Так что «Гиперболоид инженера Гарина» маленькому Стиве очень понравился. Чего не скажешь про «Аэлиту». После «Аэлиты» Стива окончательно разочаровался в А. Толстом. Зато ему понравился А. Беляев. Это было совершенно другое дело и даже дьявольская разница! Потому что там все про Запад.
К сожалению, на этом история актуальной советской фантастики накрылась. Потому что вся последующая советская фантастика, что бы она там ни описывала, всегда делала это на фоне неизбежного коммунистического будущего. И даже в самых смелых фантазиях человек коммунистического будущего, при всем хваленом материальном изобилии, как правило, не имел ни яхты, ни лимузина. И это при том, что при коммунизме каждому обещалось по потребностям. Очень смешно. По потребностям!
Стивины, например, потребности были достаточно велики. Он их оценивал по самым скромным подсчетам примерно в сто миллиардов в год. Если все советские люди будут иметь такие потребности, то годовой бюджет коммунистического СССР должен составлять как минимум двести семьдесят квинтиллионов рублей, Стива подсчитал на калькуляторе, и то нули не влазили. А ведь это очень много. Потому что если пачка сторублевок имеет толщину, предположим, один сантиметр, то толщина пачки годового бюджета СССР при коммунизме составит двадцать семь миллионов километров, а это уже хуже всякой фантастики, даже советской. Поэтому-то Стива и не верил в построение коммунизма: простая арифметика показывала, что коммунизм невозможен даже в отдельно взятой стране, не говоря уже про всемирный масштаб. Коммунизм можно построить человек для ста или тысячи. Ну хорошо, пусть даже для десяти тысяч человек. Но ради десяти тысяч человек стоит ли строить? Десять тысяч избранных человек и при капитализме могут прекрасно жить. Да и живут, знаете ли, и живут! Только вот Стива в это небольшое множество никак не входит.
А ведь мог бы! Очень даже мог бы! Если бы, например, папашка стал первым секретарем обкома. А потом бы напали на Советский Союз американцы. И разделали бы его под орех! И разделили на части. Чтобы каждая область стала отдельной страной. А папашка бы с самого начала войны перешел на сторону Америки. И американцы сделали бы его своей марионеткой. И стал бы Стивин папашка президентом независимой Республики Урала. Так ведь почти и было когда-то, уральские города управлялись не обычными губернскими властями, а особым Горным ведомством. Это было настоящее государство в государстве — со своей полицией и вооруженными силами. Здесь даже чеканилась собственная монета — «платы», четырехугольные медные пластины.
А ведь независимая Республика Урала — это вам не шутки! Что там Кирюша себе думает о сраном дореволюционном Екатеринбурге — это ваще ни о чем! Нет, именно современная Свердловская область представляет собой лакомый кусочек для Стивы и его папашки. Погнали бы они в Америку уральскую медь, титан, никель, кобальт, алюминий, малахит, изумруды, хром, цинк, серебро, бокситы, графит, магний, марганец, что там еще у нас есть? Все подчистую, по самым бросовым ценам! И погнали бы в развивающиеся страны уральскую военную технику. Всю подчистую, по дешевке! Жадничать нечего, все равно вошел бы Стивин папашка в число богатейших людей планеты. И Стива вслед за ним. А как технику бы распродали, можно и сами заводы демонтировать и продать какому-нибудь там Китаю или Индии! Да сдали бы в аренду западным предпринимателям Кунгурскую ледяную пещеру! Да продали бы на слом и вывоз Невьянскую башню, не говоря уже о невьянских же иконах! Да участки земли вокруг южноуральских озер распродали бы иностранцам! Да понастроили бы публичных домов, и всю выручку — в карман! А если бы еще наркотики легализовать? Да ведь тогда со всего мира к нам туристы ломанутся! Это были бы бешеные, безумные триллионы! Вот что нужно делать, а не про коммунизм трындеть!
А потом совершить Стиве военный переворот, свергнуть папашку и стать диктатором, наподобие латиноамериканских. Всякую демократию отменить. И устроить райскую жизнь.
В свете этих простых соображений читать советскую фантастику было, конечно, совершенно беспонтово и даже как-то прискорбно. Поэтому Стива перешел на английских и американских авторов.
И там компьютеров было видимо-невидимо. А в жизни их не было вовсе. Поэтому карманы Стивиных джинсов всегда были набиты пятнадцатикопеечными монетами, чтобы играть на игральных автоматах, часть из которых напоминала компьютеры.
