Но всё равно это кошмар. У меня столько денег точно нет ни на карте, ни с собой в кошельке. Есть я это совершенно определённо не буду. Ведь не заказывала, зачем принесли?
Оглядела зал. Валерии нигде не видно. Жестом подозвала официантку и попросила всё-таки вызвать администратора. Пока я ждала, мой вечно голодный ребёнок отодвинул подальше лишние тарелки и придвинул к себе рыбный стейк. Даааа, губа не дура, сёмгу трескать. Сидит, ковыряет вилкой.
— Давай, помогу.
— Мама, я сама.
— Маа-шаа, я просто хребет вытащу. Посмотри, какие кости.
Почистив дочке рыбу, потянулась за салфеткой, но отчётливо почувствовала на себе чей-то тяжёлый, суровый взгляд. Хотя нет. Не чей-то. А вполне определённого, стоящего рядом человека.
— Какие-то проблемы?
Приходится смотреть на него снизу вверх, ведь я сижу за столом, а он стоит. Хотя мне не привыкать. Ниже себя я ещё не встречала человека. Разве что дети. И то! Только маленькие.
— Дело в том, что это не наш заказ.
— Дело в том, что это моё распоряжение.
Мне понадобилось определённое количество времени, чтобы осознать услышанное. Зашибись! И что теперь делать с этой информацией?
— Но мы столько не съедим. Это чересчур много.
— Мелочиться я не привык, — как ни в чём не бывало, мужчина приземлился на диван напротив нас, вальяжно облокотился на спинку, положив запястья на стол. С трудом оторвала взгляд от его жилистых рук, представив на мгновение, как эти смуглые пальцы медленно скользят по светлой нежной коже… Пришлось поспешно отвернуться, чтобы он не прочёл моих мыслей. И кстати, штаны на нём теперь другие, чистые. Я успела заметить. — А, как я посмотрю, Мария не против моей инициативы.
— А, как я посмотрю, Вы уже переоделись.
— Какая потрясающая внимательность.
— Вы всегда такой колючий?
— Иногда бреюсь, — промелькнувшая во внимательном взгляде искорка задора говорит о том, что он небезнадёжен. И что он специально ушёл от ответа.
Ощутимо стушевалась и растерялась… от него, в целом. От его суровости, от его иронии, от его присутствия. И от его нестандартно-резкого поведения, обычно непринятого в обществе. А тяжёлый, пристальный взгляд вообще заставляет ёрзать на диване в надежде, что мои нелицеприятные тайны так и останутся тайнами, а не выплывут наружу все до единой…
Почему-то чувствую себя в ловушке. Он не уйдёт, просить его удалиться будет невежливо, а Маша всё ещё медленно орудует вилкой. Чтобы избавиться от необходимости участвовать в разговоре, потянулась к бумажной салфетке и вытерла рот этой мелкой обжоре. Она уже успела испачкать рукав в соусе. Зачем им только тарелки мажут?
Совершенно не ожидая от дочери последующей «подлянки», с удивлением отмечаю, как Машенька, не отрываясь, смотрит на владельца ресторана и медленно, с опаской двигает к нему тарелку с детским салатом. Более того, стеснительно произносит:
— На.
У меня сейчас глаза на лоб выскочат! Моя стесняшка сама вступила в разговор с ним? Раньше и более дружелюбные люди не вызывали у неё подобного доверия.
— Спасибо за приглашение. Раз уж вам этого много, то я, пожалуй, составлю вам двоим компанию. Ты ведь не против, Кира?
В изумлении уставилась на мужчину. Мне кажется, даже рот немного приоткрылся. Представляю себе весь спектр эмоций, отражающихся в этом момент на моём лице.
Во-первых, на «ты» мы ещё не переходили. Хотя нет. Это, конечно же, во-вторых! А, во-первых, откуда он знает моё имя?
— Пожалуйста. Но нам уже скоро нужно уходить. Вы ведь не против?
— Я совершенно точно вижу, что ты хочешь спросить о чём-то ещё, — зачем он на меня так смотрит?!
— Да. Я, кажется, не представлялась.
— Этого и не требуется. Два плюс два я научился складывать уже давно.
— И всё же?
— Я Михову обещал голову открутить, если сегодня не увижу эти бумаги. И он утром сообщил, что документы подвезёт его человек. У Толи не так много в жизни людей, которым он доверяет, но его любимая танцовщица-блондинка, визитной карточкой которой является её потрясающая миниатюрность, одна из них. Возможно, факт не всем известный, но я совершенно точно об этом знаю.
