Но было поздно, слёзы уже ручьём текли из её глаз, а плечи содрогались от рыданий. Вытирая мокрые глаза шёлковым платком, женщина уткнулась в грудь мужа. И ему ничего не оставалось, как гладить её поседевшие волосы.
— Я же не виновата, что нас обвенчали в подростковом возрасте, когда ни вы, ни я даже понятия не имели, что такое любовь. Да, я искала любовь, но искали её и вы. Простите меня, Александр. Простите за всё. Я сломала жизнь и вам, и себе, и нашим так рано ушедшим детям. В моей душе тоже нет покоя, и она так же жаждет искупления.
Царь внимательно слушал жену, а затем, по-прежнему поглаживая её голову, ответил:
— Адам Чарторыйский — мой верный друг! Как вы могли? Но ваша и Чарторыйского дочь Мария прожила недолго. Господь призвал её к себе в младенчестве. И тогда вы завели роман со штаб-ротмистром Алексеем Охотниковым. Ваша дочь Лиза была от него?
— И вы приказали заколоть бедного юношу. За что? Вы же меня уже не любили? — тихо спросила царица.
— А вы бы ещё от кучера родили мне наследника! — вспылил государь. — Вы и только вы виновны в гибели этого несчастного офицера! Вы обманули его, использовали, как племенного быка. Не хватало еще, чтобы я давал свою фамилию и отчество чужим детям!
— Как вы жестоки!
— Хорошие были учителя! Я долго не мог понять, почему это случилось именно со мной, за что мне такое наказание. Ладно, если бы это произошло после гибели отца, я мог бы принять это как Божью кару за мой грех. Но батюшка был жив и даже сам ещё не вступил на престол. Вначале я во всём винил вас, потом себя и только лет десять назад, после разгрома Наполеона, понял, что в этом не виновен никто: ни вы, ни я! Это было испытание, ниспосланное нам.
— Но я же ничего не имела против ваших связей с другими женщинами, — сказала в своё оправдание царица.
— А что вам ещё оставалось делать? Я нуждался в том, чего вы не могли мне дать. Я не мог жить без любви. Я испытывал потребность в том, чтобы меня любили, а не просто терпели моё присутствие рядом и отдавали мне своё тело, словно исполняли тяжкую повинность. Каждое растение тянется к солнцу, так и всякий человек тянется к любви. Бог есть любовь. Только вдумайтесь в это, и вам сразу всё станет ясно. По вашему поводу я не испытываю ни малейшего желания в покаянии. Мы прожили свою жизнь, может быть, не так счастливо, как хотелось бы, не нажили детей, но зато оказались честными перед своей природой. Каждый из нас искал свою любовь, в которой нуждался. Я не держу на вас зла. А если вы испытываете потребность в покаянии пред Богом, то это — ваш выбор, и я его уважаю.
— Спасибо, — еле слышно прошептала царица.
— Не стоит благодарности, — буркнул Александр Павлович, но тут же примирительно добавил. — Уже смеркается. А на море поднимается буря. Пойдёмте-ка лучше в дом, сударыня. Ещё не хватало, чтобы мы на самом деле простудились и заболели. Это совсем не входит в мои планы.
Тем временем в Петербурге уже чувствовалось приближение зимы. После прошлогоднего наводнения, когда Нева вышла из берегов, затопила половину столицы, и погибло более пятисот человек, все городские службы были приведены в состояние повышенной готовности на случай нового нашествия стихии. Следить за уровнем воды в реке обязали даже городовых. Те, хоть и роптали на начальство, но дело своё делали исправно.
Промозглым октябрьским вечером, когда с Балтики дул особенно сильный ветер с дождём и снегом, в доходном доме на Фонтанке встретились два господина. Один — пожилой в генеральском мундире, другой — средних лет. Элегантный костюм, сшитый явно не в Петербурге, и лёгкий акцент выдавали в нём иностранца. Единственное, что объединяло этих господ, были длинные, почти до самого подбородка, бакенбарды. Оба они курили, сидя подле камина и глядя на огонь. Правда, пожилой предпочитал трубку, а иностранец — сигары. Рядом с каждым на ажурном столике стоял маленький стаканчик, наполненный до половины янтарной жидкостью.