И поэтому же Стива всегда носил с собой микрокалькулятор. Как только появились вот эти самые, карманные, он сразу же себе потребовал. Сказал, что задачки решать ему очень нравится, только не умеет. И когда обзавелся, дня три или четыре считал на нем всякую фигню. Например, если купить сто пятьдесят джинсов по сорок два рубля, а продать по триста, то что из этого получится? Без калькулятора ни в жизнь не сосчитать, а тут — пожалуйста, в шесть секунд! Оказывается, достаточно только достать где-нибудь шесть триста, закупить, сдать — и получишь тридцать восемь тысяч семьсот рваных рублей чистой сверхприбыли! А если десять раз так сделать? А если сто? Во как!
И он не только выполнял такие сладкие арифметические действия, но даже поизвлекал корни, даже понаходил всякие там синусы и косинусы всяких там абстрактных чисел. В этом, конечно, уже никакого смысла не было, но все равно было забавно смотреть на подобные результаты.
А потом, совсем недавно, в Кирюшином дому завелось такое, что с ума сойти можно и нужно, — американский персональный компьютер. Стива раньше думал, что это железный шкаф, печатающий бумажную перфоленту. Но оказалось, ни фига подобного. Лежит на столе небольшой ящичек, на нем стоит типа телевизора — это называется дисплей, а перед ним клавиатура — как печатная машинка, только клавиш больше. Он рассказал об этом Олегу, не скрывая зависти, и между друзьями тогда состоялся примерно следующий разговор, а польщенный Кирюша тоже присутствовал, но не подавал вида, а листал какую-то книжечку. Стива тогда очень восхвалял превосходство американской техники и хвастался, что проводит все время за Кирюшиным компьютером. Олег, помнится, тогда усомнился и сказал:
— Там же надо уметь.
— Да нефиг там уметь!
— То есть как так нефиг? Ты вон на калькуляторе синус-косинус получить не можешь!
— А на хрен мне твой синус-косинус? Я математиком быть не собираюсь.
— Ага, понятно, ты сразу — программистом!
— А иди в жопу. Я чисто играю. Ну, можно еще там типа документы создавать и печатать.
Кирюша отвлекся от книжечки и поддержал Стиву:
— Там, в натуре, легко. Там такая фигня вроде кассеты, называется «флоппи». Ну это лазерный диск, носитель памяти.
— Сам ты диск! Он квадратный, — возразил неблагодарный Стива.
— Сам ты квадратный! — ответил Кирюша. — Это футляр квадратный такой, картонный, а внутри круглый пластиковый диск, на нем память. А в компьютере специальная щель. Этот флоппи в нее вставляешь и компьютер включаешь. Дисплей сначала мигает, там всякие буквы, цифры бегут. Ждешь, когда на дисплее появится буква «А», и после этого вводишь команды.
— Как?
— Ну клавишами. На английском языке.
— А с понтом Стива английский язык знает!
— А с понтом не знаю! — возмутился Стива. — Да и пофиг это, там же не разговаривать. Там определенные команды нужно писать. Ну там, короче, один знакомый программист Кирюше все, что нужно, на бумажке написал. Там, в натуре, круто.
— Ну и как там круто?
— Да зашибенно круто! Ну там, например, «Паратрупер». Это, короче, такая херня, что ты защищаешь военную базу от десантников. Зениткой управляешь.
— Как?
— Ну там, короче, включаешь, идет сперва музыка, причем не писк какой-нибудь, а такая, типа какая-то классическая, не помню точно что.
— А откуда музыка-то?
— Оттуда же, из компьютера! Он все умеет. Потом высвечивается название. А потом инструкции — все по-английски. Надо нажать на длинную клавишу — и на дисплее появляется зенитка! И есть клавиши со стрелками — вправо, влево и вверх. На них нажимаешь, и ствол зенитки при этом поворачивается. И вдруг появляются вертолеты. Они летят быстро, и с каждого прыгают десантники с парашютами. А ты ствол поворачиваешь и еще на одну там кнопку жмешь — и видно, как из зенитки снаряды летят. И воют, суки, как настоящие! И надо сбивать вертолеты, а если не успел и вертолет улетел, а десантник уже планирует, то его сбивать. Если не успел — то он приземляется, и его на земле снаряды уже не задевают. И вот, короче, кого сбил, те разваливаются в воздухе, причем так круто, видно даже, как осколки разлетаются. И звуки взрыва тоже как настоящие, а кто приземлился, тот стоит. Кто справа от зенитки, кто слева. А зенитка — она такая типа на холме. И как только соберется четверо десантников, они к зенитке бегут, друг на друга карабкаются и ее взрывают. И видно взрыв, и тоже все разлетается. И снова такая музыка похоронная — типа, прощай, ты умер.
