Искренне смеюсь ему в ответ. Я отвыкаю от него, раз могу так честно сейчас смеяться.
Рома сегодня выглядит еще более уставшим. Он в последние дни спит так же плохо, как я — хорошо. Понимаю с ужасом, что долго так продолжаться не может. Да и не нужен мне уже присмотр — я держу его рядом по привычке, просто потому, что мне так уютнее.
И конечно, через неделю ожидаемая катастрофа наконец-то врывается в наш мирок на двоих.
— Сегодня с тобой Алена останется, хорошо? — говорит Рома, когда мы собираемся утром по уже привычному ритуалу.
— Нет! — я отвечаю порывисто, но пытаюсь сгладить первоначальную реакцию вопросом: — Почему?
— Кира, у меня и своя жизнь имеется, — он помогает мне надеть куртку, после чего я снова поворачиваюсь к нему.
— Какая? — просто не могу заткнуться! Это выше моих сил! Ну что у него может быть важнее, чем я?
— Мне нужно к девушке своей заглянуть. Она будет неприятно удивлена, что я каждую ночь провожу в твоей постели.
На самом деле Алина не будет удивлена, да и ничего он ей не скажет. У них по-другому все. Она отпустит его сразу же, как он только захочет уйти.
— А если что-нибудь случится, а тебя не окажется рядом? — мечусь в поисках причины, чтобы заставить его вернуться.
— Такие приступы уже вряд ли возможны, — он слишком рассудителен. — Я вообще думаю, что ты больше во мне не нуждаешься. Уверен в этом.
— Ты не можешь быть в этом уверен!
— Почему ты капризничаешь, Кир?
Молчу насуплено. Он продолжает мысль:
— Тебе уже пора отвыкать от меня. Не до бесконечности же это будет продолжаться, — улыбается. Открывает дверь.
Он не возвращается ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Аленке я говорю честно, что сиделка мне уже давно не нужна. Она нехотя соглашается оставить меня в покое, но каждый вечер перед сном звонит, чтобы узнать о самочувствии.
Самочувствие у меня отвратительно прекрасное. Отвратительно — потому что если бы все было хоть немного хуже, он бы не ушел. Я снова, как и в первые месяцы жизни в этой квартире, привыкаю к тишине. Привыкаю готовить на одного. Я даже спать без него научилась вполне себе замечательно, придраться не к чему. Тьфу.
Звоню ему через несколько дней, чтобы просто потрепаться. Он ссылается на срочные дела и обещает перезвонить. Так и не перезванивает.
Ну почему он так себя ведет? Не знаю, как любят другие, но он-то любит меня на пределе своих возможностей. Даже за пределами. Но убегает от меня. Так, неровен час, и вообще исчезнет из моей жизни. Моя отдушина, мой самый близкий человек.
Назначаю себе время шопинга, но Аленку с собой звать не хочу. Просто гуляю по городу. На улице холодно, ветрено, скорее бы уже наступила пора снегов. Захожу в его магазин. Его магазин. Усмехаюсь этому определению. Рома покупает одежду всегда в одном и том же месте — всё: от нижнего белья до куртки или обуви. Дороговато, но он не любит тратить на это время. Его тут знают в лицо, меня же, конечно, никто не узнает, но здороваются приветливо. Рома никогда не меряет одежду в магазине, но чаще всего ему ничего не приходится менять. Со мной внутри, по крайней мере, ни разу такой необходимости не возникало.
Конечно, я знаю его размер и что бы он выбрал. Покупаю футболку — почти такую же, что порвала. Долг платежом красен, как говорится. Извольте расплатиться, дамочка, за брендовую вещичку.
Без звонка, боясь, что он опять найдет причину для отказа, направляюсь к ним. Денис с Аленкой и остальными сегодня собирались в клуб, возможно, что Рома остался дома. Еду туда, не имея представления, застану ли его. Мне просто нужно чем-то заняться. Но никого нет. Поэтому я возвращаюсь домой, жду часа два и снова еду туда.
На этот раз он отвечает по домофону, открывает мне дверь, приветливо улыбаясь.
— Какими судьбами? Заходи! Все хорошо у тебя?
Удивленно принимает от меня футболку. Он доволен моим выбором, но произносит:
— Да не стоило! У меня их полно.
