— Генри сказал как-то, что такие люди... ну, которые умеют говорить с драконами... что они могут приказывать драконам. Это правда?
— Правда.
— А как? Как можно приказать дракону, если он такой мудрый, и всезнающий, и вообще сильнее тебя?
— Это вопрос силы воли, а не силы мышц. Воля человека — практически единственное, в чем он равен дракону, а иногда и превосходит его. Но чтобы твоя воля была сильнее воли дракона, нужно, опять же, огромное напряжение, скорее даже душевное, чем умственное, а на это тоже способен далеко не каждый.
— Значит, если уметь говорить с драконом и быть сильнее его, то его можно подчинить себе?
— Подчинить себе — нет. Но можно заставить его уважать себя, считать за равного. Это все равно не значит, что дракону можно доверять, но можно более-менее сносно с ним существовать. Собственно, это именно то, чему я должен попробовать тебя научить, вернее, чему ты сама должна попробовать научиться. Ты же хочешь научиться?
— Очень!
— Хорошо. Но для этого нам заранее следует договориться с тобой о правилах, которые нужно будет неукоснительно соблюдать.
— Каких правилах?
— Правило первое — во всем, абсолютно во всем слушаться меня. Если ты с чем-то не согласна, ты можешь мне возразить, можешь постараться объяснить мне свою точку зрения, но главное — не спорить, не обижаться и не злиться. Это очень важно. Ясно?
— Да.
— Правило второе — ты должна быть со мной абсолютно честной. Обо всем, что с тобой происходит, что ты чувствуешь, ты должна обязательно рассказывать мне. Это необходимо, чтобы я мог помочь. Я понимаю, что ты — юная и деликатная девушка, а я — дикий странноватый старик, поэтому предлагаю тебе относиться к этому, как к общению с врачом. Ты больна, я пытаюсь помочь тебе, и для этого мне нужно знать все симптомы. Понятно?
— Да. Наверное. Прямо все-все рассказывать?
— Все, что тебя беспокоит. Поверь мне, это очень, очень важно.
— Хорошо. Какие еще правила?
— По-настоящему важные — эти два. С завтрашнего дня мы начнем с тобой непосредственно заниматься твоей проблемой.
— Учиться говорить с драконом?
— Не сразу. Перед этим тебе нужно подготовиться.
— Как?
— Увидишь. Для начала — выпей вот это.
— Что это?
— Ничего страшного. Леонурус.
— Что?!
— Пустырник. Успокоительный чай. Полезный вообще, а в твоем случае — просто необходимый.
— Ну хорошо... Агхх! Как его вообще можно пить?!
— Осторожно, мелкими глотками.
— Я не буду!
— Джоан.
— Что?
— Помнишь первое правило?
— Второе тоже.
— Что ты имеешь в виду?
— Я честно-честно не хочу его пить.
— Я знаю. Искренне сочувствую тебе. Могу составить компанию, чтобы ты не страдала в одиночку.
— Ладно уж... Можно, я заем сухариком?
— Можно.
***
— Что мы будем сегодня делать?
— Тренировать твою силу воли. Собственно говоря, с силой воли у тебя и так все в порядке, мы просто будем учиться направлять ее в нужное русло. Правда, для этого мне придется тебя немного помучить. Вернее, тебе самой придется себя немного помучить.
— Выпить два стакана пустырника?..
— Нет. Хотя и его тоже, но потом, перед обедом. Ты как переносишь боль?
— Смотря какую...
— Небольшую. Я дам тебе сейчас эту иголку, и тебе нужно будет уколоть себе палец.
— Всего-то?
— Не боишься?
— Нет. Когда я сидела в башне, то решила научиться шить. Но поначалу никто не рассказал мне про наперсток... А зачем мне сейчас колоть себе палец? Чтобы выдавить каплю крови?
— Нет. Тебе нужно научиться контролировать свою реакцию на боль. Потому что это именно то, что в первую очередь заставляет тебя превращаться в дракона. Поскольку дракон кровно заинтересован в том, чтобы ты была жива и здорова, он рефлекторно реагирует на любую опасность. Беда в том, что дракон не способен отличить душевную боль от телесной, да и не только боль. Поскольку самому дракону сильные переживания недоступны, он любое сильное чувство принимает за боль и, следовательно, угрозу. И сразу воплощается в своей истинной форме, чтобы защитить вас обоих.
