— Нет, здесь метров пятьсот, — теряется Таня.
— Пойдем. Прогуляемся…
— Боюсь, цветы завянут. Жалко ведь!
— Ничего, я тебе новые подарю. Пойдем, Тань?
Не могу. Не могу стоять на месте. Мне нужно что-то делать, иначе я просто взорвусь! Мы спускаемся по ступеням, подходим к перилам… Я обнимаю Таню двумя руками и кладу подбородок ей на макушку.
— Здесь очень красиво, Степа. Мне так жаль, что ты видишь лишь ночь… — шепчет она, поглаживая мои ладони на своем животе.
— А я не жалею. Рано или поздно все уйдет в кромешную тьму. Останется лишь любовь. Навсегда. Вне времени и пространства.
Таня молчит. Трется щекой о мою грудь, прижимается губами там, где слышны размеренные удары сердца.
— Ты прав. Ничего не останется…
Мы еще долго стояли вместе, глядя на реку. В воздухе пахло стоячей водой и водорослями. Лучи уходящего солнца плавно скользили по нашим телам. Высоко в небе перекликались птицы. И время словно застыло.
— Я тебя люблю.
— Степан… — Таня захлебывается моим именем. Оборачивается резко, обхватывает ладонями мои небритые щеки.
— Не говори ничего. Потом… — говорю ей.
А она так и продолжает стоять, обхватив мои щеки руками. Не знаю, сколько это все длиться.
— Я сегодня приняла решение развестись. Даже побывала у адвоката.
Таня пока не может ответить мне взаимностью. Но она ценит то, что между нами происходит. Её слова — отчаянная попытка донести до меня эту информацию. Я понимаю. Осторожно обхватываю ее затылок рукой и касаюсь губами губ.
— Это хорошо. Это очень хорошо, Таня, — шепчу между жадными влажными поцелуями.
— Ты мне нужен, Степочка. Ты мне так нужен…
Я знаю. Боги, я знаю, потому что чувствую то же самое. Желание ею обладать подчиняет себе мою сущность. Вне ее меня уже просто не существует.
— Поедем ко мне? — спрашиваю, когда наши поцелуи заходят уж слишком далеко.
— Поедем, — шепчет мне в губы и снова тянется ртом к моему горлу. — Мне только Дёме нужно позвонить…
— Звони сейчас. Потом не отпущу ни на секунду…
Слушаю, как Таня торопливо что-то объясняет сыну, и, не в силах остановиться, скольжу руками по ее совершенному телу. Какая же она красавица. Здесь мы тоже совпали. Гармония между нами повсюду. Даже на самом примитивном визуальном уровне Таня — женщина моего типа. Мне всегда нравились такие, даже в юношестве. Здесь включаются кармические наработки. Очевидно, что в прошлых воплощениях я был влюблен в красивую шатенку небольшого роста. Оттого и искал такую в своих следующих жизнях.
— Пойдем, Степан, пойдем, мой хороший…
Усилием воли беру под контроль свои чувства. Держась за руки, возвращаемся к машине. Я чувствую ее напряжение, прежде чем она произносит хоть слово.
— Вот черт.
— Что случилось?
— Алла. Сестра моего бывшего. Она нас увидела.
— Это проблема?
Таня на секунду останавливается, я ощущаю, как она смещает корпус, чтобы лучше меня рассмотреть.
— Я не знаю, — растерянно шепчет она.
— Ты разводишься. И ничего ему не должна. Он сам сделал свой выбор, — напоминаю я, чувствуя все сомнения, что враз обрушились на Таню. Ощущая их горький вкус и аромат. Это больно. Это мучительно больно. Но я справлюсь со всем. Она станет сильнее, и все у нас будет хорошо.
— Привет, — говорит она кому-то, отпуская мою руку. Мне выть хочется. Она до сих пор не понимает, кто подпитывает ее на всех уровнях…
— Привет. Не ожидала тебя увидеть вот так.
Женский голос, который я слышу — мне не нравится категорически. Слишком громкий. Слишком!
— Правда?
Не очень-то многообещающее начало.
— Представишь своего спутника?
Таня отошла от меня на шаг, но я чувствую, как вибрирует ее тело. Она как будто боится. Эту женщину? Ничего не понимаю.
— Конечно. Это — Степан Судак. Степан, а это — Алла. Сестра моего бывшего мужа.
— Вот, значит, как…
— Не пойму, что тебя удивляет, — голос Тани тоже дрожит, но она все же держится.
— Да нет, ничего. Просто я тут подумала тебя развлечь… Да вижу, ты не сильно-то и тоскуешь.
