— Маш, я не могу так поступить с ним. Это же Слава. — Мой голос становится похож на едва слышимый писк. — Он любит меня!
Она задумчиво чешет лоб. Хмурится:
— Значит, нужно честно сказать ему, что любишь другого.
— Как? — Мне кажется, что я уменьшаюсь в размерах от страха. — Сказать, что все, что было между нами в течение двух лет — ничто? Почему? Потому что приехал какой-то парень, и за месяц общения я вдруг поняла, что влюбилась? Да я Славе сказала «люблю», наверное, только через год! Когда привыкла к нему, стала доверять.
— Ты сама только что ответила на свой вопрос. — Сурикова закатывает глаза.
— Он вчера так завелся… — Я начинаю вспоминать, и все мое тело привычно покрывается мурашками. Меня колотит. — Увидел этот снимок у Джастина в соцсетях. Покраснел, будто в гнездо с шершнями лицо опустил, и давай орать на меня. Я так испугалась, никогда его таким не видела…
— Кричал на тебя? — Маша поворачивается ко мне.
— Слова всякие жуткие говорил… — Сглатываю. — А я в таком шоке была, что как мантру повторяла: «люблю, люблю, я же тебя люблю». Боялась, что он заподозрит что-то. Думала, меня это спасет от его обвинений. Просто врала. Чтобы выпутаться… как последняя сволочь! И ненавидела себя за это…
— Зой, ты чего? — Она обхватывает мое лицо руками.
Мне так больно, что горло перехватывает, и дышать становится тяжело.
— Как я могла, Маш? Он все правильно сказал… «Вот какая ты стала»! Когда, Маш? А? Когда я успела стать такой? — Всхлипываю. — Смотрю на Джастина, будто до него мужчин не видала. Как голодная! Обо всем забываю. Он рядом — мне хорошо. Хочу его дико, до боли, до ломоты во всем теле. Всего его хочу — целиком. Ни мозги, ни тело мое мне не подчиняются. А о Славе и не вспоминаю даже…
Чувствую, как горячая слеза скатывается по щеке. Машкины глаза расширяются от волнения. Она принимается стирать пальцами влагу с моего лица.
— Тихо, тихо, моя хорошая.
— Нельзя так! Всего за месяц сойти с ума. — Зажмуриваюсь. — Нельзя предать того, кто тебе верил. Даже если это любовь. Черт с ней! Мне так стыдно… Пообещала себе вчера, что все это прекратится. Что буду игнорировать его, держаться подальше. Не получается! — Тяжело вздыхаю. — Как, скажи мне, можно держаться подальше от него? От него?! — Киваю в сторону поля. — Я только и думаю сейчас о том, что мы вернемся домой и после ужина будем валяться на диване, учить долбаные тридцать русских слов и хохотать до колик в животе, потому что он будет произносить не «пятка», а «патка» или весь вечер убьет на то, чтобы просто сказать «хлеб». А потом я уйду в свою комнату и буду молиться, чтобы он не пришел и не позвал меня на крышу. И желать буду этого так сильно, как ничего и никогда не желала!
— Слушай, я… — начинает Маша.
Но я убираю ее руки со своего лица и начинаю лихорадочно мотать головой.
— Нет, не говори мне ничего! Знаю, что ты скажешь. Не надо.
— Зоя, все равно кому-то будет плохо. Либо одному Славе, либо вам обоим с Джастином. По-другому не бывает.
— Да откуда ты знаешь? — Вытираю вновь выступившие слезы, отворачиваюсь и впиваюсь глазами в зеленое покрытие поля. — Может, ему вообще по барабану? Фло у него там какая-то или Вика! Может, без разницы ему? Я тут раздумываю, а не порушить ли мне стабильные отношения ради этого парня, а он ко мне, может, ничего и не чувствует!
— Чувствует… — Говорит она тихо.
Я поворачиваюсь и вижу на ее лице такие растерянность и замешательство, будто подруга знает что-то такое, чего не знаю я.
— Он Диме говорил. Сам. — Машка виновато поджимает губы. — Еще до турслета.
— Что именно?
— Не знаю. — Похоже, тут она искренна. — Калинин не говорил подробностей. Мы просто обменялись информацией. Кратко…
— Вы что?!
— Зой…
— Ты сказала своему парню, что мне нравится Джастин?! — Чуть не подпрыгиваю.
