Доппельгенгер
I
Не доверяйте зеркалам, люди! Если долго глядеть на своё отражение, оно может ожить. Я видел, так бывало! И только богам ведомо, что будет твориться в его в голове...
Безумный бродяга с Храмовой Площади
Вимарк Альвидери пристально вглядывался в зеркало. С гладкой поверхности на него смотрел стройный и подтянутый мужчина. По человеческим меркам он был очень даже хорош собой: высокий и широкоплечий, одетый в новёхонький серо-зелёный дублет и узкие штаны, которые так удачно подчёркивали крепкие бёдра; лицо благородное, гладко выбритое, с мягкими чертами, длинным, чуть с горбинкой носом и мужественным волевым подбородком с ямочкой. Ореховые глаза под тонкими бровями, прежде взирающие на одних с щенячьим раболепием, а на других - с хищностью коршуна, сейчас были холодны. В них читалось презрение, отвращение и сокрытая глубоко внутри ненависть. Потому что эти глаза, внешность и даже имя принадлежали Вимарку Альвидери. Человеку. А он к этому часу уже полночи, как был мёртв.
«Трантольстанер, - тихо подумал тот, кто прятался под обликом королевского виночерпия, - меня зовут Трантольстанер...»
Сколько лет прошло с тех пор, как это имя произносили вслух? Кто уже вспомнит? На сколько имён и прозвищ он откликался за эти годы? Сотня... две. Как много ухмылок, жестов, ужимок и прочих особенностей характера ему пришлось перемерить? Тысячи. А какое количество масок, личин и легенд осталось позади? Уже и не счесть. Одним словом - много.
Чужие брови сошлись над чужой переносицей; не свои губы изогнулись в хищной улыбке, явив зеркалу злобный оскал. Зато вот смешок - свой, родной смешок - вырвался из груди и, словно крик возмездия, взметнулся к потолку.
«Завтра вечером, наконец-то, свершится моя месть... Вы заплатите, люди. За всё».
***
Двое мальчишек сидели на облезающей черепичной крыше. Перед ними расстилался огромный каменный и угловатый город, упирающийся причалами в синюю кайму на горизонте. Красный диск на розовом полотне медленно опускался к морю. Прохладный летний ветерок ерошил волосы, принося запах солёных волн.
- Скажи... Почему мы такие? - спросил младшенький - пухленький, конопатый и рыжий мальчуган, - разглядывая свои новые руки. Такие холёные, с бледной кожей, без мозолей и грязи под ногтями. Их настоящий хозяин никогда не знал тяжёлой работы.
- Какие, Трант? - поинтересовался старший - темноволосый и долговязый юноша, - вгрызаясь в красное яблоко, стащенное с прилавка на базаре. Трантольстанер повернулся к нему, взглянул с искренним и неприкрытым недоумением, как умеют смотреть только дети, и ответил:
- Другие, Квил. Не такие, как они все.
Квилокин усмехнулся и потрепал брата по рыжим прядкам, отчего тот забавно сморщился.
- А почему солнце жаркое, а луна холодная? - ответил он с грустной улыбкой. - Просто так бывает, братец. Всегда есть «свои», а есть «чужие». И не нам выбирать, на какой стороне родиться...
Это было яркое воспоминание. Одно из тех, которые проносятся через всю жизнь. И он так сильно скучал по этим дням. Потому что их уже невозможно было вернуть.
***
Трантольстанер являлся редким представителем почти полностью истреблённого народа. Как себя именовали его предки, он не знал. Люди же их называли по-разному: двояк, фетчер, доппельгенгер, крадун, бедняр. Перевёртыш. Тварь, которая похищает лик, а затем и душу. Так однажды решил кто-то из людей. Этим они и оправдали многовековой геноцид доппельгенгеров.
Всё немногое, что Трантольстанер знал о своем народе, было почерпнуто от брата, с которым он рос на улочках Артогарда - столицы королевства Бриттолия. Исторически сложилось так, что перевёртыши, никогда не имевшие ни родины, ни государства, ни даже собственного языка, давным-давно ассимилировались в самых крупных городах мира и слились с местным обществом. Существа, порождённые Хаосом, несущие в себе его частичку от рождения, обладали даром полной мимикрии - способностью изменить свой внешний вид и стать двойником кого угодно: вплоть до мельчайших деталей скопировать прообраз не только внешне, но также перенять голос, манеру речи, особенности характера и даже привычки.
