— На нас же все смотрят!
— Ты, Аня, — императрица. Привыкай к вниманию.
— Предлагаешь привыкнуть и к тому, что в моём присутствии будешь раздевать кого попало взглядом?! — прошептала одними губами, хоть очень хотелось выкрикнуть это в драконью физиономию. А потом поставить в своём выступлении большую и жирную точку — пощёчину.
Ну или две «точки». Хотя чего уж мелочиться, можно и целое «многоточие».
— Извини, увлёкся, — отхлебнув вина, типа покаялся Герхильд и пообещал с усмешкой: — В твоём присутствии больше не буду.
Я честно пыталась проглотить обиду вместе с перепёлкой под ягодным соусом. Перепёлку с горем пополам проглотила, а вот обидой подавилась. И с улыбкой (уж какая получилась), чтобы со стороны смотрелось, будто о чём-то приятном воркую с благоверным, негромко проговорила:
— А если издеваться начну я? Беря пример с дорогого супруга. Смотри, чтобы потом не пришлось гадать на кофейной гуще, задаваясь вопросом, твой это ребёнок или какого-нибудь из придворных.
Отблески пламени отразились в глазах дракона. Или в них заполыхало пламя его собственное. Бесовское такое.
Впрочем, долго раздумывать над этим не стала. Поднялась, прежде чем тальден не выдал очередную провокацию.
Придворные, замолкая, тоже встали.
— Это был чудесный вечер.
А также, надеюсь, единственный и неповторимый. В том смысле, что больше никогда не повторится.
— Но я в последнее время себя неважно чувствую, а потому вынуждена вас покинуть. Мне нужен отдых.
Взглядом велела фрейлинам выметаться из зала, чем явно обломала надежды эсселин Алаур на парочку танцев с драконогадом.
Благо Герхильд не пытался меня удержать, иначе бы скандала точно было не миновать. Лишь бросил напоследок, приподнимая кубок:
— За здоровье Её Лучезарности! Чтобы скорее… хм, поправилась. Нам… мне на радость.
Мысленно обрушив на голову тальдена гору посуды, а заодно и ночные горшки со всего замка, ушла от греха подальше.
Я всё-таки отвоевала для себя кусочек свободы и личного пространства, в котором так нуждалась и которого с появлением в Ледяном Логе фрейлин у меня почти не осталось. Его Великолепие великодушно (правда, не с первого раза) разрешил своей ари по утрам и вечерам выгуливать саму себя в парке. Вроде как выпускал любимую (или не очень) собачку порезвиться на лужайке.
По окрестностям замка я бродила одна. Ну или в компании Снежка. Иногда к нам присоединялась Мабли. Её присутствие не было в тягость. Наоборот, приятно провести время с тем, кто знает тебя настоящей. Принимает такой, какая есть. Поддерживает и не перестаёт подбадривать.
— Драконы, они ведь звереют от обмана. И с этим уже ничего не поделаешь, — философски рассуждала девушка, сонно позёвывая, рукой касаясь первых проклюнувшихся шелковистых листков. — Не забывайте, тальдены — не просто люди. В каждом сильно животное начало — их магическая суть, которая и восстаёт против лжи. Вспомните про древние ритуалы, что проводили первые тальдены и алианы по завету глав родов. Чтобы стать ближе друг к другу, быть едиными. Для драконов важно доверять своим половинам, с которыми они делятся самым ценным — родовой силой. В те времена даже незначительная ложь считалась предательством. Это заложено глубоко в их душах и сердцах. Вам и самой довелось на себе почувствовать, каково это быть под воздействием чар. Легко ли было противиться любовной связи? Вот так и Его Великолепию сложно противостоять магии, что впитал с молоком матери. Поверьте, Ваша Лучезарность, он тоже страдает и переживает.
— Хреновые у вас ритуалы, — подытожила мрачно и, вздохнув, добавила: — Я всё понимаю. Вот только не представляю, как достучаться до Скальде. Сколько будет продолжатся эта его борьба с завихрениями в голове и сколько ещё раз, пока будет копаться в самом себе, успеет меня ранить? Мы ведь так даже ни разу нормально и не поговорили. Он просто меня к себе не подпускает!
И в сердце своё ледяное тоже не пускает.
