Не успел он этих слов вымолвить, глядит, а уже дома, в отцовских палатах, с двенадцатью мешками золота.
Мать с другом со своим: «Что он, обокрал кого, двенадцать мешков золота?» Взяли да и донесли в полицию приставу, что вот их сын кого-то ограбил, привез двенадцать мешков золота. И взяли эти двенадцать мешков золота в зале запечатали. Назавтра назначили смотр этому золоту. А Василий, сын купеческий, не будь глуп, вывинтил двенадцать винтиков, вышло тут двенадцать матросов: «Что, Василий, сын купеческий, нужно?» — «А вот, — говорит, — эти двенадцать мешков золота взять из зала и высыпать в погреб, а в эти мешки насыпать сажи».
Съехались назавтра все генералы на смотр, в переднем зале ковры разостлали. Когда подошло время ссылать золото, как вывернули двенадцать мешков все за раз, тут сажа всех и заглушила, всех ослепила. Начальство и разгорячилось на мать: «Что ты, пустосмешка! Откуда ты взяла золото?!»
А Василий, сын купеческий, взял золото и раздал нищей братии, убогим. Сам вышел на крыльцо, вывинтил двенадцать винтиков, вышло двенадцать матросов: «Что, Василий, сын купеческий, прикажешь?» — «А вот меня на тот же остров несите и там чтобы был дом хрустальный».
Как сказано, так и сделано. Глядит Василий, сын купеческий, уже в палатах хрустальных сидит, полное хозяйство готово. Тут Василий, сын купеческий, поселился жить. Но как бы то ни было, одному жить скучно, нет хозяйки. Вывинтил он двенадцать винтиков, вышло двенадцать матросов: «Что, Василий, сын купеческий, прикажешь?» — «Вот, — говорит, — мне одному жить скучно. Прошу вас, по всему белому свету сколько ни есть лучших красавиц, написать их портреты!»
Как сказано, так и сделано — к утру. Ему понравилась дочь китайского императора. А она жила: сорок сажен вышины башня за двенадцатью дверями, за сорока замками. Просит матросов Василий, сын купеческий, сегодняшней ночью перенести ее сонную к нему на постель. А уж как сказано, так и сделано. Матросы много не медлят: перенесли к нему на кровать сонную дочь китайского императора.
Пробуждается царевна ото сна крепкого, и что же она видит? В палатах она чудных, у чужого незнакомого кавалера. «Что ты, — говорит, — невежа, зашел ко мне в спальну! Как осмелился так дерзнуть?» — «Нет, любезная красавица, не я к тебе дерзнул, а ты ко мне! Посмотри, ведь ты в моих палатах!»
И как она очнулась, разгляделась, что действительно она не в своих палатах, и понравился ей Василий, сын купеческий.
А у китайского императора хватились, а дочери нет. Царь собрал всех мудрецов, чернокнижников гадать, чтобы узнать, куда девалась его дочь: ведь была за сорока замками и пропала!
Нашлась одна ведьма, колдунья: «Вот что, — говорит. — В некотором царстве, в некотором государстве есть черное море, а на том море есть необитаемый остров. А на этом острове живет молодой человек с вашей дочерью, но не знаю, какими он судьбами попал к нам и как он сумел от вас взять ее. Отвезите меня на этот остров, а там я как-нибудь узнаю».
Взяли ведьму и отвезли на этот остров и выпустили ее одну-одинешеньку. Она замочилась в морской пене вся, нашла дом хрустальный и решилась попросить милостыньку Христа ради. Царевна вышла на крыльцо, подала ей милостыню, сжалилась над ней: «Бабушка, бабушка, иди ко мне, обсушись, живи у меня!» Побежала к Василию. «Васенька, душенька, — говорит, — корабль разбило, и старушка спаслась, возьмем мы ее к себе, мне будет веселей, когда тебя нет!» — «Очень рад, — говорит, — очень рад. Я и хотел тебе такую бабушку взять бесприютную».
Вот эта старуха-ведьма живет неделю, живет и две. Начала все выспрашивать царевну: «Какими ты судьбами сюда попала?». Она говорит: «Я не знаю; проснулась я ночью на чужой постели, около незнакомца, молодого витязя, и сама не знаю почему». — «А ты, — говорит, — узнай от него как-нибудь».
Царевна, ничего не подозревая, говорит Василию, сыну купеческому: «Васенька, душенька, какими судьбами я у тебя очутилась?» А он: «У меня есть зеркальце о двенадцати винтиках; вывинчу эти винтики, выйдет двенадцать матросов, и делают, что мне надо».