Стоило лишь ненадолго взять в руки дорогую человеку вещь, которую он долгое время носил при себе, часто её касался или был к ней привязан, и сразу же после перевёртывания доппельгенгер получал все аспекты характера человека и даже последние пережитые им эмоции, ощущения и мысли - предметы хорошо впитывают ауру и энергетику души, и чем дольше вещица хранилась у хозяина, тем лучше получался воссоздаваемый образ. Недоступными оставались лишь долгосрочные воспоминания. Также доппельгенгер мог перевернуться напрямую, прикоснувшись к прообразу, но тогда он выдавал себя с потрохами, а потому способ превращения через вещь был гораздо надёжнее.
- Я даже от одного из наших слышал, что в старые времена перевёртыши достигали такого мастерства, что могли скопировать образ, стоило им только взглянуть на человека! - рассказывал брат, когда они одним вечером сидели на чердаке старого дома, поглощая те скромные порции еды, что им удалось украсть в течение дня. - Жаль мы с тобой так не умеем.
- А как можно обнаружить другого доппельгенгера? Вдруг вокруг нас ходит множество собратьев, а мы даже не знаем об их существовании...
- Не знаю, - пожал плечами Квилокин. - Наши рассказывали, что невозможно перевернуться в другого перевёртыша, а значит, если дотронуться до одного из собратьев, ты ничего из него не вытащишь. Но это лишь то, что я слышал. На деле мне не выпадало возможности выяснить.
- Так выясни сейчас! - предложил ему тогда Трант, протянув свою руку. Брат ухмыльнулся и сжал его предплечье. Вскоре отпустил, покачав головой.
- Ничего. Вообще. Ни мысли, ни воспоминания, ни даже маленького глоточка прообраза. Я не могу в тебя превратиться.
- Здорово! - возликовал Трант. - Значит, если мы когда-нибудь дотронемся до человека и ничего не почувствуем, то будем знать, что он - один из наших!
- Это вряд ли, - покачал головой брат. - Раньше нас было больше здесь. Но это было давно. Сейчас в Артогарде, думаю, только мы и остались.
- А где они теперь?
- Кто?
- Ну, другие... «наши». - Трантольстанер всегда хотел встретить кого-нибудь из своего народа, особенно после таких рассказов.
- Они ушли. Кто-то не хотел жить среди людей. Кто-то искал лучшей доли. А кто-то боялся быть пойманным.
- А почему мы не уйдём?
- Мир за стенами гораздо опаснее, чем внутри стен. - В такие моменты, обычно тёплые глаза Квила становились холодными и колючими. - Здесь за порядком следит городская стража. Но вот за стенами, на дорогах и в лесах, люди могут делать всё, что им захочется. Да и нам, двум кузнечикам, гораздо легче затеряться в большом муравейнике, чем на открытой тропе.
Трантольстанер после того разговора не поверил брату и какое-то время пытался отыскать сородичей, бродя по людным местам и «случайно» касаясь прохожих. Но через несколько месяцев, так и не обнаружив ни одного «пустого» человека, оставил бессмысленные попытки.
II
Шло время, братья совершенствовали навык перевоплощения. Оказалось, что доппельгенгеры могли даже сотворить из своей плоти одежду и украшения выбранного образа. Трантольстанер помнил то неописуемое чувство восторга, когда после сотой попытки ему наконец удалось «вылепить» на себе красивую, расшитую серебристыми узорами тунику, которую он однажды увидел на базаре. Тело она, конечно, не согревала, но зато выглядела великолепно! Единственное ограничение - перевёртыш не мог стать больше или меньше, чем он есть.
Отсюда рождалось первое правило выживания: во время преображения необходимо задействовать всю массу тела, иначе можно застрять где-то на полпути между личинами и тем самым привлечь к себе ненужное внимание. Так как большинство доппельгенгеров были значительно меньше людей и прочих человекоподобных народов, в основном им доставались незавидные роли низкоросликов, что перебрались в людские города: гномов, гоблинов, кобольдов, лепров и клуров - тех существ, которых люди не особо жаловали на своей земле. Либо человеческих детей и подростков, но тогда приходилось сильно ограничивать свои возможности в передвижении и выборе роли.
