она говорила и говорила, не замолкая ни на секунду, и как только заканчивала одну молитву, тут же начинала новую. Ее шепот я слышала сквозь бред, но мне казалось, что ее слова обволакивают меня, проникают сквозь мою кожу, текут по венам. Странное было чувство. Лишь однажды она остановилась. Посмотрела на меня, по щекам ее текли огромные, прозрачные слезы, одна за другой, а он все шептала и шептала:
- Прости меня, милая моя. Я не доглядела, не уберегла. Я же знала, что она сожжет тебя. Знала. Надо было гнать ее в шею... Но ты была так счастлива... Дура старая! Старая дура!!!
Что говорила ей тогда, не могу вспомнить. Наверное, просила ее не винить себя, ведь она, действительно, ни в чем не виновата. Но она лишь мотала головой, а потом снова начала быстро шептать незнакомые строки, одну за другой. Я тогда утонула в бреду. Ее лицо маячило передо мной размытым белым пятном. Но я все еще помню застывшую в ее голосе болезненную смиренность и слезы.
А утром я встала. Ожила, в буквальном смысле этого слова. Осталась лишь легкая слабость, как напоминание о том, что ночь эта мне не приснилась, и смерть, действительно, приходила ко мне. Я встала и нетвердой походкой пошла искать бабушку. Она была в огороде. Не работала, просто стояла и смотрела на небо. Этой ночью, она сделала все, что смогла, и теперь ей оставалось лишь ждать. И она ждала. Молилась и ждала. Я шла к ней, шатаясь, словно пьяная, клонясь то влево то вправо. Она обернулась, увидела меня, подбежала, обняла и зарыдала, горячо шепча: "Отмолила... Господи, спасибо тебе! Отмолила..." Мы стояли посреди огорода и плакали, и никого на целом свете не было счастливее нас. Уже успокоившись, мы еще долго не разнимали объятий. Наконец, она отстранилась от меня, осмотрела, провела теплой рукой по волосам и поцеловала в лоб. Я с ужасом увидела, как она постарела. Словно десять лет пролетели за одну ночь. Лицо покрылось сетью тонких морщин, а в волосах расцвели седые локоны.
- Пойдем пить чай. - сказала она. И мы пошли.
Пока мы завтракали, я спросила ее, что со мной случилось. Она сказала мне, что Лариска прокляла меня.
- Но ведь она же не колдунья?
- Нет, конечно. Но не надо быть колдуньей, чтобы искренне и всей душой ненавидеть и желать зла. Знаешь, как полыхает в людях злоба, как ненависть сыплет искрами. А ты была так открыта ей, что вспыхнула, как сухая бумага. - мне нечего было ответить. Бабушка предупреждала, я не поверила.
После завтрака она ушла в церковь. Сказала, что хочет сказать спасибо. Она была там почти до обеда.
Я была в кухне, когда услышала, как скрипнула калитка. Побежала встречать бабушку. Но это была не она. Лариска шла к дому тихо, словно кошка. Кралась, не издавая не единого шороха. Я стояла и смотрела на нее, и тут увидела то, о чем говорила бабушка - огонь в глазах, гримасу ненависти, просвечивающую сквозь маску благожелательности, и кожей чувствовала жар, исходящий от ее души.
На ногах я все еще стояла неустойчиво, но чтобы не показать слабину, оперлась о дверной косяк входной двери.
- Здравствуй, Лариса.
Она дернулась, словно лиса, которую застали в курятнике. Увидела меня и застыла. Я читала ее словно раскрытую книгу. Все, зачем она пришла, было написано у нее на лице. И вдруг мне стало легко. Вот так просто раз - и все стало ясно, очевидно и совершенно равнодушно. Я смотрела на нее и понимала - нет дружбы, и никогда не было. Передо мной стоял абсолютно чужой мне человек. Я медленно, насколько позволяли силы, спустилась с крыльца, гордо глядя ей в глаза. Она попятилась. Совершенно не в таком состоянии она ожидала меня увидеть.
- Выкарабкалась... - прошептала она сквозь зубы.
И тут за ее спиной показалась моя бабушка. Никогда в жизни я не видела мою родную, любимую в таком состоянии. Глаза ее впились в Лариску с такой неистовой силой, что та вскрикнула, словно от укола и обернулась. Бабушка медленно шла на нее. Она была похожа на львицу, преследующую свою добычу. Собранная, сильная, молодая. Сосредоточенный, немигающий взгляд намертво вцепился в жертву, и ледяная, пронзительная тишина зловеще повисла над нами, предрекая что-то страшное.
Ноги Ларискины покосились, и она плюхнулась задницей на землю, продолжала пятиться, отталкиваясь ногами и руками от земли. А бабушка шла на нее, мягко, неслышно преступая ногами по земле. С лица Лариски сошла краска, оно стало белым и безжизненным, и только огромные глаза смотрели на хищника, понимая, что жить ей осталось пару минут. И тут она прошелестела высохшим от испуга языком.