Она бабке и рассказывает: «У него зеркальце о двенадцати винтиках, вывинтит он винтики, и выйдет двенадцать матросов, и что ему надо, то и делают». — «Так вот что, голубушка! Ты у него попроси для забавы зеркальце: и мы будем забавляться от безделья!»
Царевна-то ничего не подозревала, да и он тоже сглупил. Отдал зеркальце царевне. День они забавляются и другой забавляются. Царевна как-то это зеркальце и забыла. Тут же колдунья его взяла, вышла на крыльцо, отвинтила двенадцать винтиков, и вышло двенадцать матросов: «Что, бабушка, нужно?» — «Нужно, — говорит, — нас с царевной прямо к императору к китайскому перенести, а дом этот в прах разбить, а этого негодяя в море на камень с ружьем положить, пусть он спит на этом камне!»
Сказано-сделано: ведьму с царевной к китайскому императору доставили.
А что случилось с Василием, когда он пробудился среди моря на камне? Он горюет, он плачет; вдруг видит — по морю плывет большущий серый кот. Прицелился Василий подстрелить кота, а кот русским языком говорит: «Не бей, Василий-царевич. Я тебе пригожусь!» А это тот самый леший, которому он пособил убить черта. «Я тот самый леший! Не плачь, не горюй, не оставлю тебя без внимания!»
Плывет корабль мимо, Василий давай кричать на корабль: «Возьмите несчастного человека!» А кот ему помогает под голос, только море дрожит! Корабельщики услыхали, поглядели в подзорную трубу — среди моря человек с ружьем и с котом. А кот его научил: «Ты берись поваром, скажи, что был поваром».
Корабельщики пристали к камню, взяли несчастного с котом. «Кот при мне уж!»
Объявил Василий, сын купеческий, что он повар с разбитого корабля. Взяли его поваром. Великолепно готовит кушанья, даже налюбоваться не могут корабельщики.
И вот корабль пристал к городу, в котором живет китайский император. Корабельщики поваром стали хвастать. Император говорит: «У меня повара хороши!» А корабельщики говорят: «Нет, у нас лучше».
Китайский император задал пир великолепный, созвал что ни есть самых лучших поваров, назавтра пир, и надо корабельщикам тоже обед устроить. Корабельщики спрашивают: «Много ли тебе, повар, надо на все денег?» А кот его учит: «Ты проси только шесть рублей, больше не бери». — «Ну что тут из шести рублей сделаешь? Какой обед будет?» — «Это дело не ваше! А не надо больше шести рублей!»
Взял деньги сын купеческий и с котом отправился в магазин. Кот говорит: «Зайдем в магазин, я вскочу на полку!» Вскочил и спихнул винный бокал. Приказчики разгорячились — кота бить! А кот говорит: «Спроси, сколько стоит бокал? Они запросят шесть рублей, ты деньги отдай, а обломки возьми в платье себе!»
Отправились домой. Приходят, кот повалился на плиту, и вот уж и гости съезжаются. А у них ничего не готово, одни черепья только.
Вот приехали гости, стали просить пить, есть. Как кто развернется да бокал тряхнет, — откуда ни возьмись, всякие заморские вина да разные заморские закуски. Как повернут чайный бокал, тут и чай, и всякие разные десерты, и всякие разные пироги, и все. Так корабельщики посрамили царя: оказалось, что лучший повар — у корабельщиков. Тогда император стал этого повара просить себе: «А то, — говорит, — я не позволю вам и торговать!»
Корабельщики повара уступили императору, и живет повар при царской кухне. А ведьма, старуха-колдунья, узнала, что это он воровал его дочь, и давай думать да гадать, какой суд дать такому дерзкому человеку. Вот стали решать, судить, какую казнь ему сделать. Кто хочет присудить его привязать к двум жеребцам, к хвостам, и чтоб жеребцы его разорвали. А кто говорит: «Его надо на воротах расстрелять!» А кто говорит: «Да вот есть у нас яма пуста, глубока — сорок сажен глубины. Там гады, крысы да мыши всякие: так его и спустить живого в эту яму и засыпать!»
Так его и спустили. А кот на кухне жил, жил: Василия, сына купеческого, нет! Где Василий, сын купеческий? Побежал на улицу. А Василия, сына купеческого, в яме точат, грызут, рвут. Василий, сын купеческий, без памяти бегает из угла в угол. Кот услышал, что там его приятель Василий, вскочил в яму и давай давить крыс да мышей. Всех переловил мышат, крыс. Одна крыса взмолилась: «Кот серый, отпусти меня на покаяние души, великую тебе службу сослужу!» — «А сослужи службу, — говорит, — такую: зеркальце о двенадцати винтиках у ведьмы, у колдуньи, достань нам!»
