* * *
Эрта сидела на кровати в выделенной ей комнате. Сейчас девушка боялась лишний раз пошевелиться, чтобы не потревожить сон ни своего малыша, ни кого бы то ни было в этом странном месте. Она уже совершенно запуталась, какое сейчас время суток. В ее комнате царил закат. Невероятные оттенки багряного, нежно розового, лилового и золотого окрасили небосклон за ее окном. Без умолку стрекотали цикады. Было душно. Хотя в столовой, где все они ели несколько часов назад, бушевала ночная буря. То и дело слышались раскаты грома, по стеклам окон стучал дождь такой силы, что было такое ощущение, еще немного и стекло под этими хлесткими ударами треснет.
Она совершенно не понимала, во что ее угораздило вляпаться?! Что это за странный дед и куда он ее притащил? Но одно она знала точно. Лурес неспроста проложила для нее этот путь. Это шанс. Шанс отомстить той, что послужила причиной ее падения. Да, именно эта «тереза», как все звали ее в этом самом месте, разрушила ее жизнь и возможность на счастье. Возятся с ней, даже понятия не имея, какую гадюку пригрели у себя под боком.
Девушка решительно встала с кровати, рассудив, что прошло достаточно времени, чтобы старик уснул, и осторожно ступая, двинулась к выходу из комнаты. Идти куда-то далеко не было необходимости. Ее поселили напротив комнаты, где разместили лежачую больную. Что она собиралась делать с ней? Убить? Почему, собственно, нет? Уж, кто-кто, но эта заслужила! Если есть хоть малейший шанс, что дед вылечит и ее… Нет уж, она ждать не станет. Быть может, побоялась, если бы «тереза» очнулась, а так и мороки меньше, и шанса на то, что будет сопротивляться — нет. Это раньше эта женщина могла смотреть на нее, как на ничтожество. Теперь же беспомощной была она. Слишком долго Эрта жила среди людей, которые точно стая голодных акул, безошибочно определяли слабость в другом человеке. Стоило им почувствовать это, как жертву загоняли и разрывали. Она с семи лет была в рабстве, жила среди таких же, как она. Вот только рабами они были перед господами, а перед друг другом каждый был врагом, который готов бороться за место под солнцем любыми способами.
Она на цыпочках пересекла коридор, как можно тише отворила дверь напротив и проскользнула внутрь. В комнате «терезы» царил полумрак, развеваемый светом полной луны, оттого женщина, что сейчас лежала на постели, казалась мертвенно бледной, хрупкой, точно сотканной из лунного света и сияния звезд. На нее было страшно смотреть. Сперва Эрта боялась, что может потревожить деда, но в комнате царил такой раскатистый храп, что она тут же отбросила такую возможность. Как и ожидалось, старик спал, развалившись в кресле рядом с кроватью.
«Тоже мне, целитель», подумала она, взглянув на то, как беззаботно спит этот старик рядом с умирающей женщиной.
И все же, девушка лишний раз старалась не шуметь. Так же тихо подкралась к изголовью кровати, бросив быстрый взгляд на ненавистное лицо. В мире, где жила и выживала Эрта, никто и никогда не предупреждал, о намеренье убить или навредить. Чем меньше шума, тем больше вероятность, что все получится, а стало быть, меньше вероятность привлечь к себе внимание господ. Решил, так делай.
Эрта осторожно достала небольшую подушку в изголовье кровати и точно так же размеренно опустила ее на лицо женщины, надавив на нее руками. Но вот чего девушка никак не ожидала, так это того, что в тот же момент ей самой прилетит аккурат промеж глаз. Как старик умудрился ударить ее, продолжая так умиротворенно храпеть, девушка так и не поняла. Эрта потеряла сознание.
* * *
— Дилетанты, — фыркнула я, соскакивая с кресла и легко опираясь о свое любимое оружие. — Включай день давай, не вижу ничего, — обратилась я к еще одному своему сообщнику. Дворец, который так любил всякие авантюры не меньше моего, с готовностью подчинился. Небо за окном стало ясным. Светило яркое летнее солнце и даже птицы пели.
