Эмма замерла, а толпа отпрянула, поняв, что тут ребенок магии, еще и недовольный. Микал был у ее плеча, точно уже позаботился о лошадях. Она пошла, вытянув руки, сжимая пальцы в пустом воздухе.
Она потянула, ноты вырвались из горла, потратили еще немного магии. Двери распахнулись, куски дерева отлетели в воздух, дымящиеся части упали на толпу.
Поток людей ускорился по лестнице, их пронзительные крики пропадали под покровом тишины, который Эмма бросила на улицу. Она расплела первый узел заклинания, он сам вернулся на место в этой части Лондиния.
Она подхватила юбки, вдруг поняв, что находится на улице без перчаток, шали и шляпки. Знакомое раздражение из-за неопрятного вида поднялось в ней.
Сбежавшие, опаленные и в дыму — Клэр проводил там эксперименты? — пропускали ее, пока она шла по каменным ступеням, как река расступалась вокруг камня.
Кулон слабо тянул ее, то, что произошло, уже заканчивалось. Носитель был еще жив, и больше она ничего не ощущала.
«Людо охраняет его. И у него… Камень».
Она отогнала мысль. Почему ей захотелось вспомнить об этом? Это всем им дорого обошлось.
Дым был гадким, ощущался запах гари. Что за катастрофа тут произошла? Ей стоило следить за делами, которыми он занят.
Теперь ругать себя не было смысла.
Микал коснулся ее плеча. Он указал на другие двери, натертые маслом и почерневшие. Стены были в гербах Генриха Убийцы жен. Конечно, мужчина гордился собой, мог соперничать с Главными в самооценке. Хорошо, что правящий дух не поселился в сосуде с магией. Иначе от империи могли бы остаться дымящиеся руины.
Разбить почерневшее дерево было мигом работы, и брешь стала больше, в нее побежали люди, обезумевшие от дыма. Она беспечно тратила силы, не переживая.
«Где он?».
Тут явно проходил разбор дела: бумага трепетала, почерневшая и изорванная. Запах поля боя растекался с дымом, но она не могла отвлекаться на очищение воздуха.
Потому что среди тел сидел на коленях Арчибальд Клэр, худой мужчина с песочными седеющими волосами, рыжеватыми на концах. Его рубашка и пиджак были лохмотьями, часть свисала с манжет, штаны — немногим лучше.
Он склонялся над ужасно обожженным телом.
Эмма видела много смертей от болезни… и не только, но замерла.
Магия, которую она собирала, чтобы очистить воздух и навести порядок в комнате, угасла, кольца шипели и искрились, бронза на горле опасно нагрелась от эфирных нитей, что путались, как убегающая толпа.
«Нет. О, нет».
Ничто нельзя было сделать с истерзанным телом, там не осталось искры жизни, чтобы сшить плоть. Даже если бы она была Целителем, Людовико Валентинелли уже не помочь. Эмма судорожно выдохнула.
— Клэр? — она звучала юно даже для себя. Взяв себя в руки, она прошла по развалинам. Среди развалин скамьи и обожженных от взрыва людей не было следов магии огня, только трепетали чары правды и чернил, что лежали, разбитые, близкие к смерти. Она не замечала это. — Арчибальд. Боже.
Он не двигался. Его спина не дрогнула, и что-то сдавило ее горло. Он… несмотря на Камень, он…?
— Я слышу его сердце, — прошептал Микал. — Но не… другого.
«Людовико, — этот убийца был привязан к Клэру кровью, был самым умным и надежным среди таких, как он, лучше она не встречала за все время службы короне. Одна его рука была целой, лежала на каменном полу. Его ногти были грязными, и эта деталь успокоила ее. — Кто это сделал?».
Сейчас это не имело значения. Сначала нужно было все убрать. Клэра нужно было забрать в укрытие, и… Людо. Нужно было организовать ему вечный покой. Она была обязана сделать это для него.
«А потом, — сказала она Клэру мысленно, — я отомщу тому, кто это сделал».
Микал до боли сжал ее плечо. Он думал, что она отступит? Будет рыдать, как глупая женщина? Или радовался, что убийца мертв, а не ментат? Кто знал?