Крыса взмолилась и дала клятву, что через каких-нибудь минут пятнадцать все дело будет готово. А зеркальце у ведьмы в повойничке, чтобы его никто не взял. Хитро его взять! Вот она спит, эта ведьма, один мышонок взбежал ей на лоб и запихал хвостик в нос да и щекочет. Ведьма спросонок как чихнет — повойник с головы слетел, а зеркальце и выпало! А крысятам да мышатам много не надо: схватили зеркальце да прямо в яму и притащили.
Вот кот отдал Василию, сыну купеческому, зеркальце, а ведьма тут же и околела — тошно стало ей…
Василий, сын купеческий, вывинтил двенадцать винтиков, двенадцать матросов вышло: «Что, Василий, сын купеческий, нужно?» — «А вот, — говорит, — нас с котом из ямы сию же минуту наружу!»
Как сказано, так и сделано. Выбравшись из ямы, Василий, сын купеческий, идет прямо к императору в палаты со всеми матросами. И давай суд производить. Увидала это царевна. Как увидала, так и обмерла от радости, что ее любезный Вася тут. Даже сама с Васей заодно, как бы судей тех наказать, кто его наказывал. Кто говорил, на воротах расстрелять, того на воротах и расстреляли, а кто говорил, к жеребцам привязать, того к жеребцам привязали и разорвали. А кто его осудил в яму, того в яму и опустили и приказали засыпать землей эту яму, пусть крысы да мыши едят!
Тут Василий, сын купеческий, вывинтил зеркальце о двенадцати винтиках, вышли двенадцать матросов: «Что, Василий, сын купеческий, нужно?» — «А нужно опять на тот остров, где я был, отнесите нас с царевной туда! И постройте дом еще лучше прежнего!»
Как сказано, так и сделано. И вот на том острове еще лучше дом стоит! И Василий, сын купеческий, опять поселился на нем со своей царевной.
Стал Василий, сын купеческий, с царевной жить, да поживать, да добра наживать.
И сказке конец.
Кто сильнее
Увидал черт мужика да и говорит: «Поклонись мне!» — «Нет, — говорит, — ты мне поклонись сперва!» Черт: «Ладно, только допрежь силами померяемся, кому кланяться».
Взял черт чурку да как бросил — она в облако и полетела да там засела. «Ну это, — говорит мужик, — что! Ты вот посмотри, как я брошу — у меня в небо улетит и больше не увидишь. Смотри!»
Только замахнулся да и бросил тихонько чурку за себя. А черт глядит, куда это полетела чурка; глядел, глядел — нет ее, не видно! «Ну, — говорит, — ты, мужик, сильнее меня»…
И поклонился мужику, и ушел из наших мест; с тех пор его больше не видели.
Дочь водяного
Отправился добрый молодец вечером ловить рыбу за Онего в дальнюю губу, и задержал его до утра на островах встречный ветер. Как стало светать, видит молодец: прилетели три лебедушки, ударились оземь, обернулись красными девушками и стали купаться в губе, а на берегу у них оставлены птичьи шкурки. Молодец подкрался потихоньку и захватил одну шкурку. Две-то девушки, как выкупались, вышли на берег, одели шкурки, ударились оземь и полетели себе лебедушками. А третья ищет свою шкурку, не может найти.
Тут к ней подошел молодец и говорит: «Что дашь за шкурку?» — «Хочешь несчетной золотой казны?» — «А не надо мне казны, отдай себя». — «Изволь, — говорит, — буду твоей женой».
Дали они друг другу клятву и стали мужем и женою. К вечеру ветер стих. Как надо им садиться в лодку, молодец и подай жене шкурку: «На, — говорит, — спрячь, чтобы не замокла».
А жена накинула шкурку на себя, обернулась лебедушкой и полетела по поднебесью. А на прощанье только закричала мужу человеческим языком: «Не умел ты меня беречь-стеречь, не видать тебе меня три года! А как исполнится три года, приходи ко озеру Ильменю, увидишь на плоту женщину-портомойницу: она тебя проведет ко мне».
