Вот он сидел, безмятежно-расслабленный, словно зверь, удачно поохотившийся и насытившийся вдоволь. А спустя мгновение, стремительно поднявшись, оказывается со мною рядом. Пронизывает хищным, голодным взглядом, полным недоверия, прорывающейся наружу злости, ревности.
По крайней мере, хотелось верить, что вызываю в тальдене хотя бы это ядовитое чувство, а значит, по-прежнему ему небезразлична.
— Или потому что так поступить тебе велела морканта? После того, как я объявил эсселин Талврин своей ари, ведьма покинула праздник. Была у тебя, говорила с тобой. Убеждала, давила, снова запугивала, и ты поддалась. Не могла не поддаться. Потому что, как сама сказала, боялась. И теперь боишься снова. Меня. Вот и извиваешься ужом. Пытаешься наладить отношения, опасаясь наказания. Напуганная историями про жестокость магов.
Вот куда его понесло?!
— Но…
— Это были твои слова, Аня, — снова перебил меня Скальде, совершенно уверенный в своей правоте. — Но я дал тебе слово, — лёгкое, почти невесомое прикосновение пальцев к щеке. Поглаживание, от которого сердце не бьётся быстрее, готовое выпрыгнуть из груди, обрадованное долгожданной ласке. Наоборот, сжимается болезненно и плачет. — Пообещал, что с тобой ничего не случится. Потерпи немного, и снова окажешься дома. Наказание понесёт Фьярра. Она его заслужила. Не ты. Я не сделаю тебе больно, но прошу меня не отталкивать.
— Но ты делаешь… — всхлипнула, задохнулась от накатившего осознания: Скальде вроде и был рядом, меня касался, но, казалось, нас по-прежнему разделяют миры, а не расстояния. — Делаешь мне больно! И, кажется, даже не понимаешь, как жестоко меня сейчас наказываешь. Не Фьярру!
Оглушительную тишину, длившуюся несколько мучительных секунд, нарушил тихий вопрос:
— Тот цветок, который я сорвал для тебя… Кого ты загадала в нём увидеть?
Чёрт! Черт! Чёрт!
— Свой мир, — выдавила еле слышное.
— Кого, Аня?!
— Воронцова.
— Так и думал, — горькая усмешка.
Послужившая катализатором для ядерного взрыва у меня в сердце:
— В этом твоя проблема, Герхильд! Ты слишком много думаешь! Домысливаешь, анализируешь, придумываешь. Вместо того чтобы немного поднапрячься и перешагнуть через свою гордыню. Наконец понять, что на свадебный пир я явилась не по приказу морканты. А чтобы ты, дурак, не сошёл с ума. Я рискнула собой ради тебя! Потому что полюбила. Призналась в этом на глазах у всей Адальфивы! Стала твоей ари, а ты удерживаешь меня в этих стенах силой. Как в клетке! И обращаешься со мной не как с женой, а как с презренной рабыней!
Нежное прикосновение сменилось жёстким захватом, а слова ударили наотмашь уже несдерживаемой яростью:
— Держал и буду держать! Для твоего же блага! Или ты считаешь, раз Древняя умерла, можно больше ничего не опасаться? Думаешь, тот, кто желал твоей смерти, не попытается снова напасть? Пока не пойму, кто стоит за Леуэллой, пока не найду тварь, натравившую её на тебя, ты не покинешь пределов замка! А если не перестанешь устраивать представления и своими выходками меня позорить, не выйдешь за пределы комнаты!
Лицо горело под жёсткими пальцами, пылала кожа под тяжёлым, каменным взглядом.
— Это всё из-за силы? Её так боишься потерять? Или хоть чуть-чуть за меня переживаешь? Скажи!
Пусть! Пусть ответит, что опасается не за родовую магию, не за тело алианы — за меня. За Аню. Всего несколько слов, и я буду бороться дальше. Рано или поздно смогу до него достучаться. Сумею пробиться через ледяную стену, что воздвиг между нами.
Пусть только скажет, что мгоенпея не хочет потерять. И тогда буду знать, что все разговоры про ребёнка, улыбки и взгляды фрейлинам — осознанные или неосознанные попытки задеть побольнее, наказать за прошлое.
Пусть скажет, и я продолжу бороться.
