Повесть, которая сама себя описывает - Ильенков Андрей Игоревич 18 стр.


Идут дальше, видят — на дороге ключи валяются. А у нее же сумочка открытая была, значит, выронила. Обернулись, чтобы ее позвать, смотрят — а ее уже нет. Исчезла! Они думают — что за херня вообще? Дорога-то одна. Ну, решили, может, она в придорожные кусты завалилась, ну и хрен на нее. Дальше идут, видят — на земле разбитое зеркальце. Ну точно, значит, шла и все теряла. Дальше косметичка валяется. Подружка заинтересовалась и подобрала. Там всякая фигня, в том числе помада. Она смотрит — помада синяя!

— Во прикол, — сказал Стива. — А что, бывает синяя помада?

— Да неважно, — поморщился Кирюша. — Ты не мешай, а? Нам нужно, чтобы была синяя!

— Как так неважно? — возмутился Олежек. — Что значит, «нужно»? Нельзя же в угоду…

— А, да, — перебил Стива. — Кстати, бывает, я вспомнил. В «Плейбое» была телка с синей помадой. Давай, Киря, рассказывай, нечего сопли жевать.

— В общем, девчонка взяла эту помаду, отвернулась и быстренько намазалась, как та. Чуваки увидели, даже испугались, потом посмеялись вместе. Еще, предположим, накатили. Девчонка дальше так и пошла с синими губами, да еще стала специально пошатываться, ту изображать. Короче, идут, прикалываются. И вдруг девчонка увидела на болоте лилию. И говорит: «Хочу цветочек». Пацаны ей говорят, типа ну ее на фиг, в воду упадешь. А она уже пьяная, нет, говорит, хочу, и все! Ну там, например, ствол какого-нибудь дерева в воде плавает, она по нему пошла к этой лилии. Ну и, конечно же, упала. И нет ее!

Пацаны испугались, друг ее в воду прыгнул спасать, а ее нет! Что делать? Проходит время, вдруг она вдалеке выплывает, вся в тине и хохочет. Что, говорит, испугались? Вылезла, они говорят: «Ты че, дура? Замерзнешь теперь!» Дали ей водки. Она накатила и говорит: «Ну теперь отвернитесь, я хочу одежду выжать». Они отвернулись, а она разделась догола и вдруг говорит: «А че ее выжимать, она мне вообще не нужна, мне и так хорошо!» Захохотала и кричит своему другу: «Догоняй!» И голая в лес побежала. Чувак за ней рванулся, а эти двое тут остались. Офигевают от такого.

А девка так быстро побежала, что он догнать не может. Ее уже за деревьями и кустами не видно, а только слышно, как она хохочет. Он бежит, уже запыхался весь, вдруг смотрит — она остановилась. Он к ней подходит, обнял, а она вся холодная. Она поворачивается, и оказывается, что это совсем не она, а та баба, которую они на дороге встретили, только голая. Не успел он и ахнуть, как мы переходим к рассказу об оставшихся у болота двоих чуваках.

Те двое сидят, говорят: «А эти-то, небось, пежатся уже!» Один предложил — пошли подглядим. Другой отвечает — да ну, неудобняк. А первый говорит: «А мне пофиг, я пойду посмотрю». Уходит. Долго никого нет. И вдруг возвращается подружка, но одетая. Причем в одежду второго пацана. Этот и спрашивает — а где пацаны? И почему ты в его одежде. Она отвечает: «А они купаются, плавают там, тебя зовут тоже». Он пошел. Пришел и видит, что оба друга плавают в болоте, оба голые и мертвые. Вот такая история!

— Круто, Киря! — воскликнул Стива. — Да ты гений! Это же у тебя получается настоящий американский фильм ужасов!

— Ну, не фильм, — уточнил польщенный Кирюша. — Это я имею в виду скорее роман. Готический роман. У нас еще никто такого не писал!

— Ты гений, однозначно! — окончательно решил Стива. — Только я не понял, а что произошло-то?

— Ну ты дубовый, — возмутился Кирюша. — Что ж тут непонятного, не понимаю! Первая — это была утопленница, а когда вторая в воду упала, первая уже там на дне затаилась и ее тоже задушила! И когда она вылезла, она тоже уже была утопленница. Ну и чуваков они всех по очереди утопили.

— А, ну теперь и я понял, — сказал Олег. — Но это же сплошная мистика какая-то.

— Ясно, что мистика, — согласился Кирюша. — На то и готический роман, чтоб была мистика.

