Эльза подумала, что если бы старушка сейчас приняла свое кошачье обличье, то наверняка била бы хвостом и дергала усами.
— Она разрушила мою жизнь, отняла Алекса и теперь решила поглумиться напоследок, опорочив мое имя.
Она глянула на Эльзу, устроившуюся в кресле в уголке, зрачки в выцветших желтых глазах вытянулись в щелки, белые волосы, уложенные в гладкое каре, встали дыбом, широкая звериная переносица сморщилась — казалось, старушка вот-вот зашипит, как рассерженная кошка.
— Она не может пережить, что Алекс любил только меня! — выпалила она. — Он посвящал мне свою музыку даже после разлуки! О, горечь расставания и пыл неутоленной страсти…
Брун подпер щеку рукой, понуро следя за старушкой.
— Давайте разберемся, — сказал он. — Вы встречались с Дробовицким, когда он уже был женат?
— Их брак был лишь фикцией, — отмахнулась Маргери. — Мы даже обручились с Алексом, обменявшись кольцами.
Брун оживился, выпрямившись в кресле.
— Когда обстоятельства сложились так, что мы не могли больше быть вместе, Алекс отказался возвращать кольцо, — вздохнула старушка. — Не мог расстаться с напоминанием обо мне.
— Он хранил его до самой смерти, — подтвердила Эльза. — Но вы пытались вернуть кольцо? Почему?
— Я не хотела, чтобы кольцо ушло из семьи, и уж тем более, чтобы оно досталось Айседоре, — поджала губы Маргери. — Я надеялась, что передам его нашим с Алексом детям. А он оказался таким слабым. Тонкая натура, чувственный, страстный мужчина, но без стержня…
— А что хотели волки? — спросил Брун.
Старушка остановилась посреди комнаты прямо под люстрой, блики от хрусталя заскользили по ее лицу. На миг ее кожа засияла молодостью, глаза вспыхнули янтарем, седые волосы окрасились золотом.
— Давайте заключим сделку, — предложила она. — Я отдам вам то, что им было нужно, а вы вернете мне письмо, которое я написала Алексу, — румянец вдруг залил ее щеки.
— Да, — выпалила Эльза. — Мы согласны.
Брун кивнул. Было б что терять.
Маргери глубоко вздохнула, будто набираясь решимости, вытащила из-под кровати картонную коробку, достала из нее розовую шляпку с пером, вязаный шарф, смотанный в сиреневый клубок.
— Вот, — сказала она, вынимая продолговатый черный предмет. — Это то, что они искали.
— Она из агата? — спросила Эльза, таращась на черную руку с загнутыми когтями. — Или это обсидиан? Смотрится жутко.
Брун взял руку, покрутил ее, понюхал.
— По легенде, это правая рука Бальтазара, — сказала Маргери, — первого вампира.
***
— Отличный обмен, — сказала Эльза, садясь в машину. — Оторванная конечность за записку с угрозами.
— Она не угрожала, а только назвала его сукой, что, учитывая моральный облик Дробовицкого, можно считать ласковым обращением, — возразил Брун. Он почесал вампирской рукой между лопаток и зажмурился от удовольствия. — О, да!
— Ты понимаешь, что, возможно, чешешь себе спину оторванной рукой первого вампира? — выпалила Эльза.
— И она будто создана для этого! — ответил Брун. — Когти просто шикарные.
Эльза закрыла руками лицо, помотала головой.
— Ты невозможен, — сказала она, опустив руки на колени. — Знаешь, что мне непонятно?
— М-м-м? — Брун убрал руку в карман куртки и завел машину.
— Ладно нам повезло наткнуться на бывшую поклонницу Алекса, посетившую оперу, с которой у нее связаны личные воспоминания.
— Уверен, что еще пять-шесть любовниц Дробовицкого считают, что именно они вдохновили его на образ сильфиды.
— Но волки! Откуда они знали, где ее искать?
Брун нахмурился, включил дворники, смахивающие мокрый снег, фары высветили дорогу, занесенную порошей.
— Может, у волков свои источники информации. А может… — он задумался. — Помнишь, Клиф рассказывал, что за последние два месяца пропали четыре медиума, специализирующихся на поиске пропавших людей?
— Но для поиска людей все равно нужна какая-то информация: фото, имя, документы…
— Или вещь, которая принадлежала человеку. Например, кольцо.
— А почему Аурун отправил за старушкой молодых волков, а не явился сам?
