– Или о редиске, – прервал его Максимилиан, пряча лоскут в карман. – Вот что, Пендельфедер. Вы как хотите, а я завтра вызову телеграммой одного толкового парня из «Сыскного бюро Молинаро». Барт Биркентон, слышали, небось? Он теперь на нас работает. Пусть перетряхнет это место хорошенько. Он специалист и сумеет докопаться до правды. Ну а мы с моей ассистенткой передумали покупать у вас другие автоматоны. Уедем завтра с утра пораньше. Доброй ночи вам и богатого урожая.
Глава 14 Надвигается гроза
Когда вышли на улицу, повеяло такой свежестью, что перехватило дыхание. Холодный ветер рванул юбку. Зашелестели кусты, скрипнули флюгера на крышах. Фонари качнулись, и круги света на мостовой принялись зловеще метаться из стороны в сторону.
Погода испортилась: первые капли дождя пробарабанили по мостовой, вдалеке громыхнуло. Остро запахло сиренью и влажной землей. Аннет обхватила себя руками и поежилась. Максимилиан снял пиджак, набросил на плечи спутницы, твердо взял ее за локоть и повел прочь от толпы взволнованно переговаривающихся механисбуржцев.
Вспышка зарницы выхватила из сумерек согбенные от ветра фигуры. Аннет успела заметить, как Карл махнул ей рукой на прощание. Ветер поднял полы его плаща и растрепал волосы, отчего механик стал похож на измученного ночного демона. Рядом стояла угрюмая Луиза. Подле нее суетился пьяненький Форс, все стремился поцеловать суровой библиотекарше руку, а та отмахивалась и тревожно поглядывала на небо. Полицейский кивнул в сторону Аннет и что-то сказал бургомистру. Гильоше кисло улыбнулся, его дочь засмеялась в голос. Хорошенькую Линду даже непогода не брала. Ветер трепал прически и одежду, превратив людей в пугала, но локоны неугомонной блондинки он перебирал осторожно, поднимал в воздух, словно играя. Платье красиво трепетало вокруг ее ног. Линда была оживлена и весела, и смех ее звенел как колокольчик.
«Надо мной потешаются», решила Аннет, из последних сил гордо выпрямилась и пошла на ватных ногах вверх по улице.
Едва они успели войти в двери гостиницы, разразилась буря. Гром взревел, как сотня пушек в разгар битвы, на мостовую обрушился дождь. В вестибюле гостиницы метался взволнованный управляющий и хлопал ставнями. В эту ночь городу придется туго.
На второй этаж поднимались молча. Аннет ускорила шаг: ей не терпелось остаться в одиночестве со своими мыслями. Когда дошли до ее номера, Максимилиан заговорил:
— Я попрошу, чтобы горничная принесла чай и позаботилась о вас. Боюсь, ночь выдастся беспокойной. Утром мы уедем.
– Вы это всерьез? Про отъезд? – спросила Аннет, остановившись и впервые после происшествия в картонном лесу заглянув ему в глаза.
Он посмотрел на нее холодно, отстраненно, как на проштрафившуюся служащую. От его взгляда Аннет поежилась и сникла.
– Разумеется. Распоряжусь, чтобы Лазурного поэта привезли в столицу позже. Вам в этом городе нельзя оставаться. События принимают дурной оборот. Эта история с Пильщиком…
Аннет глубоко вздохнула и призналась:
– Ничего этого не было. Они правы. Я видела галлюцинацию. Выпила эту приторную гадость, и мне весь вечер мерещилась ерунда. В воздухе летали пчелки, Форс превращался в подсолнух, а вы…
Она смущенно кашлянула.
Максимилиан наклонился и глянул на нее испытующе:
— Галлюцинация? Уверены?
— А вы нет?
— Нет.
У Аннет вытянулось лицо, Максимилиан поспешил ее успокоить:
– Разумеется, вариант с галлюцинацией исключать нельзя. Но я ни разу не слышал о такой логичной и последовательной галлюцинации. Вполне возможно, что какие-то события произошли в реальности, а какие-то дорисовал ваш одурманенный разум. Вряд ли вас действительно хотели убить таким варварским способом. Мощности автоматона не хватило бы, чтобы причинить вам реальный вред. Это же не циркулярная пила на лесопилке, в конце концов. Скорее всего, вас хотели напугать. Или подшутить. Или что-то отобрать. Говорите, черный человек вас обыскал? Вряд ли его интересовало ваше пенсне. Которое, кстати, все еще лежит в моем кармане.