Взгляд тальдена, так часто коловший льдом, потеплел. Но, может, мне это лишь почудилось, потому что слова его по-прежнему пронизывали холодом:
— Мне нужен наследник. Империи нужен новый дракон.
Вот так просто, коротко и… всё не о том.
— А мне муж такой не нужен, — вытолкнула из себя вместе с горечью, раздиравшей горло. Запить бы её чем-нибудь, хоть не уверена, что станет легче.
Дёрнулась, высвобождаясь из плена ладоней, сжимавших, обжигавших мне щёки.
— Поговорим об этом вечером. Сейчас действительно некогда, — голос Ледяного был настолько сух, что хотелось посоветовать смазать чем-нибудь горло. А заодно и шарики с роликами в голове проверить. Там явно всё уже давно проржавело и нуждалось в срочном ремонте. — Надеюсь, поступишь благоразумно и больше не будешь просить Хордиса об отсрочке. Иначе надолго он в Ледяном Логе не задержится, а ты и о прогулках забудешь.
Угрозы, ультиматумы, условия.
Нет, не могу больше.
— Лучше я забуду о тебе, Герхильд, — отпрянула от драконочудовища, отвернулась, не желая больше ни видеть его, ни слышать.
Да и в будущем вряд ли теперь захочется.
Толкнула яростно двери, представляя на их месте тальдена, и, не оглядываясь, помчалась по галерее. К счастью, в этот час ещё пустынной. Бежала, задыхаясь от слёз, от злости, от обиды, за последние дни истерзавшей мне всю душу.
Девицы в гирляндах украшений продолжали торчать в гостиной покойной императрицы. Да, именно так. Это апартаменты Её Лучезарности Эноры, а я здесь всего лишь временная гостья. Ну или свиноматка на привязи.
Фрейлины занимались тем, в чём им не было равных: поедали пирожные и чесали языками. Наверняка в моё отсутствие и меня с этим куском де… льда обсудили. Вместе с Эйвион обмусолили каждую улыбку и знак внимания, что оказал ей утром Его Гадство. А может, это не первая их интимная встреча и…
Нет! Даже не смей, Аня, об этом думать!
Не стоит он того! Не! Сто! Ит!
При виде меня прожигательницы жизни разом стихли. Смиренно опустили головы, нервно заёрзали на пуфиках и в креслах. Стопудово уже успели перемыть нелюбимой ари этого тираннозавра все косточки.
Тиранодракон — вот кто он!
Короткая борьба с самой собой была проиграна, даже толком не успев начаться. Я так и не сумела взять себя в руки, сдержаться и закричала во всю силу лёгких:
— Вон! Пошли прочь! Уходите!!!
Фрейлины не ушли, а вылетели. Жаль, что без моей помощи. Хотелось пнуть всех и каждую по отдельности. Особенно красотку Эйвион, которую сейчас с превеликим удовольствием не просто пнула бы, а к таграм собачьим заморозила. Чтобы потом разбить на тысячи осколков. По примеру Герхильда, точно так же поступившего с моими надеждами.
Я осталась стоять в опустевшей комнате, в которой всего минуту назад звучали смех и заговорщицкие перешёптывания. Кто-то оставил окно открытым, и вместо жара каминов я чувствовала пронизывающий холод. Вот только он, кажется, проникал не снаружи, а исходил изнутри.
Колол, кусал, грыз. Вместе с осознанием, что никакие разговоры ничего не изменят. Никакая я ему больше не любимая. Для него я притворщица. Обманщица. Чужая женщина. Всего лишь источник силы на двух ножках, который он вынужден, ради блага империи, использовать.
Как же мерзко от всего этого. От того, что раньше была пленницей Блодейны, её личной карманной марионеткой. Теперь стало ещё хуже — я рабыня мужчины, которого по глупости полюбила.
Жаль, его любовь оказалась такой короткой.
Впрочем, Герхильду, этому Ледяному(!), наверное, просто не дано любить живое существо. Только великолепного себя — неживую ледышку и свою драгоценную империю. Которой позарез понадобился новый дракон.
К чёрту всех драконов.
Не хочу снова жить как в клетке. Как же надоело быть пленницей!
— Ваша Лучезарность, — в комнату робко проскользнули Леан и Мабли, хором продолжив: — Мы слышали…
— Помните, когда Его Великолепие выгнал меня с отбора, — каждое слово отдавало невыносимой горечью, — прощаясь, Ариэлла дала мне конверт с инициалами «А.Т.». Я всё пытаюсь вспомнить, куда его тогда дела… Из-за крика ари и поднявшейся после суматохи напрочь о нём забыла.
