– У тебя хорошо получается, – похвалила её Фади и добавила: – Для парня. Откуда ты взялся? Ты говоришь не так, как все здесь, да и выглядишь – тоже. Чистые ногти, не натруженные руки.
Девушка присела рядом – не слишком близко, но достаточно, чтобы можно было без труда разглядывать Таллу и её работу. А ещё, наверняка, с такого расстояния легко увидеть, как от волнения и необходимой лжи краска тронула шею и щёки. Она даже возблагодарила проклятую Риду за её грубый, но такой полезный совет. Теперь Талла старалась двигаться иначе, наблюдая, как это делают мужчины, и Фади с отцом, похоже, не догадывались, что она вовсе не парень.
– Я правда из состоятельного семейства, – осторожно начала Талла, балансируя между выдумкой и правдой, – Мой отец хотел получить фамильное состояние, не дожидаясь, пока дед умрёт своей смертью. Он сблизился с Великим, так что ему удалось бы всё пугающе легко и без последствий, понимаешь? Я помог деду бежать и кое-что украл у отца. Кое-что, не принадлежащее ему. А Сул должен был помочь нам за деньги, но предал, из жадности решив, что получит гораздо больше, если продаст нас.
Фади сидела застывшая, и не нужно было даже видеть её лица, чтобы понять, насколько она потрясена. Талла была уверена, что виной тому рассказанная история, пока девушка не заговорила:
– Спасибо тебе, Талат.
– За что?..
– За это. Обычно я слышу что-то вроде: “не лезь не в своё дело”.
Талла внутренне сжалась – уж не выдаёт ли себя с потрохами? Но Фади лишь благодарно склонила голову, а потом, будто смутившись, подобрала юбки и поспешила прибирать и без того аккуратно застеленную постель.
Талла не верила, что им позволят остаться больше, чем на день и, несмотря на приветливость хозяев, постоянно ждала обмана. Как же быстро она разучилась доверять! Но вот прошло уже три дня, а Джан с Фади действительно их не выдали. Неужели и правда бывает такая бескорыстная доброта? Пользоваться ей дольше необходимого было стыдно.
– Наверное, уже прошло достаточно времени, нам не стоит ещё дольше беспокоить вас, – заговорила Талла после очередного крошечного и невкусного обеда. – Вы можете сказать, что происходит в городе?
Они со Слепырём всё равно уйдут, но лучше уж представлять, чего ожидать там, снаружи.
– Ты же знаешь, малец, нам сюда не докладывают. Что-то мы слышим урывками от стражи или тех из нас, кто половчее будет, но не больше.
– Хоть что-нибудь… Ворота всё ещё перекрыты? Насколько там беспокойно и… – Талла не знала, как лучше об этом спросить, но решила говорить прямо: – Не слышали о каких-то громких казнях в городе?
Вот так. Ужасный, ужасный вопрос, но что она ещё могла думать, на что надеяться, если мама не пришла в то единственное место, где могла спастись? Талла ждала, ощущая, как холодеют кончики пальцев.
– Казнях? – Джан казался удивлённым. – Такого точно не слышал, а вот про ворота знаю. Недолго наши парни, что товар в обход налога тайком возят, радовались. Спрос был огого, а теперь торговля опять пойдёт. Но всё равно, говорят, на выездах стражу усилили и всех проверяют, в каждую бочку заглядывают.
Талла постаралась ощутить хоть крошечное облегчение, но не ощутила. Если Джан не слышал, это не означает, что казни не было. Уж тем более – что мама в безопасности. И из города никак не выбраться… Но ведь это только их со Слепырём сложности. К тому же бог так рвался к уличному свету, что сдерживать его уговорами становилось всё тяжелей.
– Мы сегодня же уйдём, вы так много для нас сде…
– Глупости, малец, – отмахнулся Джан. – А вот уходить я бы вам пока не советовал. Особенно, если не знаете – куда. Сул ещё про вас не забыл, а тут многие были бы не прочь ему угодить. Так что оставались бы, мы ж не гоним.
– Спасибо, вы так к нам добры.
– Папа просто, как всегда, не ошибся, – выглянула из своей каморки Фади, – вы хорошие люди.
– Если бы этого всегда было достаточно... Нам нужно бежать из города, а мы не можем даже выйти за дверь. Будто весь мир решил обернуться против нас! – выпалила Талла и осеклась, заметив, как опустилась голова Фади. – Только ты и твой отец, единственные, помогли нам.
