– Нет. Нехорошо так, конечно, но куча всего навалилась. Мы вот и с тобой-то…
Лида вдруг замолчала.
Я включил радио. Заиграла снотворная электронная музыка, которая навевала воспоминания о театре, о дрожащих под погасшим куполом призрачных туманностях, плывущих, как искрящиеся пылинки, звездах, об огромном пылающем солнце, которое медленно затягивала непроницаемая черная тень.
– Ты знаешь, – начал я, – давно хотел тебя спросить. Помнишь, мы ходили в тот планетарий…
– Это был не планетарий, – поправила меня Лида.
– В звездный театр, да. Так вот, помнишь, мы ходили на то шоу, где в конце показывали солнечное затмение? Мы столько раз его смотрели. Тебе ведь нравилось очень? Затмение?
– Наверное. Сейчас кажется, что это было так давно…
– Так вот, я хотел спросить…
Солнце вновь слепило глаза. Мягкая музыка, доносившаяся из динамиков, затихла, хотя никто из нас не трогал громкость.
– Почему затмение? Странно это немного.
Лида быстро взглянула на меня и отвернулась, поморщившись. Затемнение окон почти не работало, пропуская колкие лучи.
– Мать мне однажды рассказала, что я родилась через минуту после солнечного затмения, – ответила она.
– Что, правда?
– Скорее всего, нет, – рассмеялась Лида. – Родилась я в Москве, так что… Но зачем-то она мне это сказала – давно очень, я еще маленькой была. А потом и сама не помнила. В общем, это так. Не бери в голову.
– А ты не видела настоящее солнечное затмение?
– Никогда.
Музыка замолкла – кто-то резко выключил запись, оборвав мелодию посреди высокого аккорда, – и из динамиков послышался обеспокоенный голос ведущего.
– Выключи, пожалуйста, – попросила Лида. – Сегодня такой хороший день. – Она потянулась, разведя согнутыми в локтях руками. – Не хотелось бы портить.
Я выключил приемник. Мы сидели в тишине.
– Я так рад, что мы встретились сегодня, – сказал я.
– Я тоже, – сказала после небольшой паузы Лида.
Через два часа мы только подъезжали к Горкам‑12.
Лида посоветовала сбавить скорость и обеспокоенно смотрела по сторонам. Жидкокристаллическое покрытие на стеклах запоздало ожило, и в машине стало темно, как ночью.
– Что-то не так? – спросил я.
– А ты не видел?
– О чем ты?
Слева от нас, под эстакадой, что-то вспыхнуло, и через все небо протянулась черная полоса.
– Вон! – крикнула Лида, показав пальцем в тонированное стекло. – Давай ближайший спуск.
– Если верить навигатору, пока надо ехать прямо, – попытался возразить я.
– Нас все равно туда не пустят. Давай, съезжай! – скомандовала Лида. – Там есть интересное местечко.
Мы спустились с автострады. Навигатор раздраженно подсвечивал дорогу красным и выводил поверх лобового яркие стрелки разворотов, над которыми скользили длинные солнцезащитные тени.
Но солнце все равно светило в глаза.
– Да отключи ты это, – сказала Лида. – И перестройся в крайний левый. Мы почти уже там.
– Где там? – спросил я, но Лида лишь улыбнулась в ответ. – А ты знала, что какие-то запуски запланированы на сегодня? Еще будет что-то?
– Не знала. Давай посмотрим.
Вскоре она попросила остановиться, и я выехал на обочину, не успев как следует сбросить скорость. Машину так затрясло на кочках, что Лида испуганно вцепилась в ручку на двери. Когда я затормозил, над нами еще долго стояло облако пыли.
– Жесткая посадка! – пожаловалось Лида.
– Извини. – Я осмотрелся. – А где мы?
– Пойдем!
Лида натянула вязаную шапочку и вышла, хлопнув дверью. Я последовал за ней.
Черный след на небе растаял.
Перед нами простирался обширный пустырь, похожий на выжженную химикатами строительную площадку. Вдалеке виднелись угловатые строения космопорта – уродливые глыбы из железобетона – и высокие пирамиды, поблескивающие на солнце и утопающие в земле.
Космические корабли.
– Вон там! – Лида показала куда-то рукой. – Это и есть Горки.
– Столько кораблей, – сказал я. – Что за корабли, интересно?
– Военные, – прошептала Лида.
– Военные?