— То есть ты хочешь сказать, что мне нужно научиться перестать чувствовать?
— Нет. Совсем наоборот. Тебе нужно научиться чувствовать по-настоящему.
— В смысле?
— Тебе нужно научиться осознавать свои чувства. Как только ты сможешь понять, что с тобой происходит, дракон получит возможность правильно воспринимать твои чувства, и, как следствие, не реагировать каждый раз на уровне инстинкта самосохранения.
— И как мне в этом поможет иголка?
— Очень просто. Смотри. Я беру иголку, подношу к своему пальцу и...
— И?
— И ничего. Я уколол себе палец, но при этом никак не отреагировал на это. Это не значит, что я не почувствовал укола. Просто я был готов к нему. Ты должна для начала научиться именно этому. Предвидеть боль и уметь осознавать ее причины и возможные последствия. Понимаешь, о чем я?
— Примерно. Значит, я должна уколоть себе палец, но никак не отреагировать на укол?
— Именно.
— Ну хорошо. Я беру иголку, подношу ее к своему пальцу и... Ай!
— Да ты прямо всадила ее в себя.
— Ну, если я буду колоть тихонько, я в любом случае ничего не почувствую, и безо всякой тренировки. Ай. Ай-яй-яй.
— Подожди, я перевяжу его.
— Пустяки. Я учусь не замечать боль. Дай я еще раз попробую.
— Попробуй. Но все-таки не протыкая палец насквозь.
— Хорошо. Я беру иголку и... Ай! Сагр, я не могу не чувствовать укол. Иголка колется, как бы я не пыталась думать иначе.
— А ты не пытайся думать иначе. Ты просто старайся думать, что в этом нет ничего страшного.
— Я и так знаю, что в этом нет ничего страшного.
— Тогда в чем проблема? Продолжай. Только без лишнего... энтузиазма.
***
— Сегодня опять будем пальцы колоть?
— Нет. А то ты останешься без пальцев.
— А что тогда?
— Сегодня будем читать. Начнешь вот с этой книги.
— А что это?
— Учебник по драконьему языку.
— Ты же сказал, что у них нет языка.
— Нет. А учебник есть. Открывай.
— Ого! Это что за белиберда?
— Это не белиберда. Это зашифрованный текст. И к концу дня ты должна научиться легко и быстро его читать.
— А как?
— А как — это ты должна сама догадаться. В этом, собственно, вся задача и состоит.
***
— Сагр, это нечестно!
— Что нечестно?
— Здесь каждая следующая страница зашифрована по-другому!
— Конечно. А ты думаешь, дракон все время думает одинаково?
***
— Сагр, а когда Генри снова приедет?
— Когда-нибудь.
— А почему он не может приехать сейчас?
— Вероятнее всего, потому что он занят?
— Чем?
— Понятия не имею. Чем обычно занимаются молодые лорды?
— Насколько я знаю, ничем.
— Значит, он занят ничем.
— Значит, он может приехать?
— Джоан, есть разница между «занят ничем» и «ничем не занят».
— Какая?
— Большая. Я бы даже сказал, онтологическая.
***
— Как можно думать сразу о нескольких вещах одновременно? Я пыталась, но у меня вообще не получается. Я могу очень быстро думать подряд разные мысли, но одновременно — нет.
— Потому что о нескольких вещах одновременно думать и не получится. Можно только думать об одной и той же вещи с разных точек зрения.
— В смысле?
— Ну, например, перед нами стоит кувшин с водой. Когда ты видишь его, или думаешь о том, чтобы взять его со стола, ты воспринимаешь кувшин в его истинном виде, существующем действительно, здесь и сейчас. Понимаешь, о чем я?
— Примерно.
