Пораженный Роланд покачал головой. Он не знал, что и думать и боялся, что сошел с ума. Такого просто не могло быть в реальном мире. Интересно, где его содержат? В Бедламе или нашли какую-нибудь иную клинику?
— Ты чем-то встревожен, мой повелитель? — беловолосая красавица придвинулась ближе.
— Да, я… Все-таки, где я нахожусь? И как сюда попал? И кто вы, леди?
— Называй меня своей королевой, мой повелитель! — красавица соскользнула с постели, встала рядом, тряхнув волосами, и аметист на ее обруче вспыхнул, как маленькое лиловое солнышко. — Ибо я — королева фей Мэбилон!
— О, черт побери! — вырвалось у Роланда. — Простите, миледи, но я… — он потрогал свой лоб. — Я не могу понять… Значит, это был сон? И я не утонул при…
— Нет. Сон.
— О, Господи! — мужчина схватился за голову. — Я не верю.
— Ты ничего не знаешь? — в нежном голосе Мэбилон прозвучало беспокойство.
— Знаю, то есть… Прошу прощения, — он перевел дух, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Провел ладонью по простыням. Нежнейший шелк и лебединый пух. И абсолютно реальны. — Кажется, мне недавно говорили про старинный договор… Преподобный отец Томас рассказывал легенду… Раз в сто лет королева Мэбилон выбирает себе супруга из числа смертных…
— Смертных юношей, — улыбнулась та. — И ты — счастливец, ибо я избрала тебя в повелители моего сердца!
Ее глаза сияли таким восторгом и обожанием, что любой бы дрогнул. Но Роланд вспомнил другой взгляд.
— Простите, леди, но это невозможно.
— Что значит «невозможно»? Такого слова нет в моей стране. Возможно все, когда ты — королева!
— Даже королевы не властны над чувствами. Простите меня, миледи, но вы ошиблись в выборе. Вам следовало бы обратить свое внимание на кого-либо еще в Фейритоне, ибо мое сердце мне не принадлежит.
Красавица, стоявшая перед ним, по-птичьи склонила головку набок. Было в этом жесте что-то странное, нарочитое, не-человеческое. Словно механическая кукла, у которой кончился завод:
— Не принадлежит? А где оно? Твои враги изъяли его из груди и поместили туда, где ни одному смертному его не отыскать? Но я — фея. Мне подвластны силы, о которых ты не имеешь понятия! Для меня нет ничего невозможного! Скажи, куда спрятано твое сердце, и я отыщу его!
— Я отдал его девушке, которую люблю. Она осталась там, в моем мире.
— Смертная?
— Да. Ее зовут Дженнет.
Произнеся это имя, он почувствовал боль. Так странно. В море, в разлуке на пять с лишним месяцев, мечтая и ожидая встречи, он не ощущал ничего подобного. Когда он в минуты затишья вспоминал о трех оставшихся на берегу девушках — младшей сестре Кэтрин, кузине Сьюзен и возлюбленной Дженнет — его окутывало теплом. А сейчас — словно игла вонзилась в грудь. И что-то заломило там, под ребрами, так сильно, что Роланд невольно схватился за грудь.
— Тебе плохо, повелитель? Ты умираешь? — королева бросилась к нему. Окружившие постель девушки защебетали наперебой.
— Нет, но я… вспомнил Дженнет.
— Ах, только и всего? — королева рассмеялась. — Так это пустяки! Это пройдет!
Она промолвила это с таким уверенным видом, что Роланд не стал спорить из опасения, что только ухудшит свое положение.
Дверь закрылась за ее спиной, и королеву тут же обступили придворные дамы. Они всплескивали руками, ахали, улыбались и лучились восторгом. «Ах, как он мил! Ах, как он хорош! Позвольте поздравить ваше величество!» — слышалось отовсюду. Мэбилон сияла, принимая поздравления. Она была совершенно счастлива и, заметив среди поздравляющих лейти Этейн, подлетела к ней, в порыве счастья пожав придворной даме руки.
— Он — просто чудо! Я так рада!
— Поздравляю, ваше величество, — та склонилась в глубоком поклоне, — но подойдет ли он…
— К тому, что уготовано ему? — королева улыбнулась своим мыслям. — О да! Он — то, что надо!