Аннет вспыхнула, вспомнив, при каких обстоятельствах оно туда перекочевало. Максимилиан невозмутимо продолжал:
– Думаю, хотели забрать брелок Жакемара. Барт Биркентон разыщет шутника и хорошенько его проучит. Нет, пожалуй, сам сделаю это. Кстати, вы очень храбро вели себя сегодня. Заставили этих твердолобых поволноваться, — закончил он неожиданной похвалой, и Аннет растеклась от его слов как кисель.
Она не стала говорить, что Пильщик выглядел удивительно мощным и… как это выразиться... целеустремленным. Она верила, что сил в его механических руках вполне хватило бы, чтобы нарезать ее ломтями. А если бы он не справился, его работу довершил бы тот черный человек. Но ничего этого она не сказала.
Протянула Максимилиану пиджак, зашла в комнату, захлопнула дверь и закрыла ее на два оборота. А потом еще и тяжелое кресло придвинула. Вторым креслом забаррикадировала балконную дверь, и лишь затем переоделась и забралась под одеяло. Присланная Максимилианом горничная робко постучала, глухо позвала из-за двери и ушла.
Уснуть не получилось. Гроза набирала обороты. Стены гостиницы сотрясались от раскатов, дождь лупил в окна, сквозняк рвал занавески.
Аннет было грустно, одиноко и страшно. Она вылезла из-под одеяла, немного походила по комнате, торопливо затыкая пальцами уши, когда за окном грохотало. Затем окончательно обессилела.
Опустилась на холодный пол, обхватила колени и захлюпала носом. Ей казалось, что жизнь зашла в беспросветный тупик. С ней произошли ужасные вещи, но странное дело – больше всего ее огорчил тот тон, которым разговаривал с ней Максимилиан, и его новое, отстраненное отношение. Впрочем, она его заслужила. Пусть она вела себя глупо, взбалмошно, пусть ей привиделись все кошмары, но в этот момент ей очень хотелось, чтобы ее утешили, выслушали, погладили по спинке и дали чистый носовой платок.
Кто-то уверенно постучал в дверь, выбив костяшками затейливый марш.
Аннет так перепугалась, что чуть не нырнула под кровать, где ее, разумеется, не нашел бы ни один преступник. Она упала на четвереньки, больно стукнулась о кроватную ножку и тоненько ойкнула.
— Эй! У вас все в порядке? Мне в номере через стенку слышно, как вы мечетесь. Откройте! — потребовал из-за двери нетерпеливый голос Максимилиана.
Она не откликнулась, потому что яростно растирала лоб. Из глаз сыпались искры.
– Если не откроете, я заберусь к вам на балкон по пожарной лестнице, – не унимался босс. -- Учтите, она скользкая от дождя. Если сорвусь, сломаю себе шею. Моя гибель будет на вашей совести. Вам до конца своих дней придется таскать мне на могилку цветы!
Аннет поднялась, накинула халат, и кое-как отодвинула сооруженную ей баррикаду. Приоткрыла дверь и настороженно поинтересовалась:
– Ну? Что вы хотите?
Дверь сильно подалась вперед, Аннет еле успела отскочить. Вошел Максимилиан, беззаботно заложив руки в карманы брюк, оглядел ее и моментально отметил распухший нос и слипшиеся ресницы.
– Плакали. Так и знал. А это что за красное пятно над бровью? Неужто в отчаянии бились лбом об стену? Это уже слишком, знаете ли. Надевайте туфли и идем на верхнюю террасу. Такое зрелище нельзя пропустить. Гроза – время праздника в Механисбурге. Жители не спят, все стоят у окон и любуются на Часовую башню.
Ошарашенная Аннет не сдвинулась с места. Максимилиан вздохнул, прошел в номер, отыскал туфли и поставил ей под ноги.
– Поторопитесь. Гроза вот-вот закончится. Не переодевайтесь, идите прямо так.
Максимилиан поманил ее рукой и вышел в коридор. Спорить не было сил, и она хмуро повиновалась.
Действительно, в гостинице не спали. Из номеров доносились голоса и смех. Горничная шла по коридору с тележкой, нагруженной напитками. Однако на террасе было пусто и темно.
– Я попросил управляющего, чтобы сюда никого не пускали, – пояснил Максимилиан. – После вчерашнего он был только рад услужить.