Надеюсь, я ахнула не слишком громко?
— Я и раньше видел танцы в твоём исполнении, но только издалека. А сейчас отчётливо понял, почему для Михова ты такой ценный работник.
Значит, он был у нас в клубе. А вот я его совершенно не помню. Хоть такого и сложно забыть, мне со сцены всех гостей всё равно не пересмотреть.
Он придвинул ко мне тарелку и приборы.
— Поешь, всё уже давно записали на моё имя.
— Спасибо, я не голодна.
Только сейчас с изумлением сообразила, что моему коктейлю хана. Оставалось там не много, но всё же.
— Мама, дай исё, — вот же мамсик!
— Нет, достаточно.
— Почему? — влез в наш семейный разговор Колесников.
— А от молока с рыбой ей ничего не будет?
— Не волнуйся, не будет. Там растаявшее мороженое и сливки. Сейчас принесут.
— Нет, не стоит, нам правда уже пора.
Вытерла маленькую предательницу влажными салфетками, потому что не хочу здесь больше задерживаться ни минуты.
— Пора, значит, пора, — мужчина даже с места не сдвинулся, так же расслаблено сидит, развалившись на диване.
А я буквально кожей ощущаю, как по моему телу блуждает его тяжёлый, цепкий, заинтересованный взгляд. Совершенно точно знаю, какое неизгладимое впечатление я произвожу на мужчин. Не один раз это сыграло со мной злую шутку. Но я привыкла и уже особо не заморачиваюсь. А конкретно сейчас захотелось прикрыться чем-нибудь. И желательно паранджой. Внимание этого мужчины никак нельзя к себе привлекать. Такой противник мне не по зубам. Вот же, Толя! Ещё друг называется!
— Спасибо за обед, — заставляю дочку подняться и выйти из-за стола.
— Всегда, пожалуйста. Обращайся, — надеюсь, до этого не дойдёт. Сам же он ни к одному из блюд не притронулся. Видимо, это был просто предлог.
— Всего хорошего.
— До встречи, Кира.
Ну, уж, нет. Надеюсь, больше мы с ним никогда не увидимся.
Глава 3
Когда мы, наконец-то, вышли на улицу, и тяжёлое соседство перестало давить, мне показалось, что солнце светит намного ярче, чем обычно. В душе даже птички заголосили.
Взглянула на свой фитнес-браслет. Утренние часы остались далеко позади. Пора выдвигаться домой и укладывать дочь спать.
Расстояние, которое с утра прошли от подъезда до ресторана за час, на обратном пути мы преодолели в два раза быстрее. Уже у дома пришлось взять дочку на руки, потому что сила маленького энерджайзера вот-вот истощится.
Обычно Маша засыпает сама, но, как мне кажется, я так редко её вижу, что хочется побыть с ней рядом ещё немножко.
Прошло лишь пятнадцать минут, как мы переступили порог квартиры, а моя малышка уже мирно сопит у меня под боком. Я ласково глажу её по голове, мыслями блуждая очень далеко отсюда, погружаясь в клубок спутанных недетских задач.
Сколько я ещё буду тянуть? Почему никак не заставлю себя поставить конечную точку?
Пора бы уже дать себе звонкую болючую затрещину и разрешить, наконец-то, свои проблемы. Собрать все свои страхи и нервы в кулак и найти силы встретиться с мужем. Он знает, что рано или поздно я подам на развод. Знает, что я сама к нему приду. Разумеется, он рассчитывает видеть меня сломленной куклой, которая умоляет простить все прегрешения и взять обратно, чтобы потом пинком под зад выгнать заклеймённую женушку куда-нибудь подальше, желательно на помойку.
Из-за чего наша с Олегом жизнь начала разваливаться на части и падать вниз, как старая промокшая извёстка трескается и, рассыпаясь, обваливается отдельными кусками, для меня до сих пор остаётся тайной.
У нас всё так сладко и романтично начиналось, что даже мысль не могла закрасться о том, какой душераздирающий конец случится у нашей тёплой, уютной сказки.