- Пощади.
Бабушка застыла, глядя на нее глазами, полными огня. Почему-то в этот момент я представила, как же красива была моя мать.
- А с какой стати? - тихо спросила бабушка. Голос ее был натянут, как струна. Но тут, к моему собственному удивлению, заговорила я.
- Не стоит, бабушка. Не бери на душу грех.
Лариска быстро метнула взгляд на меня, потом снова на бабушку, высматривая перемену в ее лице. И перемена произошла. Лицо бабушки стало спокойным, и гнев уступил место холодному презрению. Она ровно держала спину, словно ей восемнадцать лет, и смотрела на змею, лежащую у ее ног. Дыхание ее стало ровным и спокойным.
- Такой грех мне не страшно будет взять на себя, но я с большим удовольствием беду смотреть, как возвращается тебе - твой. И помни - когда беда , которую ты не в силах будешь унести, свалится тебе на плечи и поставит тебя на колени, когда вернется тебе твое же зло и согнет тебя пополам, когда горе, которое ты пожелала моей внучке, возвратится к тебе и будет рвать твою душу, а боль - лишать разума, я приду к твоему дому и буду смотреть, как горит твоя черная душа. Ну а пока - пошла прочь.
Лариска, неловко перебирая руками и ногами, подскочила и понеслась к калитке. Уже вылетев на улицу, она обернулась, сверкнув ненавидящим взглядом, и убежала прочь.
Тем вечером я впервые видела, как бабушка не может найти себе места. Она ходила из комнаты в комнату, и на лице ее застыло странное выражение задумчивости и собранности. Я не понимала - почему, ведь все осталось позади. Мы вышли из беды с гордо поднятыми головами. Но бабушка словно не могла сидеть на одном месте. Сядет, посидит немного и снова встает. Наконец, она скрылась в другой комнате. Ее не было минут пять, а потом она появилась с маленьким свертком в руках. Она подсела ко мне и развернула грубую хлопковую ткань. Там оказался кулон. Удивительной красоты золотое украшение на длинной цепочке столь тонкой работы, что не представлялось возможным даже подумать, что это - дело рук человеческих. Сам кулон - не больше ногтя на большом пальце. Золотые нити - тоньше волоса - причудливо переплетались, скрывая внутри себя огромный, ярко-красный камень. Грани его сверкали огнем. У меня дыхание перехватило, но бабушка жестом приказала успокоиться и послушать.
- Этот кулон поможет тебе не умереть с голоду. Он недешевый, и где бы ты ни оказалась, поверь мне, за него дадут очень большие деньги. Ты сможешь жить, ни в чем не нуждаясь. По крайней мере, у тебя точно будет крыша над головой.
С этими словами она расстегнула замочек и повесила кулон мне на шею.
- Береги его и никогда никому не показывай.
- Бабуля, что происходит?
- Пока ничего, но случится очень скоро. Сегодня кулон не снимай. Если я попрошу тебя, ты будешь делать то, что скажу. В любое время дня и ночи. Без споров, без разговоров. Быстро и тихо. Поняла?
Я испугалась. Не на шутку испугалась и отчаянно замотала головой. Но бабушка нежно взяла мое лицо своими теплыми руками, заставив смотреть прямо ей в глаза. Голос ее был спокойным, но напряженным.
- Послушай меня, это очень важно. Я чувствую, как надвигается гроза. Я знаю теперь уже точно, что случится беда. Не знаю только, когда и откуда ее ждать. Не знаю, сколько времени у нас. Однажды ты меня уже не послушала. Помнишь, что из этого вышло? - я кивала. - Не заставляй меня брать на душу грех, за который мне уже никогда не получить прощения. Поэтому делай так, как я скажу. Поняла? Обещай мне. Обещай! - слезы катились по моим щекам. Я согласно кивала. - Не реви. - сказала она. - А теперь иди спать.
Это был наш последний разговор.
Ночью я проснулась от того, что она трясет меня. Спросонок я не могла понять, что происходит, но потом быстро опомнилась. Подскочила. А бабушка заговорила так быстро, что я еле успевала ее понимать.
- Я решила больше не ждать, потому что чувствую - их слишком много. И я не собираюсь сидеть, ожидая, пока они придут.
- Кто придет?
- Не перебивай. Одевайся и выходи в огород. Перелезай через забор и беги прямиком в лес. Беги, сколько сможешь и не вздумай останавливаться. Не оборачивайся и не жди меня.
- Я без тебя никуда не пойду!
- Мне нужно убедить их, что я в доме и ничего не подозреваю. Мне нужно, чтобы меня увидели, а иначе они пойдут за нами лесом и тогда уже точно не отпустят живыми.
- Кто?
- Люди.
- Зачем?
- Одевайся!!!