Официант торопливо выставил на стол бутылку с игристым вином, пару фужеров, пепельницу, и зажег свечу под стеклянным колпаком. Поклонился гостям и поспешил прочь. Аннет и Максимилиан остались одни. Аннет робко подошла к стеклу. Перед ней открылась картина ночного грозового города. От страха и восторга замерло сердце. Дождь шумел по крыше, на пол возле окон натекли лужи. Приятно пахло мокрыми деревянными досками и зеленью.
В домах не горели огни, а вдалеке, за крышами, волновалось темное пространство – озеро. На его поверхности танцевали всполохи, когда в громоотвод Часовой башни ударяла молния. Сама же башня преобразилась и поражала. На ее стенах медленно, как сотни разноцветных светляков, загорались фонарики. Каждый удар молнии зажигал новые, они карабкались выше, до самой крыши, складывались в причудливые узоры, пока башня не превратилась в волшебный дворец.
Аннет прижалась носом к стеклу и охнула от удивления.
– Это придумал внук Жакемара, – пояснил Максимилиан. Он тихо подошел, встал позади Аннет и продолжил:
– Внук Жакемара увлекался электричеством. В башне установлены особые аккумуляторные банки, которые накапливают разряды молний и заставляют огоньки загораться. Очень красиво.
– Красиво, – подтвердила Аннет и тяжко вздохнула.
Воцарилось молчание. Впрочем, говорить под аккомпанемент грозовой музыки и дребезжание стекла было сложно.
Максимилиан отошел и расположился в плетеном кресле за столом. Он достал трубку, потянуло приятным ароматом: не табаком, а смесью черной смородины и вишни. Босс со вкусом затягивался и выпускал клубы дыма. Некая странная мысль мелькнула на задворках ее сознания – уже не впервые – но Аннет не успела схватить ее за хвостик. Максимилиан потянулся к бутылке, звякнул стеклом и разлил шипящий напиток в бокалы. Пододвинул один к краю стола и приглашающе кивнул. Девушка вздохнула и опустилась во второе кресло.
Потягивая вино, они любовались грозой и огнями на башне. Впрочем, Максимилиан не пил: покрутил бокал, вдохнул аромат, пригубил и поставил обратно на стол. Ударил гром; Аннет непроизвольно вздрогнула, Максимилиан спросил:
– Вы боитесь грозы?
– Обычно нет, – ответила она. – Но такой сильной я никогда не видала.
– А я видал. В джунглях. Было одно приключение… рассказать?
– Да, пожалуйста.
– Я сопровождал археологическую экспедицию. Разбили лагерь на ночь. Небо хмурилось, но мы не беспокоились: палатки у нас были крепкие, а место лагеря выбрали на возвышенности. Поужинали, выставили часового и сладко уснули. Среди ночи просыпаюсь от того, что на лицо мне льется вода. Первая мысль: крыша палатки порвалась. Продираю глаза, а крыши-то и нету. Равно как и палатки. Лежим на матрасах, на голой земле. Оказалось, тамошние аборигены – ужасное ворье – подобрались к нам ночью, воспользовались тем, что часовой задремал, тихо вытащили нас из палаток прямо на матрасах – и ведь как ловко это проделали, черти, ни один не проснулся! И дочиста обокрали. А тут и гроза разразилась. С неба лился океан. Кое-как пережили ту ночь. Все у нас забрали: оружие, кухонные принадлежности, одежду, археологические находки.
– Кажется, я слышала похожий анекдот…
– Как вы думаете, откуда берутся анекдоты? Из жизни. Все правда, до последнего слова.
– И что ж вы сделали?
– Кое-как добрались до фактории, оттуда вызвали местных полицейских. Вернулись, отыскали жуликов и сдали всех властям. Они месяца три сидели в местной кутузке. Все племя. А кутузки у них – вырытые в земле ямы. Не позавидуешь. Но ничего, поделом. Мы чуть не погибли.
– Говорят, вы с ними воевали… отбирали у них изделия и драгоценности…Обижали их, – упрекнула Аннет.