В ответ Мабли не то вздохнула, не то зевнула, а скорее, всё вместе. Было раннее утро. Придворные в этот час ещё сны досматривали, а жаворонкам-старейшинам и слугам было некогда разгуливать по императорским паркам. Поэтому мы с Мабли наслаждались тишиной, нарушаемой лишь шелестом ветра, и красотами пробудившейся после долгой зимы природы. На деревьях уже вовсю набухали почки, которые кое-где успели раскрыться, радуя глаз малюсенькими листочками. Погода стояла прохладная, и тем не менее в воздухе упоительно пахло весной. И солнце, медленно плывя по небу, разгораясь, целовало в щёки первым робким теплом. Заставляло жмуриться и идти дальше, постепенно удаляясь от замка, отбивая всякое желания в него возвращаться.
Было странно видеть ледяные статуи на фоне зеленеющих кустарников. Но ари и не думали таять. Прекрасные и печальные, они всё так же источали тоску и холод. Являлись безмолвным напоминанием о том, что императорский род по-прежнему проклят.
— Как подумаю, что вы могли стать одной из них. — Мабли поёжилась, обхватила плечи руками, а шагнув вперёд, что-то сдавленно пропищала.
Я проследила за её взглядом и попятилась, не желая быть обнаруженной. Потянула назад и растерявшуюся служанку. Вместе мы укрылись за широким стволом дерева и замерли, почему-то даже перестав дышать.
Неподалёку возвышалась ледяная красавица, обласканная лучами неспособного растопить её солнца. За покойной ари белела беседка из грубого камня, в которой коротала время Эйвион… в компании Герхильда.
Мабли сдавленно всхлипнула, расстроенная увиденным, а молодые листочки клонившегося к нам дерева посеребрило узорами инея. Сложно контролировать силу, когда в висках оглушительной пульсацией отдаётся одно единственное желание — вот прямо сейчас пополнить императорскую коллекцию ещё одним смазливеньким экспонатом.
Все эти дни я пыталась поговорить со Скальде. Увидеться с ним в надежде пробиться через броню из холода и отчуждения благоверного. И забрало ледяное приспустить, чтобы не смел под ним от меня прятаться. Но Его Великолепие то был страшно занят сверхважными делами и не мог уделить внимание совершенно неважной мне, то и вовсе уезжал из замка. А вот для эсселин Алаур время нашёл. И даже маску холодной отрешённости ради неё с лица стащил.
Заныло сердце, зажатое в тисках ревности.
Эта была та самая беседка, в которой Ледяной подарил мне цветок Арделии. Как сейчас помню его и меня — нас, сидящих друг к другу так близко. В тишине, которая не казалась неловкой. Которую не было желания нарушать. Наоборот, хотелось продлить её и мгновения этой близости.
Беседка та же, а действующие лица поменялись. Эйвион улыбалась, кокетливо хлопая ресницами. Краснела (свекла недоделанная) и, томно закусывая губу, опускала взгляд. Не то в собственное декольте им ныряла, не то свои холёные ручки рассматривала.
Скальде стоял, облокотившись на каменные перила, и что-то рассказывал белобрысой мымре. Удивительно, как, корча из себя эталон галантности, куртку ей свою на плечики не накинул и не одарил цветочком волшебным.
Страдает он и переживает — как же! Всем бы так страдать и переживать… А улыбка — это, наверное, гримаса отчаянья.
Ну да.
Бедный, бедный обманутый дракон.
Мать его.
— Подойдёте к ним? — встревоженный голос Мабли немного притушил пламя ярости и заставил отчаянно быстро закрутиться в голове шестерёнки мыслей.
Девушка выглядела расстроенной. Только что она наивно рассуждала о том, как сильно драконов ранит ложь. И вот этот сильно раненый дракон (раненый на оба полушария) преспокойно флиртует с другой. А та другая смотрит на него совершенно влюблёнными глазами. По-собачьи так.
Никакой привязки не надо.
— Позже к нему подойду.
Когда рядом не будет Эйвион. А то ведь опять поругаемся, вместо того чтобы раз и навсегда расставить в наших отношениях все точки.
И обязательно сделать это надо будет сегодня. Хочется того дракону драконскому или нет!
Глава 10
Держала я в руках себя долго — часа пол, если не все минут сорок. Пока в мою красивую, с золотыми прутьями клетку весёлой гурьбой не ввалились фрейлины, и мне тут же нестерпимо захотелось из неё вывалиться. Как вариант — вывалить из окна одну улыбающуюся златовласку, явно метившую в фаворитки Скальде.
