— Он никогда мне не нравился. Слава твой. — Признается Машка, и пугливо втягивает голову в плечи.
Поворачиваюсь к ней.
— Почему?
— Не знаю. — Прикусывает губу. — Он так с тобой всегда разговаривал… как учитель с учеником, будто умный самый. Не ласково. И смотрел, как на пустое место.
С трудом втягиваю воздух носом.
— Почему ты… ничего не говорила раньше?
Она часто моргает.
— Как такое скажешь? Не мое это дело. И…ты же его любила, — смотрит с надеждой в мои глаза, — да? Любила, ведь?
Прикрываю веки на пару секунд, вдыхаю и выдыхаю. Затем смотрю на нее и признаюсь с болью:
— Думала, что да. — Сжимаю пальцы в кулаки. — Но я ведь не знала, как это бывает на самом деле… Когда сердце замирает. Когда дышать больно. Когда понимаешь, что если не увидишь его сегодня, то умрешь. Когда каждая эмоция на разрыв. И каждой черточкой любуешься. Каждой долбаной родинкой! И тянет так, что обо всем готова забыть и все на свете отдать за возможность побыть рядом…
Отворачиваюсь, и мы молчим.
Дышу тяжело, стараюсь удержать слезы, а Маша замерла, ее дыхания не слышно. Мягко поглаживает меня по руке. Смотрим вверх, на солнечные лучи, которые, взрезая макушки деревьев, просачиваются в лесную чащу сквозь ветви.
— Это оно, да. — Надтреснуто говорит, Маша. — И когда это чувство приходит, его нельзя ни с чем перепутать…
— И как мне теперь быть?! — Восклицаю я и боязливо оглядываюсь по сторонам.
Машка испуганно таращится на меня. У нее тоже нет ответа на этот вопрос.
— Подождать? — Предлагает она виновато. Знает сама, что для нас с Джастином это совсем не вариант. — Пока не поймешь, как он к тебе относится…
Она забывает, что у треугольника всегда три угла, и есть еще Слава.
— Время ограничено. — Вздыхаю я. — Так что не стоит и начинать.
— Так же нельзя. Ты…
— Можно.
— Но ведь ты…
— Все нормально. — Натягиваю на лицо улыбку. — Переживу.
Маша смотрит на меня, затем на приближающихся парней с матрасами и постельным бельем в руках, потом снова на меня. В ее глазах беспокойство и тревога.
— Зоя…
— Все хорошо, Маш. — Кладу свою ладонь на ее руку, гляжу пристально в глаза. — Это была пятиминутка отчаяния, но все уже прошло. Правда.
Улыбнувшись, встаю и иду навстречу Диме и Джастину.
— Парни, кому помочь?
— И я тоже помогу! — Слышится голос справа.
Оборачиваемся и видим Никиту Медведева с его девушкой Ирой. Они тоже снаряжены, как барды, волокут гитару и тяжелые сумки в сторону нашего домика.
Отлично — все шесть мест в нашем скромном жилище укомплектованы. Можно начинать веселиться.
Глава 9
Джастин
Весь воздух вокруг пропитан ароматом сосны. Вдыхая его, чувствуешь, что вдыхаешь саму жизнь. Небо высоко над верхушками деревьев сияет светлой бирюзой, а солнце искрится так ярко, что при взгляде на него болят глаза. Слышу, как лесные птицы приветствуют его своими звонкими голосами. Вижу, как зеленый ковер травы колышется от прикосновения игривого теплого ветерка. Улыбаюсь.
Я мог бы любоваться на эту удивительную красоту бесконечно, и мои мысли уплывали бы за горизонт вслед за пушистыми облаками, но все происходящее вокруг отчаянно меня тормошит, не давая надолго зависнуть: парни и девчонки торопятся привести домик в порядок, чтобы успеть к построению на спортивные состязания.
— Готово! — Говорит Зоя.
Я закрываю окно и оборачиваюсь. Пока другие девушки разбирали продукты, она умудрилась застелить все постели.
— Отлично. Почти как в летнем лагере. — Выдаю я очередную чушь, лишь бы что-то сказать.
Между нами растет стена смущения: каждый шаг, каждое слово выходят до жути неловким. Особенно после того, как стал понятен расклад — в домике две комнаты (одна — для парней, другая — для девчонок) и крохотная кухонька. В каждой комнате по три кровати — всего шесть. Среди нас две парочки: Маша с Димой и Никита с Ирой. Они, наверняка, будут спать вместе, если, вообще, собираются спать.