— А если всех сбил — выиграл?
— А вот и ни фига! Если ты собьешь вертолеты, тогда появляются бомбардировщики и кидают в зенитку бомбы. Их тоже надо сбивать.
— Ну, а если и их собьешь?
— А вот фиг его знает, что тогда будет! Потому что это пока еще никому не удавалось. Знаешь как трудно! Даже вертолеты все сбить почти невозможно. Но все-таки можно. А вот сбить все бомбардировщики не получается. Знаешь как трудно! Ну и другие игры тоже есть.
— Дураки вы какие. Взрослые люди, сидят, в бирюльки играют.
— Это ты дурак! От жизни отстал. Сейчас на Западе все только и делают, что в компьютерные игры играют. Там такие игры есть — совсем как по-настоящему. Но их хрен достанешь. И они много памяти занимают.
— Как?
— Ну там же память все равно ограниченная, хотя и офигенная. Вот этот, например, флоппи имеет память триста шестьдесят тысяч байт. Это знаешь как много! Вот этот «Паратроп» — семь тысяч байт, а на флоппи — триста шестьдесят тысяч! А в Америке есть флоппи памятью больше миллиона байт. Это с ума сойти можно, какие открываются возможности.
— Ну и какие возможности? По вертолетам стрелять?
— А хотя бы и стрелять! Ты вот приходи, сам попробуй. Знаешь как трудно! Я-то вот сбивал все вертолеты, меня уже бомбардировщики валили, а Кирюша ни разу до бомбардировщиков не дожил. Потому что там реакция нужна офигенная и внимание: с двух сторон же летят, и нужно одновременно и стволом в две стороны крутить, и еще стрелять, а это уже третья кнопка. Сам сперва попробуй, потом говори.
— Ну, расстреляешь ты однажды все бомбардировщики, и что?
— Что-что! Там же не только игрушки. Там, например, текстовый редактор.
— Это что?
— Печатаешь, как на машинке, — и все, что печатаешь, на экране видно. И там же можно ошибки исправлять. Можно любое слово стереть, другое вставить, можно предложения местами менять. Вообще все можно. И есть такая кнопка, на которую нажмешь — и все, что на экране показано, на бумаге печатаешь.
— На какой еще бумаге?
— На обыкновенной, блин, бумаге! Там к компьютеру еще подключается устройство печатающее, типа печатной машинки, тоже с лентой, но автоматическое. Кнопку нажал — оно загудит и пошло стучать. Страницу — за одну минуту делает.
Олег тогда спросил Кирюшу:
— Он п…ит, да?
Кирюша молча покачал головой, ясно давая понять, что все сказанное Стивой — подлинная правда.
— Да, здорово, конечно, — коротко согласился Олег, и даже он, кажется, тогда приподзадумался. То-то! А уж что касается Стивы, то он давно сделал свои выводы насчет Высшего Разума и их придерживается.
2
После того как Стива сам сознался, что он сумасшедший, о чем с ним можно было разговаривать? Все стали смотреть в окна. Нет, еще не смеркалось, но небо затянули низкие темные тучи, и налетел сильный ветер, сгибая кусты и деревья, обрывая с них листья. Вагон как-то незаметно оказался полупустым. Многие пассажиры вышли, а когда вагон тронулся вновь, то теперь за окном уже ничто вообще не напоминало о городе. Серые, а то черные покосившиеся домишки уже не одного Стиву поражали своим убожеством, но и на остальных наводили разные мысли. Не обязательно грустные.
3
Например, Олегу очень нравилось именно то, что вагон почти опустел. Потому что ребята-то, конечно, лохи, а вот Олег очень отлично на собственной шкуре знает, что означает ехать в вагоне в пригородно-дачном направлении. Летом это означает буквально — бегом, расталкивая локтями всех других прочих, занимать место, а не то всю дорогу придется ехать стоя, да еще с тяжелым рюкзаком. Все толкаются и ходят по ногам, как в автобусе, но, в отличие от автобуса, ехать очень далеко и долго. Пока папешник не купил машину, так бывало каждые выходные — туда и обратно.