Вода в котле бурлила и исходила паром, лишь в самом центре оставалось круглое окошко чистой и спокойной воды. Склонившаяся над ним женщина была еще молода, но вот прекрасной ее никто бы не мог назвать. Глубоко посаженные глаза, сурово сжатый рот, морщины на лбу и загнутый книзу кончик носа не делали ее красавицей. Для колдовства она разрисовала лицо и руки ярко-синей и зеленой краской, покрыв кожу узорами и знаками так, что трудно было с уверенностью сказать, какого оттенка ее кожа. И только глаза сияли своим собственным ярко-красным светом, как два угля. Темно-синие, сейчас кажущиеся черными, волосы ее развевались за спиной, словно длинный плащ. Темное платье с открытыми руками тоже трепетало, облегая ее стройную фигуру. Затаив дыхание, женщина всматривалась в озерцо. Перед нею разворачивалась сцена во дворце Мэбилон. Голоса звучали приглушенно, уловить можно было лишь отдельные слова, зато мысли и чувства всех, кто там находился, слышались очень хорошо.
Когда появились служанки с нарядным платьем, расшитым золотом, и стали помогать новому избраннику королевы облачиться в его наряд, улыбка тронула губы женщины.
— Вот какую игрушку ты нашла себе, Мэб, — произнесла она. — Хорош, нечего сказать! Даже слишком хорош для такой бессердечной твари, как ты! Как пылает его огонь! Куда там тебе со своей слабенькой искоркой похоти, которую ты принимаешь за любовь! Луне никогда не светить собственным светом — тебе ли этого не знать, сестричка Мэбилон? И ты поймешь свою ошибку… надеюсь. В этот раз…
Дженнет робко переступила порог церкви и остановилась, переводя дух. Ее всегда, с раннего детства, пугали и привлекали эти своды. Церковь была построена довольно давно, и, как говорили, была одной из старейших церквей в графстве. Ходила легенда, что тут когда-то останавливалась королева Мод, совершавшая паломничество, и здесь ей было видение, после которого она и повелела заложить сию церковь. Она так и называлась Церковь Видения Пресвятой Девы. Несколько раз ее перестраивали и подновляли, но неизменным оставался витраж — королевы в пышных одеждах преклонила колени перед простой нищенкой, в облике которой ей и явилась Дева Мария.
Дженнет опередила своих домашних всего на несколько минут. И она также знала, что еще немного — и сюда начнут собираться горожане для еженедельной проповеди.
Преподобный отец Томас и викарий уже были на месте. Собрав свое мужество, девушка двинулась по проходу между скамьями к ризнице, остановилась, не доходя нескольких шагов. Тихо покашляла, привлекая внимание.
Выглянул викарий:
— Что вам угодно, мисс?
— Я хотела бы поговорить с отцом Томасом. По личному делу.
— В чем дело, дочь моя? — священник показался на пороге. — Если угодно, я готов выслушать, но немного позже. Сейчас я готовлюсь к проповеди, которая вот-вот начнется… Или ты желаешь исповедаться?
— Нет, святой отец, я пришла не каяться в грехах, но моя просьба не позволяет мне ждать! Умоляю, выслушать меня именно сейчас, пока еще ничего не началось!
Она оглянулась на двери. В любой момент могли войти посторонние.
— Но проповедь…
— Это не займет много времени, обещаю!
Отец Томас служил в этом приходе почти двадцать лет. Он крестил и эту девушку, и всех ее ровесников и ровесниц, а также повенчал между собой почти треть населения Фейритона. И он кивнул головой:
— Слушаю.
— Отец Томас, — Дженнет сцепила руки, — сейчас все соберутся, чтобы послушать вашу проповедь. А потом, насколько я знаю, всегда бывает оглашение помолвок, свадеб, крестин, похорон…
— Да, дочь моя.
— Так вот, я умоляю вас, сегодня после проповеди огласить мою помолвку…
— Что? — отец Томас потерял дар речи. Впервые за всю его практику — а до Фейритона он служил в другом приходе — невеста сама просила его об этом. Обычно это было дело ее жениха, отца, иногда опекуна или старшего брата. В самом крайнем случае — матери. Но чтобы так!
