Лишь в момент прохождения Луной точки столкновения с прямыми солнечными лучами, жертвы могли получить глухой предостерегающий сигнал с захваченного корабля и задыхались от неведомого страха и вековой боли. Но жизнь продолжалась, движение неумолимо и солнечный свет поглощает Землю день за днем, даря анестезию заблуждений и вакуум информативности.
— Эй, вставай! Вставай! Вставай!
Полумрак склада разрезали тонкие лучи победившего солнца. Всех верующих в него, светило гостеприимно встречает объятиями. И пылинки, мечущиеся в поисках покоя, и громкие возгласы, какими бы резкими они ни были в утренние часы, как в защитные скафандры, облаченные в розовую рассветную ауру благодати. В это утро лучи приютили голоса высокомерные, а пылинки наивно безразличные.
— Вы уверены, что это необходимо? — спросил Стас у старшего по званию.
— Уверен, Стас! Уверен. Степанов, буди и ты е... — выругался майор Петров, — я не хочу здесь торчать полдня!
— Вставай! — Степанов исполняя приказ, пересек склад и дойдя до первого спящего ткнул его дубинкой, позаимствованной у подчиненного.
Не каждый день ты поступаешь в подчинение ФСБ, хоть и сам начальник! Так что Степанов исполнял приказы, стараясь показать свое честное отношение к долгу перед Родиной и искреннее уважение к субординации.
— А-а-а... — открыл глаза Федора.
— Вставай! Буди своих! — скомандовал Степанов.
— Ага! Сейчас, Михал Сергеевич!
— Какой я тебе Михал Сергеевич, — прорычал Степанов и добавил громче, — Вставай, мать твою!
Две фигуры в штатском стояли в узком потоке утреннего света. Стас сморщился и повернувшись лицом к двери спросил:
— Разрешите подождать снаружи?
— Эко, тебя, Стасик, работа на воздухе-то! — смеясь, отозвался Петров, — на Вы, и разрешите! Ладно, пойдем! Все равно их здесь не рассмотреть.
Уже в дверях, майор скомандовал:
— Буди их, Степанов, и гони на улицу!
Федора кряхтя, ворча и спотыкаясь, полез по тряпкам, поролону, старым автомобильным чехлам и истертым коврикам служившим постелью обитателям склада. Первым на пути был Сергей.
— Что делать? — спросил Федора.
Как ответ на его вопрос раздался возглас одного из тех, кто при законе:
— Михаил Сергеевич, смотрите — тут еще один!
— Фу...бл... Чтоб его...- простонал Михаил Сергеевич, — сдох что- ли? А вонь — то!!! А ну, пихни его!
Было слышно, как тяжелая подошва шваркнула по бетону и следом тупой звук встречи ботинка с телом.
— Ы-ы-ы-ы... — отозвалось тело.
— Живой! Тащи его наружу!
— Михал Сергеевич, за что???Я хотите отдежурю, хотите в усиление, хотите...
— Расслабься, Саня! Гы, гы, гы, — Михаил Сергеевич хохотнул и сплюнул на лежащее тело.
— У нас есть кому его тащить... А, что ты там еще хотел сказать про то, что я хочу???
Три фигуры в форме рассмеялись. От их смеха Иван снова схватился за голову и застонал.
— Эй, вы там, шевелитесь! — раздался голос Петрова с улицы.
Батя пошел первым. В черной рваной куртке ниже колен, несмотря на то, что стоял июль, в теплом трико — через дыры которого было видно второе, в белой кроссовке на одной ноге и в синем на другой.
Петров выдохнул дым «Кэмела» и безразлично сказал:
— Пошел вон.
Батя, не дав летнему солнцу коснуться спины, попятился назад. В помещении буйствовал Михаил Сергеевич:
— Че телитесь? Давайте этого поднимайте! Давай! Давай! Ты че старик?! Тебя не касается? — уперся в Батю дубинкой человек в форме: — Иди на воздух проветрись!
— Так, я уже, — тихо ответил Батя.
— Миша, давай других! Этого я видел! Не то! — командовал Петров.
Погон и Сыч склонились над Иваном. Оба прошли службу в спец-войсках. Оба обучены жестам и чтению знаков, и оба могли бы сейчас сказать, что все это чистая теория. Нет никаких особенных знаков, нет ни каких особенных смыслов у жестов. Есть ситуация и есть одно решение, которое надо понять двоим, а решение это в тренированных умах, в живых глазах. Взгляд, миг, решение:
«Спокойно, выходим!» — Погон берет под руку Ивана.
