– Не стареют.
– Но тогда почему? – продолжила допытываться Талла. – Твой облик приукрашивали? Хотели ублажить?
– Тебе известно, что моего первого жреца подвергли страшным пыткам, желая вырвать известные ему секреты? – тихо и грозно ответил Слепырь. – А ты уже в который раз хочешь заполучить их просто так.
Талла испугалась и примолкла, ей было известно… Дальше они шли молча.
Наконец, впереди появилось что-то похожее на свет. Слепырь велел Талле остановиться, она подняла голову и увидела, как бледное сияние проливается через края квадратного люка наверху. Бог уже карабкался к нему по лестнице, и как только послышался застарелый скрип, в лицо Талле посыпались сухая земля и песок.
Они выбрались наверх в тупике между какой-то лачугой и высокой стеной. Вокруг висела тишина, а ведь на центральных улицах было оживлённо даже в такой ранний час. Значит, блуждать в поисках рынка предстояло долго...
Когда Слепырь спустился обратно, Талла закидала люк песком. Не то чтобы она сильно заботилась о ловкачах из Крысятника, но ей самой ещё предстояло им воспользоваться. Было бы неприятно притащить сюда телегу и остальные покупки, а потом выяснить, что стража заложила дыру. Ещё одна мысль тревожно постучалась в голову: а сможет ли она потом найти это место? Должна, решила Талла, и постаралась по возможности незаметнее обогнуть лачугу и выбраться на улицу, где никто не станет спрашивать, откуда она там взялась.
Выбравшись туда, где узкая дорога между обшарпанными домиками расходилась по двум направлениям, Талла отыскала несколько камней и сложила из них горку. Только бы никто не пнул от скуки… Она двинулась по той улочке, которая показалась шире и постаралась примечать всё, мимо чего проходила. Вот лоток с хлебом, над которым закреплена лента с причудливым рисунком кренделька, вот дом с балконами, увитыми цветами… Город просыпался: женщины развешивали бельё, дети носились, взметая клубы пыли. На углу Талла запомнила гончара с выбеленными старостью волосами и целой связкой амулетов на шее. Улицы становились шире, кое-где встречались магазинчики, и людей становилось заметно больше – можно стукнуться локтями. Она тесней прижала к боку сумку, куда переложила ожерелье с чёрными опалами и тончайшей работы золотую цепочку, к которой, точно росинки, стекающие по стебельку, прильнули бриллианты чистой воды. Такие великолепные украшения, которым место в резных шкатулках или на шее прекрасных женщин… Как жаль будет отдать их в руки простых торговцев, не способных разглядеть истинной прелести. Но Талла мысленно распрощалась с драгоценностями ещё в тот день, когда примотала их льняным полотном к груди. Цепочка и ожерелье были, по её представлению, самыми дорогими, их должно хватить, а оставшиеся серьги и золотой кулон с дивным орнаментом она приберегла.
Наконец, выбирая те пути, откуда навстречу шли люди с полными корзинами и сумками, Талла смогла найти рынок. Он казался и вполовину не таким огромным, как тот, что лежал у изножья холма с дворцом Великого, и всё равно от пестроты палаток и гомона толпы у Таллы закружилась голова. С одной стороны молодой голосистый парень предлагал купить колбасы и копчения, с другой – пузатый и румяный пекарь выставил лотки с медовыми булочками и воздушно-белыми пирожными. Талла вспомнила, каково это – надкусить свежую сдобу, ощутить сладость, обволакивающую рот… Было бы у неё хоть немного денег! Но их ещё предстояло добыть.
В этом месте не продавали ковры и кувшины из разноцветного стекла, духи в крошечных флаконах и певчих птиц в ажурных клетках, как на Большом рынке. Чаще встречались фрукты и овощи, простая посуда. И всё же иногда попадались лотки и палатки с игрушками или вышитыми бисером платками. Талла видела и украшения, но то были бирюза и янтарь – уж всяко не чета её сокровищам.
В тёмном шатре, украшенном причудливыми узорами и символами, женщина в золотой вуали продавала амулеты, порошки в мешочках, заполненные паром флакончики и ещё бесчисленное множество безделиц, возле которых хотелось остановиться и перебирать, перебирать до бесконечности. И Талла остановилась, вцепившись на всякий случай в свою бесценную сумку. Над головой торговки покачивались колокольчики с привязанными к язычкам тонкими лоскутами ткани.
