Больше книг на сайте — Knigoed.net
Когда он проснулся снова, рядом никого не было. Он лежал одетый на той же постели. Вспомнилось, как, после облачения, королева Мэбилон пришла в восторг. Она едва не танцевала вокруг него, и ее фрейлины веселились, как девочки. Некоторые из них, к удивлению человека, взмывали в воздух — без крыльев. Его осыпали комплиментами, хвалили и стать, и осанку, и даже выражение лица. Он с почтением выслушал все, что сообщили ему феи и попросил отпустить его. Королева и бровью не повела. Лишь хлопнула в ладоши, и появилась девушка невысокого роста, с десятилетнего ребенка. Она несла на вытянутых руках золотой поднос, где стоял кувшин и два кубка. При виде его Роланд вдруг ощутил, что ужасно хочет пить. В самом деле, трудно было припомнить, когда он последний раз ел и пил, сколько часов или дней миновало с той поры.
Королева улыбнулась, без труда угадав его мысли, наполнила кубки, подала один, себе взяла другой. На вкус это оказалась родниковая вода, но после нее Роланда внезапно потянуло прилечь…
А проснулся он в одиночестве. Казалось, все забыли про него.
Предоставленный сам себе, Роланд не стал терять времени и попытался выйти на свободу. Он примерно запомнил, где отворялись те «двери», через которые входили и выходили пленившие его феи — между двумя ларями — но когда приблизился к стене, та не дрогнула. Рисунок остался недвижим. Роланд осторожно дотронулся до гладкого, словно стеклянного, камня, поразившись его мягкому теплу. Провел кончиками пальцев вдоль линии, вычерчивая контур изогнувшегося в ветвях зверя. Ничего. Отступил на шаг. Опять ничего. Может быть, надо сказать какое-то слово? Нет, он не помнил, чтобы феи что-то произносили, покидая его… не хотелось говорить «темницу». Тогда как ему выйти?
Он медленно пошел вдоль стены, внимательно рассматривая рисунки. Может быть, он ошибся, и дверь находится не здесь? Нет, насколько он мог заметить, описав круг, только в одном месте были нарисованы два зверя, стоявшие на задних лапах мордами друг к другу. Тогда, может быть, ключ находится как раз между ними?
Роланд подошел ближе, и рисунок неожиданно ожил. Листья свернулись в трубочки, цветы закрылись, сжимаясь в бутоны, а лозы зашевелились. Часть стены стала прозрачной, а потом и вовсе исчезла. Перед человеком открылся темный коридор, уходящий вдаль.
Что это? Он случайно отыскал выход?
Раздумывать было некогда, и Роланд сделал шаг.
Он торопился. Призрак свободы, поманив его, торопил мужчину. Неизвестно, что будет впереди, неизвестно, что ждет его за поворотом, но одно он знал точно — оставаться на одном месте он не станет. Золотая клетка все равно клетка, и для любого человека дело чести — вырваться на свободу.
Он шагал по подземелью. Тишина стояла гробовая. Мужчина слышал только эхо своих шагов и гулкий стук сердца. Ни шороха, ни звука. Тут, казалось, не существовало даже эха. Тут вообще ничего не было — только сводчатые гладкие стены, выложенные цветной мозаикой. Некоторые фрагменты ее светились, освещая ему путь. Узоры напоминали старинные мотивы — переплетающиеся листья травы, цветы и извивающихся среди них причудливых зверей. Свет то усиливался, то слабел, и казалось, будто звери ползают среди растений.
Но рассматривать живые картины было некогда. Его побег в любой момент мог быть обнаружен.
Через некоторое время он почувствовал подвох. По его расчетам, он прошагал мили две или три, но коридор тянулся все такой же прямой и ровный. Неужели дворец королевы фей настолько огромен? Или он давно уже выбрался за его пределы? Интересно, где заканчивается этот ход? В овраге или в подземельях другого, соседнего замка? Сколько ему идти?
И едва он так подумал, как впереди стало чуть светлее.
На какое-то время Роланд поверил, что отыскал выход, и прибавил шагу. Но уже через пару минут ощутил разочарование. Ход заканчивался тупиком. Стена была расписана тем же зверино-травяным узором, что и коридор, и линии его ожили, стоило человеку подойти ближе.