И с недавних пор очень себя за это корила. Вручая его мне, подруга что-то говорила о чарах. Что якобы послание, написанное на замагиченной бумаге, непременно достигнет её брата, Адельмара.
Вот только куда могла подеваться эта бумажка?
— Вы передали конверт мне, — приблизилась служанка, расправляя на переднике несуществующие складки. — А я положила его к тем письмам, что писали вам сёстры и Его Светлость. Их должны были перенести сюда вместе с остальными вещами Фьяр… вашими вещами.
— Помогите мне найти!
Вместе мы принялись искать связку упомянутых Мабли писем. Заглянули в каждый сундук и каждую шкатулку, а когда наконец корреспонденция была обнаружена, я чуть не потеряла от облегчения сознание.
Ну хоть какая-то отрада.
Достав из конверта, прижала к груди заветную бумажку (вот он — мой шанс на изволение из-под ига тальдена!) и выдохнула, почти радостно:
— Оставьте меня, пожалуйста.
— Но, Ваша Лучезарность, вы сама на себя не похожи, — хмурясь, возразил Леан. — Давайте мы лучше с вами побудем, раз уж фрейлин выгнали.
— Оставьте, — повторила мягко, но твёрдо.
Когда за сладкой парочкой закрылись двери, я перебралась в спальню и стала воевать с пером, оставлявшим на драгоценном листке некрасивые кляксы.
Маги, а до шариковых ручек до сих пор не додумались. Только и умеют что ритуалы проводить бестолковые. А иногда ещё и очень вредные.
Закончив свою короткую, но эмоциональную исповедь, я подождала, пока чернила высохнут. Так, на всякий случай. Надеюсь, сработает. И ещё больше надеюсь, что Адельмару удастся разобрать мои каракули. Уж не знаю, как он их прочитает, если, по словам Ариэллы, послание следовало сжечь.
Вот такой своеобразный способ отправки корреспонденции.
Сложив листок вчетверо, опустилась возле камина и долго смотрела на то, как пламя, шипя бирюзовыми искрами, пожирает мой крик о помощи к мужчине, которого почти не знала.
Но на которого, единственного, сейчас уповала.
Глава 11
Несколько часов наедине с собой и своими мыслями — непозволительная роскошь для императрицы. Мне повезло, прямо-таки фантастически: до самого обеда топ-моделей не было ни видно, ни слышно. Пользуясь тем, что никто не стоит над душой, не предлагает для меня почитать, спеть или во что-нибудь поиграть, я продолжила царапать пером по бумаге. На сей раз совершенно обычной, разве что по краям украшенной золотыми вензелями.
Раз уж не получилось выплеснуть на Герхильда все свои переживания, решила излить их на бумаге. Излить и точно так же сжечь. Говорят, такой способ помогает бороться с душевным раздраем.
Не скажу, что раздрай был побеждён, но мне действительно стало легче. По крайней мере, больше не хотелось залить комнату слезами, послать Скальде к дольгаттам, а себя — к Адельмару.
Мыслями о последнем вообще не стоило забивать голову. Даже если брат Ариэллы получит письмо, маловероятно, что рванёт помогать ари дракона-супостата. Адельмар Талврин — верноподданный императора. Ну не станет он так подставляться! А значит, нечего раскатывать губу и ждать принца на белом фальве.
В одиночку как-то раньше справлялась и сейчас не пропаду.
На исповедь самой себе ушло несколько часов, несколько листков и немало чернил, добрая часть которых отпечаталась некрасивыми кляксами на красивой бумаге. Но я ведь не для конкурса летописцев тренировалась. Для себя и так сойдёт.
Жаль, не додумалась до этого метода борьбы со стрессом раньше. Рассказывая обо всём, что произошло со мной за минувшие недели — начиная с венчания с Лёшей и заканчивая повторным перемещением на Адальфиву — я чувствовала, как тиски, сдавившие сердце, постепенно разжимаются. А угроза ночи с тальденом уже почти не пугает.
Ну не потащит же он меня в постель силой.
А если потащит… Нет, нет и ещё раз нет! Если продолжу об этом думать, точно поеду крышей.
Буду уповать на лучшее. А худшее, как это водится, приходит само, и без упования на него.