— Отпусти меня, — приказала она ледяным тоном. Слова эхом разнеслись по опустевшей комнате, обломки дрожали. Она навела порядок среди эфирных нитей, магия очищения воздуха трещала, освобожденная. — Помоги Клэру. И позволь тут навести порядок.
Глава пятая
Возможно о тебе
Движение, тряска.
«Карета?» — на миг пустота его способностей чуть не разбилась.
И он отпрянул, долго время ничего не было, а потом он услышал ее голос снова. Тихий и строгий.
— Да, там… Несите его в ту комнату. Мистер Финч, нужно все подготовить. Элис, прошу, позови мадам Нойон… я буду в траурном. Гораций, воск. Я запечатаю комнату. Микал, о, да, спасибо. Вполне.
Больше движений, шорох ткани. К сожалению, рана не давала ему отступать дольше. Он ощущал давление, еще и от желания облегчиться. Даже вонючий переулок подошел бы.
Он вспомнил Валентинелли, его глаза сияли в темноте грязного переулка, он был потрясен отвращением Клэра, вызванным окружением.
«Как закончишь, менталь, есть работа».
Его душили остатки дыма. На миг его мозг задрожал в костяной оболочке, и дом Логики ментата из восприятия и дедукции мог вот-вот рассыпаться. Если он рухнет, все будет потеряно — его хорошие способности станут кашей с пеплом, и все ментаты боялись этого больше, чем притупления способностей.
Ментаты не сходили с ума, но отступали в фантазии логики, строили внутри себя замок, который не был связан с миром снаружи. Удобная комната в приюте сгниет в таком случае. Его вряд ли бросила бы она, но все же он боялся такой судьбы.
Он обмяк, ощущал знакомые запахи. Кожа, очищающие чары сжигали пыль, ткань и бумага, едкий желтый туман Лондиния. Его тело требовало быть услышанным. Он отвернулся к темноте. Она была его другом, и что-то в нем задрожало снова.
«Невозможно. Это невозможно, нелогично, чудесно…».
Безумие было близко.
— Арчибальд? — слишком нежно. Мисс Бэннон звучала утомленно, едва дышала. — Если ты слышишь… я иду по делам. Ты в безопасности. Я…
«Скажи, что это сон. Кошмар».
Но у ментатов не было снов. Для них не было места в их логичных головах. А если сны были, они их не запоминали. Это была маленькая цена за упорядоченный мир, что работал, как от него ожидалось.
«Ты подозреваешь, что мир не рационален, Клэр. В этом твой величайший страх».
Шорох шелка, запах пряной груши. У нее в последнее время были эти духи, и они подходили ей. Дым ее магии добавлял сложности. Другой запах был дыханием и плотью живой женщины.
Живой. Как он.
«Все во мне было смертельно ранено. Может, я ранен, но не понимаю? В шоке?».
Но он ощущал пальцы рук и ног, хоть и игнорировал. Были случаи, когда те, кто потерял конечность, ощущали призрачную боль, а бывали другие ощущения? Может, нервы в шоке пытались воссоздать целостность?
Мучающееся тело Валентинелли отказывалось пропадать из головы. И тишина смерти, они были эхом, что угрожала порвать его.
— Я все устроила, — сказала она. Она сделала паузу, или это он потерял счет Времени в состоянии, что тянулось по его воле? Как бы часы ни хотели сковать его, оно текло, как хотело.
— Мэм? — тихий кашель, и под веками Клэра появилось лицо мистера Финча, дворецкого с седеющей головой, что поблескивала от волшебного света. Его голос стал чуть выше в конце слова, Финчу было не по себе, но ситуация не была ужасной. — Карета из Виндзора. Просят вашего присутствия.
Напряженная тишина. Нежное прикосновение к ладони Клэра — он закрылся от этого. Чувства воевали с Логикой. Если он проиграет, то станет бесполезным.
Ее ответ был задумчивым:
— Дай кучеру выпить и отпусти. Скажи, что я занята.
— Да, мэм? — только это позволил себе Финч.
— Спасибо, Финч, — она была уверена, что не хотела быть в Виндзоре. Интерес затрепетал под поверхностью способностей Клэра, но он не осмелился выпускать это. — Арчибальд, если слышишь меня… просто отдыхай. Ты в безопасности.