Роланд сделал последний шаг и замер на пороге собственной комнаты, покинутой им больше часа назад. Но теперь он был тут не один. Его ждала королева Мэбилон.
— Приветствую тебя, мой повелитель, — улыбнулась она. — Ты что там делаешь? Гуляешь?
— Я пытался найти выход, — не счет нужным лгать он, стараясь подавить в себе разочарование.
— Тебе не нравятся твои покои? Повелителю стоит только приказать, — она хлопнула в ладоши, — и все его желания будут исполнены.
Свет на миг потускнел, словно наступил вечер. Исчез рисунок на стенах. Они стали темными. Вместо мозаики оказался каменный пол, посыпанный соломой. Потолок взвился ввысь, сверху, как огромные сосульки, опустились белоснежные колонны…
— Нет! — воскликнул Роланд прежде, чем комната окончательно превратилась в зал старинного замка. — Простите, ваше величество, но я не то имел в виду.
— Тебе не нравится, мой повелитель? — Мэбилон жестом остановила продолжавшиеся перемены. — Ты прав, выходит что-то мрачновато. Быть может, надо сделать по-другому? Ты только прикажи…
— Мне все равно, как выглядит эта комната, — покачал головой Роланд. — Тюрьма останется тюрьмой…
— Тюрьма? — в голосе королевы послышалось удивление.
— Я ваш пленник, ваше величество.
— Пленник? — брови Мэбилон взлетели вверх. — О нет, не пленник, а мой повелитель! Ты — мой король! Я выбрала тебя! Раз в сто лет из всех смертных мужей я выбираю достойнейшего из достойных, дабы разделил он со мной богатство, власть, силу и славу. На тебя указал жребий! Ты — Избранный! Гордись своей судьбой!
Роланд только покачал головой:
— Вы говорите красиво, ваше величество, и вашим словам так легко поверить… Но я заперт в этих стенах. Я не могу отсюда выйти…
— И не надо! Тебе не должно покидать свой замок! Ты — наш король, наш избранный владыка…
— А что, если меня не привлекает этот жребий?
— Ты, смертный, не желаешь быть королем? Вся эта роскошь, — она взмахнула рукой, — эти богатые покои, нарядные одежды, толпы придворных, песни, танцы, пиры и веселье…Смотри, какая жизнь ждет тебя!
Она протянула к стене ладошку. Точеные ноготки ее вспыхнули огнем, и стена ожила. Зашевелились нарисованные звери и лозы, расползаясь в разные стороны и являя девственно-чистую поверхность. Потом она посветлела, стала прозрачной — и у Роланда захватило дух. Ему показалось, что он парит в вышине в невидимом воздушной пузыре. Мужчина даже посмотрел себе под ноги — есть ли там пол? Зрелище мозаичных плит немного успокоило.
Впереди и внизу разворачивались картины, от которых захватывало дух. Они словно летели над огромным парком, где ярко-зеленые лужайки перемежались с клумбами и куртинами цветущих кустарников, а между ними вились посыпанные песком дорожки. Журчали фонтаны, солнце играло на глади прудов, изящные статуи возвышались тут и там. На лужайках прогуливались, танцевали, резвились девушки и юноши…
Шар взлетел выше и дальше — и вот уже стройные ряды цветущих кустов сирени, роз и жасмина уступили место вековым дубам. Под деревьями мчалась охота — всадники и всадницы на прекрасных конях скакали по лесу. Трубили рога, заливались лаем псы. Превосходный олень, запрокинув голову, летел через лес, спасаясь от погони, но пущенная из лука стрела поразила его в самое сердце, и он рухнул, как подкошенный. Другие звери замелькали между стволами — лисы, волки, кабаны, медведи. Их всех метко поражали охотники, и груда туш добытого зверья росла на глазах.
Миг — и все изменилось. Теперь внизу в просторном зале пировали и веселились. Проворные слуги вносили одну перемену блюд за другой, вино лилось рекой, улыбки дам сверкали, как маленькие солнца, старались музыканты и шуты. Но вот опять затрубили рога — и на турнирной арене два рыцаря наклонили копья, чтобы сразиться за благосклонность знатной дамы. Совершенно неожиданно в одном из них Роланд узнал себя — и отшатнулся:
— Нет.
— Тебе это не нравится?
Мэбилон взмахнула рукой. Видение померкло. Стена стала обычной, лозы, цветы и звери вернулись на прежние места.
