— Камера работает? Я хочу пожелать всем, кто меня сейчас слушает и смотрит, стать постоянными покупателями концептуального, первого лицензионного и профессионального музыкального магазина. Никто вас здесь не надует. Специалисты возьмут вас за ручку, все объяснят, посоветуют. А господам пиратам я хочу пожелать быстренько-быстренько пиратскую деятельность свернуть и влиться в этот бизнес. В большем порядке будете, ей-богу. Это я вам говорю, Пугачева, — почти по тексту пресс-релиза отчеканила Звезда.
Вечером, уже на концерте в гостинице «Прибалтийская», примерно такой же текст должен был произнести Ярдов, но решил не покидать стол, за которым, помимо звездной четы и Эммы Лавринович, директора БКЗ «Октябрьский», сидели мэр Петербурга Собчак с супругой Нарусовой и дочерью Ксенией. Была еще одна пара важных гостей, которых я не знал. В списке они значились как первый заместитель мэра, председатель комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга, с супругой. На сцену Ярдов велел выйти мне. Потея и запинаясь и не видя никого (слепили софиты), я выдавил из себя текст:
— Дорогая Алла Борисовна, дорогой Филипп, уважаемые Анатолий Александрович и Людмила Борисовна, дамы и господа, позвольте приветствовать вас и заручиться вашей поддержкой. Давайте впредь не покупать пиратских дисков и кассет. Разрешите ваши аплодисменты считать одобрением нашего начинания! — возвращаясь мимо столов к Ярдову, я чувствовал себя Гагариным, шагающим по ковровой дорожке. А вместо гагаринского шнурка в руке моей трепыхалась бумага с текстом. Гости пожимали мне руку, хлопали по спине, одобрительно кивали.
Уже в разгар вечеринки Ярдов, хмельной и возбужденный, нашел меня за кулисами.
— Ты все знаешь, ученый хуев, мы что, крутые?
— Нет, не крутые, а очень крутые. — Я схватил со стола, заваленного кокошниками и перьями, пакет сока и жадно отпил половину.
— Прикинь, Путин попросил меня закрыть магазин завтра на час для Нарусовой. Она хочет выбрать пару фильмов на DVD.
— А кто такой Путин?
— Вот ты лох! — Ярдов взглянул на меня, как на дебила. — Это зам Собчака по внешним связям, идиот. А что это за компания сидит за соседним столом?
— Не знаю, но могу быстро посмотреть. — все столы, за исключением тех, которые выбрал для своих гостей Ярдов, мы продавали по билетам. Через минуту я вернулся со схемой рассадки гостей.
— И что это за гости?
— Это Михаил Мирилашвили, владелец сети казино «Конти» и «Гостиного Двора» с семьей. Они заплатили десятку за стол. А рядом за соседним столом Костя Могила, его партнер Лисовский и руководство Пятого канала.
— Они тоже заплатили?
— Да. Столько же.
— Мы отбились?
— Не знаю пока. Как подобьем бабки после концерта, скажу.
Концерт закончился под утро. Самые стойкие из гостей требовали продолжения. Выручили «Ватсоны». За доплату в пятьсот долларов попели еще часок. Когда все закончилось, разъехались гости и начало светать, я и казначей компании Иван Кузов купили внизу в баре Absolut Curant и в три приема осушили его. После, присев в углу ресторана и подзывая поочередно артистов, честно со всеми расплатились.
— Вы кто? — Я сверялся со списком, а Иван отсчитывал нужную сумму.
— Экран.
— Сколько?
— Шестьсот.
— Вы?
— Кран.
— Как? Мы же только что вам заплатили.
— Это был экран, а я кран телевизионный.
— А вы кто?
— Низкий дым.
— А что это?
— То, что стелется по сцене.
— Сколько?
— Восемьсот.
— А сколько же стоит высокий дым?
— Ничего не стоит. Там достаточно шашки. А тут дорогая дым-машина.
— Надо было шашкой ограничиться, — заметил Иван.
Я посмотрел на Ивана, пытаясь угадать, шутит он или впрямь так считает. Он не шутил, что-то вычислял на калькуляторе и записывал вычисленное в блокнот.
