И именно на этой мысли она и признала свое поражение. Можно влюбиться, можно восхищаться чьей-то внешностью или характером, можно хотеть поцелуев или ласк — все это с Яной уже случалось. А можно вот так просто — хотеть, чтобы конкретный человек в сложный период нуждался в тебе не меньше, чем ты в нем. И такое с ней было впервые. Слишком сложно, чтобы описать банальными «ревность» или «страсть». Слишком запутанно, чтобы проанализировать и сделать вывод. И только тут она поняла, о чем раньше говорил Вадим — вот это самое возникает так глубоко, что перестает иметь отношение к недостаткам, достоинствам, хорошим или плохим поступкам. Оно просто есть, и никаким анализом его не вытравить.
А он все не возвращался в ее жизнь, чтобы хоть как-то смягчить это жуткое существование порознь. После похорон он взял еще три дня для отдыха. Так скоро и практика закончится, не позволив начаться чему-то более важному.
И в одно утро он пришел в "Нефертити". Просто пришел — как ни в чем не бывало, такой же серьезный и уверенный в себе. Тут же разогнал всех встречающих по отделам, улыбнулся далеко стоявшей Яне искренне и широко, а потом потащил Елизавету Николаевну в свой кабинет. Яна не смогла бы сформулировать, чего конкретно ждала, но сейчас ей хотелось разрыдаться от разочарования.
Но потом ей все же удалось найти предлог, чтобы попасть к нему. Вадим тут же встал, подошел к ней, но предоставил право первого слова. А у Яны за истекшие без него дни накопился такой шквал мыслей, что их невозможно было озвучить. Поэтому она начала с самого нелепого:
— Ты как? — все знают, что такие вопросы всегда звучат глупо. И все равно их задают за неимением других.
— Хорошо. А ты как? — наверное, он просто пощадил ее самолюбие и поэтому не побоялся выглядеть таким же глупым.
А Яну в этот момент волной затопили и мысли, и наконец-то реализованное желание услышать его голос, и замершая от сладкого счастья душа. Поэтому она и не смогла сдержаться — потянулась и обняла.
— Неплохо было бы и меня ввести в курс дела, — заметил он, но прижал ее к себе. — Ян, что происходит?
И этот запах уже до дрожи ассоциировался у Яны с чем-то настоящим. С тем, что невозможно заменить ни на какой другой. И когда она только успела привыкнуть? Она не знала, как отшутиться, и не могла придумать ничего, что сейчас прозвучало бы нормально. Только зажмурила глаза на пару секунд, а потом открыла. Заметила на шее у Вадима что-то красное и, не думая, отодвинула ворот.
— Ого, какой свежий засос, — ее будто ледяной водой окатило, и поэтому мысли сразу пришли в полный порядок.
Она отодвинулась и улыбнулась, пытаясь не скривиться от отвращения. Вадим посмотрел в потолок, а потом на нее и произнес совершенно спокойно:
— И что? Если ревнуешь — скажи об этом. Если считаешь, что я тебе что-то должен — скажи об этом.
Он ровным счетом ничего не был ей должен. И уж тем более — не был обязан оправдывать какие-то внутренние ее ожидания. Яна, усилием удерживая улыбку на лице, молча пошла к двери.
— Ян, послушай…
Но ей больше ничего не хотелось слышать и даже смотреть на него. Она тихо прикрыла за собой дверь и поплелась подальше от человека, на котором по собственной глупости сконцентрировала свои мысли.
В отделе экономразвития она не могла не заметить, каким встревоженным и внимательным взглядом провожает ее Денис. Яне даже захотелось подойти к его столу и позвать сходить куда-нибудь вечером. Так смотрят, только когда влюблены — в этом нет сомнения. Но это было бы нечестно. Нельзя лечить собственную боль, причиняя боль другим. Просто окунуться в чужие чувства, забыться, ощутить себя нужной, но сложно после этого оставаться хорошим человеком. По какому принципу природа выбирает цель для гормонального всплеска, называемого влюбленностью? Почему не оставляет выбора? Если бы это можно было контролировать, то Денис был бы обречен на взаимность и счастье, а в сторону Вадима никто и никогда бы не посмотрел.