Сегодня в толк взять не получается, как я могла связать свою судьбу с таким человеком. Серьёзно. Это, пожалуй, самая большая загадка моей судьбы на сегодняшний день. И то, существует ли лохнесское чудовище, рассекающее глубь всем известного шотландского пресного озера, видел ли кто-то на самом деле снежного человека, имеют ли место в нашем бытии контакты человека и инопланетного разума, живут ли среди нас привидения, всё это полная фигня на фоне самого загадочного и таинственного вопроса в моей жизни. Как это всё могло случиться? Как могла, вымощенная любовью, преданностью и невероятной нежностью абсолютно прямая и понятная дорога, завести меня в мрачную, сырую, тёмную и беспросветную кустистую чащу без фонаря и любых других осветительных приборов, пытаясь выбраться из которой, я до сих пор нечаянно цепляюсь за тонкие, сухие, размашистые ветви и колючки.
Я познакомилась с мужем, когда мне было девятнадцать. Оказывается, так бывает, в одно мгновение бессознательно и неконтролируемо просто сносит башню от конкретного человека. Особенно, когда он ежедневно участвует в твоей жизни, периодически устраивая красивые свидания с романтическим уклоном. У какой повзрослевшей, мечтательной, полной самых светлых надежд девочки крыша останется на месте, когда её добивается самый красивый мужчина, которого она когда-либо встречала в реальной жизни? Самый замечательный, ласковый и страстный. Через год мы поженились.
С грустью вспоминаю момент, когда Олег сделал предложение.
Протянув в руке подобие распечатанного на принтере паспорта с моей фотографией, заставил меня медленно его пролистать. Вместо адреса регистрации в красивой рамке красовался его собственный адрес. На следующей страничке был вклеен конверт, внутри которого оказалась записка.
«Выходи за меня?»
Помня, какие эмоции обуревали влюблённую дурочку в тот момент, сейчас бы я на корню обрубила любые веточки, распускающие листочки надежды и пускающие корни доверия в моем сердце.
— Ничего не говори. Переворачивай листы дальше.
На четырнадцатой страничке был отпечатан широкий прямоугольник.
— Здесь чего-то не хватает. Возьми. Понадобится твоя помощь.
И вручил мне в руки печать, по форме полностью совпадающую границами с прямоугольником в поддельном паспорте.
— Поставь оттиск.
Аккуратно примостив печать внутрь геометрической фигуры, я резко щёлкнула по крышке корпуса.
Внутри фигуры теперь красовалась темно-синяя надпись: «СОГЛАСНА».
И только сейчас я понимаю, что все восхитительно красивые слова и волнующе показные поступки, все эти потрясающие, ни с чем несравнимые, незабываемые девичьи эмоции не стоят тех слёз, которые я пролила уже многим позже.
Конечно же, я согласилась. А кто бы в подобной ситуации отказался? Слово «Да!» здесь единственно-возможный ответ. Вот так и стал моим мужем молодой перспективный руководитель подраздела финансового департамента одного из крупных банков страны.
А через год родилась моя крохотная принцесса. После этого наша семейная жизнь в корне изменилась.
Ещё когда я носила ребёнка в себе, у меня была возможность заметить тревожные сигналы не всегда нормального поведения мужа, лёгкими молоточками отбивающими чёткий ритм. Хотя, в целом, поведения-то может быть и нормального, но для такого заботливого и любящего мужчины, которым я привыкла видеть Олега, однозначно, нет. Что уж там говорить. Возможность заметить была, но я по своей глупости и слепоте, ею не воспользовалась.
Олег постоянно цеплялся, что я часто устаю, что в какие-то периоды не могла выполнять супружеский долг по состоянию здоровья, что я не ответила на его звонок, потому что спала. Что я не приготовила на ужин его любимое блюдо, потому что меня постоянно тошнило при мысли о том, что придётся кусок сырого мяса взять в руки. Хотя… кого я обманываю. Все умения, которые касаются готовки, вот прямо все, идут чётко мимо меня. Котлеты всегда подгорают. Рис в супе всегда разваривается. Мясо в духовке всегда доходит до состояния сухарика, об который можно сломать зубы, ну или, на худой конец, остаётся полуготовым кровавым куском, который ещё есть шанс дожарить на сковородке, если я, конечно, его не спалю. К сожалению, умение готовить относится к самым слабым моим сторонам. И даже общаговская и семейная жизнь, не смогли исправить мой женский дефект.
Но самое печальное ждало меня впереди. Олег уехал в очередную затяжную командировку (затяжную, потому что раньше, чем через пять дней, он точно бы не вернулся), а у меня отошли воды. И вот в роддоме, когда секунду назад появился на свет мой самый родной и любимый крохотный человечек в этой несправедливой и порой даже жестокой жизни, я отчётливо услышала слова, произнесённые рядом спокойным женским голосом:
— Не дышит. Начинаем реанимационные действия.