— Отбились?
— Не совсем. Минус семь тысяч. Но это сущая хуйня. Такое открытие провели, такой концерт отгрохали. Все было круто!
С этой сущей хуйней, выжатый и пьяный, я поехал домой отсыпаться.
Утром позвонил Ярдов…
В Чечню в рабство
— Мы отбились?
— Кто звонит? — Я узнал голос Ярдова, но на всякий случай прикинулся спящим.
— Почему не на работе?
— Сам же сказал, можешь завтра весь день отсыпаться.
— На том свете отоспишься. Выкладывай, отбились?
— Нет. Минус семь тысяч.
— Как минус? Ты клялся, что выйдем в ноль. И даже заработаем что-то.
— Все верно. Но часть билетов были розданы бесплатно. — Напомнить, что билеты раздавал исключительно он, я не осмелился.
Ярдов на мгновение замолк. Неужели согласился с доводом?
— Ты что, сука, решил меня на бабки кинуть? Слышь, сегодня же вернешь деньги либо созывай своих братков армянских. А пока я включаю счетчик.
Со временем на счетчик набежало двадцать тысяч долларов. Каждый раз в гневе или во хмелю Ярдов вспоминал о долге:
— Слышь, горемыка, продавай квартиру. Скоро и ее не хватит расплатиться. Или отдам тебя в рабство в Чечню.
Как гласит бедуинская народная мудрость, если бедуина долго называть верблюдом, то рано или поздно у него вырастет горб. Бедуином я не был, но горб стал расти. Горб причудливой вины. Мне стало постепенно казаться, может, я и впрямь задолжал Ярдову? А раз задолжал, то надо поскорее вернуть долг, дождаться потом «юрьева дня» и с чистой совестью выйти из крепостной зависимости. Свобода как-никак лучше несвободы. Да и угрозы о рабстве — это не просто фигура речи. В те военные годы рабство в Чечне было обыденным явлением. Боевики врывались в станицы, резали население, а уцелевших уводили в плен.
Однажды, пребывая в грусти и тревоге, в голову мою залетела мысль: а не попытаться ли продать видеозапись концерта на телеканал? Допустим, ОРТ. Воодушевленный этой мыслью, я тут же поделился ею с Умовым.
— Хорошая мысль, — поддержал Егор, — только получи добро от Ярдова. Кстати, про наш концерт уже написали в газете. Вот прочти. — Егор протянул мне «Коммерсантъ-Daily».
— Дерзай, армяшка! Может, спасешься, — благословил Ярдов меня в Москву. — и передай Пугачихе, что отстегнем ей половину, если поможет с ОРТ.
Квартира Пугачевой пряталась в неприметном сталинском доме на Земляном Валу, аккурат над отделением милиции. Чтобы попасть к Звезде, следовало пройти паспортный контроль и строгий шмон в дежурной части отделения. Особенно долго наряд милиции изучал букет бордовых роз, который я купил по наказу Ярдова. Интересно, что они искали в цветах? Ничего не найдя, вежливо препроводили меня на второй этаж. Дверь открыла домработница Люся. Она была в малиновых лосинах и сиреневой майке с изображением Киркорова в перьях.
— Я к Пугачевой.
— Не разувайтесь, проходите в зал. Сейчас Филю позову.
— Ой, извините, Алла Борисовна! Не узнал вас.
— А без грима меня никто не узнает.
Пошаркивая шлепанцами, из соседней комнаты к нам вышел Киркоров в блестящих шортах и футболке с надписью «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус». Вытирая потное лицо и залезая полотенцем за шею, он ожесточенно раздирал себя, морщась и страдая. Подав мне руку, Киркоров развалился на диване, потом взглянул на меня, пытаясь вспомнить, где видел.
— Вы пели у нас на дружеской вечеринке в «Прибалтийской». — Я достал из дипломата видеокассету. — Вот запись концерта.
Киркоров взял кассету, сполз с дивана, перевернулся на живот и таким вот странным образом дотянулся до видеомагнитофона.