Этот день не мог бы стать еще хуже, но в любой самой плохой ситуации скрыто потайное дно — так что падать можно до бесконечности. Дома дверь ей открыла Светлана.
Глава 16. Укрощение строптивых
В поселок Светлана вернулась с той же небольшой сумкой, с которой отсюда когда-то уезжала. К большому ее удивлению, мама поняла и приняла аргументы о внезапном уходе от мужа. Конечно, проплакала всю ночь, а наутро сказала: «Да и с Богом, моя красавица, да и с Богом».
Так и осталась Света сидеть на шее у престарелой матери, которая работала продавщицей в поселковом магазине. Та не нуждалась в средствах — Володя всегда заботился о теще и даже предлагал переехать в город, но мама была на удивление консервативна — от своих грядок, кур и старшего сына-алкоголика никуда уезжать не собиралась. Даже работу не бросила, хотя тратить получаемые от зятя деньги тут было не на что. И теперь посчитала себя обязанной отдать свои сбережения дочери — хватит на первое время.
И Света не стала строить из себя английскую королеву, взяла, а когда бесконечные пьянки брата вконец достали, вернулась в город. Сняла малюсенькую квартирку на окраине и, пребывая в режиме жесткой экономии, начала определяться со своим будущим. В тридцатилетнем возрасте множество плюсов, но и минусов хватает. Например, нельзя себе позволить потратить годы на учебу. Но Светлана твердо вознамерилась не сдаваться и записалась на курсы маникюра. Показалось, что к этому у нее есть большее призвание, чем ко всему остальному. По крайней мере, в своей предыдущей сытой жизни она успела изучить подобную профессию со стороны клиента вдоль и поперек. Почти весь остаток денег ушел на оплату за месячную учебу. Но она старалась изо всех сил, особенно когда убедилась, что потом без работы не останется. Никакого престижа — зато немного творческий и достаточно благодарный труд.
Отношение к личной жизни у нее тоже претерпели значительные изменения. Выяснилось, что если ты не выходишь из шикарной машины в пальто от Bogner, то и взгляды на себе ловишь совсем не того же уровня. Но Светлана, благодаря советам новых подруг с курсов, приспособилась одеваться намного дешевле, чем раньше. И поскольку чувство стиля у нее было врожденным и развитым годами благоденствия, она без труда сориентировалась в аналогах. Да и внешностью ее природа не обделила — грех было жаловаться, поэтому мужское внимание она все-таки получала.
С первым она познакомилась в салоне — молодой перспективный стилист с прыщами на подбородке. И на протяжении всего свидания он говорил только о себе и о своих бывших. А потом сам же и заявил, что у них, дескать, ничего не выйдет — парень этот был впечатлен ее красотой, но и понимал, что в таком возрасте Светлана уже перестает котироваться как постоянная девушка. Практически так и выразился. Но чтобы сгладить свою грубость, долго извинялся, а увидев навернувшиеся слезы, вдруг откопал в бумажнике абонемент в тренажерный зал на месяц. Светлана приняла это материальное извинение и решила, что еще хорошо отделалась.
Второй был фитнес-тренером. Невероятно красивый самец, от которого слюни побегут у любой женщины. Он был примерно того же возраста, что и она, поэтому никаких выпадов именно на эту тему не ожидалось. Зато Светлана за полтора часа узнала все о спортивном питании, бицепсах, трицепсах и грузоблочных тренажерах. И тогда она подумала, что его мускулы хороши только на фото, а уж никак не в реальной жизни. Он был настолько влюблен в свое тело, что к тому моменту закомплексовавшая Светлана даже не рискнула бы претендовать на первое место в его сердце.
Самым приятным мужчиной оказался третий. Он подошел, когда она, поддавшись очередному мимолетному отчаянью или усталости, расплакалась на лавочке в парке. Просто сел рядом и протянул платок. А потом они разговорились и после обменялись телефонами. Очень приятный, добродушный и простой человек лет сорока. Разведенный и бездетный — почти как она. Наверное, эта банальная общность их и сблизила. Он был небогат — и очень этого стеснялся, но Светлану в итоге оттолкнуло другое. Вернувшись с очередной прогулки с ним, она вдруг поняла, что ей до тошноты скучно. Он не был начитан, не обладал бойким умом или по-театральному эмоциональным характером. Он был совсем-совсем обычным, с которым надо постоянно напрягаться, чтобы просто найти тему для разговора. Он не был… Володей.
