‑ Так было нужно, ‑ объяснял мне Тирм во время ужина, специально отозвав в сторонку. ‑ Ты должен был сам понять и пытаться научиться. Половина из нас прошла точно такую же проверку, остальные, до Мертвого Легиона, уже служили и пережили не один бой в строю, поэтому научились этому через пот и кровь. Лучшего учителя просто нет. В Легионе мы уже больше года и прошли более десятка боев в нынешнем составе, а ты новенький. Ты должен на тренировках стараться за троих, тогда в реальном бою у тебя есть шанс сравняться с нами, не быть слабым звеном в строю. Люди, владеющие умением Арсиана, довольно редки. Я имею в виду людей, по‑настоящему умеющих управляться с двумя мечами, а не тех, кто возомнил себе, что умеет это делать. Если выживешь и научишься как следует сражаться, с тобой смогут сравниться очень и очень немногие. Тебе надо просто посмотреть на нашего десятника, когда он бьется в полную силу. Он закручивает вокруг себя такой вихрь смерти, что всякий, кто оказывается поблизости, превращается в компактную горку мяса. В общем, ты давай, занимайся усерднее, скоро ведь начнутся сражения, а затем, если выживешь, будут новые поединки, и тогда ты тоже будешь участвовать. ‑ Закончив меня просвещать, Трим ободряюще похлопал по плечу, после чего мы вернулись к остальным.
А насчет поединков… они стоили того, чтобы рассказать о них. В самый первый день из трех, в центре лагеря появились огромные доски, исписанные различными прозвищами и цифрами напротив этих прозвищ. Варлд объяснил, что это таблица победителей. Я, заинтересовавшись, принялся ее изучать. На первом месте среди одиночных схваток стоял некий Невозмутимый, сразу за ним шел Герцог, а третье место занимал Вилст. Причем, первый вообще не проиграл ни единой схватки, второй всего десять схваток, а третий ‑ двадцать. Как я понял, этот Герцог проигрывал Невозмутимому, а Вилст им обоим, я же, ради интереса, изучил оставшуюся часть таблицы. Имен здесь было крайне мало. Все больше прозвища. Я даже не знал, на каком месте расположились знакомые мне люди. Впрочем, пара вопросов Триму, и все прозвища нашего десятка отложились у меня в памяти. С новыми знаниями я вновь вернулся к таблице, и с удивлением обнаружил, что люди из моего десятка умудрились войти в первую сотню из почти двух тысяч имеющихся мест. Досконально изучив таблицу одиночных схваток, я перешел к таблице, где были записаны десятки. Увидев на третьем месте наш десяток, записанный как "капрал Карст", даже почувствовал гордость. Все‑таки знать, что твои товарищи не просто куски никому не нужного мяса, намного приятнее, чем ощущать альтернативу. Среди сотен лидировал некий капитан Ролст, пара вопросов на соответствующую тему позволили мне узнать, что это, оказывается, мой сотник… а я его даже в глаза не видел.
После обеда начались одиночные схватки. Несмотря на довольно прохладное отношение к оружию, я не мог не признать, что мне нравилось смотреть на это. До поединков, устраиваемых в Гильдии, им было далеко, но там и другая категория. Когда дерутся обыкновенные воины, последствия не могут быть разрушительными, а вот когда сходятся два Искусника, при должном усердии да существенном запасе энергии и умениях самих Видящих, они могут сравнять с землей целый город. Всегда считал, что люди, избирающие так называемый "путь воина", облегчают себе жизнь. Хорошо идти наторенным путем махания железками. Даже полный дурак способен обучиться махать мечом на должном уровне, а попробуй Видящий ошибиться с плетением, и потом кому‑нибудь придется соскребать мозги с потолка, а все остальное укладывать в небольшой мешочек ‑ тут не только надо знать и уметь, но еще и чувствовать. Человек, даже если он полный дурак, может заучить множество связок и пусть у него будет память лишь "до порога", тело будет помнить всегда. Он СМОЖЕТ сражаться и пользоваться приемами. Видящему недоступен подобный путь. Искуснику не отделаться простым запоминанием нужных рун и их последовательности в плетении. Даже самое безобидное плетение может навредить тому, кто его воспроизводит. Искусство дураков не любит и довольно жестоко от них избавляется. Единственно, что я должен был признать, так это непомерное высокомерие практически всех без исключения Видящих. Даже самый захудалый Искусник, у которого хватает личного запаса энергии лишь на тройку плетений в день, считает себя много выше всех остальных людей. Именно по причине непомерного самодовольства среди Искусников считается едва ли не позорным обучаться