Ох, дометится она у меня, ох, домечтается.
— Дамы! Рада, что день начался с улыбок, — поприветствовала жертв средневековой моды, каждый день меняющих шмотки.
Никаких богатств на этих тряпичниц не хватит. Неудивительно, что родители поспешили от них избавиться.
— Я ненадолго отойду, а вы пока займитесь чем-нибудь, — велела расприседавшимся в реверансах девушкам.
Лучше и правда уйти. А то ведь действительно могу не совладать с ледяной силой. Не хотелось бы потом отдирать Эйвион от стенки.
А хотя… Представила, как бы смотрелось над кроватью панно из заледеневшей фрейлины. Ну в общем свежо и неизбито. К тому же я всегда питала слабость к авангардизму.
— Эсселин Алаур! — приостановилась, поравнявшись с кроткой ланью, глазки у которой так и сияли, а ещё бегали туда-сюда взбесившимися маятниками: девица явно старалась не встречаться со мной взглядом. — Выпейте чего-нибудь горячего, вы вся дрожите. Так и заболеть недолго, всё утро просиживая на холоде с моим мужем.
Сказать, что фрейлина побледнела — это ничего не сказать. С хорошенького личика сошли все краски, и первым сбежал так осточертевший мне румянец.
Остальные девицы, испуганно замолчав, тоже как-то поблекли. Наверное, из солидарности с мамзелью.
— У вас даже кожа с нездоровым синюшным оттенком, — приложила ладонь к вмиг покрывшемуся испариной лбу девушки, после чего покачала головой. — И такая холодная… Неужто уже успели побывать под Его Великолепием? Скажу по секрету, — подавшись к фрейлине, продолжила доверительным шёпотом: — проклятие Герхильдов — та ещё дрянь. И с каждым новым поколением становится всё дряннее и заразнее. Об этом вообще-то известно только узким кругам, но… Раньше страдали одни алианы — избранницы императоров. А теперь, бывает, и простые эсселин замерзают. Вот так. Нет, они не превращаются в гламурные статуи. Просто коченеют — и адью, в фамильные склепы. Если что, я предупредила. А дальше уж ты сама, своими мозгами. Ну или что там прячется за этой хорошенькой мордашкой, — ласково потрепала фрейлину за белую щёчку и с чувством выполненного долга отправилась общаться с драконом.
Долго искать Ледяного не пришлось. Он обнаружился у себя в кабинете в обществе эррола Корсена и какого-то безымянного старейшины. Верный пёс-паж тальдена — наглый такой юнец, у которого молоко на губах не обсохло (мой ровесник то есть; вернее, ровесник Фьярриного тела), ни в какую не хотел меня впускать. Заверял, что как только хозяин освободится, он передаст ему всё, что мне будет угодно передать, но сейчас Его Занятость ни в коем случае нельзя беспокоить и отвлекать.
— Рано тебе ещё такие слова знать, которые я намерена передать твоему господину.
Ни уговоры, ни угрозы пажа не впечатлили. Другое дело ледяная корка, запечатавшая мальчишке рот. Что-то испуганно промычав, он отскочил в сторону, открыв доступ к дверям, отделявшим меня от Скальде.
Не теряя времени, толкнула створки и заявила с порога:
— Я готова делать ребёнка! — после чего начала раздеваться на глазах у опешивших магов.
Если и это не отвлечёт венценосного от дел и не заставит обратить на меня внимание, то всё, я сдаюсь. И перевоспитывать Ледяного больше не берусь.
Повисло молчание. Напряжённое такое, я бы даже сказала — взрывоопасное. Рванёт по-любому. Прямо сейчас или чуть позже. И пока я храбро сражалась со шнуровкой платья, перекрестьями темневшей на светлом бархате, обстановка продолжала накаляться.
Чтобы благоверный скорее вышел из транса (а то, может, так и будет сидеть пнём с глазами, и мой стриптиз затянется надолго), демонстративно приспустила рукава с плеч, потянула за вырез платья, обнажая кружево нижней рубашки, тонкой, почти прозрачной, и при этом смотрела дракону в глаза.
Старейшины, если честно, были в ауте. И Герхильд с ними за компанию — никак не мог выронить даже слово.
А когда всё-таки выронил, я, маги, статуэтки на книжных полках и прочая расставленная по кабинету мелочь вздрогнули от яростно-грозного:
— Выйдите!