— Вообще-то все не так было. — Выпаливает она, уставившись на меня. — Я спросила, зачем он его водкой угощал перед соревнованиями, и он признался, что хотел расслабить парня. Потому и отправил его к тебе в домик тогда ночью. Чтобы вы могли поговорить уже наконец. Никто из нас почти до самого утра не заходил к вам, чтобы не мешать. Знаешь, как трудно было удерживать Никиту с Иринкой? Димке пришлось развлекать Медведева разговорами чуть не до самого рассвета!
— Ты сказала своему парню…
— Но, блин, на вас посмотришь… Все эти «зайки», объятия, взгляды — только тупой бы не догадался! — Маша взмахивает руками. — Мы просто хотели помочь вам, прости.
— Девчонки, а вот и ваши хот-доги! — Из-за спины появляется Дима. Передает нам еду, горячий кофе и садится рядом. — Так, а чего кислые такие? — Поворачивается ко мне. — Заяц, а у тебя, вообще, глаза на мокром месте. Кто обидел? Говори, я быстро с ним разберусь.
Он сжимает татуированную руку в кулак и выдвигает вперед нижнюю челюсть. Выглядит воинственно.
— Все хорошо, просто…
— Просто Стасик не хочет ставить ей зачет, отправил на пересдачу! — Улыбается Маша, перехватывая его кулак.
— Стасян? Вячеславович? Да мы с ним вроде крепко скорешились. Хочешь, поговорю?
— Не надо! — Вскрикиваем мы обе одновременно.
Я прячу взгляд.
«Они все знают. Про нас с Джастином. Ситуация — хуже некуда»
— Ладно. У меня тут кое-что есть. — Дима ставит стакан с кофе под ноги и принимается шарить по карманам. — Тебе должно понравиться. — Он достает свой смартфон и находит нужный снимок. Показывает. — Вот.
«Ради всего святого! — Во рту пересыхает. — Хуже есть куда»
— … - Нецензурное выражение срывается с моего языка.
На фотографии мы с Джастином. Судя по всему — раннее утро. Тусклого света из окна недостаточно, потому очертания на снимке не четкие, но при желании действующие лица вполне узнаваемы: я и мой американец лежим в обнимку поверх простыней. В одежде. Он обнимает меня сзади, накрывает сверху своей большой, сильной рукой. Прижимается носом к моей макушке. Я выгляжу совсем крошечной в гнездышке из его рук, и даже наши ладони с переплетенными (!) пальцами заметно различаются по размеру, и это очень бросается в глаза.
— Дим… — Выдыхаю.
— Круто, да? — Его брови вздымаются. — Так мило, что нельзя было не сфотографировать!
Мои плечи опускаются. Молчу.
Вот до чего я докатилась. Все свое время провожу с чужим парнем, зависаю с ним на крыше втайне от родителей и с ним же сплю. И пусть между нами ничего не было — о невинности происходившего не может быть и речи. Мы хотели быть вместе, держать друг друга в своих объятиях и ощущать тепло наших тел. Это самая настоящая измена, и она на моей совести.
— Удалишь? — Спрашиваю тихо.
Не могу представить, что сделается со Славой, если это фото попадет к нему.
— Чего это ради? — Усмехается Дима, пряча от меня телефон. — Что бы вы, двое, прибили меня потом, когда сойдетесь? Да вы еще будете показывать это фото своим детям и внукам, а те — своим детям и внукам, вот увидишь!
— Перестань. — Мне не до шуток. Дрожащей рукой откладываю хот-дог в сторону. Грею руки о стакан с кофе. — Удали, пожалуйста. Не будет никаких детей и внуков, ясно? И хватит об этом.
Они с Машей молча переглядываются.
— Вы так решили? — Интересуется Дима осторожно. — Без детей ужасно скучно.
Ему все еще смешно. Мне — нет.
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — прошу, отхлебнув горячего кофе.
— Давай. — Соглашается он. — Как насчет сходить в клуб в пятницу? Выступают «Дайвёрсы», будет весело. Пашка может достать нам приглашения, я ему сейчас позвоню.
— Помнишь Пашку? — Спрашивает Маша. — Моего брата? Так вот он играл у них на басухе этой весной. Ребята предлагали ему остаться в группе на контракте, но Павлик отказался. У него подруга беременна, и ему сейчас не до гастролей. Дима, кстати, тоже участников «the Diverse» всех лично знает, так что достать билеты не будет проблемой.
— Угу. — Отзываюсь, глядя на поле.
Дима копается в телефоне.