фехтованию. Впрочем, здесь есть два исключения. Аристократы любят устраивать дуэли и в большинстве случаев по всяким бредовым пустякам. На мой взгляд, конечно. Видящие практически все представляют собой аристократов, исключения есть, но их ничтожно мало. Именно поэтому любой принадлежащий к знати первым делом после рождения ребенка проверяет его на наличие Силы. Если она есть, такой ребенок с детства изучает Искусство, если ее нет, то обучение Искусству заменяет фехтование. Видящий не может сражаться на дуэли с обычным человеком, таков закон, и именно для этого все аристократы при рождении проходят проверку. И вот здесь проявляет себя первое исключение. У некоторых Искусников Сила не определяется с самого рождения, она проявляет себя несколько позже. Такое случается достаточно редко, и потому детей начинают обучать фехтованию, из‑за чего тренировки становятся частью повседневной жизни, от которой впоследствии такие Видящие не хотят отказываться. Так проявляет себя первое исключение. Второе исключение относится к Императорскому Легиону. Там ВСЕ должны уметь сражаться на мечах. Хочешь ты или нет, но ты должен уметь и не просто уметь, а быть настоящим профессионалом. Это второе исключение. Обычные же Видящие объясняют нежелание обучаться фехтованию тем, что люди, способные управлять энергией, не должны опускаться до уровня обычных людей. Мол, мы отмечены Эрсианом ‑ всемилостивым богом, поэтому обязаны идти своим путем, а все остальное нужно оставить простым людям. Признаю, я чуть было не стал таким же, но вовремя успел остановиться и взглянуть на себя со стороны. Увиденное меня, мягко говоря, не слишком порадовало, поэтому я принялся исправляться ударными темпами. Перво‑наперво нашел себе список правил Гильдии, а затем принялся методично их нарушать, сделав себе нечто вроде психологической тренировки, причем, поначалу никто даже не знал, кто стоит за всеми неприятностями Видящих.
…Постепенно схватки становились все интереснее и интереснее. К вечеру так и вовсе весь лагерь собрался возле центральной арены. Она была сделана специально с учетом большого количества людей. Арена представляла собой природный котлован, несколько подправленный искусственно, но мест все равно не хватало, поэтому народ устраивался, чуть ли не на головах друг у друга. Мне и здесь повезло. Наш десяток, как и вся сотня, пользовались уважением у остальных, из‑за чего проблем с местом не было. Просто пришли и уселись в самом первом ряду на добротно сделанные скамьи. Впрочем, столько народу собиралось не на каждый поединок. По вполне понятным причинам, тройка лидеров не участвовала в полном турнире. Им было необходимо сразиться лишь с точно такой же тройкой лидеров всего Легиона. Получалось, что каждому предстояло пройти три поединка, а затем еще и сразиться друг с другом. Между собой эти трое сражались неохотно. Все они состояли под командованием одного капрала и постоянно тренировались вместе, поэтому свои возможности и возможности друг друга представляли более чем подробно. НО! Приходилось подчиняться системе, да и показательные бои для остальных служили примером к подражанию, как должен сражаться настоящий воин.
Первым на утрамбованную множеством ног площадку вышел так называемый Невозмутимый. Стоило мне его увидеть, как у меня одновременно зачесались глаза и руки. Первые оттого, что видели, а вторые в точности оттого же, что и первые. Невозмутимый стоял вполоборота ко мне, не далее как в пяти саженях. Во‑первых, глаза зачесались из‑за его внешнего вида. Глупо хотелось их протереть, чтобы убедится в реальности происходящего. Человек, выглядевший молодым парнем, имел хрупкое, практически девичье телосложение, мягкие черты лица и невысокий рост. Если бы не отсутствие женской груди на оголенном торсе, его бы ни за что не признали мужчиной, несмотря даже на коротко остриженные волосы. Он выглядел настолько трогательно, хрупко, что почти неосознанно хотелось его защитить хоть от чего‑нибудь. Мне было страшно представить, что испытывали девушки, глядя на него, если даже у меня возникает такое желание. Впрочем, на сей счет можно было поинтересоваться у них самих, в Легион попадали и женщины, причем не сказал бы, что их здесь мало. Дамы присутствовали в соотношении одной к пяти, но большинство из них не сильно‑то отличались от мужчин, а оставшиеся, по моему мнению, были фригидными стервами с патологической манией к насилию в любом его проявлении. При такой статистике, на нормальный ответ рассчитывать не приходилось.