Шорох шелка, одного из лакеев точно оставили с ним, следить за дыханием. Шепот, спешные шаги, и Клэр столкнулся с неизбежным заключением:
«Мисс Бэннон совершила чудо, когда я был болен чумой и ждал смерти. Она не говорила об этом, молчал и я. Но теперь… мы должны…».
Это не отвлекало от крови и смерти в памяти. Волна Чувств поднялась снова, и он не мог сдержать ее. Его тело напряглось, крик застрял в горле.
Никто не услышал. Он не выпустил крик.
Он проснулся в тусклом свете, долго смотрел в потолок. Темное дерево, знакомые пятна и резьба. Он слышал дыхание. Вдох, выдох, как шепот сверчка. Одна пара легких, маленьких и утонченных, как и вся она.
Ее Щит не стоял в дверях, что было странно, но и ситуация не была обычной. Она была осторожной или попросила уединения.
Она не хотела свидетелей того, что скажет. Это ему подходило.
«Начни с голых фактов».
— Я был нетронут, — услышал свой сухой голос Арчибальд Клэр. Потолок не двигался, и он смотрел на изгибы там. — Я должен был умереть.
Ее платье зашуршало шелком, она подвинулась.
— Это сильно расстроило бы меня, Арчибальд.
— А Валентинелли?
Долгая тишина и выдох:
— Да.
Это не было ответом. Он не получит от нее больше?
Эта комната была его, когда он гостил у мисс Бэннон. Темное дерево, потертый красный бархат, два тяжелых стола с бумагами и стеклянной посудой для экспериментов, похожие на столы, что были в мастерской, которую она сделала доступной для него.
Он не сразу попал в тот прямоугольник из каменных стен. После дела с чумой он долго добирался до приборов. Плоть помнила близость смерти, хоть Логика указывала, что он еще был жив, он вздрагивал, когда звучал кашель, когда сладко пахло.
Он отвлекся от этих мыслей. Эта кровать была знакомой, как старые тапки. Широкая и удобная, его уставшее тело прекрасно лежало на ней.
Вопросы кипели. Он попытался привести их в порядок, провалился и попробовал снова. Он нашел самый важный и отпустил.
— Что вы сделали, мисс Бэннон? Какое чудо исполнили на мне? — он уточнил, чтобы она правильно поняла.
— Уверены, что хотите знать? — он впервые слышал ее… печальной. Не расстроенной, а ужасно уставшей, с болью в сердце. Она была слишком практичной, чтобы звучать так… женственно.
«Нет, Арчибальд. Ты искал слово «человек», а не «волшебница».
— Думаю, у меня есть право. Я должен был умереть
Она не возражала.
— Как вы заметили, вы бодрее, чем должны быть в своем возрасте. Даже волосы стали гуще, хоть остались седыми, — ее кудри зашуршали, она кивнула. — Я думала, вы отметите это. Странно, что вы не попросили объяснений раньше.
Он с трудом сдержал слова. Долгое знакомство с ней приучило его к факту, что так было лучше, что она была на грани решения его тайны. Она не любила, когда ее вынуждали. Заставить ее говорить было проще терпением, сколько бы времени ни прошло.
— Помнишь, как мы встретились? — ее пальчики оказались на его ладони, и близость прикосновения удивила его. Кончики пальцев лежали на его ладони, ниже запястья. — Дело с мехой и драконом.
«Как я могу забыть?» — он слабо кивнул. Его обожженные волосы зашуршали по подушке, белая ткань, вымытая чарами, пахла свежестью. Его горло двигалось, он сглотнул.
Ее слова звучали медленно, с трудом:
— Был… тогда момент, когда некий артефакт попал в мои руки. И я носила его после этого, но когда чума… Арчибальд, — она зашептала. — Я не могла потерять тебя. И вес артефакта… его применение… давило на меня. Я хотела очистить себя от части грехов, так и обеспечила твое выживание. Теперь Время на тебя не влияет, твои способности не угаснут. У тебя иммунитет к болезням, как и к жестокости.
Он ждал, но она закончила.
Его возражение было напряженным и нелогичным.
— Стоило рассказать мне.
— Я собиралась.
— Двадцать лет. Если бы я знал, мисс Бэннон, я бы лучше позаботился о Людовико.
— Несомненно, — она убрала ладонь от его руки. Скрылась, как вор в ночи. — Я сделала это, Клэр. Может, это я его убила.