— У всего в нашем мире есть три сущности. Есть действительная сущность, то есть то, что существует прямо сейчас. Есть сущность изначальная, то есть причина, начальная точка существования, идея о вещи, или действии, или любом другом явлении действительного или недействительного мира. И есть сущность будущая, то есть то, какой будет конечная точка существования данного предмета и каковы будут последствия его существования. Все эти сущности связаны между собой — например, сущность изначальная в момент своего возникновения была действительной, а сущность будущая является изначальной сущностью для того, что стало последствием этой сущности. Понятно?
— Теперь нет.
— Хорошо. Возьмем все тот же кувшин. Сейчас он стоит целый на нашем столе. У него есть изначальная сущность, тот момент, когда он был задуман и создан из глины. И у него есть будущая сущность, например, тот момент, когда он будет разбит. Это если рассматривать его как просто кувшин. Если же думать о нем, как именно о кувшине с водой, то у него есть изначальная сущность, когда в него налили воду, и сущность будущая, когда ты выльешь воду из кувшина в кружку. Для кружки с водой при этом момент наливания воды будет изначальной сущностью, а для самого наливания воды — сущностью действительной. Теперь понятно?
— Почти. А как все эти сущности помогают думать одновременно?
— Очень легко. Обычно, когда ты думаешь о кувшине, ты воспринимаешь его лишь в его действительной сущности. А надо научиться одновременно принимать во внимание его изначальную сущность и сущность будущую, т.е. воспринимать не отдельный момент бытия кувшина, а все его бытие целиком. Чему ты улыбаешься?
— Бытию кувшина. Он сильно вырос в моих глазах.
— Хорошо. Это вообще крайне полезное упражнение, и не только для того, чтобы говорить с драконами. Заставляет на многие вещи посмотреть по-другому.
— Я уже поняла.
***
— Ты давно знаешь Генри?
— Давно.
— Как давно?
— Очень давно.
— Сагр! Он же учился у тебя, правильно?
— Учился.
— И сколько ему тогда было, когда он начал?
— Примерно столько же, сколько и тебе. Джоан, не беги, сломя голову, я за тобой не успеваю.
— И чему ты его учил?
— Тому же, чему и тебя. Только в его случае драконов приходилось искать на стороне.
— И он стал Мастером драконов?
— Нет. Он не доучился.
— Почему?
— Началась война, а это более подходящее занятие для юноши из знатного рода.
— Значит, Генри был на войне? Как настоящий рыцарь?
— Был. Только как оруженосец. Его посвятили уже после. Как нового лорда Теннесси.
— Его отец погиб на войне?
— Да.
— И после этого Генри стал рыцарем, и участвовал в турнирах. Он сам мне рассказал. А почему он больше в них не участвует?
— А он не рассказывал?
— Нет.
— Значит, и мне не стоит.
— Но, Сагр!..
— Идем, Джоан. Солнце уже садится.
***
— Ты сказал, что у всего есть три сущности. Как же тогда драконы могут думать одновременно на десяти, или двадцати, или скольки там уровнях?
— Каждая сущность инвариантна.
— Ин... что?
— Инвариантна. Сущность, даже действительная, всегда переменчива. Вернее, на нее можно смотреть с разных точек зрения. Бытие одного и того же предмета может быть, в зависимости от того, кто его воспринимает, положительным или отрицательным, а это уже дает не три, а шесть сущностей. Кроме того, начало и конец бытия могут быть разными, и иметь разные причины и следствия.
— Но тогда это получается бесконечное количество вариантов!
— Конечно.
— И дракон видит их все?
— Не могу ручаться, что все, но очень много, значительно больше, чем способен видеть человек.
— А сколько способен видеть человек?
— Обычно люди видят одну. Но способны без больших усилий воспринимать до трех, примерно. После определенной тренировки можно научиться видеть четыре, пять, даже шесть. Зависит еще и от того, какое бытие и в каком контексте мы рассматриваем.
— Хотела бы я научиться видеть их все...
— Научись видеть хотя бы три, для начала. Это уже будет очень неплохо.
***
— А какая начальная сущность у неба?
— Никакой.
— Ты же сказал, что у всего есть три сущности!
— Не совсем. Есть несколько исключений. Небо — одно из них. У него только одна сущность — действительная.