Будто мало ему было внешнего вида, так он еще стоял, обнимая двуручный меч. Сам меч тоже стоил того, чтобы о нем сказать отдельно. Когда он упирался в землю, гарда ложилась на плечо воина, и становилось понятно, что хозяин со своим оружием практически одинакового "роста" ‑ первый, если и был выше, то совсем чуть‑чуть. Матово‑черный, меч просто вбирал в себя солнечный свет; толщина лезвия по оси составляла едва ли не два пальца, сходя на нет к режущим кромкам, а ширина равнялась примерно семи‑восьми у гарды, сужаясь к кончику, но не слишком. Белоснежная витая рукоять, резко контрастирующая цветом с лезвием, и эффектная Х‑образная гарда выделялись явно неспроста. Прикинув свои силы, я пришел к выводу, что с большой долей вероятности просто не смогу поднять этот меч. Нет, поднять‑то смогу, но вот держать на вытянутой руке ‑ это уже вряд ли. Да и вообще, с моей комплекцией я за этим мечом прятаться могу… впрочем, Невозмутимый и того меньше. Стоит отметить и тот факт (мне о нем сказал Тирм), что оружие для него было сделано в индивидуальном порядке. Каким мечом он сражался в обычных схватках, таким же мечом он действовал и на арене: местные Видящие постарались, делая точную копию.
Все это повлияло на мои глаза и желание их протереть, но и руки чесались неспроста. Стоило только взглянуть непосредственно на лицо парня, как руки так и тянулись в его сторону до уже упомянутого зуда: хотелось подойти и потыкать в это лицо пальцем. Именно "это". Такую непробиваемую рожу можно высечь только на камне, мимические способности человека просто не были рассчитаны на подобное. Зато сразу становилось понятным прозвище парня. Действительно, Невозмутимый, он и есть Невозмутимый.
На фоне такой личности, второй, вышедший на местную арену, выглядел блекло. Совершенно обычный. Абсолютно ничего примечательного, имя такого человека забудешь быстрее, чем исчезнет эхо от последнего слога. Обычный меч, который, в сравнении со своим многократно превосходящим размерами "коллегой", выглядел, словно зубочистка рядом с деревянным колом.
Дальше начался поединок… если это можно так назвать. Оппонент Невозмутимого, представленный местным судьей как Кальд, первым пошел в атаку. Еще услышав прозвище этого мужика, я сразу предположил вполне закономерную вещь, и первая же атака Кальда полностью ее подтвердила.
Подойдя к Невозмутимому на расстояние двух саженей, Кальд чуть склонил голову набок, прочертил по земле опущенным мечом полукруг, заведя руку себе за спину. Дальше было непонятно. Кальд исчез, клинок звонко ударил о клинок, и Кальд вновь появился во все тех же двух саженях от Невозмутимого. Правда, выглядел изрядно озадаченным. Собравшийся народ одобрительно зашумел. Впрочем, сомневаюсь, что много народу разглядело сам удар, по крайней мере, скорость Кальда равнялась обычной скорости Карста, а за ним могли уследить лишь немногие.
‑ Возможно, сегодня сменится кто‑то из тройки лидеров, ‑ задумчиво проговорил сидящий справа от меня Фирц.
‑ Да уж, ‑ озадаченно согласился сидящий по другую сторону Варлд. ‑ Новенький явно не так‑то прост, недаром даже Карст про него упоминал.
Я нахмурился: когда это капрал успел похвалить кого‑то, ‑ но тут же припомнил. Было это недели три назад, Карст привычно перебирал запас своих ругательств, одно за одним обрушивая на меня, и в эту череду вставил имя некого Тарса, посетовав, что такой человек попал не в его десяток. Видимо, Карст подобное произносил очень и очень нечасто, если вообще произносил, раз десяток в полном составе запомнил имя этого мужика, тем более на тот момент все они отдыхали и болтали между собой.
В это время Невозмутимый совершенно… гм… совершенно невозмутимо, ОДНОЙ рукой, фактически напрягая только кисть, положил меч себе на плечо, только теперь уже самим клинком.