— А кто его пустит в театр, с сигнальным огнем в ухе? Меня больше волнует вопрос — на кой Ауруну сдалась эта рука. Может, конечно, у него тоже скоро линька. Но это слишком сложная комбинация, чтобы добыть чесалку, пусть даже такую классную.
— Ты ведь не собираешься оставить эту руку себе?
— А что мне с ней делать? Сдать в музей?
— Выкинь ее! Она жуткая!
— Я не боюсь вампиров, — Брун подмигнул Эльзе. — Уж ты-то знаешь.
***
Занавес опустился, и зал разразился аплодисментами.
— Чарующая музыка! — сказал бледный мужчина с непроницаемо черными глазами, несколько раз хлопнув в ладоши. — Микаэль, я заметил, что весь первый акт ты смотрел не на сцену… Это ведь была та самая девушка, в ложе напротив? Та, которую ты инициировал без ее согласия?
— Верно, Джонни — подтвердил Микаэль. — Правда, она восхитительна?
— Милая, — согласился тот. — Она все еще не прошла трансформацию до конца. Я могу привести ее к тебе.
— Не стоит, — отказался альфа. — Так даже интереснее. Подарок тем ценнее, чем дольше его ждешь. Ты продержался четыре месяца.
Он взял его за руку, легонько поцеловал кончики пальцев полными бледными губами.
— Красивое кольцо, — заметил Микаэль, повернув ладонь Джонни. — Я раньше его у тебя не видел.
Джонни покрутил витой серебристый ободок с красным всплеском камня посредине.
— Хочешь его?
— Нет, — отказался Микаэль. — Оставь себе.
Глава 12
— Да проснись же!
Эльза потрясла Бруна за плечо, похлопала по щеке.
— Подъем! — рявкнула она в ухо, так что Брун подскочил от неожиданности.
— Эльза, — простонал он. — Кто так будит мужчину? Ты можешь быть более нежной?
— Нежной я была десять минут назад — никакой реакции.
— Правда? А что ты делала? — заинтересовался Брун.
— Нежно звала тебя по имени.
— А еще?
— Хм, дай подумать, — она прикусила ноготок, хитро глянула на Бруна. — Я разделась, легла с тобой рядом, — прошептала она с придыханием, склонившись к нему, — и терлась своим нежным телом о твою волосатую грудь, шепча на ухо всякие непристойности.
Она заправила прядь волос ему за ухо и медленно провела кончиками пальцев по шее.
— Врешь, — не поверил он.
— Выдумываю, — ответила она, бодро вставая с кровати. — Я нашла письмо Маржеты.
— Какое-такое письмо? — удивился Брун. — Я думал, у нас только ее записка.
— О, нет, — ответила Эльза. — Жду тебя на кухне, расскажу все за завтраком.
Она скрылась за дверью, а Брун приподнял одеяло, глянул под него и вздохнул.
— Знаешь, Брун, если бы это письмо попало к Айседоре… — Эльза помахала желтым от времени конвертом. — Ей даже не обязательно было бы сочинять целую книгу. Одно письмо стало бы хитом. Даже не верится, что Алекс Дробовицкий, старичок со щечками мопса, мог так завести женщину.
— Что там? — спросил Брун, подвигая к себе омлет.
— Я даже стесняюсь рассказывать, — ответила Эльза, наливая себе сок в стакан. — Бабуля была горячей штучкой.
— Это ты от нее набралась с утра?
— Ты считаешь меня горячей? — улыбнулась Эльза.
Брун проглотил пересоленный омлет и запил его кофе.
— Не в прямом смысле. Так ты довольно прохладная, наощупь.
Эльза укоризненно на него посмотрела.
— Вот ты медведь!
— Дай письмо почитать.
— Не дам, оно слишком личное.
— Сама ведь читала! А вдруг ты упустила важную информацию про кольцо?
— И что?
— Как что? — удивился Брун. — Мы вообще-то на Айседору работаем. Мало того, что мы обманули ее с фейским камнем, так теперь еще и собираемся утаить от нее информацию!
— Она вредная, — сказала Эльза.
— Она платит нам деньги.
— Я составила целый перечень любовниц ее мужа, о которых она наверняка знала, и рассортировала письма. Знаешь, почему Дробовицкий оставался с Айседорой? Потому что другая просто не стала бы терпеть его похождений. Он даже не скрывался! Другой на его месте это письмо съел бы сразу после прочтения!
— Ты меня еще больше заинтриговала.
— В общем, пикантных подробностей тут и так на десять томов.