— Я понимаю ваше замешательство, отец Томас, — заторопилась Дженнет, догадываясь, что он ищет слова для деликатного отказа, — но дело в том, что…
— Боюсь, это против правил, — все-таки сказал священник. — Прошу прощения, но я ничем не могу помочь. Я полагал вас дочерью почтенных родителей, девушкой здравомыслящей, богобоязненной и послушной. И услышать такую просьбу из ваших уст… Оставьте меня. Осталось совсем мало времени!
— Но вы даже не поинтересовались, кто мой жених! — воскликнула Дженнет. — Я помолвлена с мистером Роландом Бартоном!
— Матерь божья! — вырвалось у викария.
Преподобный отец Томас отчаянно пожалел, что не может выразиться полнее. Но только несколько часов назад он побывал в Хемптон-холле, где услышал новость о том, кого избрала королева фей в смертные супруги. И по возвращении успел лишь сделать короткую запись об этом событии, да понять, что прежняя тема проповеди никуда не годится и надо говорить с людьми о чем-то другом. Сказать, что он был ошеломлен — значит, ничего не сказать.
Он переглянулся с викарием.
— Это правда, мисс Холл?
— Да, — вздохнула Дженнет. — За день до того, как… как это случилось, мистер Роланд Бартон попросил у отца моей руки… и получил согласие. Если бы не это… если бы не королева фей с ее выбором, сегодня все равно должно было бы состояться оглашение… ну, или чуть позже, — поправилась она, вспомнив, что Роланд собирался уехать, чтобы получить разрешение отца.
— Верно ли я понимаю, дочь моя, — помолчав, промолвил священник, — что жених королевы фей уже был обещан другой?
— Да! Она украла моего жениха! — в голосе девушки зазвенели слезы. Всякий раз, как она думала об этом, ей хотелось плакать.
— Что ж, думаю, этот случай впрямь из ряда вон выходящий. Ступай с миром, дочь моя. Я подумаю о твоей просьбе… А сейчас мне надо приготовиться к проповеди! Времени нет совсем.
Дженнет осталась стоять у самого амвона, борясь со слезами. Только услышав, как заскрипели двери, пропуская первых прихожан, она опустила голову и скорее шмыгнула на скамью, которую долгие годы занимало ее семейство.
Церковь быстро наполнилась народом. Люди входили, здоровались с родными и знакомыми, рассаживались, шепотом обмениваясь новостями. Слух о том, что королева фей сделала свой выбор, уже начал распространяться по городку, и все гадали, кто же оказался счастливчиком. Девушки с тревогой пересчитывали глазами знакомых юношей, матери семейств придирчиво оценивали их, невольно сравнивая со своими отпрысками. Каждый одновременно чувствовал разочарование — все самое интересное уже закончилось — и облегчение, что выбор пал не на него. Дженнет забилась в самый дальний уголок, склонила голову и, казалось, вся ушла в молитву.
В числе последних прибыл сэр Чарльз Хемптон с семейством и гостившим у них Эдмундом Греем. Когда они прошествовали к своей скамье в первых рядах, по церкви прошел шепоток — все Хемптоны были в трауре. Их гость бережно поддерживал под локоть леди Сьюзен, которая держалась с достоинством человека, привыкшего терять близких.
— Мистер Бартон… Мистер Роланд Бартон? Неужели? — прошелестело по рядам. Те, кто был приглашен на бал, знали о возвращении в Фейритон потенциального жениха леди Сьюзен Хемптон. Первая красавица городка, Диана Монтего, побелела, как полотно и едва не лишилась чувств.
