Третий лист содержал информацию о воинской части, которая в основном сводилась к контактам с официальными лицами. Адрес, телефоны, электронная почта. Этот лист словно говорил мне: приходите, звоните, пишите — мы открыты для вас, нам скрывать нечего.
Я вновь воспользовалась программой геолокации, набрав адрес части. Чуть больше трехсот километров от Москвы. Экран отразил буйство зелени вокруг небольшой группы зданий, тем самым вызвав в памяти полузабытые слова «пердь» и «глушь». Я покрутила колесико мыши, приближая и удаляя объект. В пяти километрах к северу от части находилась железнодорожная станция, радом с ней расположился небольшой поселок, в семи километрах к югу — шоссе, а вокруг — сплошь непроходимые леса.
Следующий лист был копией рапорта начальнику части от некоего лейтенанта Бражника. Если этот рапорт перевести с казенно-армейского языка на человеческий, то получалось, что вчера, то есть в воскресенье утром, этот самый лейтенант обнаружил исчезновение новобранца во вверенном его попечению взводе. На вечерней поверке в субботу парень еще был, а на утренней — увы и ах.
Дальнейшие страницы в папке являли собой подробнейшую хронологию поисков — начиная от приказа начальника части начать розыск пропавшего и заканчивая его же приказом поиск прекратить.
Осмотр начали с казарм, котельной и «учебки». К полудню сообразили, что дело серьезно, и вышли за ворота. Одна группа направилась в ближайший поселок, другая — на железнодорожную станцию. Зачем-то с собаками сунулись в близлежащий лес, где и блуждали до темноты, но прочесать окрестные леса за сутки — задача сколь грандиозная, сколь же и невыполнимая. Добежали до трассы на Москву, там тоже по вполне понятным причинам никого и ничего не нашли — если уж мальчишка вышел на трассу, то наверняка поймал попутку и уже давно дома пьет чай с бубликами под причитания родителей.
Толстая пачка рапортов говорила, что, хотя деятельность в части была развернута немалая, но результата эта суматоха не принесла. К полуночи ищущие выдохлись и розыск прекратили.
И вот теперь продолжить поиски предлагалось мне.
Я вновь пролистала страницы папки — не упустила ли чего. Оказалось, упустила. На обратной стороне листа с медицинскими данными размашистой, плохо читаемой скорописью был начертан шестизначный номер, под которым стояла дата пятницы. Ниже красовался огромный вопросительный знак и приписанная этим же почерком ремарка «проверить». Слово «проверить» было подчеркнуто двумя жирными чертами. Человек, написавший это, явно спешил и был взволнован.
— Что за дела?
В комнату ворвался Ганич. Спутанные черные кудри как обычно нависали на лоб, на худых плечах болтался растянутый свитер, под мышкой непременный планшет.
— Шеф велел отложить все дела и заняться… А, вот чем именно заняться не сказал, к тебе отправил.
Леонид подтянул вечно спадающие с тощего зада джинсы и плюхнулся на стул.
— Ну? В чем дело, Уманская?
Я протянула ему папку и ограничилась лаконичным «надо найти одного человека». Копи-паста с Ремезова. Ну и что?
— И только-то? — хмыкнул гений.
Он быстро пролистал документы, ввел данные «пропажи» в свой планшет и, буркнув «лови инфу через пять минут», удалился.
Через секунду в дверь просунулась вихрастая физиономия.
— Забыл поздравить, — сказала голова. — Первое дело отметить бы надо. А?
— Непременно, — ответила я. — Но только после завершения.
— Ага, — отозвалась физиономия. — Тогда, скорее всего, завтра. А если повезет, то и сегодня вечером. Делов-то.
Ну что ж, сейчас Ганич кинет свой любопытствующий взор в интернет, соцсети и всевозможные базы данных, и вся подноготная несостоявшейся боевой единицы будет вытащена наружу — друзья-родственники, последняя переписка, звонки, адреса и многое другое. Тут можно не волноваться — вскоре я буду знать о мальчишке все.
Я вновь открыла личное дело парня. На меня по-прежнему смотрела симпатичная физиономия Крылова Андрея Валентиновича девятнадцати лет от роду.