— Но ее отчего-то интересовала именно Маржета, — заметил Брун и быстро выхватил конверт из рук Эльзы. — Ага, ага, — пробормотал он, читая выцветшие от времени строки. — Ого! Уф-ф-ф…
— Я предупреждала, — сказал Эльза, облизывая сок с губ. — У тебя так мило уши покраснели.
— Ладно, давай и вправду отвезем это письмо. А то как бы оно не самовоспламенилось.
***
У дома Маргери стояла машина с включенной мигалкой, желтые ленты перетягивали вход. Брун помрачнел, припарковался. Эльза глянула на него расширившимися глазами, прижала руку к губам.
— Брун! — в окно стукнул Кшистоф, его рыжие усы намокли под снегом и повисли унылыми сосульками. — А ну-ка, выйди, есть разговор.
— Сиди здесь, — сказал Брун Эльзе и вышел из машины.
Девушка смотрела, как здоровенный медведь угрюмо рассказывает что-то коротышке шефу. Тот поначалу кивал, потом, задрав подбородок вверх, стал комично подпрыгивать, потрясая в воздухе руками.
— Куда… болван… на остров… — донеслась до Эльзы обрывочная ругань. Брун еще покивал и, пожав Кшистофу руку, вернулся в машину.
— Маржета?…
— Умерла этой ночью, — подтвердил Брун. — Следов насильственной смерти нет. Вроде бы, плохо с сердцем стало. Однако дверь выбита, и вся квартира перерыта.
— Боже мой, — глаза Эльзы повлажнели. — Это из-за руки? Ее пытали?
— Нет, говорю же, — рявкнул Брун, сжимая руль. — Скорее всего, старушка умерла от испуга еще до того, как воры, или кто там, успели ее расспросить. Я рассказал Кшистофу о вчерашнем происшествии, о волках.
— И руку ему отдал?
Брун молча на нее покосился и снова уставился на дорогу.
— Объясни, чего ты за нее так вцепился? — взъярилась Эльза. — Теперь волки, или кто там, придут за ней к тебе! Они же наверняка тебя вчера узнали!
— Пусть приходят, — Брун улыбнулся, повернувшись к ней, и Эльза вздрогнула от его улыбки.
Глава 13
Эльза смотрела в окно машины, не замечая пролетающих домов, укрытых снежными шапками. В кармане ее пальто лежало письмо, которое обжигало каждого, кто читал его строки. Старушка Маргери любила и была любима, и прожила на полную катушку каждую из своих девяти кошачьих жизней. И, может, где-то там, на небе, похожем на серую стиральную доску, она встретила своего Дробовицкого. Там ему точно от нее не уйти. Смерть стирает все условности.
— Куда мы едем? — спросила Эльза.
— Хочу найти общину барсуков, она не очень далеко от города. Посмотрю, как там подготовились к зимней спячке. Обычно охотники выбирают одиночек, узнаю, кто решил отбиться от стаи.
— Это надолго?
— Как пойдет. А что, ты опять взяла билеты в театр?
В голосе Бруна прозвучал такой явный ужас, что Эльза улыбнулась.
— Нет, никаких театров на сегодня… Как думаешь, Маргери и Алекс Дробовицкий сейчас вместе? Сидят на облаке, держась за руки, слушают ангельскую музыку…
Брун хмуро глянул на Эльзу.
— Нет.
— Что нет?
— Я не верю во все эти сказки.
Эльза вздохнула.
— А я верила, раньше, до укуса. Говорят, у вампиров нет души. И я все думаю, что произойдет со мной? Это что-то вроде смерти?
— Меньше думай об этом, — пробурчал Брун, сворачивая на проселочную дорогу. Солнечные лучи пробились сквозь серую хмарь, заснеженные еловые верхушки вспыхнули золотом.
— У меня сейчас куча времени на размышления, — сказала Эльза. — А во что веришь ты, Брун?
Он пожал плечами.
— Мы живем, а потом умираем, вот и все.
— Серьезно? Ты не веришь в жизнь после смерти?
— Сидеть на облаке и слушать ангельскую музыку? Увольте, — хмыкнул Брун. — Мне и оперы хватило.
— Все-таки ты очень черствый, — вспыхнула Эльза. — И смерть Маргери тебя совершенно не задела.
— Мы ее практически не знали.
— И что с того?
— Она прожила долгую жизнь. Все умирают. И если я не размазываю сопли по рулю, это не значит, что я черствый.