- Повезло нам с тобой, Трант! - возликовал однажды брат, когда ему впервые удалось преобразиться в худого и высокого проповедника, что собирал милостыню на храмовой площади. - Ух, теперь заживём! Сэйнтир, пьянчуга, после сбора подати всегда пропивает часть денег, а потом спит весь следующий день. Вот в эти моменты я и буду его подменять.
- А я? А я - когда смогу?
- Потерпи, братец, - привычным жестом взъерошил ему волосы брат. - Ещё пару годков, и сможешь даже в орка превращаться!
Трантольстанер смеялся. Сладкие и беззаботные деньки прошлого. Где же вы теперь?
***
Вторым правилом являлось условие, что преображаться следует только в того, с кем ты точно не столкнёшься нос к носу. Да и если тебя одновременно увидели бы в двух местах, у людей могли возникнуть вопросы. Всегда следовало точно знать, где на момент перевоплощения находился прообраз. А также помнить каждое лицо из круга его общения. Второе-то зачастую и оказывалось самым сложным: у людей нередко оказывалось столько неожиданных связей и знакомств - особенно давних, которые уже невозможно было вытащить из предмета, - попробуй за всеми уследи! Трантольстанер и Квилокин держались строго выверенного порядка, стараясь не задерживаться в одной личине дольше нескольких часов, в итоге за день сменяя около десятка образов. Придуманная братом схема позволяла им годами копить список личин, со временем заменяя «бедные» и «опасные» на «обеспеченные» и «надёжные». И только благодаря строгому следованию правилам им удавалось не попадаться на глаза тем, кто мог увидеть их истинную суть.
- Люди - не все, но некоторые из них - знают о нашем существовании, - наставлял брата Квилокин, пока они пережидали ночи в стогах сена на конюшнях постоялых домов. - Особенно опасны те, у кого есть связь с магией. Охотники за Нечистью и благословлённые служители Церкви. Они могут что-то заподозрить. Их лучше обходить стороной. Но вот чародеи - они точно знают, как нас раскусить, если кто-то из людей укажет на тебя пальцем. Поэтому никогда, слышишь, никогда не превращайся на людях! Совершай преображение только в том случае, когда ты полностью уверен, что тебя никто не видит. И ни за что не появляйся там, где тебя быть не должно.
- А что будет, если поймают? - испуганно спрашивал Трантольстанер.
- Тогда нас уничтожат, - тихо и зловеще отвечал брат, - как паразитов, без зазрения совести. Зачем? Наверное, от страха. Неведения. А может, причина - банальная зависть? Кто их разберёт. Да и какая разница, за что тебя хотят убить, если изменить этого ты не в силах.
Брат рассказывал, что среди доппельгенгеров встречались и такие, кто ради собственной безопасности от разоблачения мог тихо убить человека и полностью забрать себе его жизнь. Возможно, именно этого люди больше всего и боялись. Но Квилокин сызмальства внушил Трантольстанеру, что так поступать нельзя. Ни при каких условиях.
- Иначе выходит так, что люди правы. И мы действительно не заслуживаем места под солнцем.
С годами Трантольстанер и Квилокин достигли того возраста, когда уже могли превращаться во взрослых. За долгую жизнь в людской столице доппельгенгеры перемерили множество лиц: поначалу всяких бродяг, сирот, попрошаек и нищих. Однако по прошествии лет список доступных им ролей постепенно разрастался: старые образы заменялись новыми - более успешными и обеспеченными; окружение становилось чище, краше и честнее, а трущобы и закоулки Артогарда уступали место презентабельным кварталам и центру города. Их план работал благополучно и непогрешимо, как механизм мастеров-гномов. И всё это время им удавалось жить среди людей и не быть пойманными только потому, что Квилокин продумывал всё на десять шагов вперёд, учитывал даже самую незначительную мелочь, и никогда не рисковал почём зря. Жизнь менялась к лучшему. Пока однажды они не допустили ошибку.
***
Трантольстанер вприпрыжку бежал вниз по улице, лишь чудом не врезаясь в идущих мимо горожан. Те оборачивались, кричали ругательства вслед, некоторые даже пытались схватить наглеца, что так дерзко вёл себя средь бела дня. Но ему было плевать - Трант слышал лишь топот сапог по брусчатке да стук своего разгорячённого сердца в груди.
