— Я не могу, — неразборчиво пробормотал он в свои ладони. Поднял взгляд на Генри, и тот увидел, что король опять сильно постарел.
— Дело не в Джоне. Не только в нем — хотя я и не хочу сейчас его оставлять. Понимаешь... Я боюсь.
— Чего, ваше величество? — удивился Генри. — Джоан совершенно не опасна. Она стабильна, контролирует себя...
— Я не этого боюсь, — прервал его король. — Я... Понимаешь, я думаю, что мне не стоит снова сильно к ней привязываться.
— В смысле... привязываться? — не понял Генри.
— Видишь ли... — снова замялся король. — Я уже привык к тому, что ее нет рядом. Мне кажется, не стоит этого менять. Мы не знаем, чем закончится ее обучение... Что, если все так и останется? Или... станет еще хуже? Представляешь, как мне будет тогда тяжело?
Изумление застыло на лице Генри, превратившись в маску.
— Не надо, Теннесси, — почти резко бросил король. — Не смотри на меня так. Я не приеду. Это решено.
Генри медленно поднялся.
— Разрешите идти, ваше величество? — спросил он медленно и спокойно.
— Иди, — кивнул король. Затем будто бы что-то вспомнил — вскочил и из ящика стола достал шкатулку. — Передай ей это от меня.
— Конечно, — голос Генри не дрогнул.
Выходя, он постарался закрыть за собой дверь как можно аккуратнее и тише. Это стоило ему большого усилия. Но он справился.
***
Чем ближе Генри подъезжал к Тэнгейлу, тем тоскливей становилось у него на душе. Он пытался придумать, что скажет Джоан, как сообщит ей — и не мог.
Весь последний день пути шел дождь — противный холодный осенний дождь, который промочил Генри и Ленни насквозь задолго до того, как они добрались до замка. Вечером похолодало — дождь из холодного стал ледяным, а когда они въезжали в замок по откидному мосту, и вовсе превратился в мокрый снег. Падая на влажную землю, снег превращался в кашу, потом стал подмерзать, каменные плиты и ступени в замке покрылись прозрачной гладкой коркой, а поверх стал ложиться белый, еще как будто бы не настоящий первый осенний снег. Фонарь, освещавший вход в Большой дом, высвечивал хлопья, которые летели все медленнее, оседали на неровных грубых каменных стенах, налипали на широкие доски тяжелых дверей, заметали высокий порог.
Внутри было удивительно тепло, тихо и пусто. Генри остановился в холле — греясь и одновременно собираясь с мыслями.
Где-то наверху скрипнула дверь. Он вскинул голову — и увидел Джоан, стоявшую на узком каменном карнизе на уровне второго этажа, прямо над входом в зал. Дверь осталась от старой планировки дома, когда над залом была мансарда, а вместо большого холла с широкой парадной лестницей гостей встречали темные сени и несколько узких крутых лестничных маршей, втиснутых между стен.
— Что ты там делаешь? — удивленно спросил Генри.
— Исследовала балки в зале, — невозмутимо ответила Джоан. — На них, кстати, тоже очень пыльно.
— Тоже?
— Как в том трактире.
— А. Спустись, пожалуйста.
— Хорошо, — пожала плечами девочка — и тут же спрыгнула на пол.
— Где папа? — спросила Джоан, подходя. Генри замер. Это был именно тот вопрос, которого он боялся всю дорогу.
— Он... Король не сможет приехать.
Наверное, если бы Джоан расплакалась или просто огорчилась, это было бы лучше. Но ее лицо с тонкими чертами замерло, на мгновение стало очень холодным, резким, почти неприятным, а потом она ответила, тихо и отчетливо:
— Ясно.
— С твоим братом случилась беда. Король не мог его оставить.
Джоан кивнула, коротко и серьезно.
— Конечно.
Генри смотрел на Джоан, на ее лицо, которое неожиданно стало очень взрослым, собранным — и как будто чужим. Она не встречалась с ним взглядом.
— Джо... — начал он тихо, но она резко помотала головой.
— Не надо. Не говори мне ничего, — она быстро развернулась и убежала наверх, перепрыгивая через две ступени на каждом шагу. Генри глубоко вздохнул — и медленно пошел следом, в свою комнату. Он промок и замерз. Нужно было переодеться.