Да без тебя знаю! Я в курсе, сколько у тебя футболок, сколько джинсов и рубашек. И что у тебя нет ни одного делового костюма — тоже знаю, придурок. Пойду сейчас и наведу шорох в твоем шкафу! Вот зачем тебе пять наручных часов, если ты носишь одни и те же? И наконец выкину то коричневое вельветовое убожество, которое ты называешь пиджаком. Ты ж ни разу его не надел!
— Я считала себя обязанной, раз уж сама тебе предыдущую процарапала… или прогрызла, — смеюсь.
Он зовет меня в кухню, наливает кофе. Знает, что я люблю очень сладкий и с молоком, сам насыпает сахар, протягивает кружку.
Разговор не клеится. Я просто не знаю, что сказать. Спросить, как прошел его день? Глупо и почему-то неуместно.
— Как живешь? — он спрашивает сам.
— Мне как-то скучно теперь жить без тебя, — улыбаюсь, чтобы он понял, что я несерьезно.
Он именно так и понял:
— Конечно, скучно! — смеется. — Без персональной ночной грелки любой затоскует!
Ухожу довольно скоро. Нам не о чем разговаривать, сложно заполнять паузы, то и дело всплывающие между фраз. Но эта его «ночная грелка» гложет меня — и чем дальше, тем сильнее. Мы оба знали, что я его использовала, но я не была готова к тому, чтобы он так четко сформулировал это вслух. Хотя он собирался просто пошутить.
И теперь, каждый раз, когда я хочу набрать его номер, то вспоминаю это чудовищное словосочетание. И откладываю телефон.
Дома хожу в его спортивных штанах, которые он забыл забрать, хоть они постоянно с меня и сваливаются. Это моя маленькая злобная мстяшка! Он не выносит, когда берут его одежду — брату он этого ни разу не позволял. Так тебе, так, ночная недогрелка!
Второго декабря подбегаю в институте к Денису, обнимаю и звонко целую в щеку:
— С днем рождения, балбес!
Он хохочет, напоминает, во сколько нам следует прийти. Его утаскивают от нас одногруппники. Подарок полностью перепоручен Аленке. В этих «Деус Эксах» и «Ассасинс Кридах» я ни черта не понимаю. А она разберется! Уже разобралась.
Являемся на вечеринку, когда все уже в сборе, приветствуем друг друга. Мы с Аленкой помогаем накрыть на стол. А потом такая привычная, такая шумная болтовня, где все всех перебивают, но смеются обязательно хором. Рома сегодня весел, он разговорчивее обычного, он много пьет.
Мы не виделись с ним несколько дней. Знаю, он убеждал себя, что если что-то случится, то ему сразу сообщат. Поэтому и не беспокоился обо мне.
К ужасу моему и соседей Андрей предлагает поиграть в вышибалы. Мы сначала перетаскиваем технику в комнату, чтобы ничего слишком дорогого не разбить и освободить побольше места, а потом начинаем играть. Меня выбивают первой, чему я даже рада. Рома в этом бедламе не участвует, но вставляет замечания с места, как футбольный комментатор. Сажусь к нему, пододвигаюсь ближе, вплотную. Он рад, даже приобнимает меня ненадолго.
— Если они вышибут окно, я вышибу отсюда всех! — говорит он почти серьезно.
Подхватываю:
— Лучше не так! Тот, кто вышибет окно, будет ночевать в зале!
— Точно. Или нет, все будем ночевать в зале. На полу. Без окна. Сколько там сейчас на улице?
Мне нравится его настроение — он редко бывает таким открытым, расслабленным, как сегодня. Говорю тише, сейчас очень хорошая атмосфера для такого разговора:
— Ром, а почему ты больше не ночуешь у меня?
Демонстрирует преувеличенную иронию, но старается говорить почти строго, как с непослушным ребенком:
— Потому что тебе это больше не нужно. И не спорь со специалистом, не получится.
— Но тебе же нравилось жить у меня! — впадаю в какой-то азарт.
— С чего ты взяла? Я кое-как терпел! — вся его строгость сгорает под натиском веселья.
— Ты не из тех, кто стал бы терпеть! Или из тех?
Смеется, запрокидывая голову:
— Я просто хорошо воспитан! Не злоупотребляй этим, Кира.
— Да врешь ты все! Ты даже «Кира» произносишь не так, как другие.
