После трапезы сгонял в царскую часовню, типа помолиться, помедитировать и все такое -- надо же образ государя-инока поддерживать, -- а на обратной дороге заглянул в дворцовую библиотеку на предмет разжиться чем-то на почитать.
К моему удивлению библиотекарем оказался не почтенный старец, а вполне себе молодой, лет так двенадцати, парень, ничем канцелярскую крысу не напоминающий: высокий, атлетически сложенный, и ни с какого боку не аристократ, если судить по «бородатому праву», а вовсе даже из сословия ремесленников. Ну то-есть гладко выбритый и с короткой стрижкой «под ежика».
-- Внезапно. -- прокомментировал я, когда парень, а был он, несмотря на ранний час уже на службе, поднялся из-за столика библиотекаря и вежливо меня поприветствовал. -- Неожиданно. Я бы даже сказал -- свежо. И как же это столь молодой человек оказался хранителем дворцовой библиотеки?
Бахмет -- молодой человек представился когда здоровался, -- чуть улыбнулся. Так, кончиками губ, едва заметно.
-- Я был лучшим учеником философа и наставника царевичей, Щумы Золотой Язык, ваше величество. -- он с достоинством (опять!Да сколько можно?!!) поклонился. -- Когда прошлый библиотекарь преставился, он рекомендовал на это место меня.
Так, надо будет выяснить, каком-такому пацифизму учит Асира и Утмира этот Длинный Язык, если после его уроков такие бугаи предпочитают целыми днями пыльными бумажками шелестеть, вместо того, чтобы девок портить. А после дознания на языке-то и удавить!
Ха! А я-то еще расстраивался, что надо придумать повод для казней!
-- Я тоже льщу себе надеждой когда-то вступить в философское сословие, а здесь -- парень обвел помещение широким жестом, -- просто неиссякаемый источник знаний, какого ни в одном публичном скриптории не найдешь. Столько редких трактатов, так много почти неизвестных трудов... Мой отец, а он глава гильдии переписчиков, государь, так что мало найдется в Ашшории людей лучше него разбирающегося в книгах, так вот -- многие из них он почитал давно утраченными.
-- Поди ты!
Ну теперь понятно, откуда деньги на обучение у такого философа взялись. Глава столичной гильдии это вам не хухры-мухры. Этот может дать сыну самое лучшее образование из возможного, а не ограничиться обучением счету и письму в классе философа-ученика, как большинство, или даже литературе, истории и математике у философа-подмастерья, как довольно многие. Финансов хватит.
-- А чего же он их не скопировал тогда? -- спросил я.
-- У него сюда доступа нет, а блаженной памяти царь Каген не слишком увлекался чтением. -- вздохнул Бахмет.
-- Понимаю. -- кивнул я. -- Это у нас семейное. Значит, говоришь, утраченные труды в моем дворце мыши едят?
-- Я, по мере сил, стараюсь переписывать наиболее изношенные свитки, государь. -- ответил библиотекарь. -- Князь Папак в должном количестве снабжает меня бумагой, но на пергамент тратится неохотно, увы.
-- Экономит? Молодец. Будущее все равно не за выделанными шкурами. -- одобрил я рачительность кастеляна. -- А книги эти, они содержат ценные знания и лежат тут мертвым грузом, выходит?
-- Не совсем мертвым, иногда кто-то из придворных берет свиток-другой для чтения...
-- Понятно все. -- я махнул рукой. -- Можешь не продолжать. Нет, ну когда библиографические редкости лежат невостребованные, и никто кроме нескольких зажравшихся говнюков к ним доступа не имеет, это непорядок. А открыть дворцовую библиотеку для всех, это тоже не выход -- мигом раздуванят.
-- Государь, если бы вы распорядились переписать их для скрипториев хотя бы в нескольких экземплярах... -- Бахмет запнулся.
Оп-па! А чего это мы так мило порозовели? А потупились чего? Ну прям я не понимаю, что заказывать надо у переписчиков, а давать заказ от имени Ежиного гнезда кому-то кроме как главе гильдии -- моветон. И пусть он (разумеется) привлечет гильдийских к выполнению заказа, подрядчикам он будет платить за работу гораздо меньше, чем царь -- ему самому. Хороший ему выходит профит, на то и глава.
Как по мне -- нормальные деловые отношения, так чего смущаться-то? Или, может, парень действительно о книгах радеет, и только сказанув понял, что нечаянно пролоббировал интересы отца, оттого и стушевался?