То, что одна моя подопечная узнала другую не вызывало сомнений. Как и то, что отношения между ними были некогда весьма непростые. Я не имела права судить ни ту, что попыталась убить, ни ту, что некогда стала причиной такой ненависти. Это не мое дело. Возможно, я бы просто развела их по разным комнатам и заперла или уже сегодня утром спровадила несостоявшуюся убийцу в любую из возможных стран, которую бы та выбрала. Но… Тереза была магом, который по совершенно неизвестной мне причине, сгорел. А у бывшей рабыни был ребенок полукровка, само по себе явление редкое, как и маг со столь обожженными энергоартериями. Но больше всего меня волновали, как это ни странно, услышанные ранее слухи о возможном принесении в жертву ребенка. Особенно условие, которое между делом озвучила мне моя попутчица в караване рабов. Отдать ребенка мать должна была добровольно. Не одно столетие назад, именно мы развивали теорию о добровольной передаче силы. На настоящий момент, большая часть моих размышлений была всего лишь домыслами. Но в силу своей не в меру развившейся за прожитые годы паранойи, я хотела знать историю, что в свое время переплела нити судеб этих двух женщин.
Потому, сноровисто подхватив молодую мать, имя которой я так и не удосужилась спросить, за ноги я потащила ее к небольшой кушетке у окна. Самой себе я сейчас напоминала горничную с замысловатой шваброй. Волосы у девушки были длинными и сейчас распущены, оттого выглядело это перемещение по комнате весьма забавно. Далее пришлось немного постараться, чтобы затащить бессознательное тело на кушетку. Но, уж если мне по силам вправить взрослому мужчине вывих бедра, то уж с подобным я была просто обязана справиться.
Что делать дальше? Вот, вопрос, на который я пока не знала ответа. В принципе, я могла бы поговорить с ней по душам, и вполне ожидаемо она бы так мне ничего и не рассказала. Мой негласный подельник предлагал задействовать пыточные, устройство которых довольно давно подсмотрел в моих воспоминаниях. Почему-то мне кажется, что старый мерзавец с замирание сердца ждал возможности обратиться с подобным предложением. Так как, стоило мне только разместить женщину на кушетке, как очертания комнаты резко поплыли, преобразовываясь в нечто, что я никогда бы не хотела вспоминать. Серые каменные стены, увешанные всевозможным инструментом; грязный пол, на котором смешалось все начиная со свежей и уже запекшейся крови и заканчивая человеческими испражнениями и прочими малоприятными субстанциями.
— Э, нет, — решительно возразила я, — даже не думай! У нее молоко пропадет от твоих фокусов! Убирай сейчас же! Я не собираюсь ее расчленять даже понарошку!
— А, кто по-твоему это должен делать?! Я? — в углу комнаты возник фантом принадлежавший, судя по всему, бывшей поварихе королевской семьи. Женщина была обладательницей пышных форм и здорового румянца во всю щеку, сейчас смотрела строго, уперев руки в боки. — Я уже выросла из того возраста, милочка, когда картошку приходилось чистить мне! Я тебя для чего тут держу, как думаешь, а?
— Ты совсем уже страх потерял, как я погляжу? — тихо и монотонно осведомилась я.
Женщину в углу сменил сухопарый немолодой и уже лысеющий мужчина в форме клерка. Некогда клерк при дворе Эйлирии выглядел расстроенным, и кому-то активно жаловался на происходящую вокруг него несправедливость.
— Я им все! И день, и ночь на побегушках! Размус принеси то, подай это! — явно изображая кого-то, кто не мог правильно выговаривать «р», распинался мужчина. — За меня напиши, за него отнеси! Вот только зарплату, как платили 30 шилонов, так и платят! А, у меня стаж! А, ты иди, такого как я поищи на замену?!Да, где там, — в отчаянье махнул мужчина рукой, — молодые разве будут так работать за гроши?
— Бедненький, — фыркнула я, усаживаясь в кресло напротив кровати Терезы, — дельное лучше что-нибудь предложи?
Когда посреди комнаты появилось два совершенно очаровательных карапуза лет пяти, и один другому предложил во дворе зарыть «секрет», я поняла, что мой дом еще больший псих, чем я сама. Как это ни странно, от подобного открытия, моя самооценка пошла вверх. Оказывается, я еще ничего, можно сказать, даже милая.
Невольно улыбнувшись приятному открытию, я потянулась даром к женщине, что теперь мерно посапывала у распахнутого окна. Девушка заворочалась, тяжело вздохнула, и тут же резко открыла глаза и так же быстро села, нервно озираясь по сторонам. Но, стоило ей заметить меня, как она тут же замерла.