— Ну и бред ты несешь, — пытается изобразить изумление. — Что это за имя вообще? Что-то из сельского хозяйства?
— Тебе нравится мое имя! — вкладываю в слова все свое возмущение.
— Глупости какие! Я до тебя вообще не знал, что такое имя существует!
Какой же он сегодня! Ащ-щ! Прямо провоцирует настаивать на своем:
— Поехали сегодня ко мне? А они тут все пусть в зале… на полу.
— Зачем? — он смеется, понимает, что я собираюсь напирать.
— Я… сделаю тебе массаж, — говорю первое, что приходит в голову.
— Да не хочу я твой массаж!
— Тогда поспишь рядом, — подмигиваю. Он знает, что только это мне от него и нужно.
— Я, пожалуй, откажусь.
— Зануда!
— Сельскохозяйственный инвентарь!
Не могу больше себе сопротивляться! Да что ж он такой неподатливый-то? Тянусь за бокалом с вином, отпиваю глоток, а остальное выливаю на его рубашку с не очень-то искренним: «Упс!».
Рома от шока вскакивает, такого он от меня совсем не ожидал. Качает головой, собирается что-то сказать, а потом просто машет рукой и уходит переодеваться в свою комнату, выжидаю минуту и ныряю вслед за ним. Он уже надел другую рубашку и быстро застегивает пуговицы, глядя на меня теперь куда серьезнее, чем недавно. Даже глаза прищурил. Наверное, понимает, что сегодня от меня отбиваться будет сложно.
Подхожу. Если я его сама поцелую, то он не выдержит — уж в этом я даже не сомневаюсь! Но Рома останавливает меня в шаге, наклоняется, удерживает расстояние между нами, положив мне руки на плечи:
— Что ты делаешь, Кира?
— Целоваться лезу! Совсем, что ли, слепой? Это ж очевидно!
— Зачем?
— Потому что я хочу целоваться! Убери уже руки и покорись мне, смерд!
Но теперь ему не смешно.
— Кира, что вообще происходит? — он ищет в моих глазах ответ, потом говорит совсем тихо: — Ты сведешь меня с ума, если не объяснишь.
Азарт куда-то пропадает, даже становится немного тоскливо. Отхожу от него сама и сажусь на кровать.
— Я не знаю, Ром. Наверное, мне все же легче с тобой, чем без тебя. Ты до сих пор моя зона комфорта.
Он опускает голову, думает, потом садится рядом:
— Это привычка. Пройдет. Не зацикливайся.
— Не могу. Наверное, я уже зациклилась.
Тяжело вздыхает. Мы смотрим в противоположную стену, касаясь друг друга лишь локтями:
— Давай, Кира, как на духу — просто выкладывай все, что чувствуешь. Я помогу разобраться.
С кем же еще быть честной, если не с ним?
— Мне легко, только когда ты рядом. И даже когда рядом — всегда недостаточно рядом. Я весь день думаю, чем ты занят. Я… готова снова свалиться в овраг, лишь бы привлечь твое внимание. Мне не хочется, чтобы ты ездил к своей девушке. У меня нет аппетита, если ты не сидишь напротив. Я постоянно жду, что ты позвонишь, мне это уже даже во сне снится…
Неожиданно слышу его смех.
— Что? — недоуменно смотрю на него. Он опустил лицо в ладони, а плечи трясутся. Какая-то неожиданная реакция. Разве психиатры так себя ведут при своих пациентах? — Ром, ну что?!
Выпрямляется, не скрывая улыбки:
— Это уже совсем не то, от чего мы тебя лечили! Боюсь, все намного, намного хуже. Кир, это больше похоже на… влюбленность. Слыхала о таком научном термине?
— Влюбленность? — куда-то его не туда занесло. — Не-ет! Совсем не похоже.
— Да, наверное, не похоже… Ну, тогда я пошел.
Хватаю его за руку, судорожно, не даю встать. Отпускаю, только убедившись, что он останется на месте.
— Подожди! — он поворачивается ко мне, смеется открыто. — Ром, ну не надо так! А разве мы не можем с тобой просто общаться, не давая этому какое-то "научное" определение?
— А мы, вроде бы, и общаемся. В чем проблема-то?
Ну вот так общаться, на таком расстоянии я совсем не согласна! Мне нужно что-то поконкретнее!