– Для привлечения покупателей, – доверительно сообщила женщина; голос у неё был красивый, грудной. Талла удивилась, что звучал он молодо, ведь она почему-то решила, что под вуалью старуха. – И, видишь, работает! Как и всё у меня здесь. Выбирай, чего желаешь. Хочешь нравиться девушкам или победы в любом споре…
– А это что?
Талла заметила деревянного человечка, вырезанного нарочито просто и грубовато. Вместо живота у него зияла дыра, внутри которой струной был натянут волос. Талле безотчётно захотелось взять человечка в руки, и она отдёрнула пальцы, вот-вот готовые коснуться деревянной поверхности.
– А ты кое-что понимаешь, – одобрительно заметила торговка. – Дорогая вещица… Настоящая.
Она как-то по-особому сказала “настоящая”, и Талла подняла глаза на золотую вуаль. Лучше уж пойти куда-нибудь подальше, вместо того, чтобы тратить время на ерунду. Ей почему-то показалось, что постой она рядом с этой женщиной хоть ещё мгновением дольше, и та раскроет все её секреты.
Неужели настоящая колдунья? На рынках всегда одни шарлатаны, но Талла знала, что бывали и другие. Те, кто предсказывал судьбу, делал амулеты, пусть и не слишком сильные. А ещё она слышала, что иногда колдуны использовали частицы богов, чтобы делать по-настоящему могущественные вещи. Даже мелочь могла наделить силой – чешуйка кожи, слюна, обрезок ногтя или… волос.
Талла развернулась и побежала прочь, стараясь потонуть в крикливом пёстром людском потоке.
Как же всё казалось просто, когда они со Слепырём придумывали план! Просто – обменять украшения на солнца, просто – купить телегу и осла… На деле же, оказавшись в толпе народа, среди жмущихся друг к другу лотков и палаток, Талла никак не могла представить себе, как она вытащит из сумки сверкающее ожерелье и попытается его кому-нибудь всучить. Даже если ей повезёт, и его просто-напросто не вырвут из рук, никакой торговец не согласиться стать мишенью для воров. Тогда она решила поискать поблизости магазин или лавку, в надежде, что за закрытыми дверями договориться будет проще и безопаснее.
Сразу за рынком, как Талла и думала, оказался небольшой торговый квартал, она выбрала для себя оружейный магазин, справедливо рассудив, что клинки с рукоятями из слоновой кости и чернёного серебра не могут стоить дёшево. А значит, у хозяина может найтись достаточно денег для сделки.
Под мелодичный перезвон колокольчика, Талла зашла в лавку и, едва глядя на торговца с усами такими пышными и длинными, что они походили на двух уставших хорьков, выложила на прилавок ожерелье с опалами. Следом – цепочку.
– Сколько вы дадите за это? – спросила она, наконец, глянув в глаза мужчины.
Тот нахмурился, поглядел сначала на украшения, потом – на Таллу. Взгляд стал сердитым, и на мгновение она даже испугалась, что он сметёт драгоценности на пол своим мозолистым кулачищем. Или ударит её. Но он только грубо отрезал:
– Я краденое не беру. Пошёл отсюда, или позову стражу.
Талла сгребла цепочку и ожерелье в сумку и кинулась вон.
– Оно не краденое, – выкрикнула зачем-то от самого порога.
В следующий раз она попыталась зайти осторожнее, теперь её целью стал магазинчик с благовониями. Талла едва могла дышать в густом переплетении ароматов, среди которых она с трудом извлекала отдельные нити сандала, мускуса, амбры и корицы. Теперь украшения не сразу оказались на прилавке. Им предшествовала история про подарок дорогой тётушки, пожалевшей сироту. И всё равно в конце концов Талла оказалась на улице со своими “ворованными” богатствами. Ей казалось, что она вот-вот разревётся. Нельзя, нельзя, нельзя…
Наконец, торговец вином – уже пятый или шестой человек – проявил интерес к капелькам бриллиантов, к чарующему мерцанию чёрных опалов в ожерелье. Талла крепко сжала кулаки, мысленно посылая чуть сгорбленному мужчине в тёмно-красном жилете уверения в том, что сделка будет стоящая.
– Н-ну… могу дать тебе за них двадцать солнц.
