солнца, что лился на пол.
Соловей успокоился и прошел к печи. Вася проследила за ним. Ее смех утих.
Морозко и белая кобылица вернулись до рассвета.
Кобылица стояла тихо, жевала сено. Морозко смотрел на огонь и не повернул голову,
когда Вася встала. Она подумала о долгих скучных годах его жизни, о том, сколько ночей
он сидел один у огня. Может, он бродил по лесу, а этот дом с крышей и стенами, с этим
огнем сделал лишь для того, чтобы порадовать ее.
Она прошла к печи. Морозко оглянулся, немного отстраненности пропало с его лица.
Вася вдруг покраснела. Ее волосы спутались, как у ведьмы, ноги были босыми. Он,
видимо, заметил это, резко отвел взгляд.
– Кошмары? – спросил он.
Вася нахмурилась, смущение пропало от возмущения
– Нет, – заявила она. – Я идеально спала.
Он вскинул брови.
– У тебя есть гребень? – спросила она, чтобы отвлечь его.
Он растерялся. Вряд ли он привык к гостям, еще и к таким, у которых могли
спутаться волосы, которые могли проголодаться или увидеть плохой сон. Но потом он
улыбнулся и протянул руку к полу.
Пол был деревом. Конечно, там были темные гладкие доски. Но, когда он
выпрямился, Морозко держал горсть снега. Он выдохнул на снег, и он стал льдом.
Вася склонилась, пораженная. Его длинные тонкие пальцы работали со льдом, будто
он был глиной. Его лицо озарила радость создания. Через пару минут он держал гребень,
который словно вырезали из бриллиантов. Он напоминал по форме лошадь, длинная грива
струилась с шеи.
Морозко отдал гребень Васе. Кристаллики льда были как шерсть коня, они царапали
ее мозолистые пальцы.
Она покрутила красивую вещицу в пальцах.
– Он не сломается? – гребень был холодным, как камень, и идеально подходил ее
ладони.
Морозко сел ровнее.
– Нет.
Вася осторожно взялась за колтуны. Гребень двигался по ее спутанным волосам, как
вода, распрямляя их. Он мог следить за ней, но, когда Вася поглядывала на него, его
взгляд был устремлен на огонь. Когда ее гладкие волосы были заплетены и перевязаны
кожаным шнурком, Вася сказала:
– Спасибо, – и гребень в ее руке растаял.
Она все еще смотрела на ладонь, а он сказал:
– Пустяки. Поешь, Вася.
Она не видела, как пришли его слуги, но теперь на столе была каша с золотым
оттенком меда и желтым цветом масла в деревянной миске. Она села, зачерпнула себе
горячей каши и принялась за нее, наверстывая за прошлую ночь.
– Куда ты собираешься? – спросил он, пока она ела.
Вася моргнула. Далеко. Но она не придумала, куда точно.
– На юг, – медленно сказала она. Пока она говорила, она поняла ответ. Ее сердце
встрепенулось. – Я хочу увидеть церкви Царьграда, посмотреть на море.
– Значит, юг, – удивительно, но он не спорил. – Путь долгий. Не загоняй Соловья
сильно. Он сильнее смертной лошади, но он молод.
Вася удивленно посмотрела на него, но его лицо ничего не выражало. Она
повернулась к лошадям. Белая кобылица Морозко стояла скромно. Соловей уже съел свое
сено вместе с ячменем, теперь он придвигался к столу, поглядывая на ее кашу. Она стала
есть быстрее, чтобы опередить его.
Не глядя на Морозко, она спросила:
– Ты поедешь со мной хоть немного? – ее вопрос вылетел в спешке, и она пожалела,
что озвучила его.
– Ехать рядом с тобой, нянчить тебя и отгонять снег? – развеселился он. – Нет. Даже
если бы у меня не было дел, я бы этого не сделал. Иди в мир, путница. Познай долгие
ночи и тяжелые дни, испытай хотя бы неделю.
– Может, мне понравится, – возразила пылко Вася.
– Надеюсь, нет.
Она не ответила на это. Вася добавила себе каши, отдала миску Соловью.
– Так ты раскормишь его, как племенную лошадь, – отметил Морозко.
Соловей прижал уши, но не отказался от каши.
