Такая в его последних словах обреченная серьезность промелькнула, словно он кошачью роль на себя примерил.
А может так оно и было -- сказал же, выгнать могут за провинность. А куда он пойдет, если отца нету? Замужних-то не берут служить во дворец.
-- Нет, выгонит -- это вряд ли.
-- Да кто их знает, царей? Каген бы точно прогнал.
В животе у мальчика громко заурчало.
-- Ты что, голодный? Тебя не кормили разве?
-- Коту поесть приносили, мне -- нет. -- он шмыгнул носом и почесал Князя Мышкина за ухом. -- Мясцом тушеным мелкорубленым потчевали, паштетом каким-то, да сливками.
-- Совсем они мне кота испортят -- додумались, кормить деликатесами зверя, а живого человека морить голодом. -- буркнул я себе под нос, и добавил громче: -- Ну а что ж ты, хоть немного сам бы съел. Кот-то все не осилил.
Я кивнул в сторону виднеющейся чуть в стороне, на границе света и тьмы, тарелке, где явно еще что-то было.
-- Да ты что, дедушка! Это же воровство, за такое казнят! -- испугался Румиль. -- Я лучше потерплю. На кухне, чай, объедков-то сейчас полно. Вот придет царь, отпустит меня, и поем.
-- Объедков, значит?
-- Ага. Меня ведь за кормежку сюда взяли, да я криворукий, бью все постоянно... -- кишки в брюхе мальчика вновь завели рулады, а я почувствовал, что начинаю сатанеть.
Нет, конечно, я лично не могу накормить всех голодных и обогреть обездоленных всего царства. Я отдаю себе в этом отчет. Но морить голодом ребенка из-за какой-то там поганой тарелки!.. И где? В моем дворце!
-- Погоди, сейчас сообразим чего-то пожевать. -- я погладил кота, который в ответ на ласку ткнулся мне в ладошку мокрым носом, и поднялся. -- Праздник все же.
-- Ну да. -- Рунька тяжело и как-то очень по-взрослому вздохнул. -- Кому и праздник...
Вернувшись ко входу в царские-мои покои я открыл дверь и пару секунд полюбовался вытянувшимися во фрунт Блистательными.
-- Пацана-то почему не покормили? -- негромко поинтересовался я.
-- Не могу знать! -- отрапортовал, и тоже очень тихо (зато с каким выражением!) гвардеец.
-- Вот что, голубчик... Пошли кого-то из слуг, пусть принесут чего-нить пожевать. И кастеляна Ежиного гнезда ко мне. -- распорядился я.
Папак из Артавы примчался минут через семь, запыхавшийся и с подносом в руках.
-- Ва... -- он глотнул ртом воздуха. -- Ваше величество не накушались за столом?
Так-то он не жирный, просто с небольшой возрастной полнотой -- четверть местного века уже разменял, -- но физическая форма у князя не ахти, вот и подводит дыхалка.
-- Блюдо поставь. -- посоветовал я, мрачно разглядывая Папака из кресла, в котором ждал дворцеуправителя.
-- Как... уф... прикажете. -- кастелян огляделся, нашел подходящий столик и опустил поднос на него. -- Ваше величество... уф... желали меня видеть?
-- Желал. -- я резко поднялся, и невольно скривился от резкого прострела в спине. -- Ты, блядий сын, чего вытворяешь?
-- Я... не совсем понимаю...
-- В том-то и дело, что не понимаешь. -- процедил я сдерживая дозревшую, и теперь рвущуюся наружу ярость. -- Ты кота моего покормил?
--Д-да, ваше величество. И поваренка за ним присматривать...
-- Видел. -- резко, но негромко оборвал его я.
Оный поваренок через пару комнат сидит возле кота, и слышать как разносят его начальство мальчику вовсе незачем -- у подчиненных от этого совершенно нездоровые мысли о мировой справедливости и заступничестве от высшего руководства рождаются.
-- Видел, и вполне им доволен. -- Папак перевел дух, однако лицо его по-прежнему выражало недоумение -- ну чем может быть не удовлетворен царь, если все сделано верно? -- А скажи мне, бриллиантовый мой, почему кота ты покормить не забыл, а человека голодом моришь?
-- Ваше величество, мальчик серьезно провинился -- уронил и разбил тарелку с куриными потрошками, отчего те выбросить пришлось, -- и в наказание был оставлен без обеда, но когда вы изволите его отпустить он сможет повечерять.