“В том месте, где мы уж никак не ждали доброты”, – добавила она про себя.
– А знаешь, я думала об этом, – отозвалась Фади, – вы могли бы...
И она торопливо и отчего-то неуверенно изложила свой план, как им ненадолго выйти и подышать воздухом. Фади заметила, что её рост лишь немногим меньше, чем у Таллы, а одежда Джана могла бы подойти Слепырю, вернее дедушке Риязу. Если сами хозяева останутся дома, то гости могли бы немного пройтись по Крысятнику. Однако Джан предупредил, чтобы они не пытались выйти за ворота – со стражей станется и палками отходить за попытку тащить грязь и заразу в город. Но просто немного побыть под открытым небом уже казалось благословением, поэтому Талла со Слепырём с радостью согласились.
Фади смеялась, наряжая “Талата” в девичий наряд, а сама Талла горько усмехалась про себя: нарядиться мальчишкой, чтобы сбежать, а потом вновь оказаться девушкой, чтобы выхватить малую горсть свободы. Они с Фади выбрали самую плотную вуаль, а Слепырю водрузили на голову капюшон. Хорошо, что плащ был простой и потёртый, даже здесь он не вызывал завистливых взглядов.
Даже здесь… Могла ли Талла вообразить себе место хуже? Дневной свет безжалостно показал ей въевшуюся в немощёные улицы грязь с такими подробностями, что хотелось ступать на цыпочках. У рассохшихся неопрятных дверей прямо на земле сидели люди. Ещё несколько дней назад она сама бы назвала их крысами. Многие яростно чесались, открытые руки покрывали струпья или отвратительные язвы. Все они были тощими, многие кашляли так, будто очередной приступ вывернет их наизнанку. Талла боялась, что вскрикнет, если кто-нибудь коснётся её.
– Как они могут жить здесь? – тихо спросила она Слепыря.
– Бывает и хуже.
Только сейчас Талла осознала, что бог идёт сам. Пусть не так быстро, как она, но больше ему не требовалась поддержка её плеча. Слепырь не глядел по сторонам. Если бы он не боялся показать лицо, то наверняка задрал бы голову и пил небо, солнце, свет. Но ему приходилось довольствоваться выставленными под горячие лучи руками. Бог блаженно шевелил пальцами, будто не было ничего лучше.
– Мне кажется, что уже не бывает… – Талла мотнула головой и поняла, что успела отвыкнуть от платка и вуали. – Так ужасно. Я бы хотела изменить и это.
Ей послышался смешок из-под капюшона.
– Уничтожить всю нищету в мире? О, девочка, чтобы воплотить твои фантазии не хватит силы всех богов вместе взятых. Неравенство в вашей людской природе.
– Я и твоей-то силы не видела, – с досадой пробурчала она, но Слепырь, кажется, всё равно услышал. Капюшон неприязненно дёрнулся, и Талла поспешила сгладить слова. – Я помню, что нам нужен второй глаз. И ты, ты предупредил нас тогда, а ещё открывал замки…
Как же жалко всё это прозвучало. Но она никуда не могла спрятать разочарование. Надеяться на божественную силу, способную вылепить новое будущее, а получить недружелюбного старика, способного лишь на то, чтобы поработать средней руки взломщиком. Талла удивилась, что Слепырь всё же решил ответить.
– Меня лишили всей моей силы, иначе я бы освободился без тебя и убил всех, кто пытался бы мне помешать. Но я верну себе всё. Небыстро, но верну.
Его обещание прозвучало страшной угрозой, но Талла решила, что при желании, её-то убить он мог бы уже давно.
– Я бы хотела что-нибудь делать! Мы просто ждём или прячемся…
– Наблюдай. Когда не можешь делать – наблюдай, учись, запоминай.
В глубине души Талла понимала, что он говорит нечто мудрое, но принять это всем сердцем как-то не очень получалось. Тем временем солнце переместилось из зенита к западному краю и стало невидимым из-за высокой стены Крысятника. Слепырь быстро потерял интерес к прогулке, а Талле стало казаться, что на них стали поглядывать более пристально, так что они поспешили вернуться к Джану.