– Ему нужно наесться, – возразила Вася. – И он все отработает в пути.
Морозко сказал:
– Раз ты не передумала, у меня для тебя есть подарок.
Она проследила за его взглядом. На полу у стола лежали две пухлые седельные
сумки. Она не коснулась их.
– Зачем? Мое приданое лежит в том углу, и остальное можно купить за золото.
– Ты можешь использовать то золото, – холодно ответил Морозко. – И тогда ты
приедешь в неизвестный город, купишь там товары, что никогда не видела, будешь ехать
по городу на боевом коне, одетая, как русская принцесса. Тогда можно нарядиться в
белые меха с алым плащом, чтобы все воры на Руси разбогатели.
Вася вскинула голову.
– Зеленый лучше алого, – холодно сказала она. – Но, может, ты прав, – она коснулась
сумок и замерла. – Ты спас мне жизнь в лесу, – сказала она. – Предложил мне приданое,
пришел, когда я попросила тебя избавить нас от священника. Теперь это. Что ты хочешь
взамен, Морозко?
Он замешкался на миг.
– Думай обо мне порой, – ответил он. – Когда расцветут подснежники и растает снег.
– И все? – спросила она и добавила с честностью. – Как я могу забыть?
– Это проще, чем ты думаешь. И… – он склонился.
Вася застыла в испуге, хотя предательская кровь прилила к коже, когда он задел
ладонью ее ключицы. На ее шее висел сапфир, обрамленный серебром. Морозко подцепил
цепочку пальцем и потянул к себе. Кулон подарил ей отец, няня передала его перед
смертью. Сапфир был самым важным из вещей для Васи.
Морозко держал камень между ними. Он отбрасывал ледяной свет на его пальцы.
– Пообещай, – сказал он, – все время носить это, в любых обстоятельствах, – он
отпустил цепочку.
Прикосновение его ладони еще ощущалось на ее коже. Вася яростно игнорировала
это. Он был не настоящим. Он был один, почти забытый, существо черного леса и
бледного неба. Что он сказал?
– Почему? – сказала она. – Его дала мне няня. Это подарок отца.
– Это талисман, – сказал Морозко. Казалось, он подбирает слова. – Он может
защитить.
– От чего? – спросила она. – Какое тебе дело?
– Как бы ты ни думала, я не хочу прийти за твоим мертвым телом в лесу, – холодно
сказал он. Ледяной ветерок пробрался в комнату. – Будешь перечить?
– Нет, – сказала Вася. – Я и без того собиралась носить камень, – она прикусила губу
и слишком быстро повернулась, чтобы развязать первую сумку.
Там были вещи: плащ из шкуры волка, кожаный капюшон, накидка с мехом зайца,
сапоги с мехом, плотные штаны. В другой сумке была еда: сушеная рыба, твердый хлеб,
фляга медовухи, нож и котелок для воды. Все, что потребуется для тяжелого пути по
холодной стране. Вася смотрела на вещи с радостью, какой не ощущала при виде золота
или камней приданого. Эти вещи были свободой. Их никогда не было у Василисы
Петровны, дочери Петра. Они принадлежали кому–то другому, кому–то сильнее, кому–то
незнакомому. Она посмотрела на Морозко, сияя. Может, он понял ее лучше, чем она
думала.
– Спасибо, – сказала Вася. – Я… спасибо.
Он склонил голову, но промолчал.
Ей было все равно. С сумками было и седло, но она еще такого не видела. Оно
напоминало утепленную ткань. Вася оживленно вскочила на ноги, позвала Соловья с
седлом в руке.
* * *
Но седлать коня было непросто. Соловей еще не носил седло, хоть это и было
необычным, и он не был этому рад.
– Тебе оно требуется! – возмутилась Вася после тщетных попыток в еловой роще.
«Вот тебе и смелая и самодостаточная путница», – подумала она. Соловей все так же
сопротивлялся седлу. Морозко смотрел с порога. Его веселый взгляд сверлил ее спину. –
Что будет, если мы будем в пути неделями? – спросила Вася у Соловья. – Мы ослабеем, да
и как мы повесим сумки? Там, кстати, и твое зерно. Хочешь жить на хвое?
Соловей фыркнул и быстро взглянул на мешки.