***
Они больше не разговаривали на эту тему — по правде сказать, Джоан с момента возвращения Генри вообще перестала с кем бы то ни было разговаривать. Генри немного беспокоился за нее — он отлично понимал, чем это может обернуться. Причем в прямом смысле слова. Но и придумать, как заставить Джоан говорить, Генри не мог.
Он передал ей шкатулку. Там оказался кулон — крупный бриллиант в тонкой оправе на серебряной цепочке. Джоан достала его, надела на шею и спрятала кулон на груди. Но ничего не сказала.
Два дня спустя они сидели в зале. Леди Теннесси вязала, Джоан читала, Генри, который не умел вязать и не хотел читать, смотрел на тени, плясавшие на потолке. Балки, оставшиеся от старого перекрытия, рассекали потолок на квадраты. Сверху стропила поддерживали скатную кровлю. Старое перекрытие было снято при деде Генри, точнее, при бабушке, которая не выносила чад и духоту, стоявшие под низким потолком, и распорядилась убрать его, чтобы дым и запахи поднимались под крышу. Решение было удачным — если не считать того, что вместе с чадом наверх уходило тепло. В зале стало холодно — поэтому следующему лорду Теннесси пришлось утеплить кровлю и построить новый камин, способный хоть как-то обогреть огромны зал. Но, бесспорно, зал в его нынешнем виде выгодно отличался от старой комнаты, которая превосходила столовую трактира только своими размерами.
Генри смотрел на тени, играющие на балках, и на тени, которые эти балки отбрасывали, и неожиданно спросил:
— Джоан, а как ты туда забралась?
Она тихо отозвалась, не поднимая головы:
— Куда?
— На балки.
Джоан ответила не сразу. Генри казалось, что в ней борются между собой желание поговорить с ним — и желание продолжать молчать. Он с любопытством следил за ней. Наконец Джоан посмотрела на него и слегка пожала плечами.
— Легко. Я запрыгнула туда со стола.
Генри обернулся. Позади него стоял большой стол. В последнее время в Тэнгейле редко принимали гостей — но во времена отца Генри за этим столом сидело и сорок, и пятьдесят человек. Стол стоял прямо посередине зала, с одного конца окруженный стульями. Генри мысленно оценил расстояние до балок. Они висели низко — но все равно гораздо выше Джоан, даже если бы она залезла на стол.
Джоан заметила его взгляд и нетерпеливо вздохнула.
— Не веришь?
— Скажем так — сомневаюсь, — слегка улыбнулся Генри.
Джоан тряхнула головой.
— Ну хорошо. А как бы ты туда забрался?
— Со стола, — Генри улыбнулся еще шире.
Джоан изумленно посмотрела на него.
— Но ведь я сделала это точно так же.
Генри продолжал улыбаться. Леди Теннесси оторвалась от вязания и с интересом следила за ними.
Джоан фыркнула.
— Ты хочешь сказать, что я не могу сделать это так же хорошо, как и ты? — для девочки-подростка она держалась очень спокойно, но в голосе начало прорываться раздражение. — За сколько ты бы туда залез?
— В два счета, — еще шире улыбнулся Генри. Потом подумал и добавил: — Хотя, скорее, в четыре.
Джоан прищурилась и хотела что-то ответить — судя по всему, что-то достаточно резкое, но в этот момент леди Теннесси впервые подала голос.
— Почему бы вам не перестать спорить и не устроить соревнование?
Генри взглянул на мать. Она улыбнулась и слегка приподняла брови:
— Или ты боишься проиграть, Генри?
Он только покачал головой и тут же поднялся.
— Ты хочешь? — спросил он Джоан, но по тому, как загорелись ее глаза, уже понял, что да. Хочет.
— Как будем соревноваться? — спросила она как будто небрежно, старательно скрывая радостное возбуждение. Генри подыграл ей, ответив так же равнодушно:
— Кто первый доберется отсюда до двери наверху?
— Идет.
— Отлично, — хлопнула в ладоши леди Теннесси. Она отложила в сторону спицы и тоже встала. — Генри, отодвинь стулья от края стола и подвинь их сюда. Вот так. Это будет старт. По моей команде можете начинать.