«Неужели, неужели! - думал перевёртыш, не в силах убрать с лица дурашливую улыбку. - Наконец-то всё изменится! Мы дождались, братик, мы заслужили этот шанс!»
Последние несколько месяцев, он проживал в доме знатного купца из торговой гильдии. Поначалу доппельгенгер примерял роль молодого слуги только в те часы, когда настоящий юноша сбегал на свидания с дочкой одного дворянина. И так как люди, по непонятным для перевёртыша законам, делились на благородных и простолюдинов (хотя ни внешне, ни как-то ещё они не различались), связь молодых возлюбленных являлась запретной, а потому их встречи были тайными. В итоге одним днём тот дворянин покинул Артогард, забрав с собой дочь, и тогда юный слуга из купеческого дома, тихо сбежав со службы, отправился вслед за ними, ведомый зовом сердца. Трантольстанер, ставший свидетелем их пылких признаний и клятв в вечной любви, решил воспользоваться подвернувшейся оказией. Квилокин был против.
- Мы ещё никогда прежде не задерживались надолго в одной роли, - отговаривал он младшего брата. - Что будет, если настоящий слуга вернётся?
- Брось, братец, я знаю людскую породу! - отвечал ему Трант, легкомысленно улыбаясь. - Люди во имя любви готовы на всё: прыгать с крыш, бросаться в драку с противниками во много раз сильнее, предавать друзей, лгать родным и даже убивать соперников. Если этот парень поклялся следовать за возлюбленной до последнего вздоха, значит, так и будет. А отец её в Артоград уже не вернётся. Мы ничем не рискуем.
- Не стоит путать фанатичную страсть и безумную ревность с таким чистым и светлым чувством, как любовь, - хмурился в ответ Квилокин. - Любовь подразумевает счастье для того, к кому ты её испытываешь. И когда твоя любовь счастлива, ты сам становишься счастливым. Но как можно сделать счастливым одного человека, принеся несчастье другому?
- Не знаю, братец, не мне об этом судить. Знаю лишь то, что я не имею права упустить такой случай. Я останусь в доме купца и буду жить в одном образе. По крайней мере, до тех пор, пока не подвернётся роль получше.
И, несмотря на то, что Квилокин настойчиво отговаривал младшего брата, Трант сдержал своё слово. Как оказалось - не зря. Купец, в чьём доме он прислуживал, был человеком дела, а потому часто уезжал в дальние путешествия. Такие дни нравились перевёртышу больше всего: ведь во время отсутствия хозяина он мог спать до полудня на чердачном лежаке или на сене в конюшнях; в обеденное время кушать разносолы и попивать дорогие вина на кухне с товарищами-поварами; а вечерами вместе с другой прислугой собираться в погребе, где они играли в карты, танцевали или просто обменивались свежими сплетнями. Такая беззаботная жизнь нравилась Трантольстанеру. Квил, который оставался верен своей стратегии и по десять раз на дню менял роли, всё чаще напоминал ему, чтобы Трант не привыкал к сладкой жизни, но тот не слушал. Проблемы надо решать по мере их поступления. К чему волноваться о том, чего ещё не произошло? А сбежать, если что, всегда успеется.
В конце концов, когда прошло уже достаточно времени, а настоящий слуга так и не объявился, брату пришлось признать, что Трантольстанер был прав. Вскоре Квилокин и сам обзавёлся постоянной ролью - он подменил ученика известного на весь города аптекаря. Настоящего юношу-подмастерье, которому вместо изучения ремесла провизора, как желал его отец, грезилась жизнь наёмного солдата. В итоге одной ночью он оставил учёбу и отправился на юг - искать удачу в далёких княжествах, где постоянно бушевали большие и малые войны. Ну а Квил, той же ночью сидевший в таверне на окраине города, примерив одну из своих безликих ролей, случайно познакомился с уже бывшим подмастерьем аптекаря, которому нужен был добрый слушатель. Вино и одиночество сблизили случайных собеседников. Напоследок выговорившись, будущий наёмник с чистой совестью отправился в далёкое путешествие. А Квилокин, обнаружив на столе забытые им перчатки, решил последовать по стопам младшего брата - тем более, что он давно мечтал выучиться какому-нибудь достойному ремеслу.