— Правду, только правду и ничего, кроме правды, — улыбка папы стала гораздо шире, хотя он и пытался ее спрятать. — Похоже, ты у меня уже совсем взрослая, дочка.
По пути мы говорили на простые, обычные темы — о том, что ветер уже который день поднимается, а дождевые тучи так и не нагонит. О том, что мы так поспешно уехали с обеда, что мама еще долго будет делать вид, что обижена. Наверное, на пару дней ее ворчания точно хватит. Мы обсудили еще массу других мелочей, и в какой-то момент я поняла, что успокаиваюсь, внутренне отпускаю от себя то, что увидела в кабинете.
Медленно выдохнула. Поймала внимательный взгляд отца и кивнула ему. Он понял. Ничего не спрашивал, просто кивнул в ответ и замолчал, отдав все внимание дороге и своим мыслям.
— Пап, — спросила я, когда машина въехала во двор и до нашего расставания оставались считанные минуты. — А тот… бородатый… С ним что?
— А что с ним может быть? — остановив машину у моего подъезда, отец развернулся ко мне. — Он же буйный. И хотел покончить с собой. Вот пусть и подлечится, успокоит нервы.
— Спасибо! — поцеловав отца в щеку, я выпорхнула из авто.
Папа уехал, я помахала ему рукой, а потом обернулась и заметила на лавочке у подъезда Мурзика.
— Прости, — подойдя к нему, повинилась я. — Но я снова забыла купить тебе корм.
Мурзик вильнул хвостом и отвернулся. Я хотела его погладить, но он дернул мордочкой, словно все понимая и затаив обиду. Так я и застыла с протянутой рукой, а потом медленно убрала ее за спину.
— Да, подруга, — услышала я голос Ларисы и заметила ее, идущую по дорожке и активно размахивающую двумя большими пакетиками кошачьего корма. — Только теперь я поняла, что фраза «загладить свою вину» может означать элементарное поглаживание мордатого зажравшегося кота, а не исправление людских ошибок.
Мордатый кот фыркнул и принялся, облизывая лапку, умываться. И увлеченно занимался этим делом, пока Лариса доставала из сумочки формочку из фольги и вскрывала пакетик с кормом. А вот стоило ей выложить еду, он решил, что достаточно позлился и достаточно чистый для того, чтобы отведать столь дорогой трапезы.
А то, что кто-то там его мордатым обзывает, так пусть себе говорит. Он стерпит. Он вообще терпеливый. Тем более что если он сдержится и не отомстит, ему отдадут и второй пакет корма. А он вкусный, мур-к… мур-р-к… сегодня быть добрым котиком выгодней… мурк-мур-р-к…
— Ты смотри, как размурчался, — рассмеялась Лариса, наблюдая за полосатым. — И ведь такой умилительный, что ему даже наглость можно простить. И все разрешить.
— Да уж, — поддакнула я.
Лариса перевела на меня взгляд и нахмурилась. Вскрыв второй пакет с кормом, она высыпала его в опустевшую формочку и выбросила мусор в урну.
— Так, подруга, — перекинув косу с одного плеча на другое, она подхватила меня под руку. — Давай договоримся: я тебе — вкусный чай, а ты мне — подробный рассказ о том, что случилось.
Мне как раз не хотелось вдаваться в подробности, но я даже не успела качнуть головой, как Лариса почувствовала, что я готовлю отказ.
— А так? Мур… — Она состроила умилительную мордочку, растянув губы в улыбке и сдвинув домиком светлые брови, а вдобавок еще и фыркнула. — Мур-мур…
Услышав мой смех, Лариса приняла его за согласие. В общем, за что ей было удобней, за то она его и приняла.
Чтобы скорей закрепить наши договоренности, она практически на буксире потащила меня в подъезд, а чашку с чаем я получила в коридоре, даже не успев разуться. Только присела на пуфик, а уже чашка в руках.
Чай был едва горячим. С пакетика. Черным, хотя я люблю зеленый. Но сделан был от души и с таким старанием, что трудно угостившему в чем-либо отказать. Я задумалась над тем, есть ли моменты, которые разглашать не стоит, и пришла к выводу, что наоборот лучше предупредить Ларису. А то разовьет активность со своими неугомонными бухгалтерами, раструбит в сетях о случае с Прохором, а ведь папа просил не вмешиваться…
— Ну что мне… — услышала нетерпеливое нытье подруги над головой, — хвостиком повилять, как Мурзик?
