– Ой! – Даше захотелось обнять его и пожалеть как-то. По голове, что ли, погладить.
– Да, ладно тебе ойкать, а то выглядит, типа, «по приютам я с детства скитался». Не скитался. Родители зарабатывали прекрасно, ну ты видела. Хорошее образование я к тому моменту уже успел получить. Так что. Всё хорошо.
– Образование? А чего ж ты с хорошим образованием в охранниках?
– А удобно очень. Трудовая книжка пристроена, стаж идет, времени свободного вагон. Я ж переводами зарабатываю на фрилансе, а они не всегда есть.
– Что переводишь?
– Ну, что подвернется. Иногда хорошие вещи, а иногда муру всякую типа девочкиного фэнтези.
– Книги, что ли?
– Книги.
– А девочкино фэнтези про принцесс и единорогов?
– Бррр, – Валеру передернуло. – Почти. Маги и драконы ещё.
– Хорошая работа, интересная.
– Издеваешься. Там в кабинете у меня, на книжной полке позади стола есть пара моих книжек. Если интересно, почитай. Мне твое мнение важно узнать.
– Так ты, правда, писатель?! Я ж тебя спрашивала, мне Галина сказала, а ты не ответил.
– Я ответил, только ты не слушала. Ты меня редко слушаешь. Практически никогда. Только сейчас вот почему-то.
– Ну, – Даша пожала плечами. – Ты меня только сейчас заинтриговал.
– Это хорошо, что заинтриговал.
– Наверное. Пока не поняла еще. Давай, рассказывай теперь. Дуй мне в уши, а я буду внимательно слушать.
– Про что рассказывать?
– Ну, хоть про литературу, про фантастику, например.
– Ты читала Стругацких?
– А как же! Они мои любимые!
– А Гарри Поттер?
– Фуууу!
– Это замечательно, значит, тебе понравится Нил Гейман.
– Конечно, понравится, я его читала. Особенно хороши «Американские боги».
Беседа потекла плавно и непринужденно. Выяснилось, что вкусы у Смирновых очень даже совпадают. Интересно, почему же они раньше так хорошо не разговаривали? Может быть, и правда, Даша никогда не слушала. Ну, чего охранника слушать, другое дело писателя, да ещё раненого.
– Жена Смирнова, на выход! – трубный клич медсестры раздался так внезапно, что Даша аж подпрыгнула на месте. – Хватит тут шуры-муры разводить. Больному уколы положены, капельница очередная и отдых. Вон, как разнервничался.
Даша послушно встала и попятилась к дверям.
– Может, принести чего? Ну, кроме лекарства? – спросила она у Валеры.
– Ничего не надо, главное сама приходи.
– Ага! Не надо?! – Медсестра уперла руки в бока. – Вы только посмотрите на неё? Вы жена или где?
– А что не так? – робко спросила Даша.
– Всё не так! Тапки где? Ему завтра вставать разрешат, а тапок нет! И штаны! Штаны надо, типа треники, футболку какую-нибудь, ну и эти…
– Кого?
– Шорцы какие-нибудь.
– Шорцы?
– Ну, труселя, ё-моё! – Медсестра всплеснула руками. – Не в одних же труселях парню маятся!
– Точно! – согласилась Даша. – Я всё-всё принесу.
– Эх, молодежь! Бестолковщина!
Даша выбежала за дверь и отправилась за лекарством.
Вечером, выполнив все необходимые манипуляции по уходу за Глафирой, отыскав по шкафам всё, что велела принести медсестра, она решительно отправилась в кабинет, взяла с книжной полки произведение писателя Валерия Смирнова, устроилась там же на уютном диване и углубилась в чтение. Через некоторое время рядом с ней на диване уселась Глафира и замурчала, потом привалилась к Даше, положила свою тяжёлую голову ей на колени и заснула. Книга читалась быстро, и Даша с трудом оторвалась на бабулин встревоженный звонок. К этому моменту она уже понимала, что втюрилась в писателя Валерия Смирнова по уши.