Генри поставил стулья на указанное место. На губах то и дело мелькала улыбка, но он старался сдерживать себя. Джоан могла обидеться.
Они встали на линию старта.
— Приготовились?
Генри слегка наклонился вперед. Краем глаза он видел, что Джоан повторила его движение.
— Внимание...
Генри слегка прикрыл глаза, идеально выравнивая дыхание.
— Начали!
Генри распахнул глаза.
Два шага вперед.
Раз.
Запрыгнуть на стол, и тут же, на инерции, оттолкнуться и схватиться руками за балку сверху.
Два.
Откинуться — и с силой забросить тело наверх, на продольную перекладину, немного под углом, проскользнув спиной по гладкому закопченному дереву.
Три.
Мгновенно подняться на ноги и побежать вперед, через балки, огибая на лету вертикальные стойки, перехватывая их одной рукой.
Четыре.
Они подскочили к двери одновременно, соскочив с двух параллельно идущих перекладин, столкнулись, Генри машинально оперся о дверь рукой, она распахнулась — а за ней не было ничего. Генри качнулся, попытался удержать равновесие — но рядом стояла Джоан, он испугался, что заденет ее, дернул рукой, еще раз качнулся — и упал вниз.
Он успел сгруппироваться, сразу по приземлении несколько раз перекатился, смягчая удар, и остановился, лежа на спине и раскинув руки.
— Генри!
Он не слышал, как Джоан спрыгнула и подбежала к нему, но неожиданно ее руки стали беспорядочно ощупывать его лицо, плечи и грудь.
— Генри! Эй! Генри, очнись!
Он больше не мог сдерживаться — улыбка расползлась на лице, и он лежал, не открывая глаз и почему-то чувствуя себя при этом очень счастливым.
Внезапно она с силой пнула его в бок.
— А-уч! — он резко открыл глаза и недовольно посмотрел на нее. — Я на этот бок упал!
— Я решила, что ты умер!
— А ты всегда пинаешь покойников?
— Только если они притворяются, — пробурчала она.
Генри снова не выдержал и улыбнулся.
— Не умирай, пожалуйста, — вдруг попросила Джоан тихо.
Генри перестал улыбаться. Джоан молчала и была очень серьезной.
Он сел, охнул и поморщился.
— Не могу обещать, что не умру, — пробормотал Генри, тяжело поднимаясь на ноги, — но очень постараюсь сделать это не так по-идиотски.
Джоан слабо улыбнулась, продолжая сидеть на полу.
В этот момент дверь зала распахнулась и к ним выглянула леди Теннесси.
— Ты живой? — спросила она сухо.
— Судя по тому, что Джо меня пнула — вполне.
— Не поняла.
— Она пинает только живых покойников.
— В смысле?
— Не важно. Давайте ужинать. Джо, не сиди на полу.
— Мне не холодно.
— Я знаю. Но я не настолько хорошо успел его протереть, чтобы он стал менее грязным.
***
С тех пор Джоан снова стала собой — болтала, огрызалась, подкалывала и повсюду забиралась. Генри забирался вместе с ней — показывал укромные уголки замка и любимые с детства места. Если погода была хорошей, они ходили гулять, надевая широкие лыжи и со свистом спускаясь по заснеженным склонам, чтобы потом долго тащиться наверх. Иногда они брали с собой лук и стрелы, и Генри учил Джоан, как охотиться в зимнем лесу, что делать, чтобы зверь тебя не заметил, как прицелиться, чтобы не устала рука, как выслеживать подбитую дичь, как потрошить и разделывать тушу. Последнее вызывало у Джоан явное неудовольствие, и в конце концов она заметила, что они могли бы дотащить добычу и так, а мясник в замке ее бы уже и разделал. На это Генри заметил, что и так, конечно, можно, но далеко не всегда к луку и стрелам в лесу полагается замок с мясником. Джоан задумалась.