— У него в одном месте до сих пор детство играет, — хихикнула Пугачева.
Посмотрев кусок в начале и кусок в конце, звездная семья похвалила запись.
— Класс! — воскликнул Филипп.
— Да, неплохо. Вот только надо аплодисментов добавить, — заметила Пугачева, — и пусть тень уберут у меня с подбородка. Я позвоню завтра Эрнсту. Думаю, тысяч на пятьдесят потянет.
— Нам и половины этой суммы хватит.
— Смешной вы, честное слово. Милый мой, это вам придется заплатить.
— Ка-ак? — чуть было не вскрикнул я. — У нас же эксклюзив, уникальный концерт, да еще и в присутствии важных персон: Собчак, Путин, Никита Михалков…
Попытка продать концерт на других каналах дала похожий результат.
— У вас там Пугачева открытым текстом рекламирует магазин, а мы должны это показать бесплатно? С какой стати? — примерно так мне отвечали повсюду.
Только Дмитрий Лесневский, гендиректор РенТВ, сначала вроде согласился, но, посовещавшись с мамой, передумал.
— За деньги — да, бесплатно не готовы. К тому же это магазин Пугачевой. Пусть платит.
— Это не ее магазин. Она лишь открывала его.
— Тем паче…
Вернувшись ни с чем в Питер, я стал искать иные возможности расплатиться с Ярдовым. Как-то раз попивая с коллегами пиво, кто-то из ребят поинтересовался: а где можно достать запись концерта? И вообще почему бы не продавать кассеты в нашем магазине? И впрямь, почему? Я заказал в сервис-центре пятьдесят копий, чтобы для начала исследовать спрос. Кассеты разошлись за два дня. И это при цене двадцать пять долларов за копию. Ни фига себе! Что же получается? Достаточно продать тысячу копий, и долг закроется.
Вдохновившись нечаянной надеждой, я снова засобирался в Москву: теперь уже на студию «Союз» договариваться о производстве нужного тиража на VHS и DVD.
Но…
Вечером накануне поездки, когда рабочий день уже близился к концу, позвонили из газеты:
— Добрый вечер! Беспокоит Александр Кузнецов, специальный корреспондент «Санкт-Петербургских ведомостей». Я купил в вашем магазине видеокассету «Дружеская вечеринка». — Кузнецова я лично не знал, но слышал, что за серию разоблачительных статей о коррупции Союз журналистов Петербурга наградил его премией «Неподкупен» и присвоил звание «Острое перо».
— Спасибо за покупку! Надеюсь, вы остались довольны обслуживанием? — с журналистами я всегда был нарочито вежлив, мало ли что. — мы стараемся работать по-западному, продаем только лицензионную продукцию и хотим полностью искоренить пиратство в городе.
— Что ж, благородная цель. На обложке кассеты изображен логотип вашей фирмы с адресами магазинов. Это ваша компания произвела? Тут также перечислены имена исполнителей: Киркоров, «Браво», Буланова, «Колибри» и другие. Но почему-то я не обнаружил ни одного копирайта.
— Извините, чего не обнаружили?
— Авторских прав. И смежных тоже. Скажите, вы выкупали права у исполнителей и у авторов музыки и слов?
У меня выступил пот на лбу.
— Александр, не знаю, как вас по отчеству…
— Натанович.
— Александр Натанович, вы ужинали? — приходя в себя и не найдя ничего лучшего, я предложил встретиться в ресторане, так сказать, в приватной обстановке. — Как насчет мексиканской кухни? Приглашаю вас в ресторан La Cucaracha на Фонтанке.
Кузнецов согласился было принять приглашение, но, вспомнив про свою неподкупность и немного помявшись, отказался. Пришлось ехать к нему в редакцию.
— Чаю хотите? — Меня встретил неприметной внешности и низкого роста мужчина средних лет в подтяжках поверх выцветшей фланелевой рубашки и тяжелых очках. Рыжеватый и слегка рябой, он походил на Акакия Акакиевича из гоголевской «Шинели», с небольшой лысиной на лбу и геморроидальным цветом лица. — с вашего позволения включу диктофон.