И мне хотелось бы лечь на соседней с Зоей кровати, чтобы слышать ее дыхание ночью. А утром открыть глаза и увидеть ее спящую. Похоже на бред, знаю… но мне реально этого бы хотелось. Но сейчас мы все вынуждены делать вид, что мы хорошие и послушные молодые люди, которые намерены строго соблюдать все правила общежития. Хотя, (и это я знаю уже на зубок), русский готов обойти любой закон, особенно если тот, по его мнению, не основан на справедливости.
— Выбрал себе кровать? — Спрашивает Зоя.
— Да мне без разницы. — Подхожу к той, что стоит возле окна, смотрю на белое постельное белье в цветочек, а в голову лезут сумасшедшие мысли: светлые волосы, разметавшиеся по подушке, сладкий запах духов на ее коже, губы, с которых срывается неосторожный вздох… — Займу эту. — Произношу тихо.
С кухни доносится смех парней и визг девчонок.
— Хорошо. — Отвечает мне Зоя ровным, спокойным тоном. — Располагайся.
Она даже не знает, как ее присутствие в этой комнате заставляет меня сходить с ума от желания. Хочется подойти, прижать ее к себе и поцеловать. Боюсь даже смотреть на нее: кажется, у меня все мысли на лице написаны.
— Что-то случилось? — Вдруг интересуется девушка.
И я слышу ее шаги за спиной. Подходит ко мне. Ближе, еще ближе.
— Нет. Все отлично. — Прочищаю горло и оборачиваюсь к ней.
Стоит передо мной, маленькая такая. Совсем крохотная. Смотрит снизу вверх. Глаза широко распахнуты, взгляд чист и наивен. А у меня крышу рвет начисто.
Это не похоже на все, что было со мной раньше. На отношения с Фло, когда я заводился от прикосновений и остывал, если она отстранялась, боясь испортить прическу или помять новое платье. Или с девчонками из клуба, имен которых я не запоминал — мне тогда просто хотелось забыться после расставания со своей девушкой. В лицо им не заглядывал, спешил стянуть с них трусики и заняться сексом по-быстрому.
С Зои же хотелось сорвать всю одежду и сразу. Чтобы, слыша судорожный девичий шепот и прерывистое легкое дыхание, сжимать до боли пальцы на ее упругих бедрах, впиваться в горячие губы и терзать их до исступления. И так я схожу с ума (натурально — зверею) всякий раз, стоит мне только посмотреть на нее. И сдерживаться, скрывать свое состояние становится все труднее.
— Показалось, что ты загрустил… — Дрожащие руки выдают ее волнение.
— Нет, что ты… — Выдыхаю. Между нами всего полметра, усердно стараюсь выдержать ее взгляд. — Здесь просто очень kra-si-va…
— Да. — Соглашается.
Во время неловкой паузы мне хочется добавить: «И ты kra-si-va», но вместо этого я облизываю пересохшие губы и продолжаю пожирать девчонку глазами, точно голодный волк.
Ее лицо вдруг озаряет улыбка, и у меня в джинсах проявляются первые признаки восстания.
«Только не это, не сейчас»
Молчим.
«Скажи, скажи, скажи ей» — требует сердце, видя, в каком волнительном ожидании Зоя смотрит на меня.
Между нами всего полметра. Всего. Мало и беспощадно много одновременно. Одно движение может все исправить, но у меня так и не хватает решимости сделать его.
— Зайка, знаешь, я… — произношу, склонив голову набок, глядя на нее с высоты своего роста и отчаянно пытаясь подобрать слова.
— Джаст, хэй, пойдем пробовать сало! — Восклицает Никита, в самый неподходящий момент появляясь в дверях.
Мысли о поцелуе, признаниях и маленькой хрупкой Зое в моих объятиях тут же вылетают из головы и рассыпаются в прах.
Парень смотрит на нас выжидающе. Улыбается, даже не догадываясь, какой волшебный миг только что разрушил. Зоя по-прежнему не отрывает взгляда от меня, ждет.
— Хорошо, пошли, — сдаюсь я.
Беру девушку за руку и веду за собой на кухню. Нагло схватить ее ладонь и сжать в своей руке — хоть какая-то, но компенсация за несостоявшееся признание. Она не сопротивляется, а я все больше обрастаю уверенностью — хочу быть с ней, хочу ее, хочу…
— Не-е-ет! — Морщусь, едва мы оказываемся в маленькой кухоньке, где еле помещаемся все вшестером, и я вижу, что меня ждет.