– Ладно, – процедила Вася. – Уходи, откуда пришел. Я пойду пешком, – она пошла к
дому.
Соловей бросился и преградил ей путь.
Вася хмуро посмотрела на него, толкнула, но это никак не подвинула коня цвета
дуба. Она скрестила руки и скривилась.
– Ладно, – сказала она, – что ты предлагаешь.
Соловей посмотрел на нее, потом на сумки. Он опустил голову.
«О, ладно», – сказал он без веселья.
Вася старалась не смотреть на Морозко, пока заканчивала подготовку.
* * *
Она уехала тем же утром, солнце сожгло туман и блестело бриллиантами на свежем
снеге. Мир вне еловой рощи казался большим и бесформенным, почти не угрожал.
– Я не чувствую себя путницей, – призналась тихо Вася. Морозко стоял с ней рядом
с еловой рощей. Соловей ждал, оседланный, рвение в нем смешалось с раздражением. Ему
не нравились мешки на спине.
– Так часто у путников, – ответил демон холода. Он вдруг опустил ладони на ее
плечи, укрытые мехом. Их взгляды пересеклись. – Оставайся в лесу. Так безопаснее всего.
Избегай поселений людей, не разводи большие костры. Если будешь с кем–то говорить,
веди себя как мальчик. Мир сейчас опасен для одиноких девушек.
Вася кивнула. Слова дрожали на ее губах. Она не могла понять выражение его лица.
Он вздохнул.
– Пусть путь будет приятным. Иди, Вася.
Он подсадил ее, а потом она посмотрела на него свысока. Он вдруг показался не
человеком, а скоплением теней в форме человека. Было в его лице что–то, чего она не
понимала.
Она открыла рот, чтобы заговорить.
– Иди! – сказал он и шлепнул по крупу Соловья. Конь фыркнул и понес ее над
снегом.
7
Путница
И вот Василиса Петровна, убийца, спасительница, одинокое дитя, уехала из дома в
еловой роще. Первый день прошел, дом остался позади, а весь мир был перед ними. Шли
часы, настроение Васи из боязливого стало легкомысленным, и она прогнала грусть
подальше. Уверенная поступь Соловья унесет ее куда угодно. За полдня она оказалась от
дома дальше, чем когда–либо бывала: все ямы, вязы и заснеженные пни были ей в
новинку. Вася ехала, а потом замерзла и шла, Соловей подпрыгивал от нетерпения.
Так прошел день, зимнее солнце склонилось к западу.
В сумерках они нашли большую ель, снег сгрудился вокруг ее ствола. Сумерки
делали снег голубым, было очень холодно.
– Здесь? – сказала Вася, слезая со спины коня. Ее нос и пальцы болели. Она
выпрямилась и поняла, как затекло тело, как она устала.
Конь тряхнул ушами и поднял голову.
«Пахнет безопасно».
Вася все детство бегала по лесу, и зима была долгой, так что она умела выживать в
лесу. Но ее сердце сжалось от мысли, что она будет одна этой холодной ночью и все
следующие. Она высморкалась.
«Ты это выбрала, – напомнила она себе. – Теперь ты путница».
Тени обхватили лес руками, свет был сине–сиреневым, и все казалось ненастоящим.
– Останемся здесь, – сказала Вася, снимая с Соловья седло, она говорила увереннее,
чем ощущала себя. – Я разведу огонь. Смотри, чтобы нас никто не съел.
Она убрала снег от дерева, пока не устроила снежную пещеру под ветвями ели,
оставив участок голой земли для костра. Зимние сумерки быстро стали ночью, и было уже
темно, когда она собрала достаточно хвороста. В озаренной звездами темноте до восхода
луны она срезала пару веток ели, как ей показывал брат, и воткнула в снег, чтобы тепло от
огня отражалось в ее укрытие.
Она разводила костры с тех пор, как могла держать кремень руками, но ей пришлось
снять варежки, и ее руки замерзли.
Хворост загорелся, и заревел огонь. Она забралась в укрытие, и там оказалось
холодно, но терпимо. Вода кипела с хвоей, чтобы согреть ее, черный хлеб с сыром утолил
голод. Она обожгла пальцы, ее ужин подгорел, но она все сделала и гордилась.