-- Скажи, князь, вот ты совсем дурак? -- я тяжело вздохнул и устало опустился в кресло. -- Ты понимаешь, какую мне создаешь репутацию среди подданных? Царь, в праздник, в день своей коронации, когда он милостив ко всем быть должен, морит ребенка голодом, при том заставляя его кормить своего кота всякими там... Что был за паштет?
-- Из печени индюшек, ва...
-- Всякими индюшачьими паштетами. -- прервал его я. -- Ты вообще соображаешь, что ты натворил? Да присядь уже, не стой столбом!
Папак из Артавы плюхнулся на стул со все еще не прошедшим недоумением на лице.
-- Но ведь, ваше величество, не наказать его за проступок было никак не можно. -- с некоторой даже и обидой в голосе произнес он. -- Иначе всех слуг разбаловать не долго. Вы вот, государь, на меня гневаться изволите, а я ведь Руньку этого от голодной смерти, почитай, спас. Отец у него знатный был рыбарь, его улов во дворец мимо торговцев-перекупщиков всегда шел, а как он потонул в шторм, так я сам вдову в Ежиное гнездо прачкой позвал, сходить в их хижину не погнушался. Только кукушка она, спуталась тут с одним из слуг, а ему захребетник оказался ненадобен. Сердце им судья, но я тогда и мальчика во дворец на кухню пристроил, да не гоню, хотя убытка от него больше чем пользы. А вы, ваше величество, мне такое вот обидное выговариваете...
Мнда... Неудобно как-то -- обидел человека почитай ни за что.
-- За доброту твою и к людям душевность многие грехи простятся. Да и я хвалю. Но и ты ведь понимать должен -- такой день, а ты дитё слюнки возле кота глотать вынуждаешь. А кто будет виноват в таком непотребстве, как считаешь? -- говорил я уже без нажима и без гнева, в конце-то концов, кастелян по-своему и прав. -- Думаешь, ты? Ничуть не бывало. Злых языков у нас предостаточно, а на каждый роток платок не накинешь. Станут по углам шептаться, что царь-то де такой-сякой, над сироткой изгаляется, а еще монах... Тут и моей репутации урон, и церковной. Оно, может, пошепчутся и забудут, а если еще какой случай? Так и сам ославлюсь -- друджи бы с ним, недолго мне осталось, -- и вере урон. Потому и вызвал тебя на эту нотацию, понимаешь? Надо наказать -- так накажи. Но не в день коронации, а с отсрочкой, и без такого вот, чтобы звериного детеныша вскармливать, а человечий возле него голодовал.
На местную веру мне, если честно, с высокой колокольни плевать (правда, в силу отсутствия таких архитектурных конструкций в Ашшории и обозримом окружающем мире, сначала ее надобно построить), но прослыть мудаком, который над детишками издевается меня как-то не прельщает. Оно конечно, времена суровые, никого таким самодурством по отношению к слугам не удивишь, но...
Не стоит забывать, что Лисапет большую часть жизни провел в дальнем монастыре, от него подданные ожидают как раз благостности аж не от мира сего и доброты неземной, а если обмануть эти народные чаяния... Нехорошо может выйти, короче. Простому царю заскоки с самодурством простят, но вот государю-иноку -- сильно вряд ли.
-- Недодумал, государь. -- скуксился Папак. -- Моя вина.
-- Ну полно, полно тебе, не журись. Давай лучше его покормим, да отпустим спать. Оно и нам бы с тобой уже не плохо, не молоденькие, чай. -- сказал я поднимаясь, и проходя к столику с едой. -- Чего ты тут принес? Выглядит и пахнет очень хорошо. А в кувшинах что?
-- Вино и вода. На случай если ваше величество пожелали бы пить его на парсудский манер, разбавленным.
-- Портить благородный напиток водой, это сродни копрофагии. -- буркнул я, и, повернувшись к внутренним покоям громко позвал Румиля. -- А ты иди, князь, отдыхай. Я тобой сегодня доволен.
Едва успел выйти Папак, как на пороге нарисовался и поваренок, крепко прижимающий к груди коробчонку с Князем Мышкиным и щурящийся на яркий свет -- дожидаясь кастеляна я свечи в «прихожей» зажег.
-- Чего звал, дедушка? -- он зевнул. -- Ой, прости, брат -- я в потемках не разглядел, что ты монах. Думал -- тоже слуга.