На пластиковой тарелке лежат бутерброды с кусочками жира. Ребята смотрят на меня с предвкушением, Маша хлопает в ладоши, а Ира заливается смехом.
— Давай, брат, покажи, кто здесь мужик! — Приободряет меня Дима. Затем, убедившись, что дверь в домик плотно закрыта, достает из-под стола бутылку с прозрачной жидкостью и наливает немного, всего на два пальца, в пластиковый стаканчик. — Держи. С салом только так.
— Что? — Перехожу на шепот. — Водка?! — Отпускаю руку Зои, но не решаюсь сделать шаг назад. Я же не трус. — А… как же соревнования?
Дима протягивает стаканчик:
— Для смелости. Всего одну.
Маша подает бутерброд:
— Нужно быстро, Джаст. Это не виски со льдом. Выдохнул, проглотил залпом, вдохнул запах закуски, поморщился и потом уже закусил.
— Что? Как?
— Ой, Мань. — Дима кладет ей руку на голову. — Он тебе девка, что ли? Неужели сам не сообразит?
Робко беру водку и бутерброд.
— Нужен тост? — Интересуюсь. — Что вы обычно говорите?
— Za lubov’ — Калинин зачем-то косится на Зою.
— А что это значит? — Недоверчиво спрашиваю я, держа стаканчик подальше от себя.
— Значит, за любовь. — Вмешивается Никита. — Вообще, можно пить за все, что угодно — за здоровье, успех, учебу, маму, папу, погоду. Тосты никогда не кончаются.
— Вау, — пожимаю плечами. — Ну, тогда za lubov’…
Поднимаю стаканчик и вижу лица ребят: на них удивление, беспокойство, азарт. Девчонки заранее морщатся, сопереживая мне, Ира даже задерживает дыхание. Быстро отправляю водку прямо в рот, глотаю и чувствую, как слезы начинают подступать к глазам. Адская гадость обжигает мой язык, горло и горячим сгустком спускается по пищеводу. Очень хочется кашлять, но я все-таки сдерживаюсь.
— Ешь, ешь, ешь! — Командуют парни.
Мне дурно. Как я могу после этого съесть еще какую-то непонятную мерзость? Морщусь. Предполагаю, что мое лицо походит сейчас на сморщенную куриную задницу, но ничего не могу с собой поделать.
— Кусай, Джастин, — сквозь гул прорывается тоненький голосок Зои.
Мне хочется ухватиться за него, как за спасательный круг. Не могу сопротивляться этой женщине. Послушно подношу бутерброд к носу, втягиваю аромат черного хлеба, открываю рот.
— Смелее. — Хихикает она, видя слезы, выступившие в уголках моих глаз.
А, к черту! Откусываю и жую. Зажмуриваюсь.
Водка устраивает в моей груди пожар. Или это близость Зои так действует? В любом случае, мне горячо, хорошо и… вкусно. Что? Широко распахиваю глаза. Вкусно! Невероятно…
— Молодец! — Подбадривают ребята.
— Мужик! — Дима пожимает мне руку. Пока я пытаюсь отдышаться, наливает мне еще столько же. — Есть такое правило: между первой и второй перерыв должен быть не большой.
— Что? — Изумляюсь. — А как же соревнования? Ты же сказал, что только одну?
— Надо, Джастин, надо. — Сурово говорит он. — Веселее будет!
Беру стаканчик и оглядываю их.
— А почему вы не пьете? Эксперимент надо мной ставите, да?
Никита хмурится:
— Джаст, считай, что это твоя инициализация. Мы принимаем тебя в наше фратернити — большое русское братство!
— О’кей, давай за компанию. — Дима наливает себе в стакан две капли и чокается со мной. — За турслет!
С ужасом смотрю, как он выпивает эти две капли, не запивая и не заедая, и убирает бутылку в сумку под стол. Правда, потом брезгливо морщится и выдает:
— Какая же дрянь…
С трудом заставляю себя выпить предложенное, заедаю водку бутербродом и с удивлением отмечаю, что к жару в груди добавляется еще и особая, приятная расслабленность.