Ну а что? Возможно. Ученые и философы, они частенько не от мира сего -- а Бахмет как раз в их ряды-то и рвется.
-- Так... -- я вытащил из стеллажа первый попавшийся свиток. -- Переписывать они их будут долго...
Подумал несколько мгновений одну старую мыслишку я хмыкнул.
-- Вот что, запирай свою лавочку, и пошли со мной. Кажется я знаю, как и книги спасти, и твоей семье озолотиться.
По пути в царевы комнаты я успел ознакомиться с прихваченным мною свитком и удовлетворенно хмыкнул. «Сказание о подвигах Яломиште Лиса». Тот еще был герой древности -- помесь Геркулеса, Казановы и Мюнхгаузена, насколько я помню. Однозначно, почитать будет интересно.
Родные пенаты встретили меня обиженным мявом, -- ну как же, бросил одного и куда-то ушел, нехороший человек, -- и цокотом коготков несущегося ко мне мурлыки. Подхватив кота на руки (спина и колени отдались тупой болью от резкого движения), я кивнул Бахмету на стул, садись де, а сам прошелся по комнате, гладя прижавшийся ко мне и счастливо мурлыкающий пушистый комочек. С мыслями собирался, да формулировки подбирал.
-- Скажи мне, Бахмет, горек ли хлеб писаря? -- издалека зашел, главное чтоб в затылок не предложили поцеловать...
-- Несладок, государь. -- ответил библиотекарь. -- Весь день корпеть над свитками, разбирать полустертые, порой, буквы и целые слова, выводить каждую черточку с великим тщанием, дабы все было понятно и разборчиво, да еще постоянно следить, нет ли ошибки где... Под вечер спина отказывается разгибаться, пальцы сводит судорогой, а голова кругом идет. Зимой же и того пуще -- работать приходится при лучинах или свечах, ибо день короток, а работы не убавляется...
-- Вот. -- кивнул я. -- А скажи, несмотря на все эти старания, есть ли хоть две совершенно одинаковые, до последней запятой, книги?
-- Сомневаюсь. -- юноша покачал головой. -- Как не следи, а где-то да ошибешься, в ином же месте, наоборот, увидишь что ошибся твой предшественник, да поправишь. Не в людских это силах, большую книгу совсем без ошибок написать. Так, мелочь какую разве -- это да, можно.
-- Вполне в людских. Только тут на подмогу нам должна придти не усидчивость с внимательностью, а философские познания. -- я сел у стола, уложил котенка на колени и выскреб из канделябра застывшего воска. -- Сможешь пару букв слепить? Так, чтобы поверхность плоскою была.
-- Как на вывесках, куда бронзовые буквы вставляют? -- уточнил Бахмет.
-- Навроде того. -- кивнул я.
Библиотекарь принял воск и в миг смастерил пару знаков алфавита -- самых простых из всех тридцати восьми имеющихся, потому никакой задней мысли, полагаю, у него не было. Хотя сочетанием именно этих двух знаков в ашшорском языке обозначается то, что (как я смутно помню) на моей родине пишут тремя на заборе. Вышло довольно изящно, если не сказать -- мастерски. Вот что значит книжник, ученый человек -- из чего хошь текст сварганит.
-- Прекрасно. -- отметил я, принял литеры, и прикрепил к некоему подобию дощечки, которую слепил за это время все из тех же огарков. -- Теперь гляди.
Я придвинул к себе лист чистой бумаги, затем открыл вазочку с вареньем, оставшуюся с завтрака-перекуса, макнул в него литеры, и, дождавшись когда с воска окончательно стекут капли, приложил их к листочку. Сжульничал, конечно, прижал так, что повторить фокус заново уже не удастся, однако в результате на бумаге оказались слегка размытые, бледные, но вполне различимые оттиски.
-- Вот. -- я придвинул бумагу к библиотекарю.
Тот прочитал получившееся слово и густо покраснел.
-- Вроде бы ничего сложного, обычная печать. -- я сделал вид, что не замечаю смущения Бахмета. -- Но теперь подумай, а что если сделать буквы из чего-то твердого, и набрать из них целую книгу, закрепив буквы, например, на доске? Ведь после этого столь же просто, как чиновник ставит свою печать на документе, переписчик будет ставить целые книги на листах. И даже иллюстрации, пусть и одноцветные, в такие тексты можно вставить. Только представь, потрудиться один единственный раз, и можно продавать книгу столько раз, сколько пожелаешь, а не переписывать ее каждый раз заново.