Дальше начался фарс. Невозмутимый держал Кальда почти на расстоянии своего меча и управлялся с такой громадиной, по крайней мере, внешне, абсолютно не напрягаясь. Минут пять Кальд всячески пытался обойти ‑ насчет пробить и речи не шло, ‑ хотя бы обойти защиту Невозмутимого, но это ему никак не удавалось. Я же все пытался понять, что, собственно говоря, происходит. Поединок проходил за гранью моего восприятия. Хотя, точнее было бы сказать, не за гранью восприятия, а за гранью умений. Скорость моей реакции значительна, а вот умения во владения оружием… не очень, если мягко сказать. С другой стороны у меня было оправдание: только вторая неделя пошла, как меч в руки взял. Я конечно же все видел, но совершенно не мог понять… или осознать? Раз! И меч вынырнул откуда‑то с совершенно неожиданной стороны, хотя первоначально я видел его в абсолютно другом положении, из которого такой удар, вроде бы, невозможен. Лишь спустя несколько секунд до меня с опозданием доходило, что, собственно, произошло. Без определенных знаний и умений я не мог с ходу понимать увиденное, мне нужно было время, чтобы разобраться. И так почти на протяжении всего поединка. Несколько раз откидывало Кальда‑Тарса, а Линдгрен ‑ как оказалось, именно это имя носил Невозмутимый, ‑ просто замирал, ожидая, пока его оппонент придет в себя после удара. Линдгрен владел своей громадиной просто изумительно. В частности, едва из моего поля зрения выпадал меч Кальда, как тут же исчезала и громадина Невозмутимого, чтобы, спустя еще мгновение, проявиться где‑нибудь в другом месте, и вновь исчезнуть. Для меня все выглядело именно так. Причем, если Тарс со своим мечом вполне был способен двигаться с такой скоростью, то простой человек, пусть даже являющийся искуснейшим воином и чрезвычайно сильным человеком, ни за что бы не смог с такой скоростью махать мечом Линдгрена. Тем более, когда они двигались лишь на небольшом пространстве, я иногда не видел даже силуэты мечей. Тарс управлялся со своим мечом превосходно и с легкостью, вот только первый, Линдгреновский, превосходил второй по весу в десяток раз.
‑ Он ведь не совсем человек? ‑ повернулся я в сторону Варлда.
‑ Нет, ‑ дернул тот головой. ‑ Наши Искусники пытались с ним разобраться, но у них ничего не получилось. Известно, что на нем, его матери или отце, ставили какие‑то опыты, но конкретно ничего выяснить так и не удалось. Этот Линдгрен, несмотря на свое телосложение, весит за двести килограмм, а сила у него просто чудовищная. Год назад Невозмутимый, Герцог и Вилст втроем разбивали атакующий клин Миркской конницы. Нам тогда отдали приказ следовать к западной границе, по осени эксвайцы все время начинают шалить, а тут, откуда не возьмись, появилась конница. Ты, кстати, вообще слышал о Миркской коннице?
‑ Нет, ‑ помотал я головой.
‑ Это, друг мой, мясорубки. Не больше и не меньше. Специально выведенная порода лошадей, к чему явно приложили свою руку Искусники, и непробиваемая броня, способная выдержать выстрел из баллисты без энергетической начинки Видящих. Правда, человек умрет, но броня лишь слегка вогнется. Лошади под стать всадникам: полностью закованы в железо. Добавь к этому многочисленные амулеты, сводящие на "нет" все атаки Искусников, и увидишь полную картину. На нас тогда вылетело сотни три таких монстров. Если бы не Невозмутимый, Герцог и Вилст, от нашей тысячи никого бы не осталось. У нас ведь тогда даже копий не было ‑ мечи, щиты и все… хотя копий и сейчас хватит только на тысячу. Наши Видящие попробовали остановить их, но у тех, мало того что оказались амулеты, так еще и Искусник. В общем, покатилась на нас эта волна, а Невозмутимый, Герцог и Вилст втроем вышли вперед всех, за ними их десяток, и потом только мы. Когда всадники налетели на эту тройку, зрелище, скажу я тебе, было незабываемым. Представь себе, когда от удара мечом конь вместе с наездником отлетает на добрый пяток саженей, а если не отлетает, то валит еще четверых своих товарищей, и это минимум. Герцог с Вилстом работали по коням, до всадников им было тяжело доставать, но мы потом добивали падающих людей. Они на нас шли клином, все как полагается, и именно из‑за этого мы тогда положили их всех, потеряв при этом человек двадцать, да еще полсотни ранеными. Дошло, наконец, до парня.