Я не помню, что я чувствовала. А, может быть, не было в тот момент ни чувств, ни эмоций, ни мыслей. Только сплошной вакуум вокруг меня и совершенно непонятные мне звуки где-то на другом конце палаты. И сердце, выбивающее бешеный глухой ритм: тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук. Слёзы радости и облегчения брызнули из глаз, когда, наконец, до моего напряжённого слуха донёсся долгожданный младенческий крик.
— Поздравляем, мамочка. Посмотрите на свою дочь. Какая красавица!
Мою маленькую принцессу положили мне на живот, и, показалось, что вакуум, в котором я находилась даже сама не знаю, сколько времени, просто лопнул с оглушительным грохотом под напором охвативших меня эмоций.
Помню, что с умилением смотрела на голову Машеньки, всю в белоснежных волосиках. Да. Я уже знала, как назову дочь. Олег великодушно разрешил мне самой выбрать имя. Это только потом я уже с горечью поняла, что ему просто было всё равно.
— Да чего ж ты на макушку ей смотришь, на лицо смотри, любуйся!
На что я благоговейным шёпотом отвечаю:
— Мне не видно лица, — голос дрожит, ничего не могу с собой поделать.
Тогда мою малышку подхватили на руки и перевернули лицом ко мне.
Как только это произошло, в глаза бросилась тоненькая прозрачная трубка, торчащая из Машиного ротика. А может быть и из носа? Эта мелочь уже навсегда ускользнула из глубин моей памяти.
— Господи… Что с ней?
— У неё хрипы. Будем наблюдать.
Слова эхом раздаются в моей голове. ХРИПЫ… НАБЛЮДАТЬ… НАБЛЮДАТЬ… НАБЛЮДАТЬ…
— Сколько наблюдать?
— Сколько понадобится, столько и будем. Отдыхайте, мамочка. Всё хорошо.
Хорошо? Что она несёт?! А хрипы и трубка во рту новорожденного ребёнка это разве хорошо?
Помню, как на меня мгновенно навалилось такое отчаяние, что никакие слова не могут его описать. Помню, как безуспешно пыталась дозвониться до Олега, но потом бросила это бесполезное занятие, отключив звук на телефоне. Больше не хотела ни с кем говорить.
А затем, лёжа в палате, наблюдая, как моим соседкам, которые появились уже многим позже меня, в передвижных маленьких люлечках прикатывают их новорождённых малышей, я осмелилась тихо спросить у медсестры.
— А когда мою дочку принесут?
— Так. А ты у нас кто?
— Изотова.
Медсестра опустила глаза в бумаги с какими-то записями.
— Агаааа… Так-таааак… Изотова, а тебе и не принесут ребёночка.
Глава 4
— Почему?
— Ты сходи потом к педиатру, там всё разузнаешь. Номер триста семь, — и, приблизившись ко мне, тихонько шепнула на ухо, чтобы только я расслышала. — Нечего соседок пугать.
Помню, как волна паники захлестнула меня с головой. Я готова была прямо вслух прокричать на всю палату: «Так, Кира! Не время раскисать! Немедленно возьми себя в руки! Кому говорю!», но пришлось лишь болезненно, можно сильнее прикусить свою нижнюю губу. Это всегда помогало сосредоточиться на физической боли, мгновенно переключившись с эмоционального душевного раздрая.
— А потом — это когда? — голос уже звучит спокойно, уверенно.
— Лучше иди после обеда, потому что раньше вряд ли врача застанешь…
Сонно потираю глаза. Моя малышка спокойно сопит под боком. Как же я её люблю. Никогда не думала, что можно вот так сильно любить детей. Получать ни с чем несравнимое удовольствие от того, что маленькие пухленькие ручки крепко сдавливают твоё горло до невозможности элементарно сделать вдох и прямо-таки намертво приклеивают наши родные тела друг к другу.
Иногда, очень редко но, закрывая глаза, я всё ещё вижу свой маленький энерджайзер, такую беспомощную, хрупкую, беззащитную, в прозрачном стеклянном боксе, с кучей торчащих трубок из разных мест, по которым текут разного цвета жидкости.
Машу пришлось при рождении подключить к аппарату искусственного дыхания, но только на тридцать процентов. Как сказал тогда в роддоме главный педиатр, у малышки неэффективное дыхание, плохие анализы и подозрение на внутриутробную пневмонию, которая, собственно говоря, и подтвердилась рентгенологическим осмотром.