Уж не выполняет ли шеф чей-то левый заказ? — пришла запоздалая мысль. Допустим, хотят замять дело по-тихому, так как парень — сын или внук кого-то влиятельного...
И живет в такой дыре? — тут же возразила интуиция.
Да и представить шефа, работающего на сторону, я не могла. Не тот человек полковник Ремезов, чтобы брать халтуру. К тому же я слабо представляла, кто мог бы отдать шефу подобный приказ. Если только это не была личная просьба близкого человека, которому по каким-либо причинам невозможно ответить отказом. Что-то не выглядел полковник сильно довольным, давая мне это задание…
Телефонный звонок раздался настолько неожиданно, что я вздрогнула.
— Готова слушать отчет, начальник?
Голос Демина был хоть и бодр, но чувствовалось некоторое разочарование. Уж не оттого ли, что должен подчиняться девице, на восемь лет младше его? Но это не мои проблемы, — рассудила я и бросила скупое «слушаю».
Пока я разглядывала физиономию Андрея и размышляла о задании, Демин успел побывать у парня дома.
— Представился работником Электросбыта, попросил показания счетчика сверить, — хохотнул Александр.
Дома была мать Андрея, собиралась на работу, как обычно в будние дни. Но Демин не был бы Деминым, если бы тут же не расположил к себе хозяйку квартиры настолько, что оказался приглашенным на чай с вареньем.
Женщина жила одна, с мужем давно в разводе. Последний раз видела сына пару недель назад — приезжала в часть. «Как служится? Да вроде нормально, могло быть и хуже, вон соседка давеча рассказывала...» Женщина оказалась словоохотливой и открытой, так что подозрений, что она что-то скрывает, у Демина на ее счет не возникло. Она даже разрешила Александру пройтись по квартире и заглянуть в комнату Андрея.
— Не появлялся он дома. Это точно, — подытожил Александр.
Вердикту лучшего опера нашего отдела можно было верить безоговорочно.
Из тех, с кем стоило встретиться в первую очередь, Демин назвал Романа — бывшего одноклассника и давнего закадычного друга, а ныне сокурсника по университету. Имелась и девушка Вероника — первая и единственная любовь, но, по словам матери Андрея, сейчас она находилась в больнице.
— Умную мысль хочешь? — осведомился вдруг Демин.
— Ну?
— Ты наверняка версию с дедовщиной сейчас в голове крутишь, но ведь парень и по подруге мог соскучиться. Проведать, так сказать, — захихикал он. — В больницу загляни обязательно, там он. Гарантирую.
Спасибо, Капитан Очевидность. Мысль о девушке мне и самой пришла в голову. Но вслух я спросила совсем другое:
— Что дальше думаешь делать?
— Пока здесь покручусь, покурю. Тут у подъезда бабки сидят глазастые. Поболтаю с ними чуток. Да к соседям еще попозже зайду, счетчик проверить.
Сашкин голос звучал тускло и апатично, как у человека, который не верил в благополучный исход дела, которым сейчас занимался. И он сам вскоре подтвердил мои подозрения.
— Как хочешь, но зря все это, пустой номер тянем. Не знает она ничего.
Пару мгновений Демин сопел в трубку, а затем нехотя добавил:
— Мы пока чай пили, мамаша тут все сетовала, что сына как-то странно в армию забрали. Говорит, у парня отсрочка была, он в университете учится. Они, конечно, так родителям и скажут, что отчислили… Но проверить стоит. И с датами какая-то путаница. По ее словам, сына забрали, когда уже призыв закончился, через пару дней. Смотри сама, конечно, но я бы проверил, — бросил он на прощание и отключился.
Вот и еще одна странность в деле нарисовалась. Проверим и ее. Но Демин-то каков — решил поопекать глупышку. Считает, что без его советов я сама ни в чем не разберусь. Ладно, Демина оставим на потом, сейчас главное — Андрей. Где он там учился?
Я уже потянулась к бумагам, но меня прервал писк компьютера: поступила первая порция информации от Ганича. В два щелчка мыши я знала и университет, и номер группы Андрея.
Послушаем, что мне скажут там.
— Секретариат! — рявкнула трубка женским голосом.