— Давай! — позволила я и села с удобством.
И расхохоталась, когда Лариса перекинула длинную косу себе за спину и, взявшись за нее, показала светлый хвостик. Сначала с одного бока. А потом и с другого.
Ну, теперь-то выбора не было.
Теперь точно пришлось рассказывать.
Даже те моменты, которые вспоминать не хотелось…
— Бородатый, значит… — выслушав до конца, пробормотала Лариса. — Слушай, а нельзя там как-то приплатить психиатру, чтобы его побрили?!
— Может, лучше сделали эпиляцию?
— Хорошее предложение, — похвалила Лариса и мечтательно протянула: — Вот бы еще и в интимной зоне…
Глава № 20
Субботний день был нервным и стрессовым, а вечер прошел за веселым обсуждением тысячи и одного метода лишения «бородатого борова чести». Если, конечно, допустить мысль, что она у него где-то там затерялась. Я такую мысль отмела напрочь и сразу, а Лариса начала ныть, что вот, мне даже пофантазировать лень.
— Хорошо, — предложила я, — твои варианты?
— Ну… — после долгой паузы, за время которой я успела не только приготовить вкусный зеленый чай, но и насладиться им, сказала Лариса. — Возможно, если бы мы применили клизму…
На этот раз моя фантазия прямо таки зафонтанировала идеями и, пожелав спокойной ночи подруге, я ушла к себе в комнату. Я слышала, как на кухне несколько раз громко хлопала дверь холодильника, но есть не хотелось, более того, я радовалась, что ограничилась на ужин лишь чаем. А то так и представлялось… так и виделось… так и мерещилось…
А тут еще Мурзик принялся с каким-то котом выяснять отношения. Пришлось встать, выйти на балкон и начать выяснять отношения с ним. Мурзик притворялся глухим и менять место разборок не собирался — мол, и что, что окна мои? На них горланить одно удовольствие, других подходящих во всем дворе не нашлось! Своим пронзительным ором он настаивал именно на этой версии до тех пор, пока…
— Больше никогда не куплю тебе «Вискас!» — крикнула я в темноту.
Кот замолчал. А потом неуверенно стал завывать снова, но…
— И Ларису подговорю не тратиться на тебя! — добавила я.
Мурзик притих. Посмотрел на своего соперника и, дерзко махнув хвостом, увел его за собой в темноту.
— Собаки умные, — прокомментировала я, немного шокированная происходящим, — а коты хитрые и продуманные.
Я легла спать, сон был легким и увлекательным, как перо бабочки, и каким-то очень приятным. А потом как надавило что-то, и стало так тяжело и неуютно, и…
— Ты чего? — открыв глаза, я недоуменно взглянула на Ларису, сидящую на моей кровати и по самые брови обмотанную теплым одеялом.
Видимо, когда она деликатно спихивала меня с кровати, чтобы разместиться рядом, меня и накрыло кусочком ее одеяла. Такое поведение, с учетом, что кровать моя, на дворе жаркое лето, а на улице едва забрезжил рассвет, было странным.
— Да вот, задумалась… — пробормотала она через одеяло. — Я постоянно жру, на диете еще ни одной недели не продержалась… Ев, какая из меня модель?
— Для этого проекта самая подходящая, — зевая, заверила я и попыталась перевернуться на другой бок, но рука в одеяле меня удержала.
— А что, если я не справлюсь? Ты знаешь, мне кажется, я для этого просто не создана…
— Я в тебя верю, — отчаянно давя зевок, успокоила я. — И потом, я тоже не считаю, что создана для того, чтобы пальцы веером растопыривать. Но ничего. Папа сказал, что в любом случае — это опыт.
— Кирилл Антонович просто так никогда не скажет, — приободрилась Лариса и встала с кровати. — Все! Поверю ему и пойду спать!
— Молодец! — перекрутившись на другой бок, похвалила я.
Впрочем, верила Лариса недолго. А я, соответственно, так же недолго спала. В какой-то момент она и ее одеяло снова появились у меня в комнате и на кровати.
— Ев… — сказали они.
«Они», потому что Лариса по-прежнему использовала одеяло, как паранджу.