«Понял!» — Сыч придерживает нового знакомого, с другой стороны.
— Че застыли, полудурки? Тащите его! — фыркает Михаил Сергеевич стоя на сквозняке.
Сначала Погон переступил порог, потом Иван, повиснув на нем, перетянул одну ногу за другой, а потом и Сыч, придерживая Ивана под другую руку. Солнце немилостиво ударило в глаза. Погон оказался крайним в шеренге, справа изобретатель повис на плече, с другой стороны Ивана держал Сыч, рядом с Сычем встал Костян, а ближе всех к майору Федора.
— Ты, ты, ты, -указывая на Федору, Костяна и Ивана, скомандовал майор, — Пошли вон!
Федора толкнул залипшего от неожиданной удачи Костяна, тот не отреагировал и помог майор:
— Че встал? Помоги этого старика оттащить!
Костян выражая всем своим поведением полное непонимание ситуации, увлекаемый Федорой подошел к Сычу.
— Держи его, Костян,- перекладывая ношу, проговорил громче, чем надо Сыч, — эти и на старость не смотрят! Подняли старика при смерти!
Костян вопросительно посмотрел на здоровяка. Сыч сделал вид, что взгляда его не заметил. Но Костян знал это движение глаз — вперед и насквозь! Острый взгляд говорил: «Думай сам! Смотри и увидишь».
В поисках поддержки детдомовец коротко взглянул на Погона. В его глазах он увидел то, что видел сотню раз — бездну ледяного ничего.
Покачиваясь на коротких ногах, Федора уже потащил Ивана в проем железной двери, а так как Костян все еще не понимал, что надо делать, Иван с другой стороны остался без опоры и почти рухнул на Погона. Наконец похмелье отступило и молодой человек очнулся.
Погону пришлось проявить всю свою выдержку, чтобы не стать тем, кем он был — обучавшим Сыча приемам боевых искусств, которые не доступны ни одной армии. Но встретившийся со взглядам мастера в глазах падающей головы Телика, Костян получил-таки предназначенный ему невидимый прямой — точно в переносицу... Детдомовец быстро подхватил тело изобретателя — всем видом соответствующее инвалиду и случайно задел правой рукой Погона. Тут же стальная хватка сковала запястье несообразительного юнца.
— А-а-а, — вырвался от резкой боли возглас Костяна.
— А, ы, а... — застонал так и не нашедший верной опоры Иван.
— Э, у, а ... — отозвался Погон отпуская руку Костяна.
Только сам провинившийся мог догадаться — Погон ерничает, подражая стонам товарищей. От мысли, что смог заставить начальника собственной безопасности проявить сарказм, Костяна прошиб холодный пот и он засуетился пытаясь исправить ситуацию. Потянул Телика, как голодный лев превосходящую его самого добычу, стараясь побыстрее скрыться из прицела ледяных глаз.
— Что у тебя здесь делается, Михаил Сергеевич? — наигранно возмутился майор.
— Так я же говорил, товарищ майор, — оправдывался Степанов, — я всех этих семерых козлят знаю! Вы не думайте! Я сам — лично участвую в рейдах по своему району. Я выполняю все указания. И я не начальник протирающий кресло. Да, кто их здесь не знает! Вы же сами видите убогие все! Старики и малолетка!
— Вот этот, я бы не сказал, что старик! — майор кивнул на Сыча.
— Так это ж местный! Ему тридцать лет... Сычев, тебе уже тридцать или будет?
— Будет, Михал Сергеевич! — четко ответил Сыч и почесался в паху.
Федора и Костян уже скрылись с нелегкой ношей в темноте склада. От того что «убогий» стоял плечом к плечу, рядом с Погоном, изображающим из себя инвалида, лицом к лицу с равным ему по званию ФСБшником, Сыча немало веселило.
— Я ж говорю, больной он! — обращая внимание на поведения Сыча, проговорил Михаил Сергеевич майору.
— Все! — Петров бросил окурок на песок.
Помолчал, глядя на сизую струйку дыма и наступив на опаленный фильтр тонкой подошвой лакированных туфель добавил уже идя к машине:
— Поехали, посмотрим, кто у тебя еще здесь водится, начальник не протирающий кресло!