— Как вам понравился виски, господин граф? — спросил генерала иностранец.
— Это божественный напиток, господин Шервуд. Шотландцы, как и русские, разбираются в крепких напитках. Это нас объединяет.
— Именно поэтому вы обратились за помощью в организации столь деликатного предприятия именно к нам, британцам? — Шервуд мягко перешёл к главной теме предстоящего разговора.
— Не только. Мне импонирует английская немногословность. Ведь рыцари туманного Альбиона умеют держать язык за зубами. А в данном деле конфиденциальность является решающим фактором. Ведь на карту поставлена репутация двухсотлетней императорской династии и честь огромной страны. Вы понимаете всю ответственность миссии, за которую берётесь?
— Обижаете меня, граф. В семействе Шервудов всегда служили верой и правдой своим государям и при этом умели держать язык за зубами. Однако хотелось бы, чтобы эти наши полезные качества находили достойное вознаграждение.
— На этот счёт можете быть спокойны, господин дипломат. Все ваши затраты будут щедро компенсированы из казны императорского дома Романовых.
Англичанин сделал маленький глоток из своего стаканчика и поставил его на столик.
— Но у меня есть ещё одно условие, граф.
— И какое же, позвольте полюбопытствовать?
— Мои братья и я должны быть уверены в том, что смена власти в России не принесёт вреда интересам Британской империи.
Генерал отложил в сторону погасшую трубку и сказал:
— Что мне нравится в англичанах, так именно ваша педантичность и скрупулёзность. Прежде чем за что-то взяться, вы тысячу раз проверите задуманное со всех сторон. Но уж решившись на что-либо, никогда не свернёте с намеченного пути. Этого же я хочу для России. Наша бедная страна уже устала от половинчатых решений. Государь Александр Павлович с возрастом стал таким же непостоянным и неуловимым, каким был его отец Павел. Сегодня он один, завтра — другой, послезавтра — третий. А насущные дела государства требуют от монарха чёткой и внятной политики.
— Ответьте мне честно, граф. Для меня это очень важно. Император Александр на самом деле хочет инсценировать собственную смерть и жить как частное лицо, или же это часть какого-то постороннего коварного замысла?
Генерал искренне развёл руками от удивления.
— Помилуйте, господин дипломат, кто нашего государя может заставить сотворить что-то против его воли? Вы же знаете, насколько он своенравен и упрям.
— Но тогда я вообще ничего не понимаю. В моей стране короли никогда не уходили с трона сами.
— А в России вот цари уходят. Такая у нас загадочная душа. И не ломайте над этим голову, голубчик, всё равно не поймете. Вы в курсе, что у нас готовится революция?
Глаза Шервуда округлились от удивления, и он отрицательно помотал головой.
— Европа ещё не оправилась от последствий французской революции, а тут нате — лапотная Россия на подходе. Но лягушатники, люди цивилизованные, и то каких дел натворили. А теперь только представьте себе беспощадный русский бунт, тщательно раздуваемый дворянами-перерожденцами. Мало никому в Европе не покажется! Даже вашей стране, хотя она и расположена на острове. Бунт в России парализует всю внешнюю торговлю. Я не думаю, что это входит в интересы вашего правительства. Я уже несколько раз подходил к императору Александру с просьбой незамедлительно арестовать зачинщиков готовящегося переворота. Но царь ведёт себя чрезвычайно нерешительным образом и всё твердит «не мне карать, не мне карать». Мол, за годы его правления в России не было ни одной смертной казни по политическим мотивам. И потом, этот его мистицизм, крайняя набожность. Канцлер Меттерних, напуская библейского туману на российского самодержца, ловко этим пользуется. Вашей стране нужна сильная Австро-Венгерская империя, отхватившая себе уже половину Европы?
Англичанин вновь вынужден был согласиться с доводами генерала.
— Я ответил на все ваши вопросы? — спросил русский.
— Да, господин граф.
— Теперь я, в свою очередь, хотел бы узнать, каковы ваши планы?