А тут была божья благодать, и даже соседки казались теперь очень приятными — бабка с девчонкой, обе одеты совершенно одинаково, как колхозницы какие-то, дореволюционные даже. У бабки — ведро с яблоками. А приглядишься — не такая уж она и бабка, тетка, скорее сказать. Только по одежке кажется, что бабка, а на самом деле — она не бабка. Он давай девчонке строить глазки, а та — страшно стесняться и от этого злиться. Даже порозовела слегка. Этакая хрюшечка розовая. Весело!
Олег поерзал-поерзал на сиденье и с приятностию спросил бабку:
— Дочка ваша?
Внучка прыснула.
— Внука! — строго ответила бабка.
4
А на Кирюшу вид из окна наводил даже еще более благолепное настроение. Он думал — а кто живет в этих жалких лачугах? Ведь не одни же, наверное, только старички и старушки, но наверняка и девоньки! Да вот и соседская девонька со старушкой не сошла же на одной из пригородных остановок — значит, едет еще дальше, значит, они живут в еще дичайшей глуши. Быть может, в настоящей нищей деревне, даже в курной избе, и, верно, бедствуют. А тут он, Кирилла Владимирович! Она, возможно, ему и не даст, у них ведь с девичьей честью строго, грубые односельчане могут и ворота дегтем вымазать. Но уж погулять-то можно будет, если дарить ей пряники, а также какие-нибудь безделушки, бусы там, что ли, стеклянные или зеркальце. Пообжимать-то себя она, наверное, все же позволит, а Кирюше и того весьма за глаза довольно. Пообжимать-то обязательно должна позволить! Это ведь еще Лев Толстой, великий знаток простонародных нравов, писал, что здоровая деревенская девка пятнадцати лет очень любит, чтобы ее щупали и тискали!
Или вдруг они вообще живут в лесу, молятся колесу, какие-нибудь этакие языческие колдуньи. Знают различные заклинания и снадобья, лечат окрестных темных поселян. И эта девонька тоже бегает там по полянкам, понимает язык зверей и птиц. Вероятно, неграмотная, умывается росой, подтирается лопушком. Такая девонька — это вам не деревенская клуша! Она может быть очень сексуальной. Она может знать всякие там привороты и афродизиаки и поражать изощренным бесстыдством. Кирилл с новым чувством посмотрел на девоньку и прозрел в ее лице знаки тайных бездн и темных глубин. Член его как-то неожиданно быстро напрягся и стал выпирать, Кирюша только хотел его поправить, но как стал поправлять, так и кончил.
Но как разговор с поселянками стараниями Фиделя уже был завязан, Кирюша не преминул поддержать и томно спросил бабку, глядя, впрочем, на девоньку:
— Скажите, вы тоже едете этим маршрутом?
Фидель посмотрел на Кирю, как на дурака, хотя почему как?
Внучка же опять прыснула, даже сопля из носа показалась. Она еще больше смутилась, утерлась рукой, стараясь незаметно. Кирюша довольно усмехнулся. Бабку вопрос нисколько не удивил, она сразу ответила:
— Конечно, домой едем. Навязала мне соседка эти яблоки! На участок бы надо, картошка еще осталась. Ноябрь, не сегодня-завтра мороз ударит, а картошка в мешке! Померзнет. А тут яблоки эти! Разве ж вместе уволочешь? Вот так, теперь домой едем, а потом на участок беги за картошкой. Все на себе!
Кирюша очень внимательно выслушал эту информацию и решил, что едва ли это колдуньи, скорее простые, тупые крестьянки. Но какая разница? Так тоже хорошо.
Олег же, как специалист, поинтересовался:
— А где у вас участок?
— Рядом! — махнула рукой бабка. — У Здохни!
— Чего? — переспросил, недослышав, Кирюша.
— Здохни! — повторила бабка.
— Это вы мне, простите? — удивился Киря.
Девонька заржала, как лошадонька, и даже Дубинин дипломатично улыбнулся. Он объяснил недалекому товарищу, что здесь неподалеку есть такое маленькое озерко, называется Здохня.
И тут, братцы мои, все маленькие волосики на Кирюшином теле встали дыбом.
5
А Стива холодно смотрит на этих двух дур и тоже в свою очередь отворачивается в окно. А за окном, как сказал поэт, и даже внутри вагона солнце садится, красное, как холодильник. На куске деревянного дома сидит одетая девушка. У девушки харя такая и волосы желтые, крашеные, и ноги она раздвинула в две стороны. Но она не выпимши: только кажется, что выпимши, а по правде — не выпимши. И смотрит она в одно место. А кругом люди ходят, обнимают друг друга и песни поют, к коммунизму идут, и солнце садится, распространяя запах полезных витаминов! А девушка в позе сидит и в одно место смотрит.