Снимая юбки и осторожно, чтобы не выбились длинные пряди волос, разматывая платок, Талла искренне поблагодарила Фади. Та схватила в охапку свою поношенную одежду и яростно отказалась, когда Талла предложила её постирать после себя. Обычно ни она, ни её отец не возражали против помощи по хозяйству, что это на неё нашло?
– Я ничем не обидел тебя?
Фади ответила не сразу, и ей будто бы пришлось усмирить что-то внутри себя, чтобы спокойно произносить слова.
– Нет… Ты – не мог.
– Тогда что с тобой такое? – Талла совсем перестала понимать что-либо.
– А тебе не всё равно?
– Конечно нет! Разве после того, что вы сделали, мне может быть всё равно?
– Вот в этом и дело, – заявила Фади, будто её слова всё объясняли. – Знаешь, я удивилась, что ты согласился выйти в моих вещах.
– Это почему же?
Фади пожала плечами, вуаль легонько колыхнулась, как от сдерживаемого вздоха. Потом она будто бы набралась смелости и выпалила сокрушающе прямо:
– Не думала, что парень по доброй воле, даже ненадолго, согласится стать женщиной. Помолчи, Талат, не перебивай, иначе я больше не решусь! Ты не такой, как другие. То, как ты говоришь со мной, как ведёшь себя… Напоминаешь мне папу. Он тоже обращался с мамой, пока она была жива, и со мной совсем не так.
– Не так?
Талла решила спросить то, что мог бы спросить парень. Парень, который ничегошеньки не знает о чувствах женщин. О чувствах Фади и самой Таллы. Если бы ей не приходилось скрываться под мужской одеждой, могли бы они стать подругами? Фади мотнула головой:
– Не притворяйся, будто не понимаешь! Глупо было бы этого не понимать, а ты не глупый. У меня есть жених здесь, он неплохой человек. Ну… или не самый плохой. Правда, он занимается не совсем честным делом, но я не думаю, что могу найти что-то лучше для себя. Звучит не слишком-то романтично, правда? Но он выбрал меня, и я достаточно практична, чтобы понять – надо быть благодарной за это. Он не жесток, щедр, насколько это возможно, смел и достаточно умён, чтобы заработать и уберечь нажитое. С ним я смогу жить. Но ты… Ты совсем другой.
Ох, нет... Тощая, невысокая, Талла никак могла сойти за видного зрелого парня, в которого можно влюбиться! Так что же происходит? Она взмолилась, чтобы Фади замолчала. Если та произнесёт слова, которые обычно следуют за подобными признаниями, они обе окажутся в ужасном положении. А положение Таллы и без того было хуже некуда. . И всё же она не могла отнестись так жестоко и неблагодарно к тем, кто осмелился ей помочь.
– Я не смогу здесь остаться, Фади, ты ведь понимаешь? И тебя с собой взять – тоже не могу. Нас разыскивают, и я не стану рисковать никем, кроме себя, тем более таким хорошим человеком, как ты.
– Но я бы…
– Нет, – Талла едва заметно подняла голос, – прошу. Позволь мне быть честным с тобой. Я понимаю тебя лучше, чем ты можешь подумать, хоть во многом мы и разные. Но того, на что ты надеешься, не может быть. Прости.
– Забыл? У меня есть жених, – сказала Фади заносчиво, но Талла слышала лишь глубокую обиду в голосе.
Она даже решила, что сегодня их со Слепырём могут выставить за дверь, что, наверное, даже было бы не так уж и плохо. Несмотря на постоянное чувство голода, тесноту и появляющуюся будто из ниоткуда грязь, здесь было так спокойно и почти безопасно, что мысли о побеге хотелось постоянно отложить. Лишённым убежища, им пришлось бы собраться и уже на что-то решиться.
Но вечером Джан не посмотрел на них неприязненно, наоборот, просиял улыбкой:
– Слыхали чего! Говорят, целый отряд разгромил неприкосновенное логово Сула. Видать, те двое, которых по всему городу ищут, настолько нужны Великому, что он прижал стражу к ногтю. Так что Сула и его парней больше можете не бояться.
Неужели? Неужели случилось хоть что-то хорошее? А ведь… Если бы мама всё же пришла, и они остались бы под защитой бандитов, сейчас бы оказались в лапах отца.