Библиотекарь взял листок двумя пальцами и снова всмотрелся в отпечатанное на нем неприличное слово. Судя по лицу парня, видел он в этот момент сонмы книг, идеально одинаковых, в каждом доме, в каждой лачуге...
Хорошо мы с ним, в общем, поговорили. Предметно. Я и идеей библиотечного каталога поделился (не все же Шантарамке монополию держать), и образец фолианта показал -- сделал себе еще в обители в качестве блокнота, да что-то как-то не воспользовался еще ни разу, -- и все что о печатном деле смог вспомнить рассказал: наборные шрифты, цветные иллюстрации и все такое...
Порешили на том, что вечером его папашка ко мне забежит на рюмку чая и мы обсудим с главой гильдии перспективы книгопечатания к обоюдной выгоде. Под конец я озадачил библиотекаря созданием собственно печатного станка -- один черт он в философы норовит податься, так пусть заодно и механику проштудирует попредметнее. У нас философия -- наука прикладная, а не только языком болтать.
-- Иди, покумекай над устройством. -- напутствовал его на прощание я. -- За столь выдающееся изобретение тебе, не иначе, сразу философа-кандидата присвоят.
-- Ах, ваше величество, но ведь в этом не будет никакой моей заслуги -- честь изобретения принадлежит вам.
-- Ишь чего выдумал. -- я фыркнул. -- Изобретение становится таковым, когда воплощается в готовом изделии, а я тебе так, общие пожелания о совмещении наборной печати с монетным прессом или чем-то подобным озвучил. Сделать же изобретение надлежит уже лично тебе -- и состав краски тоже подобрать. Вот как сделаешь, так и философский статус можно будет оформлять, ибо истинный философ способен не только к праздным размышлениям о бытии, но и к деятельному его переустройству.
-- И все же идея принадлежит не мне. -- вздохнул дворцовый библиотекарь.
-- Да кого интересуют пустые идеи? Всем важно их воплощение. Все, иди, поговори с отцом, да покумекай над устройством, которое даст тебе имя. Бахмет Первопечатник -- что, скажешь не звучит? Уж получше всяких Медоустов и Балаболов, кажется.
-- Звучит. -- вздохнул парень. -- Достойное прозвание для истинного философа.
-- Главное что еще и суть отражает. Почти так же точно, как у капитана Блистательных. -- хмыкнул я. -- Тот, правда, не философ...
-- Ваше величество заблуждается. -- негромко произнес библиотекарь.
-- Ничего себе! -- я аж поперхнулся от неожиданности. -- Он же, я слышал, был из витязей, до того как князем стать. Как Латмур смог умудриться принадлежать сразу к двум сословиям?
-- О, не разом. -- чуть улыбнулся Бахмет. -- А что, государь, вы действительно не знаете этой истории?
-- Да откуда, голуба моя, мне ее знать, коли я почти всю жизнь в монастыре провел? -- я устроился в кресле поудобнее. -- Ну-ка, рассказывай, пока у тебя царь от любопытства не помер.
-- Государь, тут нет никакой тайны, история сия общеизвестна. В молодости князь Латмур принадлежал к теофилософской школе телесников, кои полагают, что истиной гармонии и просветления можно достичь лишь в том случае, если здоровы и дух твой, и тело, для чего подвергают себя изнурительным физическим тренировкам, а состязания в красноречии и остроумии перемежают, а часто и совмещают, с поединками на различных видах оружия. Капитан, а тогда еще философ-кандидат, славился могучим ударом кулака, и оттого-то получил свое прозвание.
-- Интересная школа, никогда о такой не слыхал... Надо будет расспросить князя о его воззрениях предметнее.
-- Телесники -- это северное течение, некогда они имели распространение в Шадде, Оозе и Лиделле, но сейчас их школа практически сошла на нет. Да и примас их очень не одобряет, почитает едва ли не еретиками...
-- Еретики они или нет -- решать я буду. Исходя из их пользы или вреда для Ашшории. -- отрезал я. -- Ты вон тоже вовсе не немочь бледная -- руки как мои ноги, а от морды хоть лучину зажигай, -- так разве ж в этом есть что дурное? Но ты, давай, дальше рассказывай.
-- А... -- растерялся Бахмет. -- Что рассказывать? Я ведь уже поведал вашему величеству, откуда произошло прозвание капитана Латмура.