— Что? — изогнув бровь, поинтересовалась я. — А я тебе говорил, спи сама, когда и малец спит. А ты? Видишь до чего себя довела, даже неходячую бабу удавить не смогла, раззява, — подытожила я, с интересом наблюдая, как забавно приоткрылся рот молодой матери в изумленном «о». — Рот закрой, — просипела я, тяжело опираясь о свой посох, поднимаясь с кресла. — Ну, как тебя звать хоть? — налила я в стакан, что стоял на прикроватной тумбочке, воды приправленной легким успокоительным эффектом и протянула его девушке. Та, ожидаемо, принимать не спешила. — Ты, вроде, по-житейски девка должна быть не глупая, но что ж ты такая дура-то? — покачала я головой. — Хотел бы я тебя убить, то уж точно не травить бы стал. Тут пока ты спала, знаешь сколько вариантов поступило, — вздохнула я, все же всучив стакан в руки женщины. — Ну? Так что насчет имени?
— Эрта, — тихо сказала девушка, и тут же хрюкнула, готовясь, судя по всему, к продолжительным завываниям при одном пожилом зрителе.
— Ты, если надумаешь реветь учти, — посмотрела я на палку в своих руках, — я такие приступы лечу еще лучше, чем все остальное, сечешь?
Эрта энергично закивала и тут же отхлебнула воды из стакана, попутно проливая часть содержимого себе на платье.
— Знаешь ее? — кивнула я в сторону той, что уже привыкла называть именем, принятым для безымянных больных женского пола.
— Да, — очередной нервный кивок.
— Вот, что, Эрта, — опустилась я рядом с ней на кушетку, и заговорила уже так, как это могут пожилые люди, обращаясь к своим бестолковым, но любимым внукам. — Зачем тебе это, дочка? Ты же молодая, сынок у тебя такой чудесный, к чему тебе все это? — спросила я, проведя рукой по голове девушки.
Я так отвыкла жалеть, кого бы то ни было открыто. Проявлять свои чувства сквозь прикосновения, слова, жесты. Так, что неизвестно, кого из нас больше шокировал такой вот шаг с моей стороны. Как это ни глупо прозвучит, сколько бы я не утверждала обратное, но я всегда с ними, с живыми, что окружают меня. Жалею их, переживаю за них. Раньше это было естественным состоянием для меня, как и проявление подобных эмоций. Но, сейчас, почти дико. Особенно трогать кого-то. Очень странно. Но, если уж я решила выбираться из собственной скорлупы, то стоит начинать. Понемногу, по крошечному шажку в одно доброе слово. Доброта, милосердие, открытость — это смелость. Я хочу снова стать смелой, я устала бояться саму себя и вздрагивать каждый раз, думая о том, куда может завести меня мое сердце, если кто-нибудь лишний узнает, какое оно на самом деле.
Вопреки всем моим угрозам из глаз девушки точно по команде покатились две крупные слезы, словно это мое прикосновение послужило стартовой командой для нее.
«Ну, привет, вот тебе и пожалела», растерянно наблюдала я за тем, как теперь рыдает эта молодая женщина. Достала из кармана куртки небольшой отрез ткани и тут же вытерла сопли подозреваемой. Поразмыслив, отерла и слезы, вдруг перестанет? В результате размазала и то и другое по лицу несостоявшейся душегубецы.
Когда я уже была готова свернуть с выбранного пути и провести воспитательную работу по старинке, Эрта заговорила:
— Мне было семнадцать, когда я попала в его дом, — сквозь слезы проговорила она. — Работа всегда была тяжелой, сколько я себя помню, вся моя жизнь складывалась из мытья, уборки, шитья, хлопот по чужому хозяйству. Встаешь еще темно, ложишься спать уже темно. Хорошо, когда хозяева заняты больше собой, чем тем, что у них под ногами. Потому, как если тебя заметят, то значит изобьют. По-другому не бывает…не бывало, пока я не попала к нему. Он аланит, — с придыханием в голосе, которое не стало для меня тайной, сказала она, — самый красивый, сильный и добрый, которого я когда-либо встречала. Даже подумать не могла, что он обратит свое внимание на меня. Но…со мной прежде никогда такого не было. Ни один мужчина не был со мной таким. Я даже не пыталась устоять, просто отдалась ему, стоило ему сказать, что он хочет этого со мной. Забеременела почти сразу, хотя и не была такой дурой, чтобы не позаботиться, о возможных последствиях… Не знаю, как это случилось?! — вновь заревела она. — Но уж чего не смела и ожидать, так это того, что он будет так рад этому! Вы бы видели, как он был счастлив, когда узнал! Сказал, что я исполню его мечту! — точно пытаясь меня в чем-то убедить, воскликнула она. Хотя, чует мое сердце, все чаще она убеждала в этом себя.