– Сколько-сколько? – она ощутила, как широко распахнулись против воли глаза, а платок на волосах пополз вверх из-за высоко взметнувшихся бровей.
– А тебе сколько надо? – торговец смотрел на неё в искреннем удивлении.
О, Талла бы сказала, сколько ей надо за эти украшения, цена которым была не меньше нескольких тысяч, если не сотен тысяч. Точно она не знала и не могла знать, но была уверена, что за ожерелье можно снарядить небольшую армию, а цепочкой выкупить ценного пленника. Ей же предложили цену не самого молодого осла.
– Это настоящее золото, настоящие драгоценные камни! Работа личного ювелира самого Великого! Вот и подумай, сколько мне за них надо.
– Самого Великого? Эти-то безделушки? Врать ты горазд, вот что. Н-ну, допустим, настоящее тут золото… Так его в этой цепочке не хватит и на зуб.
– Она ценна тонкостью работы, – Талла сунула цепочку прямо под его крючковатый нос. Ей унизительно было расхваливать этому топору вещь, которую тот и близко не мог оценить, но она загнала гордость поглубже. Ей нужны деньги. – Гляди, золото вытянуто почти в волос и заплетено, а бриллианты, хоть и не крупные, но чистейшие и абсолютно одинаковые. А ещё – второй такой ты не найдёшь и никто больше не сделает ничего подобного.
– Больше пятидесяти не дам.
Талла молча схватила украшения и собралась запихнуть их в сумку, когда её остановил голос торговца:
– Н-ну ладно, ладно. Погодь, может, и сговоримся. Только куда тебе, мелкому такому? Сейчас выйдешь же, начнёшь транжирить или того хуже – ограбят. Получится, что и у меня все деньги выманил, и самому не впрок.
– Меня на улице старший брат дожидается, – немедленно соврала Талла. – Во-от такой здоровый.
И они сговорились на двести. Грабительские двести – даже не десятая часть настоящей стоимости. Зато ей должно хватить и на телегу с мулом, и на провизию, и на дешёвенький товар, в который они спрячут Слепыря. Талла была почти рада.
Она прижала мешок с тяжёлыми солнцами к животу и поспешила назад к рынку. Оглянувшись, она увидела, что торговец вином стоит в дверях и смотрит ей вслед. Ну и плевать, что он не видит никакого брата-здоровяка. На любую ложь теперь – плевать! У неё есть деньги! Ах, как же потрясающе пахли те медовые булочки...
Наверняка разумнее было сначала поискать тележную мастерскую и купить то основное, зачем она здесь, но Талла побежала к лотку пекаря. Купила пирожные для Фади и медовую булочку – себе. Немедленно откусила огромный кусок, едва поместившийся во рту. Блаженство… Какое же простое, но потрясающее удовольствие!
Сумка Таллы быстро наполнилась копчёным мясом и ржаными лепёшками, ей пришлось купить ещё один мешок, чтобы положить туда сыр и фрукты. Часть она возьмёт в дорогу, а часть они съедят сегодня за ужином. Наконец-то сможет хоть немного отблагодарить своих спасителей.
Талла изо всех сил старалась управиться быстро и с радостью поняла, что ей это удалось. Она собиралась уже спросить, где бы ей найти тележную мастерскую, как увидела стражника, уверенно продирающегося сквозь толпу. Следом за ним, выглядывая из-за широкого, укреплённого доспехом плеча, шёл человек. Мелькнул тёмно-красный жилет, и Талла поняла, что нужно бежать.
– Вон он! – торговец вином ткнул пальцем в её сторону. – Обыщите поганца и н-найдёте мои деньги!
Толпа, как назло, стала плотной и упругой, точно желе. Талла толкнулась в одну сторону, в другую. Наконец, поднырнула под чью-то руку, протиснулась мимо двух тучных женщин.
– Стоять! – голос стражника молотом разбил гул толпы.
Уж конечно она не станет стоять! Пусть попробует выловить её в этой давке. Она скользнула между прилавками, метнулась вперёд и… Чуть не упала. Что-то дёрнуло её назад. Крепкая рука схватила за рубаху на спине.
– Держу его, – прогудело сзади.
Талла оглянулась, бородатый, похожий на сказочного великана мужик крепко стиснул её куртку в кулаке. Стражник споро подобрался к ним, перехватил Таллу под локоть. Бесцеремонно он выхватил мешочек с деньгами из её рук и заглянул внутрь.