Лида пожала плечами.
– Откуда их столько?
– На самом деле я не знаю. Но с этого космодрома иногда запускают военные корабли. Так что все может быть.
Мы стояли рядом. Было холодно, и Лида куталась в пальто, а я не решался обнять ее за плечи.
– Значит, ты родилась в день солнечного затмения?
– Это неправда. Просто так, вспомнилось. Я же тебе говорила, – Лида зябко подернула плечами, – не бери в голову.
– Ладно, – сказал я.
Мы стояли, глядя на горящие на солнце корабли. Наконец Лида подняла воротник пальто, засунула руки поглубже в карманы и, перепрыгнув через канавку, разделявшую обочину дороги и безжизненный пустырь, взглянула на меня.
– Ну, – сказала она, – пошли?
Я не стал спрашивать куда.
Мы успели сделать лишь несколько шагов к космодрому, когда все вокруг затряслось и откуда-то снизу, из-под земли, донесся громовой раскат.
Лида зажала уши.
– Смотри! – крикнула она.
Одна из шахт впереди вспыхнула, и ее тут же накрыло облако черного огня. Грохот усиливался – казалось, под нашими ногами вот-вот расколется земля. Я испугался, что лопнут барабанные перепонки, когда шум вдруг прекратился, на мгновение нас накрыла удушающая тишина, а потом послышался далекий раскатистый рокот – из шахты выстрелил столб пламени, и похожая на пирамиду ракета взвилась в бледное осеннее небо, оставляя после себя длинный хвост тяжелого дыма.
Ветер доносил до нас запах гари.
– Это удивительно, – прошептал я.
В ушах звенело от шума. Я был уверен, что Лида меня не слышит. Однако она повернулась и крикнула – громко, как контуженая, – сбиваясь и нервно дыша:
– Это и есть то… – на секунду ее заглушил очередной раскат. – …чего ты остался!
Газовый след от предыдущей ракеты еще таял в воздухе, когда из соседней шахты взвилась следующая. Голова разболелась от грохота и рева, а от тяжелой и едкой вони мучила тошнота, однако я рассмеялся.
Лида пораженно уставилась на меня.
Я подошел к ней.
– Это удивительно, – повторил я.
– Что? – крикнула Лида.
Она зажимала уши руками.
– Я люблю тебя, – сказал я и обнял ее, прижав к себе так, словно мы виделись последние секунды в жизни.
Похожая на пирамиду ракета с ревом неслась в рассеченное кривыми траекториями небо. Лида замерла от удивления. Она по-прежнему прикрывала уши ладонями, защищаясь от шума, глядя на меня невидящими глазами.
Я поцеловал ее.
Где-то вдалеке, на границе зрения, вновь полыхнуло алым. На секунду Лида ответила на поцелуй, ее язык скользнул по моим губам, тело стало мягким, податливым, подчинялось моим рукам, но потом она дернулась и плотно сжала губы.
Лида попыталась оттолкнуть меня, но я не отпускал.
Земля под нами тряслась.
– Нет! – прохрипела Лида, отворачиваясь.
Я быстро целовал ее в лоб, в щеку, в шею.
– Не надо!
Лида вырвалась. Она стояла, отвернувшись. Ветер разносил по бесцветному небу черные облака отработанного газа. Лида вытерла губы рукавом пальто.
– Не смей! – прошипела она.
– Я люблю тебя, – сказал я.
– Нет! – Глаза у нее сверкнули. – Ты сделал свой выбор! Ты…
Она готова была заплакать.
– Но… – пробормотал я.
Я потянулся к Лиде, но она попятилась от меня, угрожающе запустив руку в карман, словно там лежало какое-то устройство, которое могло бы меня остановить.
– Не подходи ко мне.
– Но, Лида… – прошептал я, едва сдерживая слезы. – Лида, я…
46
Я ничего не ел уже очень долго. Вокруг унитаза валялись пакеты с суспензией. Голода я не чувствовал, однако колени подгибались, стоило мне лишь минуту постоять посреди комнаты.
Большую часть времени я сидел на кровати или в темном углу.
Свет слепил глаза. Таис больше не приходила ко мне, чтобы делать уколы, дребезжащий голос с потолка не давал бессмысленных указаний, и лишь невозмутимо светился красный глазок камеры над дверью.