Согревшись от костра и еды, Вася выкопала яму в размягченной от костра земле,
насыпала туда углей из костра и накрыла ветвями ели. Она легла на них, укуталась в плащ
и спальный мешок и обрадовалась, что стало теплее. Соловей уже дремал, уши были
повернуты, словно он слушал ночной лес.
Веки Васи слипались, она была юной и уставшей. Сон был близко.
И тут она услышала сверху смех.
Соловей вскинул голову.
Вася встала на ноги и нащупала нож на поясе. Во тьме сияли глаза?
Вася не звала – она не была глупой – но смотрела на ветви ели, пока глаза не стали
слезиться. Ее нож казался холодным и ужасно маленьким в ее руке.
Тишина. Ей показалось?
Смех раздался снова. Вася бесшумно попятилась, взяла пылающую головешку из
костра и подняла ее.
Она услышала топот, а потом женщина упала в снег у подножия ели.
Или не женщина. Волосы и глаза существа были белыми, блестящая кожа – цвета
зимней полуночи. Она была в плаще, но голова, руки и ноги были голыми. Огонь блестел
красным на ее странном и милом лице, холод ее не тревожил. Ребенок? Женщина? Черт.
Ночной дух. Вася и обрадовалась, и насторожилась.
– Бабушка? – осторожно сказала она, опуская головешку. – Проходите к моему огню.
Женщина выпрямилась. Ее глаза были бледными, как звезды, но губы скривились,
как у ребенка.
– Вежливая путница, – бодро сказала она. – Стоило этого ожидать. Убери деревяшку,
дитя, тебе она не понадобится. Да, я посижу с тобой у огня, Василиса Петровна, – и она
опустилась на снег рядом с огнем и окинула Васю взглядом. – Давай! – сказала она. – Я
пришла, так что предложи мне вина.
Вася после доли колебаний дала гостье свою флягу с медовухой. Она не хотела
оскорблять существо, что будто упало с неба, но…
– Вы знаете мое имя, бабушка, – сказала Вася. – А я не знаю ваше.
Та все еще улыбалась.
– Меня зовут Полуночница, – сказала она, выпивая.
Вася дрогнула в тревоге. Соловей прижал уши. Няня Васи, Дуня, рассказывала о
двух сестрах–демонах Полуночи и Полудни, и эти истории плохо заканчивались для
одиноких путников.
– Зачем вы здесь? – спросила Вася, быстро дыша.
Полуночница рассмеялась, устроившись удобнее в снегу рядом с огнем.
– Не бойся, дитя, – сказала она. – Тебе нужны нервы крепче, если ты собралась в
путь, – Вася с тревогой заметила, что у Полуночницы много зубов. – Меня прислали
присмотреть за тобой.
– Прислали…? – спросила Вася. Она медленно опустилась на свое место у огня. –
Кто?
– Чем больше знаешь, тем скорее состаришься, – бодро ответила Полуночница.
Вася спросила, запинаясь:
– Это был Морозко?
Полуночница фыркнула, к огорчению Васи.
– Не надо его так превозносить. Бедный король зимы никогда не мог повелевать
мной, – ее глаза словно сами светились.
– Тогда кто? – спросила Вася.
Демонесса прижала палец к губам.
– Ах, я клялась не говорить. И как же без загадки?
Полуночница выпила свою долю, бросила Васе флягу и встала на ноги. Огонь
сверкал красным на ее белых, как луна, волосах.
– Один раз я к тебе явилась, – сказала она. – Я обещала трижды, так что еще
встретимся. Хорошей дороги, Василиса Петровна.
Она пропала среди ветвей, а Вася хотела задать вопрос:
– Я не… стойте… – но она пропала. Вася могла поклясться, что слышала не Соловья
в темноте, а потом затопали большие копыта. Но она ничего не видела. И наступила
тишина.
Вася сидела у костра, пока он не стал углями, слушала, но новые звуки не прерывали
тишину ночи. Она убедила себя лечь и поспать. Она провалилась во тьму сразу же и
проснулась на рассвете, когда Соловей сунул голову в ее укрытие и посыпал ее лицо
снегом.
Вася улыбнулась коню, протерла глаза, выпила немного горячей воды, села на него и
поехала.
* * *
Летели дни и недели. Дорога была тяжелой и холодной. Не все дни или ночи Васи