— Да разве ж такое напечатают? — спросил Олег.

Да, разве ж такое напечатают? Да разумеется, что нет, нипочем, никогда в жизни и ни под каким соусом. Ни по какому блату. И что же, писать в стол? Это то же самое, что быть подпольным миллионером. Это мы уже проходили.

— Да запросто напечатают, — ответил Стива и уточнил: — На Западе. С руками оторвут.

— Тогда надо и самому эмигрировать на Запад, — предупредил Олег. — А то ведь и посадить могут.

— Ну и посадят. Мы ему передачи будем носить, письма писать. Будет Киря на зоне чалиться, лес валить, блатные песни петь. А как отсидит — эмигрирует. Его там встретят, как родного. Будет работать в русской службе Би-Би-Си. Мы его будем слушать. А че, клево!

Но Кирюша не увидел в такой перспективе ничего клевого. Даже в последней ее части, про русскую службу Би-Би-Си. Потому что не видать ему тогда ни миллионных тиражей, ни литературных премий, ни писем от поклонников. Он хотел всенародного признания, а не сомнительной славы диссидента. И он хотел жить не на Западе, а здесь. В обычном родовом поместье. На самый худой конец — на даче в подмосковном писательском поселке. Что же касалось первой части перспективы, про зону и лесоповал, то это было даже не смешно.

Да и, если хорошо задуматься, сама возможность стать автором первого русского готического романа не особенно прельщала Кирюшу. Где-то в глубине души он подозревал, что это не сделает его ни властителем дум передовой интеллигенции, ни даже инженером человеческих душ. Хотя, возможно, в качестве первого шага к мировой славе и готический роман сгодился бы.

Одним словом, Кирилл долго молчал.

— Хотя не такая уж и крутая история, — нежданно сообщил Олег. — Я в Артеке и пострашнее слышал. Про бородачей.

— Да ну на фиг! Я ее тоже слышал, — сказал Стива. — Фигня какая-то, не может такого быть.

— А как у Кирюши, может, да?

— Ну у Кирюши-то это ужастик, а там же говорили, что все было на самом деле.

— Да что было-то? — спросил Кирюша.

— Да херня, — начал Стива. — Там один чувак говорил, что у них вообще стремаются в пионерские лагеря ездить. Он из Литвы, что ли, фиг его знает, короче, из Прибалтики, хотя русский. И он говорил, что там, бывает, посадят детей в автобусы, все типа нормально, ручками родителям помашут, и повезут их лесами, и привезут в концлагерь.

— В какой еще концлагерь? — не понял Кирюша.

— В плохой! Там в лесах скрываются недобитые старые фашисты и к ним примкнувшие молодые прибалтийские садисты. И они делают с пионерами всякие вещи. И все это типа по правде.

— А почему бородачи?

— Ну они же в лесу живут, не бреются, не стригутся, не моются. Почти сорок лет.

— Да ну, фигня какая-то!

— Ясно, фигня, — согласился Стива. — Там после войны были «лесные братья», прибалтийские фашисты. Но их быстро замочили, осталась легенда, что, если при отправке автобуса шофер бородатый, — ехать нельзя.

— Нет, Стива, у нас не так рассказывали, — возразил Олег. — Если бы так! У нас рассказывали, что как раз не в Прибалтике, а на Урале и в Западной Сибири. Эти бородачи — бывшие фашисты, которых во время войны забросили с Новой Земли. У немцев там была секретная военная база. Там же Арктика, пограничных кораблей нет.

И вот немцы еще в сорок третьем году построили там подземную базу и подземный военный завод. Все перебрасывали на подводных лодках. И в сорок пятом наши с союзниками брали Берлин, делили Германию, воевали с Японией, а про Арктику и Антарктику никто и не вспоминал. И вот как раз в августе сорок пятого фашисты на подводных лодках пошли Северным морским путем и основали первую немецкую колонию на полуострове Ямал. Это тоже был подземный город. Такая же фигня была и в Антарктиде. В антарктических поселениях жил сам Гитлер. А у нас на Северном Урале — его заместитель Борман.

Они вели исследования в различных областях. Так, например, в области антигравитации. И очень успешно. Уже в сорок шестом году в Антарктиде было налажено серийное производство «летающих тарелок» — это были фашистские антигравитационные разведчики. А у нас в Заполярье гитлеровские ученые специализировались по биотехнологиям. К сорок седьмому году они уже синтезировали искусственный белок в промышленных количествах и, таким образом, продовольственную проблему решили раз и навсегда. Через год в Антарктиде заработала установка управляемого термоядерного синтеза. Вам это о чем-нибудь говорит?