— Кстати, — говорит он, приставляя аппарат к уху, — американец твой очень выделяется на фоне остальных игроков. Папка мой мог бы поговорить с кем надо, чтобы его перевели с основным составом тренироваться, там, может, на него и тренер обратит внимание. А то бегает с семнадцатилетними пацанами из дубля [1], с кем тут соревноваться? Как над собой расти? — Он выпрямляется. — О, здорово, Пахан. Как дела? Да. Да, я тоже.
Пока он болтает по телефону, не отрываю взгляда от игрока под номером семнадцать. Как же все-таки он хорош…
— Ага, — кивает Дима, — нам бы четыре билета организовать!
— Три, — говорю тихо. — Три билета… Джастин идет с Викой.
Сказав это, не нахожу в себе сил повернуться и посмотреть на их удивленные лица. Знаю, сама виновата. Но то, что мой американец идет в клуб с другой девушкой заставляет меня паниковать гораздо сильнее, чем то, что Слава может узнать о моем коварном предательстве.
[1] — дублирующий состав основной команды
Глава 16
Джастин
После тренировки мы устраиваем поход по магазинам. На улице достаточно холодно, но я все еще не верю, что мне пригодятся все эти вещи, которые они заставляют меня примерять. Толстенные шапки, шарфы, перчатки, длинные куртки, ботинки с мехом. Послушно натягиваю на себя все это добро, выхожу из примерочной и красуюсь перед развалившимися на диване друзьями. Они решают, что мне больше идет, общим голосованием.
Нет, вы прикиньте, за меня решают, что мне носить!
Едва улизнув от них, прихватываю пару футболок и шорты — они отбирают. Суют в руки свитера, толстовки, плотные джинсы и толкают обратно — за шторку. Не дают даже купить новую кепку, говорят, не пригодится. Ведусь на заверения в том, что теплый капюшон на куртке и ворот повыше русской зимой будут гораздо важнее и нужнее.
По-моему, меня просто разыгрывают. Да я почти уверен в этом! И с этой уверенностью расплачиваюсь на кассе, отдавая почти все заработанное за последние недели. Грабеж!
А потом мы сидим с Зоей в гостиной ее дома. Папа разобрал микроволновку и чинит ее (сам!), мама смотрит сериал, а мы, устроившись за столом в кухне, делаем домашние задания. Сидим близко друг к другу, стесняемся, точно прыщавые подростки, то и дело, задевая «нечаянно» друг друга локтями.
Никак не могу взять в толк всю эту фигню с русскими предлогами. Почему иногда употребляется «на», а в других случаях подходит «в»?
— Внутри чего-либо, — объясняет Зоя. — В доме, в стране, в мире. Масштабы не важны. Главное, чтобы все происходило в пределах чего-либо. А «на» употребляется в том случае, когда речь идет о месте на какой-либо поверхности. На столе, на человеке, на крыше…
Но единственное, о чем я могу думать сейчас, это румянец «на» ее щеках и запыхавшееся от бешеного стука сердце «в» моей груди. А еще о том, почему мы влюбляемся «с» кем-то (in love “with” someone), а они, русские, «в» кого-то. Наверное, в этом все-таки есть определенный смысл. Увидев Зою, я растворился в ней и пропал, и не важно, взаимно это или не очень. Я уже «в» ней по уши.
— Гу-бы на ли-цо, — говорю я, разглядывая ее прикушенную губу.
И она привычно торопится меня поправить, но тут вдруг раздается звонок в дверь.
— На ли-це, — диктует Зоя и пишет это слово в тетради, чтобы объяснить, почему и как изменилось окончание в слове.
Но ее мама уже открыла дверь, и нас отвлекает знакомый голос из прихожей. Из всей речи вошедшего мой слух выхватывает только «здравствуйте» и «Джастин». Вытягиваю шею и вижу Вику, стоящую на пороге.
— Хм. Это к тебе. — Хрипло замечает Зоя.
— О, привет! — Девушка машет нам рукой. — Здравствуйте! — Это хозяину дома. — Она спешно скидывает модные ботиночки и проходит. — Обещала тебе конспекты, вот принесла! — Натягивает на лицо улыбочку и застывает между входной дверью и гостиной.
Догадываюсь, почему она не идет к нам. Вика планирует подняться в мою комнату. Не знаю, что такого могла задумать эта девчонка, но поворачиваюсь к Зое:
— Ты не возражаешь?
Она выглядит абсолютно равнодушной, и только плотно сжатые губы выдают некоторое напряжение.
— Нет. Иди, развлекай свою гостью.
Мама Зои с придыханием говорит, кажется, что-то про то, какие хорошие друзья у меня. Вероятно, она тоже верит, что девушка пришла помочь мне с учебой. Встаю, подхожу к Вике и указываю наверх. Плавно покачивая бедрами, она поднимается по ступеням. Иду следом, отметив про себя, что все трое, оставшихся внизу, провожают нас взглядами.