— О! — воскликнул иностранец. — У нас всё готово. Мой брат Роберт находится с яхтой вблизи греческого острова Крит и должен со дня на день взять курс на Константинополь. Максимум через пару недель он будет в Таганроге. Яхта надёжная, одна из лучших в британском морском клубе. Выдержит любое, самое длительное морское путешествие. Вы уже окончательно определились с маршрутом?
— Наш царь желает в первую очередь совершить паломничество в Святую землю, преклониться гробу Господню и другим христианским святыням. Но, зная беспокойный нрав императора, я думаю, что ему там скоро надоест, и он захочет новых впечатлений. Государь — уже не юноша. Длительные путешествия могут сильно подорвать его здоровье. А плаванье по морям и океанам — дело весьма опасное. Никто из нас не застрахован от превратностей судьбы. России два царя не нужны. Но, с другой стороны, пока Александр Павлович будет жив, вы будете получать деньги на его содержание и продолжение путешествия.
Так что решайте сами, как вам лучше поступить. У вас же, кажется, есть ещё один брат?
— Да, младший. Джон, или, по-вашему, Иван. Он служит российскому императору в уланском полку и готов по первому же вашему приказу отправиться с донесением к государю. Кстати, вы подобрали двойника?
— Обижаете, господин Шервуд. И даже не одного. Первый — это фельдъегерь Масков. Ему уже приказано завтра к восьми утра явиться ко мне в Собственную канцелярию Его Императорского Величества для получения депеш. Я распоряжусь, чтобы вашего брата откомандировали вместе с Масковым. Вы его уже предупредили, что ему предстоит сделать?
— Да. Во имя блага императора Александра он готов пойти на всё, даже на преступление.
— В крайнем случае, если у вас что-то с Масковым не сладится, имейте в виду, в самом Таганроге в третьей роте Семёновского полка служит унтер-офицером некто Струменский. Он, как и Масков, похож на императора. Солдаты даже в шутку прозвали его Александром Вторым. По всем щекотливым вопросам ваш брат должен обращаться к начальнику главного штаба генерал-адъютанту Дибичу. И ни к кому более. Запомните и своему брату строго-настрого накажите: государь ни в коем случае не должен догадаться, что гибель этих людей подстроена. Для него это должна быть чистейшей воды случайность, воля Господа. Только тогда царственный мистик решится осуществить задуманное.
Генерал попросил ещё виски. Шервуд охотно поухаживал за гостем. Они выпили вместе, не чокаясь, после чего сановник добавил:
— Всё же неисповедимы пути Господни. Чтобы возвести этого человека на трон, пришлось умертвить его отца.
А чтобы он благополучно сошёл с трона, предстоит погибнуть ещё нескольким безвинным людям. И всё это надо делать тайком, чтобы не ранить чувствительную натуру.
В дверь постучали.
— Войдите, — отозвался англичанин.
В комнату, виновато кланяясь, что прервал важную беседу, вошёл здешний лакей.
— Прошу прощения, господин Шервуд, но к его сиятельству прибыл гонец из его имения. Говорит, что по очень срочному делу. Изволите впустить?
Дипломат вопросительно посмотрел на генерала. Тот встал и сам распорядился:
— Пусть войдёт.
А с собеседником поделился тревогой:
— Что у них там стряслось в Грузино?
— Беда, ваше сиятельство! — с порога прокричал мужик в забрызганном грязью армяке. — Управительницу, зазнобу вашу, Алексей Андреевич, мужики насмерть зарезали.
Аракчеев побледнел, подошёл к столику и сам, не спросив дозволения хозяина, налил себе полный стакан виски и выпил его одним залпом.
— Возвращайся, любезный, домой и распорядись насчёт похорон. Я тоже завтра приеду. Только доделаю одно дело.
Он резко отвернулся от гонца. Присел на стул и тихо, с невероятной скорбью в голосе произнёс: «Куда ж ты ушла от меня, свет моих очей, моя голубица, Настасьюшка, на кого ж ты меня покинула?..»
Инспекционная поездка по Крыму уже подходила к концу. Накануне утром император с малой свитой выехал из Евпатории, переночевал в Перекопе и вот предпоследний перегон. Затем ночёвка в Мариуполе. А там и до Таганрога рукой подать.