Поставив в мемуарах точку-кляксу, печально улыбнулась своим каракулям. Мелькнула мысль оставить написанное, спрятать, но на этих страницах было слишком много меня. Слишком много моего внутреннего мира, страхов и слабостей. Того, чем я не готова была ни с кем делиться.
Самой себе и то исповедалась не с первой попытки.
Не дай Ясноликая, какая-нибудь из служанок, делая уборку, обнаружит спрятанное. Из любопытства прочитает или того хуже — передаст этой льдине Скальде. Он и так считает меня тряпкой, о которую вытирала ноги морканта. Да и в последнее время я только и делаю, что обнажаю перед ним душу. В то время как он свою прикрыл вместе с сердцем ледяным бронежилетом.
Возвратившись к камину, удобно устроилась на мягкой шкуре, поджав под себя ноги, и принялась бросать в огонь один листок за другим. До тех пор, пока последний не осел в каменном зёве горсточкой пепла, а снаружи не послышались шаги. Секунда, две, и в дверь тихонько поскреблись.
— Ваша Лучезарность, обед подан. Вас ждут…
Помню, помню, мои компаньонки.
— Уже иду, — улыбнулась я Элиль и, поднявшись, отряхнула юбку от крупинок золы.
Трапеза прошла в гнетущем молчании. Пока ложку за ложкой через не хочу глотала крапивный суп, чувствовала на себе прицелы взглядов. Фрейлины поглядывали исподлобья, украдкой, опасаясь встретиться со мной глазами. Наверное, уже все головы себе сломали, гадая, отчего психанула Её Лучезарность.
Ну пусть и дальше мучаются догадками и желательно от меня подальше. Потому что тихоня Эйвион по-прежнему вызывала самые пренеприятные эмоции. Была что красная тряпка для быка. Которую так и хотелось поддеть на рога.
Хотя нет, не хочу, чтобы у меня появились рога!
Общество остальных красоток настроения тоже не поднимало.
— Вы ведь ещё не выбирались в Хрустальный город?
Фрейлины слаженно покачали головами.
— Ну так съездите, развлекитесь. Сегодня вы мне не понадобитесь.
— А может, и вы с нами? — предложила Ренеа. Как уже успела заметить, самая смелая из девушек и прямолинейная. — Мне кажется, Ваша Лучезарность, прогулка по городу пойдёт вам на пользу. Поможет отвлечься.
Жаль, Его Великолепие придерживается другого мнения.
— Отправляйтесь без меня. Я плохо спала этой ночью и нуждаюсь в отдыхе.
Спала я сносно, но сейчас чувствовала себя — нет, даже не выжатым лимоном. Прошлогодним цукатом, измельчённым в блендере — вот это точное сравнение. Головокружение, начавшееся ещё перед обедом, за время трапезы только усилилось. Благо фрейлины не стали настаивать на своём обществе. Обрадованные неожиданным выходным, помчались наряжаться для вылазки в город.
А я улиткой поползла в спальню. Рухнула на кровать, даже не разуваясь, и тут же уплыла в другую, не такую унылую реальность.
Мне снился свадебный пир, которого я лишила Ариэллу Талврин, заявив свои права на Скальде. Приглашённые смеялись, поздравляли новобрачных — меня и ледяного мага. Танцевали, громко стуча каблуками, и я была среди танцующих. Моя рука в крепкой руке тальдена… Я держалась за неё до последнего. До тех пор, пока прикосновение любимого мужчины не растаяло на ладони крупинками снега, и холод в драконьих глазах, казалось, пронизывавший насквозь, не сменился теплом в глазах другого человека.
Адельмара.
— Пойдём со мной. Пойдём, — звучал голос мага, увлекавшего меня из освещённого огнями зала в сумрак и прохладу замковых галерей. — Пойдём со мной, — эхом повторял он, ускоряя шаг.
— Куда? Куда мы идём? — Я уже не шла, а бежала, и снова чувствовала, как голова раскалывается.
Как же больно! Такое ощущение, что вот-вот взорвётся.
— Пойдём… В парк. Фьярра, иди за мной. Иди за мной!
Из беспокойного сновиденья я вынырнула так же внезапно, как в него погрузилась, и вдруг поняла, что никакой это был не сон. Вернее, сон, вот только мужчина, пробравшийся в него, на самом деле звал меня за собой.