— Ну, извини, что не залезла в петлю!
Мое тело будто пронзает молния. Я пытаюсь понять — были ли слова Тани гипотетическими. И снова тону в вязкой трясине безнадеги.
— Ну, и к чему этот драматизм, Таня? Ты всегда была склонна к театральщине!
— Ты права, — после некоторой паузы отвечает моя лучшая половина, — нужно избавляться от этой привычки.
Голос Тани напоминает шелест. Я понимаю, как нелегко ей дается сила. Как она, капля по капле, выдавливает ее из себя. И из меня. Мне не жаль. Я готов разделить с ней все, что имею. Абсолютно все.
— Извини, Алла. Мы торопимся, — бросает она и вновь берет меня за руку. — Машина чуть левее. Примерно в десяти метрах.
Молча усаживаемся в тачку. В салоне играет радио, но Таня выключает его. Перехватываю ее ладонь. Сжимаю руку.
— Ты в норме? Сможешь вести?
— Да. Только немного отдышусь. Ты извини, наверное, некрасиво вышло.
— Вот за это тебе уж точно не стоит переживать. Поехали. Я знаю, что тебе поможет вернуть гармонию.
Едем молча. Молча заходим в квартиру. Включаю в прихожей свет — мне он без надобности, а вот Тане, скорее всего, уже ничего не видно. Она разувается, а я протягиваю руку и направляю ее в сторону ванной.
— Я хочу провести сеанс с чашами. Он поможет тебе успокоиться. Ты вся дрожишь, — перехватываю ладонь Тани и прижимаю к своей колючей щеке, — но сначала я тебя искупаю. Вода смоет все…
— Хорошо…
Снимаю с Тани одежду, расстегиваю лифчик.
— Какого он цвета? — указательным пальцем поддеваю кружево между чашечек, и только после этого он падает вниз с ее совершенной груди.
— Синего.
Голос Тани садится. Я рад, что физическое желание заслоняет собой ее тревоги, но это не то, чего бы мне хотелось в идеале. Проникаю пальцами под резинку трусиков, медленно-медленно стаскиваю их вниз. Её дыхание учащается, становясь довольно поверхностным. Поглаживаю выпирающие косточки на бедрах. Кожа Тани такая нежная, что я могу это делать часами. Касаться ее. Любить. Однако я отрываюсь от своего занятия, чтобы включить краны.
— Забирайся, — команду я и, раздевшись сам, ступаю за Таней следом. Взбиваю в пену брусок травяного мыла, скольжу руками по всему ее трепещущему телу, вбираю в себя эту дрожь. Таня подставляется под мои руки и тихонько постанывает. Не думаю, что она осознает, что издает какие-то звуки. Её чувственность меня убивает.
Скользкими пальцами в пене — по соскам и бедрам, и дальше — между ног, где все тоже скользко, но совсем по другой причине. Прикусываю кожу у нее на затылке и врезаюсь двумя сложенными пальцами в ее сердцевину. Таня прогибается в спине, предоставляя моим рукам больший простор, но я отвожу руку. Еще слишком рано. Моя женщина разочарованно стонет. Я смываю с нее пену и нащупываю полотенце, которое разворачиваю перед ней.
— Степан… — тихонько возмущается она.
— Тшш… Верь мне.
Веду Таню за руку в комнату, раскатываю тонкий матрац, накрываю его полотняной простыней.
— Ложись.
Таня выполняет мою просьбу. Я накрываю ее обнаженное тело и принимаюсь расставлять чаши. Сегодня я хочу сделать кое-что особенное. Прозваниваю Таню и сам, сосредоточившись на звуке. Вожу стиком по чаше, обхожу ее по кругу, а после усаживаюсь у Тани в ногах. Звук усиливается. Я добиваюсь непревзойденного созвучия, которое вибрацией проходит через наши тела. Таня начинает мелко подрагивать. Я беру в руки чашу и осторожно устанавливаю её на Танином животе. Смещаю чуть вниз. К вибрации звука добавляю свой голос. Пою. Голос взмывает выше и выше, и вместе с ним к звездам возносится моя женщина. Звук медленно затихает, как и ее оргазм.
Глава 15
То, что случилось — невозможно прекрасно. Но мне невыносимо жаль, что этот момент со мной не разделил Степан. Мое тело как будто невесомо, я чувствую себя легким облаком счастья. И покоя. Мое умиротворение бесконечно, как бесконечна вселенная. Мне кажется, прямо сейчас я бы не смогла думать о плохом, даже если бы очень хотела. Но такого желания нет. Есть счастье. Бескрайнее, абсолютное. Есть я и он. Человек, который заставляет петь не только мое тело, но и ту часть меня, которую я считала давным-давно утратившей эту способность. Мою душу.