* * *
«Сама садик я садила, сама буду поливать. Сама милого любила, сама буду забывать» – Дурацкая песенка постоянно вертелась в голове ценного беременного специалиста-блондинки. Забывать милого не удавалось. Его лицо стояло перед глазами Елены Михайловны постоянно. Когда же её легкомысленная блондинистая голова касалась подушки, к любимому лицу в мыслях Елены Михайловны добавлялись еще и плечи, руки и вообще черт знает, что ещё! Ну, не мог он так подло с ней поступить. Разве может человек с такими глазами сделать вот это? То самое, что мама называет простым русским словом «сдристнуть». Но действительность безжалостно противоречила её мыслям и надеждам. Именно он, такой любимый, такой умный, сильный, добрый, такой, казалось бы, надежный, именно он взял и именно сдристнул, как не было его. Может быть, и правда не было? Вернее был, раз уж чего-то там такое в ней зародилось и устойчиво растёт, но был совсем не такой, каким ей представлялся. Наверное, какой-то туманный морок застлал тогда ей глаза, и на самом деле её любимый выглядел, как мерзкий тролль. Елена Михайловна старалась на месте любимого мужчины мечты представить некого толстозадого, пузатого и волосатого мужика. Становилось не так тоскливо, но как-то совсем тошнотно.
Эта её беременность, в отличие от предыдущей, переносилась удивительно легко. Елена Михайловна практически не замечала своего интересного положения, зато оно, это положение, росло, ширилось и вскоре стало на заводе притчей во языцех. Однако вопросов об отце ребенка в коллективе почему-то не возникало. Всяко бывает, дело житейское, да и двадцать первый век уже на дворе. Опять же, какая никакая, а всё-таки вокруг Европа. Кроме того и практически мужской коллектив имеет большое значение. Елена Михайловна представляла, как бы отреагировали на такое её бывшие коллеги в родном институте. Камня на камне бы от её репутации и твердого морального облика не осталось бы. Сразу бы окрестили шлюхой и строили бы догадки, кто это Смирнову, наконец, обрюхатил. Да в тех условиях Елене Михайловне, наверное, и не пришло бы в голову оставлять ребенка. Здесь же сотрудники в руководстве шептались, уволят теперь Смирнову или нет, некоторые переживали, что, разумеется, уволят или она сама скоро уволится нянчить ребеночка. Слухи улеглись после того, как на очередной оперативке директор во всеуслышание заявил, что никто увольнять Смирнову не собирается, а если она вдруг сама надумает уволиться, то получит от него такой выходной пендель и волчий билет, что никто никогда её уже на работу не возьмет. И тогда уже Елене Михайловне пришлось торжественно клясться, можно сказать «перед лицом своих товарищей», что она никогда, ни боже ж мой, крест на пузе, ни даже в мыслях…
Такое доброе отношение к ней коллектива, конечно, радовало. Вот что значит быть по-настоящему ценным специалистом. Но это также слегка пугало, а что если она не оправдает доверие такого хорошего человека, коим оказался директор завода? Подведет ненароком всех этих замечательных людей? Ведь, как известно, человек предполагает, а располагает, сами знаете, кто. Поэтому Елена Михайловна старалась изо всех сил. И не только в том, что касалось стоящих перед ней производственных задач. Она ещё и в точности выполняла все предписания врача.
Врач искренне обрадовалась её решению оставить ребенка и направила Елену Михайловну на лечебную физкультуру и курсы для будущих матерей. Елена Михайловна, было, воспротивилась этим курсам, заявив, что она мамаша опытная. Однако врач справедливо заметила, что опыт Елены Михайловны, хоть и является бесценным, но слегка устарел. Так что страдать по утерянной любви и несбывшимся надеждам Елене Михайловне стало совершенно некогда. После работы она мчалась на курсы или на физкультуру и в бассейн, по выходным ездила в Бухарест присматривала мебель для детской, коляску и всякие необходимые младенцам детские шмотки. Как же ей повезло, что ей досталась квартира предыдущего начальника проектно-конструкторского отдела, имевшего большую семью. В этой квартире имелось место и для детской, и для проживания бабушки. Конечно, выбирать мебель для детской вместе с папашей ребенка было бы гораздо интересней и веселей, но Елена Михайловна старательно выбрасывала подобные мысли из головы. Тем более, что на пуско-наладочные работы по линии расфасовки масла прислали итальянского специалиста, абсолютно, совершенно ни капельки не женатого. Он ходил за Еленой Михайловной буквально хвостом, несмотря на её интересное положение, предлагал свою помощь, сопровождал по магазинам и приглашал на концерты, экскурсии и на выставки. Конечно, начальник службы безопасности был гораздо красивее и брутальней, но, оказавшись женатым, просто перестал существовать для Елены Михайловны. Итальянец тоже, надо сказать, вызывал некоторые подозрения. Чего это он так вокруг беременной женщины вьётся? Но так как крутить с ним любовь, во всяком случае до родов, Елена Михайловна не собиралась, она с удовольствием принимала его компанию.