— А я, значит, размазываю.
— Чего ты хочешь от меня? Уверений, что Маргери и Алекс сидят на облачке, свесив ножки вниз? И все у них зашибенно? Начнем с того, что вряд ли Дробовицкого пропустили бы на фэйс-контроле.
— Да как ты не поймешь, медвежья ты башка, что я говорю о себе! — выкрикнула Эльза. — Я боюсь, понимаешь? Боюсь, что это для меня не будет никакого облака! Останови машину!
Она дернула дверную ручку.
— Ты сейчас вывалишься!
Брун резко затормозил, брызнув снегом из-под колес, Эльза выпрыгнула наружу.
— А ну вернись! — крикнул он.
Брун вышел из машины, хлопнув дверкой.
— Я не собираюсь терпеть твои подростковые выходки! — рявкнул он.
— Я не подросток! — выкрикнула Эльза, не оборачиваясь. Она шла вглубь леса по тропинке, петляющей меж деревьями, проваливаясь по щиколотку в снег.
— Тогда остановись и давай поговорим как взрослые!
Она замерла, повернулась к нему. Дорожки слез заблестели на щеках.
— Я боюсь, что это моя душа не пройдет фэйс-контроль. Я не знаю, во что теперь верить. Я боюсь, что со мной случится что-то еще хуже смерти, понимаешь? Что меня не станет совсем. Нигде. Раньше я даже не могла предположить, что со мной может произойти что-то плохое. Я думала, у меня есть ангел-хранитель, кто-то, кто незримо меня оберегает. Но если бы он был, этого бы всего не случилось!
— Значит, теперь ты хочешь ангела, — вздохнул Брун и вдруг, раскинув руки, опрокинулся спиной на снег.
— Ты чего?! — вскрикнула Эльза и подбежала к нему.
Брун развел руками, лежа в сугробе, следы, будто от широких крыльев, отпечатались по сторонам. Он поднялся, попрыгал, отряхивая налипший снег.
— Ангел, — сказал он, кивнув на отпечаток.
— Это просто яма в снегу, — буркнула Эльза.
— Зато специально для тебя.
— Моя личная яма, спасибо, — хмыкнула она.
— Все, переставай плакать, — Брун стер большим пальцем влажную дорожку на ее щеке.
— Да я не плачу, — пожала плечами Эльза. — Просто глаза на солнце слезятся. Наверное, какая-то вампирская фигня.
— А раньше ты этого сказать не могла? — возмутился Брун. — До того, как я упал в сугроб. Там, между прочим, холодно! Давай-ка сама попробуй.
Он дернулся, чтобы ее поймать, и Эльза, взвизгнув, бросилась прочь. Она неслась по едва заметной тропинке, изредка оборачиваясь, чтобы затем припустить еще быстрее. Волосы вспыхивали рыжим, снежные комья вылетали из-под сапожков.
Брун нагнал ее у опушки, обхватив, повалил в снег. Эльза рассмеялась, ее щеки непривычно разрумянились.
— Тебе надо чаще бегать, — заметил Брун, вжимая ее рукой в сугроб.
— Пусти, — она, смеясь, пыталась оттолкнуть его, — что ты творишь!
— Ты разбудила во мне охотничьи инстинкты.
Эльза посмотрела за его плечо, и ее улыбка растаяла.
— Отпусти девушку, — произнес мужской голос, и Брун, обернувшись, увидел дуло ружья, направленное на него.
В сторожке, куда привел их мужчина, сидели еще двое.
— Отбой, — сказал один из них, с тонкими белыми усиками, в рацию. — Они у нас.
— Итак, — первый, подтолкнув Бруна в спину ружьем, сел на стул. — Зачем пожаловали?
Крохотное квадратное помещение, оббитое вагонкой, было натопленным и душным. Маленькое окошко запотело, влажные потеки располосовали его сверху донизу. Пахло жареной картошкой, луком и звериным мускусом. На одном из мониторов, показывающих зимний лес, виднелась машина Бруна.
Три оборотня, которые сейчас хмуро их рассматривали, были одинаково черноглазые, мелкие, с насупленными физиономиями, в вытянутых вверх ушах болтались зеленые бирки.
— Он говорил про охотничьи инстинкты, — повернулся первый к товарищам.
— Охотник-оборотень? — изумился усатый. Белые усики растянулись над его губой, как след от молока.
— Я не охотник! — возмутился Брун. — Наоборот.
— Дичь? — с сомнением оглядел его фигуру первый.