— О чем-нибудь говорит! — рявкнул Стива. — Ты давай про бородачей.

— Ну и вот! У них было полное изобилие, единственное, чего им не хватало, — физического бессмертия. Тем более что Гитлер уже был в возрасте, и нужно было поторопиться. Им нужен был биоматериал для исследований, а пионеры — материал самый подходящий.

— Почему это?

— Ну как почему? Молодые, то есть еще не очень отравленные экологией и алкоголем, — это раз. Ну и сразу целая толпа в автобусе, едут по лесу, без свидетелей, очень удобно. Их и похищали. И работали с ними.

— Пытали? — спросил Кирюша.

— Насиловали? — поинтересовался Стива.

— Нет, зачем же пытать? — обиделся Олег. — Это ж вам не какие-нибудь садисты. Это были серьезные ученые. Экспериментировали, конечно. И насчет насиловали — тоже не было, но действительно ставили опыты по искусственной беременности маленьких девочек. Внедряли в матку девочке оплодотворенную яйцеклетку и впрыскивали огромное количество эстрогенов. И вот, говорят, это давало потрясающий эффект. Плод развивался за два месяца и достигал размеров нормального новорожденного. При этом девочки, естественно, гибли, но ребенок получался совершенно здоровый, причем истинный ариец, и обладал паранормальными способностями.

Ну и вот. Но это давно, еще в пятидесятые. А потом они стали реже похищать, но все-таки продолжали. А бородачи — это просто у них такая мода пошла, а от них — и по всему миру. Они ведь к тому времени уже всей планетой управляли через подставных лиц. Вот, например, Фидель Кастро — из Арктиды. Хо Ши Мин — из Антарктиды, любимец Гитлера.

Но это ладно. А история-то такая была, что в одном пионерском лагере на Урале заболел один пацан. Врач сказал, что надо его в больницу везти, и вызвал «скорую помощь». Та приезжает. Все санитары в повязках на лице. А в машине шофер бородатый. Как только отъехали, все сняли повязки, оказались все бородатые. И вот его привозят в больницу. Посреди леса. Там его обследуют. Он все время боится. Больница закрытая. Однако он изловчился, одежду и документы стащил и убежал в лес. Его санитары поймали и говорят: «Ну и че ты убежал?» Он сказал, что испугался, и рассказал все, что слышал про бородачей. Те посмеялись и говорят: зря убегал, и так тебя выписываем. А про документы второпях забыли. Сажают его в «скорую помощь» и везут обратно в лагерь. По ходу он слышит разговор двух врачей: «А что с ним? С виду такой крепкий». — «Да на пиелонефрит похоже, лучше не рисковать». И по ходу едут мимо скалы — а там внизу куча разбитых «скорых помощей». Вы поняли?

— Я нет, — признался Кирюша.

— Эх ты, — пристыдил его Олег. — А еще сочинитель! Это значит, чтобы их по номеру не узнали, они каждый раз на новой «скорой помощи» приезжали, а старую в пропасть сбрасывали!

— А на хера? — недопонял Стива. — А взять номер перебить — не судьба?

— Ну уж я не знаю, — пожал плечами Олег Олегович. — Ну, наверное, потому что номер ведь еще на двигателе есть. А может, просто возиться неохота было — у них ведь какие ресурсы!

— Какие ресурсы? — скептически осведомился Стива. — Что, скажешь, у них еще и автозавод под землей был? И если даже был, они что, копировали там сраные рижские микроавтобусы! Че-то гон какой-то…

— Может, они угоняли, — предположил Олег Олегович, или, как говорили в старину, Ольгович.

— Ну да! — саркастически поддержал Стива. — А…

— Да хватит уже, — вмешался Кирюша. — Ты сюжет до конца доведи, потом спорить будете.

— Сюжет-то? Да с нашим удовольствием! Ну, привезли его в лагерь, потом смена кончилась, он домой вернулся. А результаты обследования он же еще тогда, во время побега из больницы, украл. Естественно, отдал родителям. А у тех был знакомый врач, он эти документы посмотрел и говорит: «А что, его готовили в качестве донора внутренних органов?» Родители в ужасе, а все, поезд ушел. И следов не найдешь. Начальник лагеря вообще не в курсе, «скорая помощь» давным-давно ржавеет под откосом. Все! И главное — это все не мистика какая-нибудь, это по правде было.