– Да ты, мразь, ещё и потратил добрую половину! – взревел он, вытаскивая горсть солнц и перекладывая в свой карман. Потом он обернулся к спешащему к ним торговцу: – Держите ваши деньги. Накупил себе всего, сволота. Придётся товаром уж вам забирать.
Талла обхватила руками сумки. Она так мечтала принести еду, увидеть широкую улыбку Джана и, скрытую вуалью, – Фади!
– Не посмеешь! – зарычала она. – Это моё, моё! И деньги – мои, он врёт!
Талла ощутила сбежавшие по щекам горячие слёзы и вкус крови во рту – прокусила губу от досады. Но нет, она не может, не может позволить забрать у неё сумки!
– А ну отдавай, не то велю оттяпать тебе руку за воровство и язык – за ложь.
Накатившая ярость, дарившая силы, куда-то разом схлынула. Отпустят ли её просто так, если она всё отдаст? Вряд ли. Заставят работать на торговца вином, пока не выплатит то, что украл стражник? Талла заколебалась мгновение, и страж отвесил ей могучий подзатыльник. В голове зазвенело. Она только видела, как летит под ноги укрывавший волосы платок, как вздымает ветер длинные пряди.
– Это что за…
Страж не успел договорить. Ошарашенный, он ослабил хватку на её локте. Талла рванулась и кинулась в толпу. Тяжёлый мешок с сыром и фруктами цеплялся за людей, мешая бежать. Она бросила его. Крики и толкотня за спиной сообщили, что на нежданное сокровище накинулись все, кто оказался рядом. Может, это задержит стража?
Талла бежала. Петляла, как кролик, стараясь, чтобы между ней и стражником выросло как можно больше препятствий. Крики позади становились всё дальше, тонули в разгульном гомоне рынка. Она сбавила шаг, постаралась идти так, будто сама – одна из зевак. Тогда люди начали приглядываться – её золотистая макушка так и цепляла взгляды. Талла снова побежала.
И вот рынок уже позади. Она нырнула в один из переулков, потом – в другой. Сердце тыкалось в грудь, будто считало, что хозяйка бежит недостаточно быстро, что оно само может быстрее.
Талла забыла, что ей следует придерживаться ориентиров, которые она так старательно запоминала по пути. Непокрытая голова не давала покоя. Наконец, Талла вспомнила, что булочник завернул пирожные в большой отрез грубой бумаги. Никакой не платок, но она хоть как-то могла прикрыть волосы. Талла закрепила бумагу на голове, и плевать, как она теперь выглядит! Лучше так, чем… А вот с дорогой надо было что-то решать.
Талла совсем не узнавала место, и она не была уверена – проходила такое по пути к рынку, или нет. Кажется, нет. Она бы точно запомнила этот резкий запах кожи и масла, чего-то горелого. Она прошла мимо домов и увидела нагромождение бочек, какие-то каменные ванны и странные станки. Дальше висели растянутые коровьи шкуры. Теперь не осталось сомнений, что здесь она не бывала. У станков работали люди, но Талла не знала, о чём может спросить у них. Ни один из её ориентиров не был достаточно значимым.
Она поблуждала ещё немного, попала из района кожевенников к красильщикам, потом просто шаталась между жилых домов. Достала из сумки булочку и съела её, порадовавшись, что не убрала хлеб в потерянный мешок. Чувство голода было куда сильнее, чем могла унять одна булочка, но Талла не посмела тронуть скудные остатки покупок.
А ещё она страшно устала. Ей и раньше не доводилось путешествовать на ногах настолько долго, а в последние дни Талла и вовсе больше сидела. Целый день на ногах, а ещё бег и страх измотали настолько, что ей хотелось просто упасть и больше никогда не подниматься. Она так и сделала. Просто села в пыль рядом с грудой пустых ящиков.
Пока Талла шла, искала дорогу, разглядывала дома и людей, голова была постоянно занята. Сейчас же всё отчаяние навалилось разом. В груди забилось отчётливое осознание, что ей никогда не найти дорогу.
Как много путей… Всего один город, а сколько в нём похожих улочек, а ещё больше – направлений совсем не туда, куда нужно. И как здесь найти неприметный закуток? Да никак.