– Я!? – поразился Максимилиан. – Это нас постоянно обижали. Воровали все, что плохо лежит. А когда мы нанимали помощников из местных, горько об этом жалели. Работать они совершенно не умеют. Честно, не раз хотелось пустить в ход кнут, но заканчивалось все перебранкой и показательным изгнанием. Правда, однажды я не сдержался. Пересчитал зубы местному царьку. Он лупил свою жену и детей почем зря, а те завели привычку прятаться у нас в лагере. Ужасно мешали, вот и пришлось разобраться. Царек оказался не прост: пожаловался миссионеру, что я не чту местные обычаи. Миссионер обозвал меня колонизатором и проклятым империалистом, а затем настрочил жалобу в посольство. Вот и пошли слухи. Не люблю я этот южный континент... Знаете, что там самое ужасное?
– Львы? Ядовитые змеи? – с любопытством спросила Аннет.
– Москиты. Назойливые твари. Хуже них только пьяные аборигены. А вот еще был случай… в пещере «Слезы павиана», где местные проводят всякие забавные и жуткие обряды…
Аннет увлеченно слушала, подперев щеку ладонью, и смотрела на ночной город сквозь запотевшие стекла. Наплывал шум дождя, ворчали громовые раскаты.
Оранжевое пламя свечи трепетало под колпаком, истории шли одна за другой. Максимилиан рассказывал остроумно, лаконично и красочно, иногда делая выразительный жест рукой с зажатой трубкой. Cлушать его звучный баритон было отдельным удовольствием. Однако в груди Аннет росло неуютное чувство, причину которого она определила не сразу.
Ее мучили угрызения совести. «Я черствая, эгоистичная особа, – покаянно думала Аннет, украдкой посматривая на профиль собеседника. – Молинаро возится со мной, как с дурным котенком. Из кожи вон лезет, чтобы утешить и развлечь, не обращает внимания на мои выкрутасы. Терпения ему не занимать. Неважно, какие у него мотивы. Я теперь ясно вижу, что вовсе он не негодяй».
Когда он закончил очередной рассказ, Аннет вздохнула и произнесла:
– Простите меня, Максимилиан.
Он так изумился, что чуть не выронил трубку.
– За что? – спросил настороженно.
– За то, что плохо к вам относилась, – повинилась Аннет, трусливо опустив глаза. – Вы постоянно заботитесь обо мне. Стараетесь помочь и ободрить, когда я раз за разом попадаю в нелепые ситуации. Максимилиан, я знаю, что живу в мире фантазий, – заговорила она порывисто, сжав руки на коленях, – это плохо. Верно вы тогда сказали! Я бегу от реальности. Все переворачиваю с ног на голову. От меня никакого толку.
– Я не говорил, что жить в выдуманном мире – плохо, – медленно сказал Максимилиан и прищурился. – Да, я резко отозвался о ваших мечтах и теперь жалею. Я не всегда прав. Мне тоже есть, за что просить у вас прощения. Возможно, лишь наши мечты заслуживают уважения. Как вы думаете, кто меняет наш мир к лучшему – мечтатели или реалисты?
– Конечно, реалисты, – сердито ответила Аннет и даже ногой притопнула.
– Черта с два. Реалисты трезво оценивают свои возможности и не лезут на рожон. А мечтатели действуют очертя голову. Кидаются переделывать реальность так, чтобы она соответствовала их мечтам. Конечно, не всем это удается. Есть два вида мечтателей. Одни действительно предпочитают до поры до времени прятаться в своей скорлупе. Однако те, кто решаются из нее выйти, оказывают человечеству огромную службу. Всего-то нужно – немного храбрости и безрассудства. А у вас этого в избытке.
– Во мне в избытке трусости, наивности и романтизма. Куда больше, чем здравого смысла. Я вижу свою жизнь как синематографический роман, и это глупо, – упрямо возразила Аннет. Она изнывала от жалости к себе.
– Да кому нужен этот скучный здравый смысл! – отмахнулся Максимилиан. – Вы можете перекроить сценарий вашего фильма по своему усмотрению. Можете превратить драму в комедию, сделать из фильма ужасов детский мюзикл. Вы артистичны, полны авантюризма, а значит, готовы действовать нестандартно и идти своей дорогой.
Аннет недоверчиво покачала головой. Ей хотелось верить тому, что он говорил. Максимилиан подождал, пока затихнет очередной громовой раскат, откинулся в кресле и продолжил:
– Я же вижу, что вы боец по натуре. Хоть и трусоватый. Но это нормально. Храбрость приходит с опытом. Переступите через себя разок-другой, а дальше все пойдет как по маслу. Пара неудач, пара побед, потом победы будут приходить все чаще… сами не заметите, как ваши мечты превратятся в реальность.