— Мне что-то Вадик Москаленко вспомнился. Помнишь Вадика? Я вот припомнила, как однажды в школе он ко мне подошел и…
Так как Вадик перевелся из нашей школы в восьмом классе, а Лариса тогда еще не научилась брать хлюпиков в оборот, я поняла, что ничего интересного в воспоминаниях не всплывет. Даже поцелуя точно не будет. А потому подтянула вверх легкий плед, которым укрывалась, повторила маневр с паранджой и благополучно уснула.
Открыв глаза в следующий раз и снова увидев сидящую на кровати Ларису, я не могла понять: уходила она из комнаты или нет. Все тот же монотонный рассказ про одноклассников, все то же одеяло… И только босоножки с красными цветами на ногах у подруги подсказали верный ответ.
— Так!.. — начала я и набрала побольше воздуха в легкие, но Лариса спрыгнула с кровати и поспешила к двери.
— Я уже ухожу, — она помахала мне на прощание уголком одеяла. — Я уже выговорилась, спасибо.
Часы показывали семь утра и напоминали, что в воскресенье не только можно, но и нужно поспать подольше, но какой там сон? Прихватив с собой домашние брюки и майку, я направилась в ванную, в коридоре была встречена громким сопением из другой комнаты, но будить и мстить человеку не стала. Мандраж… Забавно, но с кем не бывает?
Приведя себя в порядок, я приготовила сырники, потренировалась часик за ноутбуком, потом еще часик, а потом поняла, что не увлеклась процессом, а сама жутко нервничаю, и решительно опустила крышку.
В пятницу, когда я принимала решение с этой работой, оно казалось правильным и несложным, а сейчас… Ничего ведь не изменилось. Что в пятницу, что сейчас я еще даже не приступала к обязанностям. Но все воспринималось как-то иначе. Острее. Нервней. Внутри все, казалось, скручивалось в какой-то узел. И очень, просто очень хотелось поддаться соблазну, позвонить Лере и сказать, что, вы знаете, я передумала…
Но я постаралась взять эмоции под контроль.
Папа говорил, что проблему не решить, если не разобраться в сути. Итак, почему я не хочу идти на работу? Да, это не предел моих мечтаний и не мое. Но почему я буквально не нахожу себе места? Только ли из-за этого?
Нет.
Тогда что меня так тревожит? Чего я боюсь? Боюсь… Странно, но… наверное, да. Это какой-то страх.
И с чем, интересно, он связан? Я понимаю, что в первый день никто не будет ожидать от меня каких-то свершений. Тут хоть бы просто дожить до шести вечера. Нет, меня беспокоит не это.
А что?
Вот честно и откровенно — что?
Я тяжко вздохнула, выглянула в окно, наткнулась на изумрудный взгляд Мурзика и поняла.
Меня беспокоит не «что-то», а «кто-то».
А если конкретно — Питон.
Я не хотела пересекаться с ним снова. И, тем не менее, понимала, что это непременно случится.
Н-да…
Подхватив тарелку с сырниками, я побежала в комнату к Ларисе, села на край ее кровати, но от моего веса кровать даже не вздрогнула. Тогда пришлось чуть-чуть потолкаться.
— Ты чего? — открыв сонные глаза, уставилась на меня подруга.
— А ты это… — я повела в воздухе тарелкой с сырниками. — Ты почему завтрак пропускаешь? Это и так для питания плохо, а для успешной модели плюс — тем более!
— Понятно, — хмыкнув, Лариса приподнялась на подушках и благосклонно взяла с тарелки сырник. — Интересно только, если двое из нас на грани обморока, кто кого завтра на работу потащит?
— Давай ты будешь помнить, что я твой любимый хлюпик, и от обморока воздержишься? — предложила я и вручила второй сырник подруге.
— Не обещаю, — честно призналась она. — Но шаг в сторону от тебя постараюсь сделать.
Смех разрядил нервное напряжение, к тому же, потом мы долго прогуливались по магазинам — и за продуктами, и просто так, посмотреть. Так что день пролетел незаметно. Ночь, благодаря молчанию подкупленного «Вискасом» Мурзика, тоже сложилась в одну минуту. Только легли — и вставать. И утром в понедельник мы держались бодро и на высоте.