-- Невелика разница, богам служить, или господам. -- хмыкнул я. -- Садись вон, поешь. Тебя же только обедом наказали -- а вот поужинать прямо сюда и принесли, пока кошачьей нянькой служишь.
-- Ух-ты! -- Рунька восхищенно уставился на поднос. -- Это мне все? А откуда?
-- Тебе-тебе. Кастелян-распорядитель принес -- ты же сегодня на особо ответственном посту, не каждому Блистательному царского кота обиходить доверят, -- вот он и расстарался. Лопай давай.
-- Сам князь Артави? Скажу кому -- прослыву вралем. -- ответил мальчик, но упрашивать себя не заставил, и приналег на пищу, не забывая притом подкармливать и кота.
-- На вино только не налегай, рано тебе еще. -- пробурчал я.
-- Угмум. Тут вода ешть. -- прочавкал поваренок.
Наконец мальчик насытился и сыто откинулся на спинку стула.
-- Все, не голодный больше? -- пацан лишь отрицательно помотал головою в ответ. -- Ну тогда давай котенка, и иди спать.
-- Ик. Нельзя, мне велено было только лично царю его отдать. -- отдуваясь ответил он.
-- А, ну да. -- согласился я. -- Погодь.
Сходив до кровати, на которую бросил опостылевший за день венец, я нацепил золотой ободок на голову и вернулся к Руньке.
-- Так лучше? -- окаменевший от испуга мальчик едва нашел в себе силы, чтобы кивнуть. -- Ну тогда давай кота и иди отдыхай.
Поваренок мухой вылетел из апартаментов, стоило лишь коробке с Князем Мышкиным оказаться у меня в руках. Ну никакого, понимаешь, к монарху почтения -- зато завтра всем будет рассказывать, что ужинал с царем.
-- Ну что, кот? -- я вытащил Мышкина из коробки, погладил, а тот замурлыкал и прижался ко мне. Скучал, хвостатый... -- Пойдем что ли спать? Завтра тяжелый день. И послезавтра. И все оставшиеся вообще...
Проснулся едва начало светать. Нет, не от старческой бессонницы, каковой у меня нет, а от того, что мне обгрызают нос. Мохнатый мурлыкатель, который всю ночь провел у моей щеки, на подушке, завернувшись сам в себя, проснулся, и решил что остальным прочим дрыхнуть тоже нечего, а то скучно ему, понимаешь.
-- Кот, не наглей. -- пробормотал я, ухватив его правой рукой под брюхо и передние лапы, и убирая от своего лица. -- Еще и петухи не пели.
Свисающий с ладони звереныш аккуратно ухватил меня зубами за косточку на запястье и поглядел озорным взглядом -- кто еще тут кого поймал, мол, это надо посмотреть.
-- И только мявкни мне, что тебя тут не кормят, хышник комнатный. -- я опустил Мышкина себе на живот и высвободил руку.
Хвостатый князь-союзник вертикально взлетел вверх из положения лежа, приземлился на все четыре лапы, выгнув спину и распушив торчащий вверх хвост, после чего галопом рванул к краю кровати, сиганул с нее, и с топотанием умчался куда-то в глубины царских апартаментов.
-- Не кот, а какой-то егозец. -- со вздохом сел я.
Чего без толку валяться, если все одно растолкали?
Первый день своего царствования (вчерашний все ж таки не в счет, поскольку на его начало я еще корону не заполучил, да и вообще обоснованно в таком исходе сомневался) я начал с очень важного дела. С посещения уборной.
Не знаю как уж в феодальных замках, дворцах разных там Карлов, Фридрихов и Луёв -- я в них не живал, -- а Ежиное гнездо оборудовано самым натуральным ватерклозетом. Не совсем таким, правда, как это сейчас принято в нашем мире, до концепции фаянсового брата тут не додумались как-то, но принцип тот же. Наклонный дельтовидный... ну, наверное все же унитаз вмурованный в пол -- было у нас нечто подобное в армии, -- над которым стоит тяжеленное даже на вид, обитое бархатом кресло с здоровенным отверстием в седушке. Понятно зачем оно там.
-- Дожился. Даже в сортире на троне восседаю. Царь в любом месте, понимаешь. -- хмыкнул я и до упора повернул рычажок для слива.