Когда очередной пакет с суспензией вылетел из люка и шлепнулся на пол неподалеку, я даже не шелохнулся. Я сидел на полу, не чувствуя холода, и безразлично смотрел на белый пакет, помявшийся с одного края от сильного удара. Глаза болели от света, все вокруг затягивала дрожащая серая рябь, как перед обмороком, и белый пакет, попав в слепое пятно, рассеивался в пропитанном хлором воздухе, распадался на тающую пыль.
– Встаньте! – прозвучал синтетический голос.
Я продолжал сидеть.
– Поднимитесь на ноги!
Я прикрыл глаза, а потом посмотрел, щурясь, в пустой потолок и усмехнулся.
– Вам нужно поесть, – сказал перемежаемый тревожным звоном голос. – Пожалуйста.
– Таис? – спросил я. – Таис, если это ты…
Я попробовал подняться, упираясь в горящую стену, но рука соскользнула, и я беспомощно осел на пол.
– Если это ты… – В горле саднило. – Я же говорил тебе – я не буду жрать это дерьмо. У меня от него несварение желудка.
– Встаньте с пола! – рявкнул голос. – Сядьте на постель!
– Мне кажется, у меня нет сил, чтобы подняться. Наверное, это потому, что я давно не ел.
Я хотел рассмеяться, но вместо этого закашлялся и согнулся, прижимая руку к груди.
Белый пакет на секунду вновь появился на полу.
Голос замолк, сдавшись.
– Темнота, – прошептал я, с трудом сдерживая кашель. – Если ты меня еще слышишь, Таис, то все, что мне сейчас нужно, – это…
Раздался тяжелый грохот, комната закачалась, а стены на мгновение засверкали так ярко, что из глаз брызнули слезы. Я выставил перед собой руки, защищаясь от этого безудержного шума и света.
Послышался чей-то голос – настоящий, живой, не искаженный модулятором.
Таис!
Я попытался встать, но поскользнулся и свалился на пол.
Когда я пришел в себя, то сидел на затянутой полиэтиленом кровати. Передо мной стояла Таис.
– Тебе лучше? – спросила она.
– Не знаю, – прохрипел я. – Но я все еще жив, так что…
Таис покачала головой.
– Ты решил уморить себя голодом? Хорошо придумал, ничего не скажешь. Мне казалось, что ты…
Таис отвернулась.
– Почему же уморить? – сказал я. – Просто я не могу больше глотать эту вашу дрянь из белых пакетов. Она у меня наружу лезет.
– Обычный паек, – хмыкнула Таис. – Ты же служил на «Ахилле».
Таис подняла с пола поднос, на котором лежал бутерброд из двух ломтиков угловатого, черствого на вид хлеба с паштетом или маслом посередине, и пластиковая чашка с черной жидкостью.
– Торжественный обед? – усмехнулся я.
Таис поставила поднос мне на колени.
– У нас тоже строгий рацион, – объяснила она. – Это все, что я смогла найти.
– Рацион? И после этого вы хотите, чтобы я поверил в то, что это обычная клиника…
– Я никогда не говорила про обычную… – Таис на секунду замялась, – клинику.
Я осторожно взял за края хлипкую чашку из тонкого пластика.
– Это что? Кофе?
– Кофе, да.
– Холодный.
– Ты уж извини. Горячий я тебе не решилась дать.
Я сделал небольшой глоток и скривился от горечи. Потом откусил от бутерброда – хлеб оказался черствым, а паштет не слишком отличался по вкусу от энергетической суспензии. С большим трудом я заставил себя проглотить непрожеванный кусок.
– Едва съедобно, – пожаловался я.
– Извини, – повторила Таис. – По крайней мере, это не суспензия. А ничего другого нет.
Я отпил холодного горького кофе и поставил чашку на поднос.
– А ты ведь собиралась перевестись.
– Я решила пока остаться. Ненадолго.
Я ел черствый бутерброд, глотая непрожеванные куски и запивая их холодным кофе.
– Я много думала. – Таис устало потерла лоб. – Все-таки что-то меняется. Раньше ты никогда не держался так долго. Наверняка это хороший знак. Возможно, нужно просто время.
– Время на что? – Меня стало подташнивать, и я бросил на поднос недоеденный бутерброд. – На то, чтобы я поверил во весь этот бред? Ты сама-то… – Я осекся. – Таис?
– Что? – Девушка напряглась и отступила к двери.