— А я думаю, что ни хрена такого не было, — высказал свое суждение Стива.

— Почему же? — обиделся Ольгович. — Все правдоподобно!

— Да что правдоподобно? Что фашисты построили подземные города в Арктике и Антарктике, правдоподобно? Что они на НЛО рассекают? Что Гитлер до сих пор живой и управляет коммунистическими режимами? Бред собачий! Ну, что наши лоханулись, я еще поверю, но чтобы Америка, величайшая нация на земле?! Да их бы ЦРУ в первый месяц выследили!

— И Моссад, — добавил Кирюша.

— Во-во! — поддержал друга Стива. — Слыхал, что тебе израильтянин говорит? Моссад — это уж точно!

— Я не израильтянин! — неожиданно вскипел Кирюша. — Я русский, понятно! В отличие от вас обеих! И этим горжусь! Именно тем, что в отличие от вас обеих!

— Привет, приплыли! — удивился Стива. — А мы-то какие же?

— Совдейские!

— Что у тебя за словечко это поганое такое, «совдейское»? — поинтересовался Ольгович.

— А что тебе не нравится? Хорошее словечко! Точно и адекватно отражающее самую суть явления.

— Ну и как?

— Что «как»?

— Вот именно: как оно отражает суть явления? И какого явления?

— Какого-какого… Того самого! Совдепия потому что у вас, вот оно и отражает.

— Ах, у нас? У вас, между прочим, тоже. Ну, если Совдепия, тогда надо и говорить «совдепское». Почему же «совдейское»?

— Да хрена ль ты его слушаешь! — презрительно сказал Стива. — Высоцкого надо слушать, а не его. Высоцкий все время поет — совдейский, совдейский, вот Кирюша наш и повторюша.

Кирюша закусил губу, а потом сказал:

— Знаешь ли, Стива, я привык ко всякому твоему со мной обращению, потому что художника, конечно, всякий может обидеть. Но в плагиате меня еще никто не обвинял. И я чувствую себя оскорбленным! И я требую сатисфакции!

— Чего?

— Да типа ничего, — быстро передумал Кирюша.

— Да нет же, баклан, ты щас типа че-то такое пробормотал.

— На дуэль вызвал, вот что, — объяснил некультурному товарищу Олег.

— На дуэ-эль?! На дуэль — это круто! Это я всегда за. Я дуэли люблю.

— Бретер, да? — съязвил Киря.

— Чего?

— Бретер, — объяснил Ольгович. — Это так в их так называемой России называли людей, которые дуэли любят.

— А, ну да, я бретер, — согласился Стива. И тут же рассказал следующую умопомрачительную историю о дуэлях.

Однажды поэт Андрей Белый решил вздрючить жену поэта Александра Блока. И она ему, конечно, дала, потому что сам Александр Блок ее никогда не дрючил. Он считал ее Вечной Женственностью, а Вечную Женственность, по странному мнению Блока, дрючить было почему-то нельзя. Хотя на самом деле можно и нужно. И то сказать: кого ж тогда и дрючить, как не Вечную Женственность?

Но Александр Блок так не считал и поэтому трахал всяких проституток и вообще кого ни попадя, например, Анну Ахматову. Он однажды шел по улице, а навстречу — Ахматова. Он-то ее тогда еще не знал, а она его, конечно, знала. И она такая идет, вдруг видит — навстречу прет пешком такая знаменитость, сам Александр Блок. Она глаза вытаращила, смотрит на него. А Блок подумал, что это какая-то проститутка к нему клеится. Он ее спрашивает: «Девушка, вы сегодня свободны?» А та на радостях, что с ней сам Блок заговорил, и не знает, что ответить. Ну, он ее в пролетку — и в номера. Отымел, а потом через несколько лет их знакомят, а он ее даже не узнал, потому что в тот раз был в жопу пьяный, как обычно. А она узнала, но уж промолчала, напоминать ему не стала.

Так вот, а жену свою он не пежил. А ей тоже ведь хотелось сношаться, и поэтому она в оконцовке устроилась актрисой в бродячий цирк, где ее все и имели. Клоуны, жонглеры, борцы, дрессировщики, эквилибристы, импрессарио, фокусники-иллюзионисты и, уж конечно, йоги и факиры. Те уж натурально! Тантрическим сексом!

— Чем-чем? — заинтересовались в два голоса Ольгович и Кирилл Владимирович.

— Вы что, оба вместе ничего про тантрический секс не знаете? — поразился Стива.

Назад Дальше