— Боюсь, что нет, ваше величество. В наше время, чтобы чувствовать себя счастливым, достаточно быть обеспеченным человеком, любить и быть любимым. А то, другое и третье у меня было дома. Более того, там я мог куда-то стремиться, пытаться чего-то достичь… Да, я был всего лишь вторым сыном, а это значило по нашим законам, что поместье и дом полностью должны отойти моему старшему брату, мне же в лучшем случае досталась бы часть наследства матери за вычетом приданого сестре, и я должен был сделать карьеру либо священника, либо военного. Я сделал свой выбор, я пошел по этому пути и был готов идти дальше, не считаясь с трудностями… Здесь, насколько понимаю, все мои мечты могут осуществиться без малейших усилий с моей стороны?
— Да, мой повелитель! — королева придвинулась ближе. Аромат, исходивший от ее волос и кожи, пьянил и кружил голову, но в ее взгляде было нечто, от чего хотелось отвести глаза. — Тебе стоит только приказать!
— Боюсь, что нет, ваше величество…
— Возможно, ты и прав, — помолчав, произнесла Мэбилон. — Возможно, все это — тлен. Вам, смертным, трудно этому поверить, но я могу тебя понять. Вся эта роскошь приедается порой. Так хочется чего-то необычного… Не просто удовольствий, но большего! Вы, смертные, не знаете, как это тяжело бывает — веселиться без конца. Как одиноко в комнатах просторных. Как скучно на пирах и на турнирах, когда нет рядом того, кто мог бы разделить с тобой всю эту роскошь…
Роланд окинул взглядом помещение. Предметов обихода было мало, но все равно, каждая из них кричала о богатстве и довольстве. Тут могли быть голые стены, и все равно это была бы богатая комната дворца королевы фей. Фей, среди которых он был единственным человеком.
— Да, вы правы, ваше величество, — пробормотал он. — Все это — тлен, когда ты остался один.
Королева встрепенулась.
— Но есть средство этому помочь, — воскликнула она. — Любовь…
— Любовь? Простите, ваше величество, вы так легко об этом заговорили…
— А что тут такого? Я — одинока среди этих стен. Ты — тоже одинок, но по-иному. Мы можем стать спасеньем друг для друга. Наша любовь согреет эти стены, вдохнет в них жизнь, подарит сердцу радость… Тогда все эти наслажденья нам принесут лишь счастье и веселье! Мы будем петь, играть и танцевать…Тебе лишь стоит «да!» произнести и полюбить, как я люблю тебя!
— Нет.
Он сказал это тихо, глядя прямо в лиловые раскосые глаза — и королева фей отпрянула, как будто напоролась на острие.
— Нет? Что это значит, смертный?
— Сожалею, ваше величество, но боюсь, что не смогу вас полюбить.
— Но почему? Разве я не хороша? Разве не богата? Разве не могущественна? Разве не могу дать тебе все, что ни попросишь?
— Нет. Этого недостаточно, ваше величество.
Мэбилон сжала кулаки. Она попыталась проникнуть силой мысли в разум этого мужчины, но что-то словно отталкивало ее. Остро отточенная мысль как будто скользила по гладкой поверхности, как шелковая нить по боку хрустального шара.
— Но почему? — вскричала она. — Скажи, что тебе нужно, и я достану это хоть из-под земли! В моих владениях есть все! Проси — и ты получишь…
— Нет. Боюсь, того, что мне нужно, у вас никогда и не было.
— Да у тебя сердце просто из камня! — в сердцах воскликнула королева, притопнув ногой.
Подсматривающая в глубине волшебного котла за этой сценой темноволосая женщина встрепенулась. Улыбка тронула ее тонкие губы.
— Нет сердца, говоришь, сестра? — протянула она. — Ах, милая, ты еще не знаешь, как отзовутся мне твои слова… Эй, кто там?
Выпрямившись, она хлопнула в ладоши.
Порог комнаты переступил рыцарь. Зеленые глаза его с обожанием уставились на женщину.
— Ты знаешь, кто я? — спросила она.
— Да, моя королева, — ответил он деревянным голосом.
— Ты помнишь, где я? — она невольно покосилась на окно, забранное решеткой.
— Да, моя королева.
— Ты знаешь, из-за кого я тут оказалась?
— Да, моя королева.
— Ты ненавидишь ее?