— Здравствуйте, меня интересует ваш студент…
— Все справки в деканате! — вновь рявкнула трубка и отключилась.
И этот университет борется за звание учреждения высокой культуры! — хмыкнула я и набрала номер деканата.
— Деканат! — уже другим голосом гаркнул телефон.
Я, было, хотела вежливо поздороваться, но передумала:
— Прокуратура. Следователь Уманская. Согласно распоряжению Министерства образования за номером 69 и Приказа Генеральной Прокуратуры номер 553 проводится выборочная проверка высших учебных заведений на предмет коррупции и злоупотреблений, — отчеканила я на едином дыхании, лихо ввернув первые пришедшие на ум цифры.
На том конце икнули и замолчали.
— С кем я говорю?
— Заместитель декана Домогацкая Алевтина Михайловна, — запинаясь, прошептала трубка.
Я не сбавляла темпа.
— В данный момент мы проверяем списочный состав учеников вашего учебного заведения. Э-э-э… Начнем со второго курса. Зачитайте мне состав группы 212.
Дождавшись фамилии Крылов, я рявкнула:
— Достаточно. Пожалуйста, полную информацию об этом студенте.
Через несколько минут я знала о студенте Крылове если не все, то очень многое. Но главным сюрпризом для меня стал тот факт, что университет считал второкурсника Крылова своим студентом и по сей день, и ни сном, ни духом не ведал, что парень уже второй месяц «чеканит плац».
Следующий звонок был в военкомат.
Так как трубку снял мужчина, я представилась заместителем декана университета Домогацкой Алевтиной Михайловной и, добавив голосу легкую эротичную хрипотцу и игривость, осведомилась о судьбе студента своего вуза. Но, то ли майор мне попался тертый калач, то ли действительно был не в курсе, но стоял он на своем, как кремень: забрали парня по всем правилам, ни в коей мере не нарушая ни сроков призыва, ни иной буквы закона. А если в военкомате отсутствует информация об отсрочке, то виноват в этом сам университет, и в частности лично мадам Домогацкая.
Возможно, действительно мать что-то напутала, подумала я, закончив разговор.
Пока я беседовала по телефону пришла новая порция вестей от Ганича.
Отец Крылова, как и говорил Демин, с новой семьей проживал в Америке и с сыном от первого брака не общался. Братьев-сестер у Андрея не было. Родственники — седьмая вода на киселе, да бабка по отцовской линии в Воронеже, так что и тут было глухо. Вряд ли, сбежав из части, парень отправится в Воронеж. Наиболее перспективными направлениями, по мнению Ганича, являлись девушка Вероника, которая сейчас находилась в Центральной клинической больнице, да лучший друг Роман.
Любимая девушка на больничной койке — достаточная ли это причина, чтобы сбежать из армии? Ну что ж, попробуем потянуть за эти ниточки.
* * *
Ни один нормальный человек не любит больницы, особенно старые. Стены с въевшимся запахом антисептика пополам с человеческими страданиями — не самое приятное место. Однако ситуация оказалась еще хуже — мне пришлось усмирять личных демонов. Вероника Иртеньева нашлась на отделении реанимации и интенсивной терапии, том самом, где пять лет назад после неудачной операции тяжело и долго умирал мой дед, а в прошлом году с большим трудом выходили двух наших ребят.
Вдохнув поглубже, я открыла дверь отделения. Но прежде чем я до него добралась, пришлось поплутать меж больничных корпусов — за год на территории больницы многое изменилось, в частности, нужное мне отделение переехало в новое здание, вклинившееся между двумя старыми домами и теперь бессовестно сверкающее на солнце застекленным фасадом.
В просторном холле больницы меня уже ждал Демин. Оставив двух агентов наблюдать за домом Крыловых, он решил присоединиться ко мне. «Чую, здесь перспективнее», — сказал Александр при встрече.
Хотя фасад и изменился, порядки в больнице остались прежними — бдительный до вредности вахтер, словно сфинкс, охраняюл больничные секреты и всем посетителям задавал один и тот же вопрос:
— К кому?
— К Иртеньевой на интенсивную терапию, — честно призналась я, собираясь пройти.