– Почему тебя так пугает, когда я называю тебя Лидой? Ты ведь сама…
– Я понимаю, как тебе тяжело! Попробуй не думать об этом. Многое из того, что ты помнишь, – реально. «Ахилл» реален. Твоя работа…
Таис замолчала и испуганно взглянула на меня.
– Моя работа? – подхватил я. – Как ты там говорила? Я – второй пилот? Но я‑то помню все иначе.
– Ты помнишь второго пилота?
Я пригубил кофе.
– Дело не во втором пилоте. Лида. Все мои воспоминания, все, что мне дорого… – От кофейной горечи сводило рот. – Думаю, когда у тебя получится убедить меня в том, что она нереальна, я сойду с ума.
– Или выздоровеешь, – сказала Таис.
– Боюсь, для меня тут уже нет разницы.
Таис неожиданно присела рядом со мной на кровать. Она была совсем рядом. Я чувствовал ее запах. Ее черные волосы рассыпались по плечам, а уставшие зеленые глаза были так красивы.
– Я раньше никогда с тобой не говорила. Мне запрещали, но дело не в этих запретах. Я сама думала, что нельзя тебе это рассказывать.
– И что заставило тебя передумать?
– Тебе не становилось лучше. И только сейчас… – Таис улыбнулась. – Быть может, это и нужно было сделать? Просто поговорить. Забудь на секунду о том, что все вокруг враги, что тебя захватили сепаратисты, а я… я…
– А ты похожа на Лиду.
Таис повела плечами, как от холода, и поднялась с кровати.
– Почему? – спросила она.
– Что почему?
– Почему, ты думаешь, я так на нее похожа?
Я почувствовал холодок на коже.
– Откуда я знаю? Это тебе…
– А ты подумай. Я ведь говорила. Но попробуй сам. Как ты ее помнишь? Когда увидел ее впервые? Когда впервые вспомнил?
Я закрыл глаза.
Лида.
Сколько раз она являлась ко мне во сне. День нашего знакомства. Институт. Я окончил подготовительные курсы и пришел, чтобы получить удостоверение абитуриента, переживая о том, как смехотворно малы мои шансы поступить в самый престижный в стране вуз. Я не мог узнать никого вокруг – я не видел ни одного знакомого лица, хотя и проучился с этими людьми целый год. Я стоял в длинной и тусклой очереди, ожидая, когда меня вызовут в кабинет, и тут заметил ее…
Я попытался восстановить в памяти ее лицо, приоткрытые губы, зеленые глаза, непокорные волосы, а потом посмотрел на свою тюремщицу.
– Я понял, – сказал я.
Девушка вопросительно приподняла брови.
– Ты вовсе не копия, – сказал я. – Ты – это и есть она. Лида – это ты!
– Что?
Девушка запустила руку в карман.
– Я совсем не это имела в виду! – крикнула она. – Я хотела… Как ты не понимаешь! Я была первой, кого ты увидел! Первой! И Лида… Она появилась из-за меня.
– Нет!
Я вскочил с кровати, опрокинув поднос. Холодный кофе выплеснулся из пластиковой чашки, и та покатилась к ее ногам. Недоеденный бутерброд развалился на части, упав на пол густо намазанной паштетом стороной.
– Я тоже много думал о том, что происходит. Есть лишь одно объяснение. Одно-единственное. – Я протянул к девушке руку, и она испуганно попятилась к двери. – Что они сделали с тобой, Лида? Что они сделали с тобой?
Девушка вытащила тенебрис. Руки у нее тряслись.
– Не подходи ко мне! – прошипела она. – За нами следят. В любую секунду…
– Не бойся. – Я приближался. – Я не причиню тебе вреда. Никогда.
– Не подходите! – Девушка угрожающе вскинула тенебрис. – Или…
– Или что? Говоришь, за нами следят? Ты знаешь, думаю, всякий раз, когда ты достаешь эту штуку… – я показал на светящийся глазок камеры, – там никого нет. Ведь правда?
– Нет! – Девушка затрясла головой. – Стоит мне только…
– Лида! – Нас разделяли считаные шаги, но мне вдруг показалось, что между нами разверзлась зияющая бездна. – Ты сама попробуй вспомнить. Ведь это же ты! Я никогда не поверю, что они полностью…
– Еще один шаг, – пробормотала девушка, – еще один шаг, и я…
– Вспомни! Разум можно обмануть, стереть воспоминания, внушить тебе что-нибудь, но…