Погон и Сыч наблюдали за отъезжающими автомобилями. Простой "бобик" поглотил оловянные формы с дубинками. Черная машина — повезла откормленный зад Михал Сергеевича. Белая — сверкающая полиролью и данными только ей, особыми номерами и мигалкой — двух в штатском.
— Ведь, Телика ищут! — сплюнул Сыч.
— Ищут... ослепшие бойцы на видимом фронте, — ответил Погон и пошел в склад.
Там все сидели в ожидании, но не того момента когда отчитаются двое силовиков собственной группы, а в предвкушении возвращения в реальность Ивана.
С трудом удерживая равновесие новый знакомый сидел на ящике, еще вчера бывшим столом.
— Уехали? — встретил входящих вопросом Сергей.
— Да, — ответил Погон.
— Сыч, притащи лампу, — сказал Батя, — Погон, сделай-ка свет!
Лампа была водружена на прежнее место и загорелась почти над самой головой Ивана. Все пристально всмотрелись в пошатывающее лицо, как в интереснейший манускрипт или гравюру чудом сохраненную вопреки безжалостному убийце — времени.
— Ну, понятно, почему они его не узнали, — хохотнул Федора высоким голосом.
И подойдя к Ивану, заглянув ему в глаза, спросил, как лиса зайца:
— Ты меня слышишь? Ваня, ты понимаешь меня?
— Ты, че ко мне пристал! Почему я тебя не буду понимать, — стараясь уклониться от света ответил Иван.
— Слушай, Вань, а ты как научился голоса пародировать? — спросил Батя.
— Чего??? — с досадой спросил Иван, — Это у вас хобби такое, сначала напоить, избить, а утром на больную голову задавать дебильные вопросы?!
— Ты, Ваня, Сыча извини, — заговорил Сергей, — только здесь неувязочка вышла. Сам понимаешь, дело-то не простое, а ты бежать, а утром менты... Так ты еще не знаешь, что раньше было!
— Мужики, — застонал Иван, — я выслушаю все, что вы скажите, только дайте опохмелиться! Бошка гудит...
— Так мы нальем, — пропел Федора, поднося в одной руке полулитровую заначку водки, а в другой крупный осколок зеркала.
— Ты только на себя с трезвого глаза посмотри, — и он подставил Ивану зеркало, — что б потом не говорил, что мы тебя здесь месяц пытали.
Найдя равновесие, гость всмотрелся в мутный кусок. На него смотрело обросшие кустистой щетиной, в кровавых, засохших потеках лицо — с рассеченной губой, опухшим носом, фиолетовым отеком под левым глазом и грязными седыми волосами.
Отражение сказало:
— Христом богом молю, налейте!
Глава 6
Глубоко ошибаются те, кто считают космос беззвучным. Солнечный ветер завывает подобно расстроенному оркестру. Под шелест тысяч нотных листов миллионы струн и миллиарды клавиш издают неимоверную какофонию. Но только непосвященному эти звуки могут показаться хаотичными. Рихард хорошо знает, что за каждым нотным листом скрывается опытный вампир. Он шипит свою собственную тему, огненный гигант дарует в ответ силу недр, а звуки сплетаясь в единое целое, на протяжении сотен лет, повторяют один и тот же концерт для землян.
В какой-то момент Рихард нашел диссонансный вой довольно мелодичным, смог звуки выстроить в систему и, с тех пор ему открылась способность противостоять боли и неприязни, неизбежно настигающих каждого, кто хоть раз в жизни слышал человеческую музыку. Теперь он мог концентрироваться на собственных задачах. Отодвигая в сторону разноголосицу, как фотограф ненужный фон, предводитель армии партизан мог преследовать личные цели, сохраняя память, ориентиры и логику.
Пользоваться полученной от нагов силой и при этом оставаться «кротом», ему удавалось довольно долго, потому вера в успех собственного плана росла с каждым днем.
За прошедший месяц на Землю отправлено семь бойцов. От хозяев скрыть их невозможно было, но на Земле верные солдаты получили защиту Вечного героя. Чтобы не привлекать ненужного внимания, раскрыть адаптацию двоих, Рихард не решался даже сам для себя.
Сейчас настало время сомкнуть сеть — дать шпионам явки и пароли, но, чтобы хозяева не отвлеклись, необходим ложный маневр.