И из такси мы выходили спокойно. Я — деловая леди, в узкой синей юбке-карандаше и белоснежной блузе со вставками кружева. Лариса — огненная жар-птица. Все стильно, отлично, ноль причин для волнений. Но когда мы подняли взгляды вверх и увидели другую, стеклянную высоту…
Вот тут-то нервы снова напомнили, что их надо беречь, а сердце предупреждающе застучало по ребрам. Но выбора нет. Нет, он есть, конечно, но лучше думать, что его нет. В общем, преодолев дежавю, которое ничего хорошего не обещало, мы с Ларисой вошли в бизнес-центр.
— О-о-о! — услышали чье-то громкое восхищение: — Добро пожаловать! Наконец-то! Милости просим, дорогие дамы!
Мы с Ларисой переглянулись и, не настаивая на уговорах, подошли к двум знакомым охранникам, которые вдобавок к гостеприимной встрече щедро осыпали комплиментами. И умницы, и красавицы, и сами небеса нас послали, и где же мы раньше ходили и почему не заглядывали, и…
— Вот! — прервав очередной комплимент, охранник Степан полез в карман своей формы и протянул на ладони горсть шоколадных конфет.
— Вот с этого можно было и начинать, раз так рады нас видеть, — зашуршав первой оберткой, поучала мужчин Лариса. — А комплименты ваши… В общем, я предпочитаю то сладкое, что можно попробовать, а не на словах.
Охранники одобрительно рассмеялись. Степан немного расстроился, что я от сладкого отказалась, и с готовностью развернул для Ларисы вторую конфету. Вова просто хмыкал и наблюдал за тем, как с ладони его приятеля исчезают вкусности. А я, понаблюдав пару минут за охранниками и обратив внимание на знакомые обертки конфет, поинтересовалась:
— Что, слухи о нашем собеседовании спустились с двадцать девятого этажа на первый?
— Ага, — хохотнул Вова, кивая. — А еще поднялись с подземного паркинга.
— Видеокамеры?
— Да, — подтвердил Степан. — Но быстрее была людская молва…
— Представляю, что там о нас наболтали, — Лариса передумала брать очередную конфету, хотя ей очень хотелось.
— Ни слова неправды! — Степан бросил взгляд на стопы Ларисы и, расплывшись в улыбке, развернул для нее самую большую конфету: — Позвольте выразить свое восхищение!
— Так и быть, — заметив, что это любимая курага в шоколаде, согласилась Лариса, — позволяю.
— Может, теперь водички? — предложил Вова.
— Может, теперь расскажете, что послужило главной причиной такого приема? — выдвинула я встречное предложение.
— Как скажете, — с готовностью отозвался он. — Все для вас, о, справедливейшая!
— Так!.. — медленно выдохнула я.
— Она начинает терять терпение, — определила мое состояние Лариса. — И в такие моменты «справедливейшая» вполне может стать «коварнейшей».
— Не извольте гневаться! — дурашливо попросил Вова о снисхождении.
А наткнувшись на мой взгляд, очень даже спокойный, откашлялся, сбросил с себя маску клоуна и рассказал, что вынудило его и напарника так потратиться. Оказывается, с тех пор, как мы с ними не виделись, им двоим очень прилично повысили оклад. Распоряжение босса.
Личное распоряжение босса! Да они были уверены, что после маленькой диверсии им грозит увольнение, а тут…
Они были так поражены, что записались к боссу на аудиенцию. И еще более удивились, когда он их принял в этот же день и вне записи.
— Единственное условие, — заявил Ковальских, едва они вошли в кабинет и даже не успели излить на него поток заготовленных благодарностей. — Вы исполняете только мои приказы. Вашего непосредственного руководителя и мои. А с симпатичными и дерзкими девушками я выясняю отношения сам.
— То есть, — решился уточнить Вова, — тех симпатичных девушек, что вы приказали внести в черный список, можно впускать?
Охранник сделал паузу в рассказе, и мне хватило этих секунд, чтобы вспомнить и понять, о каких девушках речь. В прошлый раз, когда мы были в бизнес-центре, за Ковальских бегала стайка стройных и симпатичных девушек. Со слов охранников, их интересовала вакансия секретаря. Я же думаю, что их интерес — или карьера модели, или лично Ковальских. Судя по тому, что девушек внесли в черный список, наши мысли с Матеушем были очень созвучны.