-- Тьфу, пропасть! А витязем-то он как стал?
-- Ах это... Во время одного из набегов заков тем удалось овладеть городком, где в это время пребывал князь, и вместе со многими прочими он попал в неволю к кочевникам. -- пояснил библиотекарь. -- Мне неведомы подробности, но, как я слыхал, сначала он сумел снискать уважение своих хозяев ученостью и многочисленными познаниями, а потом и в стычке с соседним племенем нашел способ проявить себя. Тогда же его освободили, а вождь заков отдал за него дочь. Год или около того капитан еще прожил в Большой Степи, а затем вернулся в Ашшорию, при доспехе и оружии, после чего поступил на службу уже как витязь. Поначалу служил на границе, а затем сдал экзамен на Блистательного.
Библиотекарь пожал плечами.
-- Кажется все.
Ты погляди-ка с какой у меня командир гвардейцев-то биографией! Хочешь -- приключенческий роман о его жизни сочиняй, хочешь -- кино снимай...
А Нвард у нас, выходит, потомок степного хана? Это мы запомним...
-- Ну все -- так все. Иди уже. -- я поглядел на клепсидру. -- Мне тоже пора.
***
Вообще-то традиции завтракать всей царской семьей в Ашшории нет и никогда не было. Женщин в принципе стараются на мужскую часть дворца без особой нужды не пускать. И лично меня этот исконно-посконный уклад начинает напрягать. Как, спрашивается, Шедад Хатиканский будет в Ежином гнезде порядки Версаля насаждать, когда у нас баб держат, словно в султанском серале? Надо лично почву подготавливать -- так отчего не начать с совместных трапез? К тому же я обещал Валиссе свободное общение с сыновьями, а поскольку, по моим планам, мальчики будут целыми днями сильно заняты -- по крайней мере первое время, -- то надо хоть таким образом слово сдерживать.
-- И, кстати, дорогая невестка, в ближайшее время... Недельки через две, я полагаю, вам надо будет сообщить князю Хатикани, кого вы желали бы видеть в качестве распорядительницы вашего двора.
-- Моего... чего? -- не поняла царевна.
-- Вашей... Ну, назовем это на парсудский манер, касри-байян. Не подумайте что я хочу повлиять на ваш выбор, но посоветовал бы принять на эту должность женщину немолодую и умудренную опытом. Кого-то вроде княгини Шоко Юльчанской, тещи Лексика Баратиани.
-- И чем же эта ваша касри-байан будет заниматься, Лисапет?
-- Не моя, а ваша. -- я чуть улыбнулся. -- Шпионы плохо вам служат, дорогая невестка. О назначении князя Шедада министром царского двора они вам не докладывали?
-- У меня нет шпионов. -- поджала губы Шехамская гадюка.
-- Святая женщина! -- всплеснул руками я. -- Жить в Ежином гнезде, и не иметь соглядатаев, подумать только! Это дворец, Валисса, тут шпионы есть у каждого.
-- И все же. -- не дала себя сбить вдова Тыкави. -- О каком дворе идет речь?
-- Ну, вы же царевна. Значит и у вас тоже должен быть собственный двор...
Пришлось излагать ей, что такое нормальная придворная жизнь в моем понимании. Вышло, конечно, довольно идеализировано, как два центра -- военно-политический вокруг царя, и культурно-развлекательный на женской части, но, думаю, о проистекающих из всей этой, нарисованной ей «старым глупым монахом» пасторали, интригах и блуде Валисса и сама догадается.
Царевны слушали с живым интересом (царевичи, кстати, тоже), а Тинатин, когда я закончил, даже восторженно захлопала в ладошки.
-- Ох, дедушка, как же это было бы замечательно! -- воскликнула она.
-- Необычно. Никогда ни о чем подобном не слыхала. -- старшая царевна была более сдержанной в своей оценке. -- Но, действительно, из этого может выйти толк. Мы, женщины, тоньше ощущаем грани искусств. Но для чего мне будет нужна эта касри-байан? Неужто я сама со своим курятником не управлюсь?
-- Управитесь. Организация коронационного пира лишнее тому подтверждение. Но, вообще-то, никто и не предлагает вам отказаться от управления женской частью Ежиного гнезда, просто без касри-байан вам придется вникать во все мелкие детали, а не просто отдать распоряжение и проконтролировать его выполнение. -- пояснил я. -- По сути, это будет ваша помощница, берущая всю рутину на себя.