— А у чего еще только одна сущность?
— У любви.
— Как это? Всякая любовь с чего-то начинается, и она всегда рано или поздно закончится.
— Ты путаешь понятия. Начаться и закончиться может привязанность, влюбленность, страсть. А у настоящей любви нет начала и конца. Она или есть, или ее нет.
— Ясно... А еще есть что-то, что просто есть?
— Есть. Свет и Тьма. Они тоже просто существуют. А еще есть одна вещь, у которой вообще нет сущности.
— Какая?
— Смерть.
***
— Холодает.
— Да что ты говоришь. А я-то думал, что это лужи стали к утру замерзать.
— А что мы будем делать, когда ударят морозы?
— Одеваться потеплее. И печку топить.
— Мы и так ее топим.
— Значит, будем больше топить.
— А если дрова закончатся?
— Заготовим новых.
— Сагр, а сколько лет ты тут живешь?
— Много. С тех пор, как умер старый мастер.
— И ты нигде больше не был?
— Гостил в Тенгейле несколько раз.
— И тебе не скучно так жить?
— Скука, Джоан, удел тех, кто не умеет думать.
***
— Сагр, а как драконы думают про то, у чего есть только одна сущность, или вообще ее нет?
— Никак. Они очень стараются об этих вещах не думать. Потому что здесь они теряют возможность играть значениями, соприкасаются с самой сокровенной истиной мира, а этого драконы очень не любят делать. Лучше не говорить с ними о таких вещах.
— То есть с драконом нельзя говорить о смерти?
— Нет.
— А как они думают о небе? Они же летают по небу, они должны как-то о нем думать.
— Они не думают о нем. Они думают о восходящих и нисходящих потоках воздуха, направлении ветра, отражении и преломлении солнечного света — словом, о чисто практических вещах. В общем-то, о небе им думать совершенно необязательно. Вот ты часто думаешь о земле, по которой ходишь? Не о том, ровная она или нет, сухая или мокрая, а просто о земле как таковой?
— Нет.
— А зря.
***
— Сагр, а когда я начну учиться говорить со своим драконом?
— А тебе так не терпится?
— Конечно!
— Во-первых, не раньше, чем ты научишься не вертеться на месте, когда я тебе что-нибудь объясняю, и не кусать губы, когда нервничаешь. Вот так, молодец. А во-вторых, я хочу дождаться Генри.
— Почему?
— Потому что это будет очень сложно, и к тому же очень опасно.
— Ох. Спасибо. Я прямо-таки почувствовала прилив уверенности.
— Боишься?
— Теперь да.
— Хорошо. Тебе это полезно.
***
— Если снег так и продолжит идти, нас завалит по самую крышу.
— Вполне возможно.
— И что же мы тогда будем делать?
— Будем зимовать.
— И сколько нам придется зимовать?
— Пока снег не растает.
— И скоро это случится?
— Не знаю. Но когда-нибудь это случится обязательно. Я живу здесь очень давно, Джоан, но еще ни разу зима не продолжалась весь год.
***
— Сагр?
— Да?
— А ведь Генри не сможет прийти к нам, пока снег не растает? Он не пройдет по перевалу.
— Не пройдет.
— Значит, он еще очень не скоро придет.
— Скорее всего. А ты скучаешь по нему?
— Нет.
— Джоан! Как насчет второго правила?
— Да.
— Что да?
— Да, я скучаю.
Ты — дракон
Когда немного потеплело и выглянуло нестерпимо яркое солнце, отражающееся от нестерпимо белого снега, Джоан и Сагр выбрались на улицу и стали разгребать двор. Джоан поняла, почему одна из стен прилепилась к самой скале. В заветрии утеса снега намело намного меньше, чем вокруг, и под самым обрывом даже осталась узенькая, почти не засыпанная снегом каменистая тропинка. Она проследила взглядом тропинку дальше, туда, где ущелье поворачивало, скрываясь за скалами, и там...
— Сагр! Смотри! Там кто-то идет.
— Где?
— Вот там, у самого поворота.
Сагр прищурился. Вдоль отвесной стены пробиралась маленькая фигурка.