Причёска Елены Михайловны перестала держать форму и отросла так, что модный «балаяж» стал напоминать белые уши у чёрного спаниеля, поэтому в один из выходных Елена Михайловна по наводке всё той же Марьяны отправилась в Бухарест к супер-пупер крутому стилисту. Румынским языком Елена Михайловна владела плохо, можно сказать, никак не владела, стилист же говорил и понимал по-английски как всем известный российский министр спорта. Он усадил Елену Михайловну перед огромным зеркалом и уставился на неё, улыбаясь исключительно широко, так широко, что казалось, улыбка его в это зеркало не помещается. Елена Михайловна растерянно улыбнулась ему в ответ, но тут, вспомнив родную мать и это её «погугли, инженерка», действительно, погуглила и предъявила стилисту фото Ирины Хакамады. Стилист радостно закивал головой и куда-то умчался. А Елена Михайловна уставилась на себя в зеркало с мыслью, не погорячилась ли она? Конечно, скоро наступит жара, и беременной будет комфортней в стиле Хакамады, да и укладки такая причёска не потребует. Похоже, всё правильно, но волос почему-то стало жалко. Особенно вот этих, белых, которые делали её похожей на беззаботную блондинку, а также позволяли валять дурочку и самой себе при этом нравиться. Стрижка же, как у Хакамады обязывала к серьёзности и разным умностям.
Стилист вернулся с какой-то миской и начал наносить на волосы Елены Михайловны краску. Елена Михайловна собралась было уже ему объяснять, что он чего-то перепутал, но потом передумала, откинулась в кресле поудобней и закрыла глаза. Значит, не судьба. Ведь красит он её определённо в блондинку. Прощайте, умности.
Как только она закрыла глаза, тут же, как назло, в голове всплыло любимое лицо, слегка небритое, и от этого ещё более притягательное. Елена Михайловна усилием воли отогнала этот замечательный образ, вспомнила толстопузого тролля, чем-то смахивающего на бабника Березкина-Поддубного, мысленно содрогнулась, и стала думать, что скажет будущему ребенку об отце. Сказка о погибшем лётчике ни в какие ворота не лезла, правду про сдристывание тоже говорить не хотелось. Может, в горячую точку его отправить? Ага! Ихтамнетом! Вряд ли подобным папашей можно гордиться, хотя для этого гада вполне себе работа подходящая. Тут же представила любимого почему-то на коне, гоняющимся по пустыне за басмачами. Главное, всё происходило под ковбойскую песню. Ну, знаете, вот это «тыгедым, тыгедым, тыгедым»? Или в космос его отправить? На Марс? Хотя про это должны будут сообщить в газетах и по телевизору. А если миссия секретная? Подготовка, например, на Луне плацдарма для захвата Америки. Но ребенок, наверняка, спросит, нафига захватывать Америку? Похоже, лучше всего полярником на льдине папашу заморозить. А с другой стороны, вдруг она ещё замуж выйдет, пока детёныш маленький будет. Вон, хоть за итальянца. Вот тебе и папаша. Елена Михайловна представила итальянца с коляской, в которой гулит её несравненное дитя, и опять странным образом содрогнулась. Нет, с итальянцем пора завязывать. Ну, не её это! Её там где-то шляется, сволочь! В этот момент Елена Михайловна вдруг поняла, что после Юры мужчин у неё, похоже, больше не будет. Как это ни тяжело, но с этим придётся смириться. Ну, кто? Кто с ним сможет сравниться? Вот же ж гадина какая!
В блондинку её покрасили просто отлично, безо всяких там «балаяжей». Да. А потом ещё подстригли. Под Хакамаду. Получилось замечательно. Правда, и денег взяли не как в Питере, а по-европейски с размахом. Но оно того стоило. Итальянец при виде её сверкнул глазами и воскликнул что-то типа «белиссимо». Конечно, она уже была готова послать его подальше, но в данном случае трудно было с ним не согласиться, и она решила пока с резкими движениями повременить. Кто-то же должен поддерживать её самооценку, хотя бы некоторое время.