Потом мы дружно собираемся, выходим большой веселой компанией на свежий, пропитанный сосновой смолой, воздух, закрываем домик и спускаемся к административным зданиям. Идем к большой асфальтированной площадке на берегу реки, и все это время я бесстыдно пялюсь на аккуратную, вздернутую попку Зои, к которой так и хочется прикоснуться руками, губами, зубами… Все мои проблемы, кажется, отходят на задний план. Мне хорошо… Боже, да я пьян…
Зоя
Глубоко вдыхаю теплый осенний воздух. Птички звонко щебечут над головой, солнышко играет яркими лучами, ласковый ветерок с каждым дуновением приносит запах реки и прелой травы. Хочется петь и улыбаться. Природа наполняет легкие не просто чистым воздухом, а настоящим дыханием перемен.
— И зачем надо было вливать в американца водку? — Спрашиваю Машу, когда мы подходим к месту построения. — Понятно, что эти две рюмки из него через пять минут выветрятся, а если кто-нибудь застукает его с перегаром?
— Зато, смотри, как парень расслабился. — Шепчет она.
Мы останавливаемся, и я оборачиваюсь назад. Парни оживленно что-то обсуждают между собой. Джастин выглядит веселым, довольным и не устает фотографировать на смартфон все, что видит вокруг.
Напряженная морщинка на его лбу, наконец, разглаживается, глаза широко распахнуты. На солнце они светятся ультрамариновым синим — поистине волшебный цвет. Такими яркими и сочными бывают разве что сгущающиеся над городом сумерки — полуночные, густые, почти непроглядные.
И почему-то при взгляде на них у меня так сильно давит в груди. Это сродни какой-то боли: понимаешь, что они самые родные для тебя, эти глаза, самые дорогие — только в них смотрелась бы до конца своих дней. И одновременно тяжело осознавать, что столь желанное может быть таким далеким и недоступным, даже если находится всего в метре от тебя.
— И для смелости, — добавляет Дима, подходя ко мне вплотную и надевая белую кепку с эмблемой группы.
Его слова выдергивают меня из падения в бездну.
— Что? — Бормочу, будто во сне.
Но парень уже отвернулся. В руках у него целая стопка головных уборов, которые он раздает по очереди всем нашим одногруппникам.
— Полоса препятствий, болота, грязь. — Подсказывает Маша, вставая на цыпочки, чтобы лучше разглядеть собирающихся возле столика жюри преподавателей. — Немного смелости Джастину определенно не помешает.
— Ага… — Соглашаюсь. — А кто готовил речевки, песни, визитку?
Мой вопрос не праздный, я вижу, как над нами гордо реют флаги с изображением эмблемы команды — кто-то основательно подготовился. Не припоминаю, чтобы в прошлом году все было настолько серьезно.
— Ой, Градова, если бы вы с Суриковой больше интересовались жизнью группы, то не только получили бы слова речевки за пять минут до выступления, но и успели бы их выучить! — Передо мной вырисовывается недовольное лицо Вики. Она в такой же белой кепке, как и у всех, в белой футболке, супер-облегающих капри черного цвета и, конечно же, с неизменными аккуратными стрелочками на веках. — Держи!
Сует мне в руки листовку, затем подходит к Маше и дает еще одну. Не дожидаясь благодарности, спешит к парням:
— Никита, Дима, Игорь, Макс, Джа-а-а-аст! — Каждому по листовке.
Уверена, Машка тоже заметила, как она неосознанно повысила на несколько октав свой писклявый голос, называя имя Джастина.
— Спасибо, это что, надо выучить? — Интересуется Дима.
— Не-е-ет, — успокаивает их Вика, одаривая всех по очереди ослепительной улыбкой. — Достаточно будет просто прочесть. По моей команде.
— Уверена, у нее и сольный номер заготовлен на вечер. — Хихикает Маша, разглядывая листовку.
— И даже два, — соглашаюсь я.
Вика с подружками занимают места в первом ряду. Они громко аплодируют появившемуся перед студентами Станиславу Вячеславовичу. Подмышкой у него папка с бумагами, на голове ковбойская шляпа, в правой руке микрофон.
— Рад приветствовать вас на ежегодном туристическом слете… — начинается его речь.
— Ну, что за мужчина! — Вздыхает Вика на ухо Диане. — Такому бы свой бизнес иметь, а не тратить время на дебилов-студентов за зарплату в три копейки.
Делаю несколько шагов назад. Совсем не хочется их слушать. Да и за крепкими спинами наших парней можно прекрасно спрятаться. Никтои не заметит, что ты поешь невпопад или делаешь ошибки в кричалках. Подскакиваю, когда меня оглушает звук горна справа.