— На интенсивную не положено, — осадил меня дед.
Я оглядела вывески. В корпусе помимо реанимации расположились гинекологическое отделение и 1-ая и 2-я хирургии.
— А если бы я сказала, что к Ивановой на гинекологию, то пропустили бы?
— На гинекологию пропущу, — кивнул «сфинкс».
— Но вы же ничего не проверяете, — завелась я. — А если никакой Ивановой здесь нет, если я все придумала? Сказала на гинекологию, а сама пойду в реанимацию?
— Ф-ф-ф! — фыркнул вахтер. — Мне сказано пускать — пускаю, сказано не пускать — не пускаю. А сильно умные вроде тебя вообще сейчас домой пойдут.
Ситуацию разрядил Демин, авторитетно помахавший удостоверением. Но вахтер не успокаивался:
— А девушка?
— Девушка со мной, — отрезал Саша и туманно добавил: — В интересах следствия.
Отделение интенсивной терапии встретило нас белизной стен, сверкающим до блеска светло-серым линолеумом и шеренгой стеклянных боксов. Сразу за белой двустворчатой дверью находился сестринский пост с телефонами и солидным пультом, ныне пустой. Да и вообще в отделении почему-то не было ни души за исключением больных, мирно лежащих в своих боксах. Лишь навязчивая мелодия, раздающаяся из невидимых динамиков, говорила о том, что персонал где-то здесь. А иначе для кого звучит этот занудный мотив?
— Кто вас пропустил? Здесь нельзя находиться посторонним. Выйдите немедленно!
Кажется, насчет «ни души» я поторопилась: навстречу к нам спешил очень важный и очень сердитый доктор в светло-зеленой медицинской униформе. Весь его вид выражал негодование, даже куцая рыжая бороденка топорщилась от возмущения. Очки в тяжелой оправе гневно сверкали. Но и на этот раз Сашкино удостоверение оказало поистине магическое действие: доктор как-то сразу утратил важность, превратившись в молодого и очень усталого врача. Он на секунду застыл, переваривая наше превращение из нарушителей порядка в служителей закона, и затем уже обычным голосом предложил свою помощь. По счастливой случайности этот бородач и оказался лечащим врачом Вероники.
Вероника лежала в третьем от входа боксе. Мы остались снаружи, разглядывая девушку через стекло.
— Внутрь нельзя — стерильная зона, опасность инфекции, — строго сказал доктор.
И хотя объяснение, на мой взгляд, прозвучало несколько надуманно — ведь сам-то он туда заходил в обычной, не стерильной, одежде, но делиться своими сомнениями я не стала.
Белая простыня закрывала девушку до подмышек, тонкие исхудалые руки, еще хранившие едва заметный золотистый загар, безвольно покоились поверх нее. Я обратила внимание на изящные кисти с длинными пальцами. Не часто сейчас встретишь такие аристократические руки. Слева и справа от кровати мерно попискивали, усердно рисуя разноцветные графики, мониторы. Стойка с аппаратурой у стены, от которой к телу шли провода, штатив с капельницами, игла в вене — типичные атрибуты реанимации. Но больше всего меня поразило плотно забинтованное до самой шеи лицо девушки.
— Что с ней такое? — спросил Демин.
— Состояние комы. Вам знакомо такое понятие?
Мы дружно кивнули, а врач, почувствовав себя увереннее, принялся сыпать медицинскими терминами и диагнозами. При этом обращался он исключительно к Александру, считая его главным в нашей паре. Ох уж эта мужская солидарность!
Поняла я следующее. Девушка получила черепно-мозговую травму и огнестрельное ранение грудной клетки, перенесла сложную операцию. Безусловно удачную — больничный хирург постарался на славу, да и приглашенный затем из Германии нейрохирург сработал поистине виртуозно. И хотя все проблемы были устранены, из комы Вероника так и не вышла. Сердце работало нормально, дышала она сама, мозг функционировал, но в сознание девушка не приходила, несмотря на все усилия врачей. А усилия были приложены немалые — практически все, что могла предложить современная медицина, по словам доктора. Но самым необычным в этой истории было то, что в таком состоянии девушка находилась почти полтора месяца.