Как бы там ни было, Талла решила, что новости Джана – это знак. Знак, что на одном месте сидеть больше нельзя. Вечером Талла усадила Слепыря напротив себя и едва слышно заговорила:
– Что мы собираемся делать? Пусть ворота усиленно охраняют, но их всё же открыли, Сула нам больше не угроза. Пора уже что-то придумать, они, – Талла бросила осторожный взгляд на Джана с дочерью, – не могут кормить и держать нас у себя вечно. Может, нам удалось бы подкупить какого-нибудь торговца, чтобы он тайно провёз нас среди товаров?
– Вряд ли ты предложишь больше, чем награда Великого, да ещё и чтоб риск покрыло. Проще уж купить телегу и товар, если у тебя правда есть на что.
– Проще? Как мы будем что-то покупать, если ты сам говоришь о награде за нашу поимку? Мой вариант хоть что-то давал торговцу, а в твоём нас уж точно выгоднее сразу сдать страже.
– Это если мы пойдём вместе. Слепой старик – слишком приметная фигура, а обычного, даже светлокожего мальчишку, вряд ли кто-то признает. На худой конец всегда есть грязь.
Талла поморщилась, но кивнула. В словах Слепыря был резон… Если бы не одно “но”:
– Знаешь чем плохи все наши планы? Тем, что нас попросту не выпустят из Крысятника. Ни вместе, ни по одному. Вспомни, что говорил Джан.
– А ты вспомни, как мы сюда попали. Крысы роют ходы, я чувствую, как много их здесь…
– Тогда мы должны попробовать, – твёрдо ответила Талла, хотя возможность столкнуться нос к носу со шныряющими по норам лихими людьми казалась ей пугающей до одури. Почти такой же пугающей, как перспектива открыто и в одиночку бродить по улицам Соланира. – Завтра.
– Завтра.
Глава 7
Уходить решили вместе с рассветом, чтобы как можно меньше обитателей Крысятника видело их. С Джаном и Фади прощаться не стали, ведь это означало, что они больше не увидятся, а Талла очень надеялась вернуться. Хотя бы Слепырю придётся снова отсиживаться здесь, пока она будет пытаться купить телегу, товар и припасы. Они условились, что Талла спрячет покупки, вернётся за Слепырём, и только потом они отправятся в путь. Не слишком удобно, но менее опасно, чем другие варианты.
Слепырь подвёл её к неприметной двери, которую Талла вряд ли смогла бы запомнить среди десятков точно таких же. Но бог выбрал именно эту, не сомневаясь. Талла тоже не стала сомневаться – если кто-то и мог знать дорогу, то только Слепырь. Замок привычно поддался касанию его руки. В доме никого не было, и создавалось впечатление, что здесь никогда никто не жил. В тёмной комнатушке оказался стол с надломленной ножкой, какое-то подобие кровати в виде набросанных тряпок, на полках даже стояла глиняная посуда, но сам запах… Талла не могла себе объяснить, но здесь не пахло жизнью, людьми. И правда, за шторкой вместо ещё одной комнатки, какая была в доме Джана и, наверняка, в десятках других однообразных нор Крысятника, в глубокую темноту уходил узкий коридор. Низкий потолок заставил Слепыря пригнуться. Талла совсем ничего не видела и держалась за стену, чтобы хоть как-то ощущать направление.
– Как я найду путь, когда пойду обратно одна? Может, ты лучше дождёшься меня у выхода?
– Думаю, его слишком часто используют, чтобы я мог тут преспокойно сидеть, – Слепырь приостановился, и Талла ткнулась лбом в его спину. – Здесь нет никаких поворотов, не заблудишься.
– Ладно…
Ей всё равно продолжало казаться, будто они плутают в лабиринте, или, даже если сейчас коридор имеет лишь один ход, потом он обязательно перестроится и разрастётся сотнями рукавов. Чтобы не молчать в этой гнетущей темноте, она спросила то, о чём давно думала:
– Почему ты так выглядишь?
– Как “так”?
– Понимаешь, я видела древние иллюстрации в книгах, и там бога дорог изображали совсем иначе. Он был не юношей, конечно, но всё же молодым мужчиной. А ты…
Талла замялась. Наверное, так и стоило брякнуть “старик”, ведь он не особенно жалел её чувства, когда назвал едва ли не уродиной.
– Старик? – озвучил Слепырь её мысли.
– Да… Неужели бессмертные боги всё же стареют?