Лошади устали, но до ближайшей станции в Орехове, где их можно было сменить, оставалось ещё верст пятнадцать, когда на горизонте бескрайней приазовской степи появились два всадника. Полковник-кавалерист, возглавлявший кортеж, выслал вперёд дозорных — узнать, кого это несёт нелёгкая. Встреча с крымчаками, вольными запорожскими казаками или другими лихими людьми в здешних местах была не редкость. А бережёного, как известно, Бог бережёт. Особенно, если он царских кровей.
Но тревога оказалась ложной. Это были вовсе не разбойники, а гонцы аж из самого Санкт-Петербурга.
Государь издали увидел знакомое лицо и широко, радушно заулыбался.
— Старина Масков, давно я тебя не видел! И как же это ты нас умудрился отыскать? Вот что значит настоящий фельдъегерский нюх. А это кто с тобой?
— Унтер-офицер 3-го Украинского уланского полка Шервуд, Ваше Величество. С личным посланием от графа Аракчеева, — звонким голосом доложил юноша.
Лицо императора на миг стало задумчивым, а потом озарилось ещё большей улыбкой.
— Рад познакомиться с вами, молодой человек! Я очень высокого мнения о вашем брате. Он служит британской короне по дипломатической линии, не так ли?
— Так точно, Ваше Величество! Почту за честь служить вам верой и правдой!
— Давайте ваши депеши, господа, и присоединяйтесь к нам.
Масков и Шервуд вручили государю конверты, но вставать в колону не спешили.
— Ваше Величество, нас в Таганроге просили с оказией доставить письма до Перекопа. Мы мигом туда и обратно, а в Мариуполе вас догоним, — объяснил Шервуд.
— Тогда не буду Вам мешать. До скорой встречи в Мариуполе! — пожелал доброй дороги гонцам император.
Кортеж тронулся в одну сторону, а всадники поскакали в другую.
Когда колонна скрылась из виду, Шервуд перевёл своего коня с галопа на рысь и крикнул товарищу:
— У меня седло ослабло. Надо поправить.
Бывалый фельдъегерь тут же спешился и подошёл вплотную к унтер-офицеру, остававшемуся в седле, и подёргал ремни:
— Славно сидит. Туже не надо.
Это были последние слова в его жизни. Страшной силы удар эфесом сабли обрушился сверху на его плешивую голову. Старый фельдъегерь даже успел услышать, как проламываются кости его черепа. И упал замертво. Убийца соскочил с коня, поднял с земли бездыханное тело и водрузил его на лошадь жертвы. Затем повернул в обратную сторону и поспешил вдогонку за царским кортежем.
— Эх, Масков, Масков… — удручённо произнёс император, склонившись над телом фельдъегеря на станции в Мариуполе. — Как же это случилось?
— На крымчаков нарвались, — как можно правдоподобнее соврал Шервуд. — Насилу ушли от погони. И вдруг его лошадь на полном скаку угодила копытом в глинистую кочку. Фельдъегерь не удержался в седле, перелетел через круп лошади, упал головою на землю и остался на месте без движения. Я вначале подумал, что это крымчаки его подстрелили. Но потом, когда осмотрел тело, понял, что это он сам ударился о камень. Да и татары нас больше не преследовали.
Государь посмотрел прямо в глаза унтер-офицеру. Но в ясном и чистом взоре молодого человека не было и намёка на ложь.
— Значит, само провидение на моей стороне, — сделал вывод царь. — Завтра с зарёй выезжаем в Таганрог. Теперь главное, чтобы яхта пришла вовремя.
— Не волнуйтесь, Ваше Величество, мой брат Роберт — искусный мореход. Наверняка он нас уже ждёт в Таганроге.
Но Иван Шервуд ошибся. Яхты не было ни в день их приезда, ни на следующий. Тело фельдъегеря начало разлагаться, поэтому его пришлось в срочном порядке похоронить, дабы в холодной сырой земле оно лучше сохранилось до востребования.
Прошёл ещё один день. Но британский флаг так и не появлялся в гавани. Тем временем государь на самом деле не на шутку занемог. Его сразила крымская лихорадка. Такой диагноз поставил придворный лейб-медик Яков Виллие [29].