Видать, недостаточно проняло, потому что старейшины как сидели, пялясь на меня с самым бестолковым видом, так и остались сидеть. Никак не могли поверить, что всё происходит на самом деле. Или банально хотели досмотреть представление.
— Выйдите. Быстро! — пугающе тихо повторил дракон.
В голосе его перекатывались рычащие нотки. Всякий раз, стоило их услышать, у меня внутри начинало что-то вибрировать. Никогда не бывала вблизи проснувшегося вулкана, но, наверное, так могла бы звучать поднимающая из недр кратера на поверхность лава.
Старейшины наконец очнулись. Уткнувшись взглядами в пол, бледные, взволнованные, устремились к выходу. Чуть не столкнулись со мной, отскочили, словно от прокажённой, и, пробормотав что-то невнятное (надеюсь, не ругательства), просочились в приоткрытую створку.
Оставив меня наедине с драконом. Почти огнедышащим.
— И что это сейчас было? — сощурившись, подозрительно вкрадчиво спросил он.
Не люблю, когда Герхильд такой: обманчиво невозмутимый, лекго загоняющий в себя любые чувства. Если б ещё куда-нибудь засунул эту свою ауру силы, опасной мощи, из-за воздействия которой так и хотелось обхватить себя за плечи и поёжиться.
Подтянула рукава, декольте поправила, и шнуровку на спине кое-как завязала кривым бантиком.
— Приходится пробиваться к тебе с боем и шокировать твоих… наших подданных, иначе ведь обо мне и не вспомнишь.
— Мне нет нужды о тебе вспоминать, Аня, — откинулся на спинку кресла Скальде, продолжая гипнотизировать меня взглядом, от которого становилось не то холодно, не то жарко, и по телу пробегали одновременно и искорки, и мурашки. — Потому что я никогда о тебе не забываю.
И даже утром в парке не страдал амнезией? Удивительно!
Заглушив в себе очередной приступ ревности, почти окрылённая последними словами тальдена, открыла было рот, собираясь сказать, что тоже только о нём и думаю, когда следующая фраза всё перечеркнула:
— Я и так собирался к тебе этой ночью.
А почему не к Эйвион?
— За ребёнком? — усмехнулась разочарованно.
— За ребёнком. Но раз уж ты пришла и готова…
Дракон чёртов.
— Если ты ещё не догадался, — невольно попятилась. К счастью, Герхильд не спешил прощаться со своим мажорным креслом и опрокидывать на стол благоверную, — я здесь, чтобы поговорить. Спокойно. Без скандалов. Хочу всё объяснить, и чтобы ты меня наконец понял. Ты…
— Я понимаю тебя, Аня, — перебил Скальде, забравшись в свой любимый ледяной панцирь. — Понимаю, почему обманывала. Ты ведь уже всё объяснила. Боялась за близкого человека, с которым связала свою жизнь, — прожёг взглядом, словно сигарету о меня тушил. Много-много зажжённых сигарет, от которых всё лицо начало гореть. — Поэтому и покорилась ведьме. Изо всех сил старалась перед ней выслужиться, лишь бы к нему возвратиться.
Хлёсткие упрёки, произнесённые ничего не выражающим голосом. Не явные — завуалированные, но ранившие с одинаковой силой.
Шаг навстречу, за ним другой. Жалкая попытка преодолеть пролёгшую между нами пропасть, щерившуюся обидами и недоверием.
— Скальде, на Земле другие порядки, и наш союз с Воронцовым не вечен. Мы уже не вместе и никогда больше вместе не будем. Ты говоришь, что понимаешь меня. Но это не так. Ты даже не пытаешься меня понять! — Резко втянула в себя воздух. То ли его в кабинете было слишком мало, то ли это я от волнения задыхалась. — Да, я боялась за Лёшу. Боялась, что Блодейна навредит ему или моим близким. Да что там боялась! Мысль о том, что кто-то из них пострадает, ввергала меня в панику. И за себя, если честно, тоже переживала. У вас ведь столько жестоких законов. Жестоких по отношению к женщинам. Ну как мне было не бояться? А потом все страхи заглушил один единственный — я очень сильно испугалась, что тебя потеряю. Потому и помешала вашей с Ариэллой свадьбе.
— Как же легко ты променяла одного мужчину на другого…
— Потому что всем сердцем полюбила этого другого!