Елена Михайловна периодически поглаживала свой ёжик волос на затылке и радовалась. Так что на очередное обследование к врачу она явилась в полном блеске. Доктор одобрила причёску, посмотрела анализы, сообщила, что беременность протекает прекрасно, о чем Елена Михайловна и сама догадывалась, и предложила сделать УЗИ. Так Елена Михайловна узнала, что в животе у неё растет мальчик. Тут же встал вопрос об имени, и ещё много разных вопросов возникло в белобрысой голове Елены Михайловны. И все эти вопросы требовали осмысления.
Именно этим вот осмыслением и занялась Елена Михайловна в тот же вечер у себя на увитой виноградом террасе, вооружившись бокалом белого вина. Это единственное отклонение от здорового образа жизни беременной, которое она себе позволяла. Бокал сухого белого вина раз в неделю. Организм странным образом требовал.
Разумеется, фамилия мальчика будет Смирнов. Это даже не обсуждается. И чего, спрашивается, обсуждать, когда фамилия его родного папаши никому не известна? Это раз. Второе, что делать с отчеством? Неужели Юрьевич? Это после всего произошедшего? Да ни за что! Некоторые матери-одиночки дают отпрыскам отчество по имени своего отца, но такое Елене Михайловне тоже совершенно не подходило, особенно после того, как отец ушёл от матери и женился на «этой». Если б ещё не на «этой», а на какой-нибудь милой женщине с мягким характером, тогда бы ещё, куда ни шло. Елена Михайловна поняла бы отца, если бы тот выскользнул из-под железной пяты своей женушки в нежные шёлковые ручки. Но «эта»! «Эта» являлась абсолютной копией собственной матери Елены Михайловны, то есть Валентины Григорьевны, в плане характера, разумеется. Прижмет так, что не отвертишься. Но на этом сходство с Валентиной Григорьевной заканчивалось. Ни тебе фигуры, ни тебе внешности. Нос картошкой, лоб, как у неандертальца, шея короткая, талия отсутствует полностью. Всего-то и достоинств – молодость. «Эта» была младше Елены Михайловны, что уже и вовсе ни в какие ворота не лезло. И честно говоря, смахивало на нечто нехорошее и совершенно неприличное. Елена Михайловна не испытывала ни малейшего желания общаться с отцом и своим сводным братцем, умственные способности которого вызывали у неё большие подозрения. Именно на него Валентина Григорьевна намекала, когда пугала дочь рождением ребенка с особенностями развития. Да уж! У братца хотя бы мать молодая и здоровая, а вот у будущего сына Елены Михайловны оба родителя не первой молодости. Правда, доктор уверяла, что всё идет нормально и будет хорошо, но разве докторам можно верить?
На курсах для менеджеров в бизнес-школе, куда поддавшись модным течениям Елену Михайловну в свое время заправил вампир Березкин, её учили теории «мозгового штурма» и сбора информации. Мол, начальник собирает подчиненных, те предлагают разные варианты решения проблемы, начальник их выслушивает, анализирует, и делает по-своему. Елена Михайловна решила поступить по-научному и собрать семейный совет. Конечно, при этом имелась большая вероятность нарваться на всякие колкости и гадости, но девочки Смирновы непременно должны узнать, что у них будет мальчик. Елена Михайловна эсэмэсками матери и Дашке назначила семейную встречу по скайпу на субботний вечер. Обе встречу дружно подтвердили.
Однако в субботу вечером транслировались они почему-то из разных мест. Валентина Григорьевна явно находилась у себя дома на кухне, а Дашка вела трансляцию из незнакомого места. За спиной у неё виднелись книжные полки.
– Ты где это? Мама, что происходит, почему Даша не с тобой? – сразу же закудахтала Елена Михайловна, заподозрив неладное.
– Здравствуй, доченька! – ответила Валентина Григорьевна.
– Привет, мамуль! – поддержала её Дашка.
– Здравствуйте, девочки. Мне показалось, я задала вопрос.
– О! Ты подстриглась! Тебе очень идёт. Правда, бабуля?
– Отлично выглядит, – согласилась с внучкой Валентина Григорьевна. – Стильно и дорого!
– Издеваетесь? – Елена Михайловна нахмурилась и решила, было уже, отключиться от этой наглой компании. Она тут к ним с делом, а они…
– Ничего подобного, просто не знаем, как сказать, – Дашка явно поняла, что мать обиделась и готова покинуть собрание.
– Слова подбираем. – Валентина Григорьевна захихикала.