Появился отец Томас. Несколько минут он стоял, глядя на свою паству, потом тихо заговорил:
— Накануне, готовясь к еженедельной проповеди, я выбрал темой стих из Евангелия от Матфея: «Всякое дерево, не приносящее доброго плода, должно быть срублено и брошено в огонь…» Но Господь в неизбывной мудрости своей распорядился по-иному. Ибо бесконечно мудр Он и не стоит человеку спорить с божественным предначертанием. В Писании сказано: «Ни один волос не упадет с головы без ведома Его…» Судьбы наши неисповедимы, идем мы вслепую и порой сами не ведаем, что ждет нас за углом. У каждого из нас есть свои планы, своя жизнь, и не ведаем мы, что давно уже измерены и взвешены на весах судьбы. И порой стоит смириться, отдавшись на волю Провидения, не роптать и смиренно принимать выпавший на твою долю жребий. Ибо Господь не только бесконечно мудр, но и неизбывно милосерден, и как истинный Отец наш, не только карает, но и обучает. Многие из вас уже являются родителями, иным сие только предстоит. Не только любовью воспитываете вы чад своих, не только личным примером, но и порой наказанием за непослушание. Но, карая своего ребенка, желаете вы ему только добра и через наказание воспитываете. Так и Господь наш детей Своих карает, бесконечно любя. И как вы сами, наказывая, порой страдаете от того, что приходится причинять своим чадам боль, так и Господь страдает и терзается, когда вынужден наказывать кого-то из нас. И, терпя удары судьбы, стоит порой вспомнить об этом, и с благодарностью и любовью принять любое наказание…
Дальше Дженнет уже не слушала. Она крепилась, сколько могла, но слезы закапали сами, и девушка склонилась, пряча лицо в ладонях и кусая платок, чтобы не рыдать на всю церковь. Мэрион и Джоанна с двух сторон ласково гладили ее по плечам, и от этого участия было еще больнее.
После проповеди отец Томас приступил ко второй части — почтительно принял поданную викарием книгу и стал громко зачитывать:
— Оглашается предстоящее бракосочетание мистера Майкла Кента, эсквайра, с дочерью мистера и миссис Нортон, девицей Аглаей… Оглашается помолвка мистера Роджера Гордона и дочери миссис Беннет, девицы Элизабет Беннет… — переждал волну удивленных и радостных шепотков и продолжил: — Оглашается также помолвка мистера… мистера… — помолчал немного и внезапно махнул рукой викарию: — Принесите перо!
Тот пожал плечами, но исполнил требуемое. Быстро начертав несколько слов в приходской книге, отец Томас закончил твердым голосом:
— Оглашается также помолвка мистера Роланда Бартона, второго сына сэра Джеймса Бартона и дочери сэра Мартина Холла, девицы Дженнет Холл…
Девушка подняла голову. В ее заплаканных глазах засветилась надежда. Сьюзен Хемптон обернулась в ее сторону. Сидевший с нею рядом Эдмунд Грей взял девушку за руку, но та даже не заметила дружеского пожатия. По церкви пронесся шепоток. Многие вытягивали шеи, чтобы посмотреть на Дженнет, которая сидела бледная, с плотно сжатыми губами, боясь шелохнуться.
— И также, — продолжил священник, — я должен сделать еще одно заявление. Всем известна легенда о Мэбилон, королеве фей, которая раз в сто лет избирает себе смертного супруга из числа неженатых юношей нашего городка. Два дня назад королева Мэбилон сделала свой выбор, о чем в приходской книге мною для будущих поколений была оставлена соответствующая запись. Избранным оказался мистер Роланд Бартон, второй сын барона Джеймса Бартона… И, надо полагать, — добавил он совсем другим тоном, — что впервые в истории супругом королевы Мэбилон был избран мужчина, связанный обетами с другой девушкой.
— Не может быть! Так не бывает! Как же так? Почему? — послышались голоса.
Дженнет медленно повернула голову. Те, кто сидел ближе, замолкли, глядя на ее лицо.
— Это правда, — пролепетала она. — Роланд… мистер Бартон…
Здесь силы оставили ее. Сорвавшись с места, она бросилась к выходу из церкви. Крик Сьюзен Хемптон, зовущей ее, лишь заставил Дженнет прибавить хода.
Здесь все было не так. По-другому. Непривычно. Не было окон, но неяркий свет лился отовсюду, и не было нужды в свечах, которые то горели, то гасли сами по себе, словно зажженные невидимой рукой. Не было видно никого, и в то же время порой рядом шелестели чьи-то шелковые юбки, слышались легкие быстрые шажки и тихие звенящие голоса. Пели птицы. Шуршали листья. Стрекотали цикады. Журчал ручей. Раз или два слышался шум дождя — то мерный убаюкивающий шорох, то дробный перестук капель. А после него так пронзительно пахло сыростью и свежестью, что ломило в висках, и птицы отчаянно и заполошно орали, приветствуя вернувшееся солнце.
Но это было где-то снаружи. За стенами, расписанными лианами, цветами и листьями, среди которых скрывались звери с гибкими телами и птицы с причудливо изогнутыми шеями. А тут была лишь эта комната, где он чувствовал себя пленником, несмотря на уют и чистоту.