— Да, моя королева.
— Готов умереть ради меня?
— Да, моя королева…
— Что ж, — она взмахнула рукой. — скоро тебе представится такая возможность… Мой верный рыцарь!
Тень слепого обожания мелькнула на лице рыцаря, когда он отдал честь и покинул комнату. Захлопнулась тяжелая дверь.
Сестра Мэбилон, королева Айфе, отошла от котла и приблизилась к окну. За решеткой бушевало море. Стихия кидалась на камни, грызла скалистый берег. Здесь не было ничего, кроме камней и моря. Замок восставал из пучины, являясь одним целым со скалой, на котором его изваяли. Не самое подходящее место для королевы в изгнании. Но тем лучше. Придет время — и Мэбилон сможет сама оценить прелести этого уединенного уголка Вселенной.
Глава 6.
День был серый, неяркий, и на душе Дженнет было также пасмурно.
Девушка в одиночестве сидела в своей комнате, стараясь не показываться никому на глаза. Она вообще почти ни с кем не общалась, спускаясь вниз только для того, чтобы разделить с семьей обед или ужин. Завтракала она, как правило, в одиночестве — кофе, тосты с маслом, иногда сыр. Порой вечерами, когда выпадала роса, она спускалась в их сад, бродила там по дорожкам, но быстро возвращалась обратно, словно каждый шаг по земле давался ей с трудом. Джоанна и Мэрион часто заглядывали к ней, пробовали развлечь разговорами, но девушка отвечала односложно или вовсе отмалчивалась.
Несколько раз ее звали вниз, когда в гости к ним заглядывал кто-то из соседей. Дабы не огорчать маменьку, Дженнет спускалась, сидела на краешке дивана несколько минут, но при первой же возможности уходила, сославшись на дела.
Запершись в своей комнате, она либо читала — то есть, сидела с книгой на коленях, глядя на буквы, — либо вышивала — то есть, время от времени делала один-два стежка по канве. Ее изводила тоска. Роланд исчез. Его украли феи. И в душе Дженнет образовалась пустота, заполнить которую было нечем. Несколько раз слезы сами принимались литься из ее глаз, порой в самый неподходящий момент — за семейным обедом, в присутствии гостей, на прогулке.
Миссис Холл приглашала доктора Кента. Тот осмотрел девушку, прописал капли и посоветовал положиться на судьбу — мол, время лучший лекарь. Он же попробовал рекомендовать поездку куда-нибудь на воды, на море или в большой город, чтобы как-то развлечься, но тут сама Дженнет решительно воспротивилась любым переменам. Это был едва ли не единственный случай за два месяца, когда девушка стала спорить.
Да, миновало уже два месяца и начался третий с того дня, как она видела Роланда Бартона в последний раз, и все никак не могла смириться с тем, что его больше нет.
Как-то раз приехала сама леди Сьюзен Хемптон. Это случилось через неделю после скандального оглашения в церкви. Она прибыла не одна — с нею был сэр Эдмунд Грей, товарищ и сослуживец — теперь уже бывший — Роланда Бартона. Втроем они сидели на скамейке в саду — это был первый раз, когда Дженнет вышла из комнаты — и вспоминали друга, кузена и возлюбленного. Каждое слово ранило сердце Дженнет. Ей хотелось плакать, но она сдерживала слезы. И лишь когда при прощании Сьюзен обняла ее и прошептала на ухо: «Ты мне все равно как сестра!» — не выдержала и разрыдалась.
После этого визита ей стало немного легче. Но все равно смириться с вечной разлукой было неимоверно тяжело. Если бы Роланд погиб, если бы Эдмунд Грей привез весть о том, что он утонул вместе с кораблем или был застрелен во время морского боя, или скончался от ран в госпитали, или его поразила бы какая-нибудь тропическая болезнь, заодно унесшая жизни десятков человек — ей было бы намного легче. Но отдать своего жениха королеве фей? Отдать просто так, как вещь? Даже не отдать, а словно бы продать или обменять за несколько кусков материи, шкатулку с драгоценностями и пучок лент для шляпки? Почему именно ее Роланд? Почему не один из племянников мистера Кента? Почему не Ричард Ольстен? В Фейритоне несколько десятков неженатых молодых мужчин и юношей, но выбор королевы пал именно на ее жениха! И разве это честно — красть чужих женихов?