И далеко не сразу она пришла к жуткой мысли, которая надолго выбила ее из колеи — она совершила непоправимую ошибку! Никто из них не был настолько же хорош, как ее муж. Когда она, глупая девчонка, наряжалась в свадебное платье, то думала только о том, как ей повезло с денежным мешком. Потом она приняла его характер и образ жизни, но никогда всерьез не анализировала их. Ей попросту не с кем было сравнивать! И только сейчас до нее дошло, насколько он был умнее, эрудированнее, смешнее и душевно щедрее, чем все эти тренеры-стилисты вместе взятые.
Но ей было не с кем теперь этим поделиться. Когда она позвонила матери, то та вдруг снова разрыдалась и ничего толкового не посоветовала. Наверное, именно такая реакция и свидетельствовала о том, как вся ситуация выглядит со стороны — девочка погуляла, пожила в обшарпанном шалашике, поела самые дешевые сардельки, да и «влюбилась» в того, кто ее от всего этого бытия избавит. На самом деле это было не так. Светлана даже по ночам иногда мечтала, чтобы Григорьев разорился. И тогда она придет к нему, заплачет, обнимет, и всё уже не будет выглядеть фальшивкой. От таких глупых фантазий ей становилось только хуже.
От отчаянья она даже брату по телефону об этом рассказала. А тот — вопреки всему здравому смыслу, а быть может, как раз благодаря полному отсутствию здравого смысла — не подумал смеяться над сложившейся картиной. И дал самый дельный совет пьяным голосом, как заправский психолог:
— Он за тобой десять лет бегал! А теперь ты за ним десять лет побегай.
Так глупо и просто. Вероятно, именно подобными способами и решаются самые сложные в мире проблемы.
Почему бы ей и не стать мастером маникюра? Почему бы не позвать Володю на прогулку — на ресторан у нее пока не было денег. Почему бы не начать просто разговаривать ни о чем? Как это бывает в самом начале отношений. И пережить настоящее зарождение чувств, чего она когда-то была лишена. А потом надеяться, что у них все сложится. Если она будет достойна. Вполне возможно, что она сама попросит женитьбы! Даже так! Правда, для этого сначала надо развестись… И теперь уже ночами она мечтала о другом — это была бы ее семья, но совсем не такая, как раньше.
Единственным непреодолимым препятствием казалась только измена — и пусть Володя об этом не узнает, но сама-то она забыть не сможет. А когда на душе висит такой камень, то сложно считать себя по-настоящему чистой.
Володя, открыв перед ней дверь, остолбенел. Он был и рад, и раздавлен — и, кажется, сам не мог определиться со своими эмоциями. Да и у Светланы волнение перешло все мыслимые границы.
— Здравствуй. Как ты? — она улыбалась виновато.
Муж взял себя в руки, но окончательно успокоиться так и не смог.
— Здравствуй. Ты по поводу развода?
— Да. Впустишь?
— Заходи.
И потом был напряженный разговор, и он даже предложил раздел совместно нажитого имущества. Светлана, несмотря на свое состояние, тихо рассмеялась — именно таким она его и знала. Отказалась уверенно — это был ее первый шаг по завоеванию мужа и собственной независимости.
Когда пришла Яна и окатила ее презрением, то разговаривать дальше стало уж совсем невыносимо. Светлана через некоторое время сослалась на дела и пообещала зайти завтра. Ей показалось, что Володя в дверях улыбался уже по-другому. У нее совершенно точно есть надежда на взаимность!
* * *
— Зачем эта стерва приходила?
Яна отвлеклась от книги, села и подмяла подушку под спину, чтобы было удобнее. Отец уместился рядом.
— Так нам же еще развестись надо. Она должна была когда-то прийти…
— Понятно. Ты только не вздумай опять грустить, пап!
Он потрепал дочь по волосам:
— Совсем не грустить не получится. У меня уже никогда сердце на место не встанет. Ладно, переживу. Ты знаешь, что она пошла учиться?
— Пап! Пусть учится, тебе-то какое дело? — Яне хотелось взять его за огромные плечи и трясти, трясти, пока он снова смеяться не начнет. Или хотя бы обнять. Но она сдержалась.