Нащупываю его руку. Открывать глаза мне не хочется. Вспоминаю слова Степана о том, что мы слились с ним в Эгрегоре, и мне кажется, я понимаю, о чем он говорит.
— Спасибо… — шепчу слабо, хотя сил во мне сейчас через край.
— Пойдем в постель…
Мне нужно домой. Если Алла начнет распространяться о том, что видела нас со Степаном, мне следует быть рядом с детьми. Мне надо успеть рассказать им правду до того, как она подаст ее под нужным им с Сашкой соусом. Я не хочу больше быть жертвой. Я должна защитить Степана. Но он ведет меня в постель, и я не противлюсь. Ложимся рядышком. Тело к телу. Мы идеально совпадаем. Мне нравится лежать на его груди и рисовать пальцами узоры на бронзовой коже. Выводить наши с ним имена…
— Расскажи мне об этом… Эгрегоре.
Степан берет длинную паузу, прежде чем мне ответить:
— Не знаю, что добавить к тому, что уже тебе рассказал. Наш Эгрегор родился еще в прошлых жизнях. Он стал нашей путеводной звездой, которая в итоге привела нас друг к другу.
— Почему же это случилось так поздно? — мне действительно непонятно. Я все еще пытаюсь найти рациональное зерно там, где его искать, наверно, не стоит.
— Не знаю. Вполне возможно, что мы встречались и раньше. Не удивлюсь даже, если это случалось довольно регулярно, но тогда нам что-то мешало узнать друг друга.
— Или кто-то мешал, — шепчу, намекая на Сашу.
— Да, — не спорит Степан.
— Связь между нами… это обычное явление для любого буддиста?
Он громко смеется, но мне совсем не обидно.
— Нет! Нет, конечно. Это большая редкость, доступная избранным людям с высоким уровнем развития самосознания.
— Никогда бы не подумала, что меня можно к таким отнести. Тебя — да, но не меня.
Степан замялся. Я почувствовала это каким-то непостижимым образом, как это уже неоднократно случалось, и чему я больше не удивлялась. Он словно что-то недоговаривал. Я привстала, пристально его разглядывая.
— Скажем так… Сейчас в нашей паре я сильнее. Обычно в таких отношениях партнеры находятся примерно на одном уровне развития — духовном, социальном, культурном… Отношения с бывшим мужем тебя истощили. Но происходящее между нами предполагает объединение энергетических оболочек. И если один из партнеров в чем-то отстает, то этот пробел заполняется за счет энергии другого партнера. Как-то так, если простыми словами.
— То есть, фактически, я оттягиваю тебя назад? Иссушиваю, как вампир свою жертву? — шокированная, я сажусь на кровати. Но беспечный смех Степана и его слова некоторым образом меня успокаивают:
— Никакой ты не вампир. Придумала же… — смеется Степан в мои волосы и снова укладывает меня на себя.
— Но… ты ведь сам сказал, что делишься со мной своей жизненной силой.
— Скажем так, я вкладываю в наше общее будущее. Без тебя, Таня, меня все равно нет. Уже нет. А значит, и выбора у меня нет тоже.
— Звучит пугающе, — признаюсь я.
— На самом деле в этом нет ничего страшного. Многие пытаются достичь единения подобного рода, но далеко не у всех получается. Понятный тебе обряд венчания — это ведь тоже своеобразная попытка создания Эгрегора. Вспомни, венчальные короны над головой, благодаря которым пытаются активизировать Сахасрару-Чакру…
Я молчу. Мне нравится думать, что в этой жизни есть мужчина, который любит меня безусловно. Это окрыляет и вселяет уверенность. Но опять же, мой рационализм вылезает наружу:
— Но… ведь и церковные браки распадаются? Или… это в порядке вещей для Эгрегора?
— Нет. Если он родился в паре, то он уже никуда не денется. Это мощнейшая связь, которая влияет на людей во всех следующих жизнях. Что же касается венчания… Как я уже сказал, это всего лишь попытки создания Эгрегора. В большинстве своем неудачные. Но иногда у священника все же получается его создать. Такие браки распадаются гораздо реже.
— Но все же распадаются? — настаиваю на своем.
— Это довольно сложный вопрос. Видишь ли… Венчание в церкви — магическая процедура, в то время как развод — бумажная. Ты можешь развестись, но Эгрегор тебя не отпустит. Эту связь рвать гораздо сложнее. Однако и это возможно, если ты обладаешь достаточным потенциалом энергии. В таком случае связь снимают как, скажем, сглаз или порчу.