— Что ты здесь делаешь? — Спрашиваю, когда мы входим в комнату.
Прикрываю дверь.
Она оглядывается вокруг, многозначительно хмыкает, а затем кладет на стол папку с бумагами.
— Подумала, что тебе пригодятся конспекты лекций.
— Хм, спасибо.
— Не за что. — Вика делает шаг назад и садится прямо на столешницу.
На ней обтягивающие джинсы, теплый кардиган, а под ним тонкая синяя блуза, вырез которой не скрывает ровным счетом ничего.
Занятно.
— Обычно Зоя делится со мной своими записями…
— Ты не рад меня видеть? — В лоб спрашивает девушка. Ее лицо напряжено.
Медленно подхожу ближе.
— Даже не знаю. — Отвечаю честно.
Вика кокетливо закидывает ногу на ногу, преграждая мне путь:
— Мне просто хотелось увидеть, как ты тут устроился.
Усмехаюсь:
— Тогда смотри.
Но она не отводит от меня глаз.
— Симпатично.
Не знаю, о чем это. Может, обо мне. Потому что она дышит так тяжело, смотрит так откровенно, что при желании можно прочесть любую из ее мыслей.
— Чем займемся? — Делаю шаг вперед, и ее колено почти касается ширинки на моих джинсах.
Мне интересна ее реакция.
Она вздрагивает — похоже, мое поведение радует и пугает ее одновременно.
Вика определенно из тех женщин, которые до последнего думают, что эскорт — не проституция, а флирт — невинный способ намекнуть о своих желаниях. Она из тех, кто сначала открыто предлагает себя, а потом требует, чтобы ее добивались. Фальшивая — от макушки до кончиков ногтей.
— Вообще-то, я не бегаю за мужчинами. — Смущенно пожимает плечами девушка. — Скорее, наоборот. — Это звучит, как попытка оправдаться, и она тоже это прекрасно понимает.
До меня доносится сладковатый запах ее духов.
— Просто, если у нас с тобой взаимно… — продолжает, не сводя с меня взгляда.
Подхожу еще ближе и наклоняюсь к ее лицу.
— То… я хотела сразу уточнить, что меня интересуют только серьезные отн… — Она вздрагивает, когда я прижимаюсь к ней всем телом. — отношения…
Но как только моя рука нащупывает папку на столе, делаю шаг назад:
— Ну-ка, что там у нас? — Перевожу взгляд на конспекты и принимаюсь их листать.
Неужели, она, правда, думала, что я сейчас разложу ее прямо здесь, на столе?
Слышу, как девушка выдыхает.
— Джастин, я тебе нравлюсь? — Ее голос звучит надломлено и хрипло.
Поднимаю на нее глаза.
— Ты? Ну… Да.
Девушка встает и запахивает кардиган.
— Ты хотел бы… встречаться со мной? — Она трясет головой. — В смысле, официально.
Я застываю, как человек, ждущий хоть какой-то подсказки. Падающий с неба метеорит вполне бы подошел. Да хотя бы маленький взрыв, наводнение или пожар — хоть что-то, что спасло бы меня из этой неловкой ситуации.
— Ладно, не отвечай. — Вика заметно грустнеет.
Силой мысли пытаюсь поджечь конспекты в своих руках, но, как назло, они не горят.
— Сделай вид, что не слышал, ладно? Я тороплю события. Знаю. Просто… — Она вздыхает и поднимает взгляд к потолку. — У нас так мало времени, всего несколько месяцев в запасе. — Откидывает волосы назад и улыбается. — Хотелось уточнить, что меня интересуют только отношения, понимаешь? А не секс, если ты именно это планировал.
— Теперь да. — Говорю с серьезным видом. — Понимаю.
Ее акции только что упали еще на несколько пунктов. Но надо отдать должное: предлагать себя так, чтобы убедить собеседника, что он ее же и уговаривает — это высший пилотаж.
— Это все из-за Зои, да? — Вдруг огорошивает она меня.
— Что? — Удивленно поднимаю брови. — О чем ты? Нет. — Прокашливаюсь. — Нет.
— Хорошо. — Она прикладывает руку к груди. — Я так и думала.
— Вика, насчет того концерта в клубе… — переминаюсь с ноги на ногу.
— Рада, что ты согласился! — Вика проводит рукой по моему плечу. — Мне чертовски неудобно было идти туда одной.