— И, что же пошло не так? — тихо спросила я.
Эрта на миг замолчала, поджала губы, и с ненавистью уставилась на кровать.
— Это она во всем виновата! Я знала, что он никогда на мне не женится, как и то, что освободить меня не получится или перевести в его личный гарем. Его просто не поймут и не позволят этого. И никогда не рассчитывала на нечто подобное… — она замолчала, точно раздумывая над тем, как рассказать о том, в чем видела причину всех бед, свалившихся на ее голову. — Все, о чем я мечтала — это быть рядом с ним и с моим ребенком, что уж у нашего сына все будет совсем по-другому.
«— Все, чего я хочу, Киран, — сквозь боль в сжавшемся сердце, — чтобы Дорин был с нами…как такое может быть, что он послан нам, чтобы мы потеряли его? Точно искра, оторвавшаяся от огня он однажды угаснет и все, что у меня останется… что у меня останется?»
Не к месту всплывшие воспоминания, заставили с силой сжать кулаки. Я давно уже смирилась со своей потерей, я пережила ее, переболела. Но, все еще скучаю. И, как это ни странно, то, что двигало Эртой, я понимала.
— Слуги в домах, все равно, что тени. Мы незаметны для окружающих и можем ходить, где пожелаем. Я в тот день, хотела сказать ему, что наш сын…я впервые почувствовала его внутри себя. Поднялась в его личное крыло. Он был в своем кабинете, я слышала его голос. Приоткрыла дверь и… он имел ее прямо на своем столе, — сквозь сжатые зубы, процедила она. — Это было бы ничего, — покивала она самой себе, — я все понимала. И, кто он, и что требовать верности я не имела никакого права. Но она говорила с ним. В тот момент, она спрашивала, когда он избавится от меня, и они уже смогут начать…
— Что начать?
— Не знаю, — пожала она плечами, — но он сказал, что как только ребенок будет его, все изменится. Я ушла тихо, и никто из них даже не заметил, что я там была. А, через несколько дней он спросил меня, хочу ли я другого будущего для нашего ребенка? И, если да, то сразу же после родов нужно сделать так, чтобы я отдала его ему. Тогда он сможет устроить его будущее и примет в семью.
— И?
— Я сказала, нет, — уже навзрыд заплакала женщина. — Он разозлился на меня тогда. Сказал, что я сама буду умолять его об этом. С тех пор моя жизнь круто изменилась. Больше не было нас. Больше не было тех условий, к которым я успела привыкнуть. Самая тяжелая работа, регулярные, но осторожные побои, чтобы ребенку не навредить. И, каждые две недели он спрашивал, хочу ли я вернуть все назад. Почему продолжаю упрямиться? В те дни, когда он приходил ко мне, он выглядел таким сияющим, невероятным, мне казалось, что я уже не понимаю, почему продолжаю говорить «нет». Он уверял, что любит меня, но не может мне позволить испортить жизнь нашего ребенка. А, потом, когда я вновь отказалась, с моей кожи свели клеймо Дома Дриэлл и продали в караван, что уходил в Иртам. Он даже не пришел попрощаться со мной или спросить в последний раз…
Весь рассказ этой женщины свелся для меня всего к нескольким словам: «Дриэлл», «передача ребенка добровольно», «магичка, сила которой просто сгорела». Именно первое слово в моем списке, заставило меня пораженно замереть. Элтрайс Эль Дриэлл, аланит, которого так интересовали мы, первородные. Аланит, рядом с которым до сих пор находился один из нас. Киран… могло ли произойти так, что он рассказал ему? Могло ли случиться так, что, узнав нечто о наших исследованиях, лучший маг его императорского величества, просто доработал то, что создавалось во имя любви?