Снизу раздался громкий шум текущей воды, а мои ноги и голую задницу в дырке окатило брызгами. Вот так я первый раз за все свое правление не рассчитал и подмочил себе... репутацию.
Мысленно костеря напридуманные блага цивилизации (то ли дело у нас в монастыре -- удобства во дворе, как не изгаляйся, а что-то напутать там крайне сложно) я привел себя в порядок, накинул поверх ночной рубашки халат, и вызвал «дежурного по царю» слугу -- повелел теплой воды и мыла подать. Царь я или где? Сколько можно морду скоблить смазав ее топленым жиром с золой? Все, сел на трон, можно и побарствовать!
Влажная передняя часть ночнушки прижалась к ноге и моментом напомнила о последствиях давешнего «барствования на троне». Мндя, аскетичнее быть надо, обойдемся без вызова брадобрея и прочих припарок на свежебритую царскую морду.
Едва я стер полотенцем с физиономии остатки пены, примчался кастелян-распорядитель. Судя по некоторому беспорядку в прическе и одежде Папака из Артавы, его самого только-только растолкали.
-- Ты-то чего в такую несусветную рань, князь, поднялся? -- ответил я на его заверения во всемерном почтении и желании вот прямо тут, и прямо сейчас, расшибиться за-ради меня в лепешку. -- Ладно, меня этот шкода на ноги поднял...
Я кивнул в сторону кота, устроившего охоту на золоченые шнурки, идущие по краю голенища и свисающие до середины икр застывшего в позе «чего изволите-с» кастеляна.
-- Но ведь... Раз поднялись ваше величество, то и царским слугам дремать не резон. -- нашелся этот прожженный придворный администратор. -- Я тотчас же прибыл получить ваши распоряжения на сегодняшний день.
-- А кабы я спал по два-три часа в день, а остальное так, дневной дремой по пять минут наверстывал, ты бы как жить-то стал?
-- Очень плохо, государь. -- с несчастным видом вздохнул Папак.
-- Ладно, я покуда таких издевательств над своим организмом учинять не планирую, так что иди, дорогой, досыпай свое. -- я махнул рукой, отпуская кастеляна. -- Слуги из дежурной смены ведь на местах?
-- Разумеется! -- кажется мой вопрос его покоробил.
-- Ну так значит и тебе каждый раз подскакивать на каждый мой пук ни к чему. -- резюмировал я. -- Будет что-то срочное, так позову сам. А эти вот заискивания прекращай давай. Отвык я в монастыре от такого, очень нехорошо воспринимаю.
Кажется мне удалось устроить бедолаге разрыв шаблона вдребезги и напополам. У нас, конечно, не Парсуда с ее возведенным в закон благоговейным раболепствованием низшего перед высшим, но само устройство государства заимствовано-то именно от южных соседей. С поправками на вольнолюбивый народ и тому подобное, но все же, все же...
Надо в ближайшее время крутость норова проявить, а не то решат, что царь у них -- тряпка. И так более или менее (скорее -- менее) надежных союзников небогато, а тут и последних мигом потеряю. Вместе с троном и, скорее всего, головой.
Я тяжело вздохнул от этой своей мысли. Так хотелось побыть приличным монархом, пользу какую-то принести подданным, голод и нищету в стране извести, например, ну или хоть в целом экономику поднять, а тут первоочередная задача вырисовывается: сядь да придумай кого казнить, и, главное, за что. Так, чтоб ненавязчиво намекнуть окружающим, что вот этого делать не стоит в первую очередь.
-- Ну чего, кот? -- обратился я к вылезающему из-за указанного мне Румилем гобелена Князю Мышкину. -- Давай что ли завтракать?
Царских котов в Ежином гнезде, как выяснилось, кормят тоже по-царски. Ну и самих монархов ничего так -- дежурная смена расстаралась. Пришлось их даже пожурить: нечего, мол, мне аппетит перебивать, хватит и легкой закуски, чтобы их пожилой монарх просто заморил червячка и не протянул ноги до официального завтрака.
Попутно вспомнил, что хотел пригласить на утреннюю трапезу с наследниками обеих царевен, чиркнул им записку. Поглядел как Мышкин, с трясущимся от жадности хвостом, трескает разные вкусности и попросил передать на кухню нижайшую просьбу не портить мне зверя, потому как на такой диете тот мышеловом не станет -- рыбки там, мяска, потрохов всяких ему заказал. Не откажут, чай, старику в такой малости. В его-то собственном дворце...