— А целоваться? — вместо ответа он неожиданно складывается пополам от хохота, но меня это с мысли не собьет. — Иногда только! И спать обнимку, а? И еще, пожалуйста, перевези ко мне свои вещи. У тебя ужасная квартира! Тут так просторно, безлюдно… — в доказательство моим словам из зала раздается оглушительное улюлюканье — наверное, выбили главного фаворита. — И Барсюля по тебе очень скучает.
Он кое-как успокаивается, берет меня за руку, снова смеется, качает головой.
— Я не знаю, Кира, я теперь всерьез не знаю, что делать, — поворачивается ко мне. Потом все-таки не удерживается, поднимает руку и проводит по моим волосам. Давит на затылок, прижимая к себе. Его сердце так сильно стучит, что мое начинает стучать в ответ. Перестукиваются там друг с другом, все отлично.
Боюсь что-то произнести, чтобы не испортить момент. Просто наслаждаюсь тем, что он наконец-то так близко.
Он говорит сам:
— Ты нравишься мне, Кира. Даже имя твое дурацкое нравится. Даже собака твоя… надоедливая…
Задыхаюсь. Я выбила из него признание! Чего ждать дальше? Падающих с неба лягушек или кровавых рек? Что там дальше идет по списку, перед самим апокалипсисом? Но Рома заканчивает мысль ненужным:
— Но давай договоримся так — сначала ты в себе разберешься, а потом еще раз поговорим. Я думаю, что в тот момент обязательно будет идти дождь, по традиции, так сказать.
Мотаю головой, отрицательно мычу, даже не знаю, с чем конкретно не согласна. Но он почему-то очень рад, я это чувствую. Рад, будто больше не считает себя ночной грелкой.
Глава 11
Я не верю в судьбу. Я верю в переселение в чужое сознание, чтение мыслей и совсем немного в призраков. Много есть такого, во что я верю. Например, в то, что у каждого человека где-то на подкорке головного мозга есть прототип, что-то неосознаваемое до тех пор, пока не увидишь это воочию. И именно это объясняет, почему люди мгновенно в кого-то влюбляются или, наоборот, терпеть не могут. Но в какую-то предопределенность я верить отказываюсь.
Если бы я хоть на секунду поверила в судьбу, то мне пришлось бы признать, что она слишком назойливо мельтешит Ромой прямо перед моим носом. Мы встретились с ним на свадьбе, где я сама его и поцеловала, — и уже с того дня могли начаться наши отношения. Или они могли начаться после ночного клуба, если бы я по ошибке не призналась ему в любви к Денису. Да они вообще с любого момента могли начаться! И поскольку этого так и не происходило, несуществующая судьба даже в голову его меня переселила — смотри, дескать, еще ближе смотри! Я тебе такое устрою, что ты просто уже не сможешь его игнорировать! Прямо повезло, что я в судьбу не верю — мадам уж слишком рьяно навязывает свои услуги.
Про судьбу он меня сам и спросил. Наш разговор на дне рождения Дениса, на мой взгляд, должен был расставить все точки над i. Но получилось все совсем наоборот: Рома продолжал избегать меня, с веселой иронией наблюдая за моими мучениями. Я даже не сразу поняла, чего конкретно он добивался. Наверное, это уже его маленькая злобная мстяшка! Даже и не подозревала, что он на такое способен.
— Я домой поехала, — говорю всем. — Барсюля там один.
— Так я ж его тоже приглашал! — заявляет Денис. — Надо было брать с собой!
И тут же вся компания собирается ехать вместе со мной, забирать невинно пострадавшее от эгоизма хозяйки приглашенное лицо. Но мне вся компания не нужна, поэтому и говорю прямо:
— Да вы веселитесь! Мы с Ромой съездим. Он все равно вам все веселье портит своим серьезным видом.
Все с удовольствием соглашаются, улыбаются ехидно, будто что-то там себе понимают. И только Рома мешкает — видимо, он-то как раз ехать и не собирался. Мне приходится брать его за руку, тащить в прихожую, чтоб одевался без пререканий, и уповать на то, что при остальных он не захочет ставить меня на место. В такси молчит, как партизан. Я тоже молчу — лишь бы рядом сидел, а разговоры необязательны.
Выгуливаем собаку — как же мне повезло, что я когда-то завела себе гавкающую причину, чтобы сейчас ею так нагло пользоваться! Рома задумчив, но настроение у него отличное — знаю.