Леди Теннесси учила Джоан шить и вязать, хотя последнее не вызывало у девочки большого энтузиазма. Она продолжала заглатывать фамильную библиотеку Теннесси том за томом, подсадив на это в какой-то момент и Генри, и несколько недель леди Теннесси чуть ли не пинками выгоняла их на улицу, заставляя откладывать книги в сторону, одеваться и выходить на колючий, бодрящий, звенящий морозный воздух. Они ворчали и неохотно выбирались из дома — а вечером часто возвращались уже после захода солнца. Сметали со стола все, что подавали, и почти сразу заваливались спать, даже Джоан, обычно ложившаяся поздно и встававшая раньше всех. Она еще подросла, окрепла и даже немного округлилась, постепенно из худощавой девочки превращаясь в... Но Генри особенно не думал об этом. Это было не очень интересно.
Однажды в феврале после обеда начался такой буран, что Генри и Джоан срочно пришлось вернуться. Он отправил ее домой, а сам ненадолго задержался, разговорившись с одним из лучников, охранявших замок. Когда Генри проходил через холл, из приоткрытой двери каминного зала раздались голоса. Он уже собирался пройти мимо, но тут до него долетела одна фраза, и он остановился.
— А почему Генри обычно молчит? А если говорит, то делает это так, как будто ему не очень хочется это делать?
— Потому что он очень хочет нравиться женщинам, а женщинам очень нравятся молчаливые мужчины.
Наступила тишина, потом Джоан снова спросила:
— А почему они им нравятся?
— Кто?
— Молчаливые мужчины. Женщинам.
— Потому что молчаливые мужчины кажутся им загадочными и неприступными, а все женщины по природе своей крайне любопытны, и им до смерти хочется разгадать загадку этих мужчин.
Снова наступила пауза, и Генри мысленно представил, как Джоан серьезно кивает.
— А у Генри...
— Что?
— У Генри тоже есть своя загадка?
— Конечно. Он же молчаливый мужчина.
— И что это за загадка?
Он услышал, как леди Теннесси тихо рассмеялась.
— Э нет, Джоан. Разгадывать загадку мужчины каждая женщина должна сама.
На это Джоан, к счастью, уже ничего не ответила, и Генри тихо ушел, пока дамы не заметили его присутствия.
***
Вечером он заглянул в кабинет. Предполагалось, что после смерти отца кабинет должен был перейти к Генри, новому лорду Теннесси, но он в то время редко бывал дома, и в результате леди Теннесси присвоила кабинет себе. Впрочем, слово «присвоила» было не совсем верным. Леди Теннесси любила своего мужа, несмотря на его многочисленные измены — отчасти потому, что, несмотря на них, он любил ее, — и потому после смерти лорда дорожила всем, что напоминало ей о покойном супруге — в первую очередь, его кабинетом. Она поддерживала в комнате идеальный порядок, оставив все в точности так же, как было при жизни мужа, и в основном приходила сюда или читать, или заниматься рукоделием, или разбираться с делами области — теми делами, которыми должен был бы заниматься Генри, но про которые он частенько забывал. Мать корила его, и Генри на время снова становился образцовым лендлордом — пока очередное приключение, любовного или какого-либо иного толка, не увлекало его. Однако, поскольку леди Теннесси умела в совершенстве подделывать его подпись, никто, кроме управляющего Губерта, ни о чем не подозревал.
Генри застал мать за вязанием чего-то грандиозного. Она работала поочередно сразу несколькими парами спиц, все время сверяясь с рисунками и считая вполголоса петли. Когда Генри вошел, она не подняла головы и не прекратила считать. Он сел в кресло напротив и некоторое время молча наблюдал за ней. Он любил смотреть на мать, когда та была чем-нибудь занята.
— Ты что-то хотел сказать мне, Генри? — наконец произнесла леди Теннесси очень размеренно, в такт спицам.
Генри слегка улыбнулся.
— Что это была за лекция о мужчинах сегодня?
Леди Теннесси спустила со спицы несколько петель и подхватила пропущенную.
— Дорогой мой, — проговорила она так же размеренно, — Джоан — первая девушка, с которой ты меня познакомил, а эту лекцию я репетировала уже лет десять. Я просто не могла удержаться.
Генри снова улыбнулся и откинулся на спинку.
— Мне кажется, ты зря поторопилась. Второй раз у тебя уже не получится так убедительно.
Она отложила одну пару спиц, развернула все вязание и принялась за другую часть.