Чего ей стоило это признание? Волна Чувств грозила разбить его надвое.
— Стоило рассказать мне, — скулящий ребенок.
— Я боялась, как ты воспримешь новости.
«И правильно, мадам».
— Это можно обратить?
— Возможно.
— Вы это сделаете?
— Нет, — быстро и решительно. — Я не хочу потерять тебя, Арчибальд.
— А Людовико потерять можно? — он не мог поверить, что сказал такое. Это было жестоко, нелогично.
— Все могут погибнуть. Разве я не говорила этого? — она встала, стала строгой мисс Бэннон. — Не сомневаюсь, вы злитесь.
«Я ментат. Я не злюсь, — он сжал губы. Его тело сообщило, что оно лежало слишком долго, и что ему хотелось бы справить элементарные нужды. — Гнев — Чувство, это нелогично. Это ниже меня».
— Ваш Щит исполнил чудо, мисс Бэннон. Вы ничего не потеряли в этом обмене.
Она застыла, и даже его чуткие уши не слышали ее дыхания.
Живая магия не трещала, стены ее дома не гудели, как бывало порой, когда дом отвечал на ее настроение, как собака на настроение хозяина.
Она выдохнула.
— Только Людовико, — слова были точными. — И ваше доверие. Отдыхайте, сэр.
Жаркая соленая жидкость стекала по вискам Клэра, впитывалась в подушку и его обожженные волосы. Он лежал, а она закрыла дверь с убийственным щелчком. Он медленно отодвинул одеяла и пошел в современный туалет. Зеркало висело над рукомойником, но он не смотрел туда.
Он не хотел видеть мокрые щеки.
Глава шестая
Слишком близко к победе
Она не думала, что будет рада, что в Лондинии остались паписты. Как всегда, где была религия, были люди, чьи ладони грязнели. Но даже такого блудного сына церкви, как Людовико Валентинелли, могли похоронить по римскому обычаю. Эмма заплатила за мессы за его душу, ведь рай был бы для него второй смертью, а ад показался бы слишком веселым местом.
Желтый туман двигался у ворот Кинсалгрин, толкаясь с облаками благовоний. Небольшой хор, пухлый папист в черной мантии с красным крестом и длинным носом посмотрел на нее с вопросом. Она стояла и не хотела уходить, как по традиции делали женщины перед тем, как гроб — самый удобный, ведь он не лег бы в ящик нищего — опустят и скроют.
Папист пробормотал что-то и взглянул на Клэра, опирающегося на руку Горация. Финч тоже был тут, в пыльно-черном, уместный, как никогда. А еще была мадам Нойон, вытирала слезы маленьким кружевным платочком. Даже широкий повар, которого Людо бесстыдно пытал, стоял с серьезным видом. Лакеи были в лучших нарядах, ошейники мягко сияли, а служанки всхлипывали и вытирали щеки.
Конечно, он нападал и на служанок, но они его простили.
Они были большой толпой, если не упоминать людей, что несли гроб. Пажи, кучера, прочие — ему не понравилось бы внимание.
Если бы она подняла его тень из-под дубовой крышки, он оскалился бы и сплюнул.
Или нет. В том была проблема — как можно знать, что сделает кто-то другой, если его восстановить? Воспоминание было ненадежным проводником, а Людо был переменчивым.
Потому она держала его так близко.
Микал был у ее плеча, и она не позволяла себе прислониться к нему. Горе было наказанием, и она выносила его. Мадам Нойон и служанки отошли, гроб опустили, и лакеи окружили Клэра. Она платила вдвойне — Клэр не смотрел на нее, пялился на блестящую крышку гроба, щуря напряжено голубые глаза.
«Стоило рассказать мне», — конечно, даже машина логики во плоти ощущала беспокойство и предательство от такой тайны. Порой она задумывалась, были ли все ментаты такими чувствительными, как ее. У них было сильное восприятие и дедукция, говорили, у них не было Чувств. И это редко подводило их.
Порой она подозревала, что у Клэра хватало чувств.
Ее траурное платье было не совсем уместным, леди не должна была так наряжаться из-за смерти человека, что был, строго говоря, наемником.
Но она решила нарядиться почти как вдова, и это могло хотя бы передать Клэру… что?