Она вылетела из комнаты. Я быстро накинула на себя первое, что попалось под руку. А потом я услышала этот странный гул. Я не сразу поняла, что это было. Словно ветер воет в трубе, но не рвано, не порывами, как обычно, а ровный протяжный, нарастающий с каждой минутой. В комнату снова влетела бабушка. Она все еще была в ночной рубашке.
- Не думала, что придут так быстро. Думала, еще есть время. Оделась? Быстро, в окно.
- Я не хочу без тебя...
- Если любишь меня - беги со всех ног.
- Бабуля...
- Живо!!! - рявкнула бабушка и буквально вытолкнула меня наружу. На дворе была глубокая ночь. Почему-то я до сих пор помню лик луны и рисунок звезд на безоблачном небе. Могу хоть сейчас их нарисовать. Я обернулась к окну. Бабушка нагнулась ко мне, поцеловала в лоб и сказала.
- Никогда не возвращайся сюда. - и одним резким движением закрыла окно прямо перед моим носом, задернув шторы.
Я оказалась на улице. Позади нашего дома был небольшой огород, а за оградой - поле, где трава росла высокая и густая. Сразу за полем начинался лес.
Я добежала до забора и со страху с невиданной легкостью перемахнула через него. По полю бежать было не так легко, и, сделав пару шагов, я остановилась. Я оглянулась и увидела, как на наш дом ползет огонь. Шум, тот, что я приняла за вой ветра, теперь совершенно четко выстроился в полчище нестройных людских голосов, громко говорящих, кричащих, сыплющих бранные слова. Тысячи фонарей и факелов текли потоком к нашему дому, а людей было столько, что они наводнили всю улицу. Вся деревня, три с лишним сотни людей, не раз приходившие в этот дом с бедой, теперь шли сюда казнить ведьму и ее внучку.
Как бабушка это узнала? Не могу сказать. Думаю, что-то во взгляде Лариски было для нее настолько очевидным, что она ни секунду не сомневалась, что та захочет отомстить. И оказалась права. Лариска прибежала домой со слезами на глазах и принялась рассказывать, как обезумела от собственной власти старая ведьма. Как опорочила ее своими подозрениями, а она, Лариска, ни в чем не виновата. Как опьяненная собственным могуществом колдунья чуть не разорвала ее, несчастную, в клочья. Собиралась превратить в курицу, обезглавить, а тушку принести ее же матери в качестве подарка к ужину. И все это время не переставала рыдать и мелко трястись. Чудо, что успела унести ноги. И конечно не забыла упомянуть, что старуха, в бреду величия, пообещала всей деревне страшные муки и проклятье до седьмого поколения всем, кто не признает в ней владычицу местных земель. - тут Ирма горько усмехнулась. - Вот подданные и пришли вручить ей корону.
Людям, всю жизнь прожившим в страхе неважно перед чем, нужно лишь обозначить врага. И чем сильнее был размыт страх перед неведомым, тем яростнее будет ненависть к тому, кого сделают олицетворением этих самых страхов. И как только неведомое, а потому заранее опасное, становится очевидным, ощутимым, осязаемым, нужна совсем крохотная искра, чтобы вспыхнуло пламя. И оно вспыхнуло.
Я слышала, как ломают нашу входную дверь, как разъярённые, лишенные разума голоса, кричащие "ведьма", врываются в наш дом, видела, как один из факелов приземляется на нашу крышу и та занялась огнем, как заплясали языки пламени на старых брусьях, как огонь легко набирает силу, озаряя ночное небо. А толпа сходила с ума, превращаясь в дикого зверя, становясь все неистовей с каждой минутой.
Я тогда чуть не рванула обратно. Но не побежала , а просто стояла и смотрела, как горит все, что было самым важным в моей жизни. Я задыхалась от страха, отчаянья и собственного бессилия. Меня разрывало на части от боли. Единственный любимый мой человек был в беде, и я не знала, как ей помочь. Я стояла и тряслась. Слезы лились по щекам. Вся моя жизнь полыхала, а я лишь смотрела на зарево. Уже было шагнула назад, но вспомнила, что велела бабушка.
Я услышала, как толпа начала обходить дом по краям. Если меня увидят, мне не жить.
"Если любишь меня - беги со всех ног" - пронеслись в голове ее слова.
И я побежала.
Я бежала, не оглядываясь, не разбирая дороги, и единственным ориентиром для меня было то, что деревня должна быть позади. Страх гнал меня так быстро, что я перестала чувствовать боль, отчаянье, усталость. Лишь стук моего сердца и шёпот травы под ногами. Страх выгнал из меня все эмоции, сделав пустой. Я бежала, не понимая - куда, да мне было все равно, лишь бы подальше оттуда, где моя трусость позволила мне бежать, оставив мою бабушку совсем одну. Я много раз пыталась убедить себя, что была еще совсем девчонкой, и все случилось так быстро и выглядело так страшно, что мне ничего другого не оставалось. Но сама себя я так и не убедила. - Ирма бросила гневный взгляд в окно и поджала губы. С минуту она молчала. Потом, выдохнув, продолжила.