Воротился молодец домой один-одинешенек. Плохое ему житье, стосковался по своей по жене: крепко она ему полюбилась. Исполнилось срочное времечко, и пошел он к Новгороду, к Ильмень-озеру. Как пришел туда, солнышко было на вечере, и видит он, стоит на плоту портомойница и манит его к себе. «Сведи меня, — говорит, — голубушка, к моей жене». — «Отчего не свести, пойдем!»
И пошли они берегом; дорожка все спускалась вниз, стало как-то холоднее. И пришли они в большое село к богатому дому. Говорит ему вожатая: «Ты как войдешь в избу, смотри не молись».
И встретил их в избе старик — седая голова, седая борода. «Долго, — говорит, — зятек, ждали мы тебя».
И вышла затем красавица, за руку вывела ребеночка по третьему году: «Смотри, Иванушка, какой у тебя сыночек подрос!» — «А пусть растет, — говорит дед, — нам это добро надобно».
Поздоровался молодец с женой, и стали они жить ладком. И я у них в гостях был, пиво пил, сладким медом закусывал.
Леший-лапотник
Раз, это дело было великим постом, я ходил за лыком да и заблудился в лесу. Ходил, ходил, и уже наступила ночь, а выйти никак не могу. Услышал, кто-то кричит: «Свети светло!» Я подхожу и вижу: сидит на лесине леший и ковыряет лапоть, а когда луну закроет облаком, он и кричит: «Свети светло!»
Я взял здоровую хворостину, подошел потихоньку и, когда он вскричал «Свети светло!», вытянул его хворостиной по спине. Как он вскочит да ходу, а сам кричит: «Не свети, не свети!»
Подумал, что месяц его хлестнул.
Пастух и леший
Нанялся в одну деревню пастухом мальчик- сирота, лет этак пятнадцати. Ну, а пастухово дело трудное: за каждой коровой ведь не убегаешься и не усмотришь: иную в день-то раз и увидишь. Нанялся мальчик пастухом, да до того измаялся, что чуть жив ходит, да и в стаде пошло неладно: либо корова завязнет в болоте, либо медведь изранит, или волк, либо какая домой не придет, а за это всяк бранит, да еще и приколотит. Горе парню, хоть в деревне не показывайся.
Сидит он раз вечером на дороге да плачет с устали, бегавши за коровами, и видит, что идет к нему старик. «Чего, парень, плачешь?» — спрашивает он. Парень молчит. «Ну, говори же!» — «Да вот так и так», — и рассказал все свое горе… «Ну, ладно, — промолвил старик, — я твоему горю пособлю. Давай-ка свой крест да пояс».
Парень отдал и то, и другое. Взял это старик и ушел в сторону и долго там был. Наконец, зовет парня. «Смотри, — говорит, — вот тебе крест и пояс. Крест не носи, пока пасешь коров, а пояс повяжи на себя, и коли придет время гнать из деревни скот, то ты подтяни его потуже, а выгонишь из деревни — приослабь, а уж коли отгонишь версту или больше — и совсем отпусти, и тогда ложись спать и спи спокоем; а будет вечер — затяни опять пояс, но не туго, а со слабиной; а коли услышишь коровьи колокола, то и крепко подтяни: уж тут у тебя все коровы и будут до единой, и гони их домой. Только в этот вечер ты собери всех коров сам, а там будет легче — я тебе пособлю. И когда ты отпасешь, то лапти, в которых ходил в лес, брось вот на это место, где мы стоим с тобой».
Старик завернул за сосну да и сгинул: внутрь ли ушел ее али сквозь землю — парень не видал, а только старик пропал.
Собрал, хотя и с трудом, парнишка вечером коров, а наутро сделал так, как велел ему старик. Погнал из деревни коров и пояс ослабил; коровы пошли врассыпную, а прогнал с версту — и совершенно ослабил: коровы все — по сторонам и с виду пропали. Шел было пастух сначала во след, да где — и не видать никого. Однако лег и заснул. Просыпается, а уж солнце на два кнутовища от заката. Призатянул он пояс и стоит… Прошло полчаса этак или больше — слышит, стали около позванивать колокола и показались скоро коровы. Он затянул пояс покрепче — коровы все около него и собрались, да так и наступают на него. И погнал их пастух домой, и были все налицо и целехоньки.
Таким манером пропас он все лето, а в конце лапти свои оставил под сосной, как велел старик.
А это значит плата ему; хоть лапти, а плата.
Солдат и леший
В одной деревне жил богатый мужик. Он построил новый дом, а к нему в дом повадился ходить ночевать леший. Нельзя стало мужику жить в доме, он перешел в старый.