Нианзу Ли — идеальная ширма, искусственный заяц, за которым будет гнаться свора охотничьих змей.
Отдав последние указания по атаке на Аналог, Рихард поспешил в сапфировую пирамиду. Наблюдать, как тысячи воинов осыпаются космической пылью в регенерационные капсулы, не надоело только нагам.
«И это они еще не знают, что я, практически сам, доставил на Аналог саморегулирующуюся защиту от внедрения внешнего интеллекта», — мысленно улыбнулся Рихард собственным предательским способностям, растворяясь в сапфировом ложе. Через мгновение он дышал воздухом каждой подворотни на Земле, ощущал движение мыслей в любом каменном кармане мегаполисов, городов и поселков.
Где-то здесь жертва идеологической борьбы — свято верующий в коммунизм Нианзу Ли. Преданный партии еще не знает, что вскоре партия предаст его самого. Отсутствие тонких настроек в гигантской машине компенсируется количеством. На место не оправдавшего доверие придут десятки более надежных коммунистов.
Путь через Монголию китайский агент просчитал неоднократно. Цель — незаметно подойти к логову врага и раствориться в бетонных лабиринтах, тем, кем он станет за время путешествия — неотличимой от доноров копией, оправдывала дорожную петлю. Но перейдя границу Монголии Нианзу Ли оказался в непростой ситуации.
С одной стороны, его легенда была полностью подтверждена родственниками — молодой семьей с древними корнями, но на пересечении древности и молодости расчеты и заканчивались правильным решением.
В Китае все было понятно — каждый квартал огорожен решетками, каждый мопед прикручен виниловым замком, каждый человек предан партии и единым целям социализма. Здесь мозг члена коммунистической партии отказывался понимать свободу понятий и принципов, имеющих размытые нормы, фиксируемые лишь границами узкого мировоззрения жителей.Как страна могла пережить социализм, ставший для него смыслом жизни и откатиться в глушь средневековья?
На фоне противоречивой информации о перспективах по добыче полезных ископаемых, развитии сельского хозяйства и растущем внешнем долге, Нианзу Ли был готов к несоответствию официальной версии и данным внутренних источников. Однако, реальность произвела неизгладимое впечатление на молодого агента «Девятого бюро».
— Налейте, — взмолился он сидящим на потертых ковриках мигрантам, покидающим родные края, надеющимся на лучшие заработки в Забайкалье.
Бутылка водки перекочевала из-под водительского сиденья в руки Нианзу Ли и он выпил, как и все — без лишних слов, словно всегда пил горячительное, когда хотел утолить жажду.
Сквозь пару узких окон автомобиля, именуемого странным словом «буханка», в смуглые лица попутчиков, вглядывалось бесконечное небо Монголии. Изредка небесный океан рассекали верхушки Обо — сакральных нагромождений из камней и веток. Тогда сидящие делали глубокий вдох, означающий поглощение великой монгольской силы, пили из горла больше обычного и шумно выдыхали друг другу в лица. Дыхание, наполненное спиртовыми парами, означало надежды, не менее великих сынов своего отечества, и после такого ритуала они обязательно должны были сбыться.
Подготовка путей отхода началась с момента пересечения границы и сейчас новый рекрут заговорщицки поглядывал на родственника мало знакомой семьи, заплатившего десять миллионов тугриков только за «буханку» и обещание помочь в случае необходимости.
Нианзу Ли был уверен, что монгол выполнит любое поручение, стоит лишь потянуть за банковскую карту. Крупное вознаграждение позволило семье перебраться из юрты в отдельную квартиру и теперь добытчик заветных метров, ехал в приподнятом настроении, надеясь исполнить как можно больше для нового знакомого и как можно быстрее погасить ипотеку.
— Билгүүн, — указал монгол на соседа — довольно крепкого мужчину за сорок, в потертом халате и стоптанных туфлях, — знает о потерянном колодце.
Из тумана памяти, плывущего над алкогольной рекой, в сотрясаемый колдобинами грунтовой дороги мозг, на всех парусах ворвалась джонка — запрещенная история. Под грифом "Секретно" она хранится в китайском архиве, куда имеют доступ лишь избранные, а здесь пастухи в голос обсуждают то, что в Китае не смеют и шепотом произносить министры.