— Ты права, дочка. А у тебя почему такой вид кислый?
— Не кислый, — Яна нахмурилась, потому что теперь пришлось вспомнить и о собственных тревогах.
Отец заглянул ей в глаза и хитро прищурился:
— С Вадимом поругались, нет?
Ее немного раздражала его проницательность.
— Не поругались. Расстались… Опять. Только не смейся! — он и не собирался, судя по серьезному лицу. — Мы с ним просто разные!
— А разве это плохо? — отец старался не говорить слишком громко, что означало его искреннее желание не давить. — Ты его любишь?
Яна не ответила.
— Дочка! — гаркнул отец. — Ну-ка посмотри на меня!
Ей пришлось выполнить просьбу, и где-то в выражении лица или в цвете радужек он отыскал для себя ответ. Кивнул понимающе, встал, направился к выходу из комнаты и уже в дверях развернулся.
— Если это любовь, то разность ваша — ерунда. А если у него к тебе нет таких же эмоций, то тебе придется перегореть и забыть. Ничего, такое тоже случается.
— Кто бы говорил про забыть…
* * *
Вадим не знал, что предпринять. Яна сделала неверные выводы, но бежать за ней и оправдываться, как глупый мальчишка, было бы нелепо. С одной стороны, ее ревность была приятной. С другой — это могла оказаться вовсе не ревность, а сожаление о неудаче в перевоспитании. Она была настолько озабочена идеей сделать из него человека, что попросту не смогла скрыть разочарования. Но и ревность в ее реакции присутствовала — Вадим не мог ошибаться настолько сильно.
А это значило, что со временем все встанет на свои места. Если он будет продолжать ей нравиться даже после таких подозрений, то дальше станет совсем просто. Вадиму страшно захотелось, чтобы все стало просто. И тем не менее он не знал, что предпринять.
И вдруг долгожданная помощь пришла вместе с телефонным звонком:
— Что вы никак поделить не можете?! — орала трубка голосом прораба на стройке. — В общем, меня это не касается! Но это же не значит, что я могу пройти мимо кислой дочери!
— Добрый вечер, Владимир Владимирович.
Тот отдышался и теперь говорил немного тише:
— Сынок, просто скажи прямо. Если ты хочешь помириться, то я вам помогу. Если не хочешь — признайся в этом честно и не надо никаких оправданий. Я зла держать не буду, обещаю. Зато пойму, как вести себя с дочкой.
Вадим к тому времени уже почти отчаялся, поэтому обрадовался даже такой несуразной поддержке:
— Хочу! Поэтому помогите, если знаете как.
Григорьев даже не пытался скрыть облегчения:
— Вот и славно! А то сидите порознь и тухнете, сердце кровью обливается. Решено — приезжай к нам на ужин.
— Вы уверены?
— Уверен. Если у вас любовь, то любой толчок друг к другу сработает. Вы и без меня сойдетесь. Но в моем возрасте уже прекрасно понимаешь, как жаль тратить время на глупые обиды.
— Я приеду.
А потом он зачем-то схватил такого же счастливого Бобика и потерся носом о мохнатый лоб.
Яна его появлению была удивлена до такой степени, что даже разозлиться толком забыла.
— Привет, меня отец твой пригласил, — Вадим быстро обозначил виноватого, чтобы отвести бурю от собственной персоны.
— Пап! — она уже отправилась в столовую, чтобы устроить нахальному однофамильцу взбучку.
Но тому, как всегда, море было по колено:
— А вот и гости! Проходи, садись. Надеюсь, голодный? Так, дочка, ты чего насупилась?
Она села напротив Вадима и не спешила отвечать. Григорьев же не вынес трапезы в тишине, потому-то и решил приступить к своей миротворческой миссии:
— Вадим, что тебе Яна сделала?
Это напоминало допрос воспитательницы в детском саду после драки малышей, но Вадим посчитал, что лучше играть по таким правилам, чем вернуться домой с тем же настроением, которое у него было еще час назад. Он ответил, смотря прямо на девушку:
— Она мне ничего плохого не сделала. Неправильно поняла, не позволила объясниться. Но уже завтра с утра мы бы поговорили и все решили. Так что между нами нет никаких проблем.