— А что при этом происходит с Эгрегором?
— Разрушая связь — ты его убиваешь.
— Какой кошмар…
Степан целует мои вмиг озябшие руки и шепчет в волосы:
— Нам это определенно не грозит.
Закусываю губы. Кажется, всё, что бы я сейчас ни сказала — прозвучит ужасно банально. Как комментировать слова Степана, если я в полной мере не способна их осознать? Я теряюсь в происходящем. Я боюсь, что он разочаруется, а потому молчу. Но чувства распирают меня изнутри. Мне хочется быть к нему ближе, мне хочется показать, как важно и ценно все, что он доверяет мне.
Осторожно приподнимаюсь, опираясь на предплечье. Касаюсь губами квадратного подбородка Степана, спускаюсь на мощную шею. Касаюсь языком места, где в бешеном танце бьется пульс. Не могу не думать о том, получилось ли у меня замкнуть таким образом хоть какой-то энергетический канал. Я ведь ни черта в этом не смыслю! Прислушиваюсь к себе. Перекидываю ногу через бедра Степана и веду влажную дорожку вниз по скульптурной груди. Я не считаю себя хорошей любовницей. Наверняка Степан более искушенный в искусстве любви. Но я стараюсь. Я отдаю всю себя и надеюсь, что этого будет достаточно.
Прихватываю зубами вытянутую мышцу на его животе. Зализываю укус. Дую на влажную кожу, наблюдая, как по его мощному телу волной прокатываются мурашки. Опускаюсь еще ниже. Замираю нерешительно, жадно разглядывая эм… самое интересное. Понятия не имею, как такая щедрая порция вместится у меня во рту. Но мне так хочется этого удовольствия, что я не могу хотя бы не попытаться. Слизываю прозрачную каплю смазки, смыкаю губы на головке и осторожно втягиваю в себя. Степан с шумом вдыхает, а я смелею… Открываюсь еще сильнее, максимально вбирая его длину. Медленно отстраняюсь и снова возвращаюсь к нему. Не представляла, что, лаская мужчину, можно так завестись самой! Время растягивается, как и мои неторопливые движения. Степана бьет дрожь. Он осторожно подталкивает меня наверх и, спрятав лицо у меня на груди, со свистом дышит.
— Иди ко мне, милая… Иди сюда… — бормочет хрипло, поглаживая мою спину. А я отчаянно протестую! Я хочу довести дело до конца. Я хочу отблагодарить его за всю ту нежность, что он мне подарил. Касаюсь губами губ. Есть что-то грешное в том, что я делюсь со Степаном его же вкусом.
— Я хочу до конца. Позволишь? — я снова спускаюсь вниз, задевая его бедра возбужденными сосками. Короткие волоски на ногах царапают их — вкусная изысканная ласка. Обхватываю каменно-твердый член рукой, впускаю в рот и остаюсь с ним до конца. Даже когда Степан перестает себя контролировать и срывается в по-настоящему бешенный темп. Мне все нравится. Это то, чего я и добивалась. Задыхаться от его несдержанности, упиваться своей властью над ним. Он выплескивается мне в рот, и происходит нечто странное — мне кажется, я тоже кончаю.
В себя прихожу нескоро. Мне так не хочется возвращаться в свою привычную жизнь, но ведь надо! Надо возвращаться… Шепотом делюсь своими переживаниями со Степаном. И почти плачу, когда слышу его ответ:
— Не грусти. Это поначалу кажется, что именно та нерадостная жизнь — твоя действительность. А на самом деле жизнь подобна чистому холсту. Пиши на нем все, что хочешь. Тебе все подвластно. Каким будет твой новый день? Будет ли в нем место для чуда?
Не дыша, я заканчиваю свой туалет, застегиваю последнюю пуговицу и подхожу к Степану. Мои руки привычно ложатся ему на грудь, и я шепчу:
— Мне кажется, чудо со мною уже случилось.
Я не могу и дальше тянуть, целую на прощанье Степана и выхожу в душный июльский вечер. На телефоне ни одного пропущенного. Этот факт заставляет меня напрячься. Я ожидала, что покоя мне уже не видать, а тут — тишина. Как затишье перед бурей. Успокаиваю себя тем, что Сашка ушел. Между нами все кончено, а значит… Значит, я свободная женщина и могу жить, ни на кого не оглядываясь. Что, впрочем, сделать не так уж и просто. Я все еще завишу от своего прошлого. Оно, словно камень, тянет меня на дно, но я отчаянно сопротивляюсь.