— Слушайте, но это был наш концерт, для друзей и сотрудников, мы честно заплатили всем артистам, потратились на аренду ресторана, на технику, еду. — От чая я отказался, потому что нестерпимо хотелось водки или, на худой конец, пива, холодного пива.
— Вам принадлежат только технические права. Авторские и смежные вы должны были выкупить. Вы торгуете контрафактом. — Кузнецов встал из-за стола. — Извините меня, но я вынужден попрощаться с вами. Мне еще готовить материал про вашу фирму.
На следующее утро «Санкт-Петербургские ведомости» вышли с разгромной статьей про нас. На первой странице крупным шрифтом чернело название «Как Ярдов обокрал Киркорова». В статье говорилось, что компания «Сан-Франциско» под видом борьбы с пиратством сама торгует контрафактом, тем самым обкрадывает бедных артистов, не платит роялти ни им, ни авторам музыки, ни авторам слов. И куда смотрят правоохранительные органы, возмущалась газета. Почему не пресекут противозаконную деятельность компании?
На работу идти не хотелось. Хотелось лечь в ванну, набрать воды и окрасить ее своей кровью. Или принять афобазол и не проснуться. Но тягостнее всего была мысль, что моя маркетинговая карьера, так и не начавшись, рушится навсегда. Чтобы как-то прийти в себя и смыть мрачные мысли, я полез в ванну.
— Тебе звонит Ярдов. — Сгорбленный вид жены и грустные ее руки вызвали во мне жалость. Я представил ее вдовой, и жалость сменилась покоем.
— Меня нет… совсем нет… я ушел… ну, придумай что угодно.
— Третий раз звонит. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца, — обреченно произнесла жена. — Подойди, пожалуйста, к телефону.
— Привет, армяшка! — Странно, но Ярдов не был в гневе. — Читал, что про меня написали в газете? Еще вчера про меня судачили лишь лучшие люди города, а теперь меня знает каждая собака. Это крутой пиар. Молодец! Списываю с тебя долг. Живи, сука!
Между копчиком и лопатками у меня зачесалась спина. Я почувствовал, как исчезает горб.
Нет бани — нет идеи
Не стремись прежде времени к душу,
Не равняй с очищеньем мытье, —
Нужно выпороть веником душу,
Нужно выпарить смрад из нее…
В бане не только смывают грехи и лечат душу. В бане проводят собрания, ведут переговоры, заключают сделки. Мозгуют и трут начистоту. Без лишних глаз, без лишних слов, без исподнего. В русской бане рождаются идеи. Порой необычные…
— Поддай, слышь, парку!
— Sorry? [6]
— Не русский, что ли? А крест зачем нацепил православный?
— I’m greek. Orthodox [7].
— Грек? — В сауне гранд-отеля «Европа» Ярдов впервые узнал, что греки тоже православные. — Любишь баню?
— Lubish. — Грек был тощ и белес, вроде и не грек вовсе. От ярдовских расспросов он втянул голову в плечи и стал еще мельче.
— А в России что делаешь?
— Equipment, ravioli [8]. — Грек кое-как объяснил на смеси русских и английских слов, что продает оборудование для производства равиолей, которое после нехитрых переделок может производить пельмени и вареники.
Наутро после знакомства с греком Ярдов вызвал меня к себе и рассказал сон. Ему приснилось, что в шахтерском поселке, в бурьяне за отчим домом, на ветру скрипела кривобокая черная баня, до окон вросшая в землю. И к бане приближался тощий и белый, как пар, человек. В руках он нес липовый веник и горшочек с жаркими пельменями.
— Сон, прикинь, вещим оказался. Вчера я с ним мылся в бане.
— С кем?
— С греком. — Ярдов на миг задумался, а потом спросил:
— Жена твоя лепит или покупает пельмени?
— Покупает, конечно. Когда ей лепить с тремя детьми?
— Даю тебе неделю, нет, три дня, срочно исследуй мне рынок пельменей: кто, что, сколько, почем? — Ярдов, когда замышлял новый проект, излучал ярость и нетерпение. — Продам магазины, займусь производством. В пельменях навара больше.