Глаза чернокнижника испуганно расширились – он видел мой полыхнувший огнем взгляд, когда я, встряхнув руками, выбрасывал его склизкую энергию, тут же превратившуюся в копошащуюся массу тараканов, многоножек и извивающихся змеек. А следом – после короткого замаха, ударил его ладонями по ушам. Темной силы во мне больше не было, и объятые пламенем пальцы сжали голову чернокнижника. В замершем моменте я видел, как чернеет и обугливается его белоснежная кожа, как языки пламени прорываются через брызнувшие темной слизью глазницы. Закричав, выплескивая силу, я направил всю свою опаляющую энергию в колдуна так, как совсем недавно сделал с Ребеккой. Только в прошлый раз я действовал без оглядки на разум – из-за боязни за любимого человека, а сейчас полностью раскрылся, побуждаемый яростью всепожирающей ненависти.
Чернокнижник вспыхнул, как факел, превратившись в живое пламя, в центре которого – в груди – еще сохранялся черный ком обугленного камня души. Он был заметен даже среди багряных всполохов, и я сконцентрировался на нем, сжимая руки сквозь обуглившиеся и ломкие кости, стараясь выжечь сердце колдуна без остатка.
Вновь, как с каждой смертью в первом отражении, в моем сознании звонко лопнула струна – и пламенный силуэт чернокнижника колыхнулся, угасая навсегда, последней вспышкой выжигая все вокруг.
Перед моим взором в этот миг опустилась непроглядная черная пелена. Я потерял ориентацию в пространстве, испытывая самый настоящий ужас – остро сознавая, что отдав все силы на убийство чернокнижника, подписал и себе смертный приговор.
Зависнув в пространстве безвременья, я ощутил себя словно в далеком детстве, когда на спор попытался – избавившись от воздуха в груди, снижая плавучесть – донырнуть до дна глубокого карьера. Не добрался – а зачем-то сделав на глубине кувырок, собираясь всплывать, вдруг осознал, что не могу понять где верх, где низ. Тогда, запаниковав, я открыл глаза, но карьер был в месте выработки глины – с мутной водой, – и я очень ясно прочувствовал, что если ошибусь с направлением, то просто утону.
В прошлый раз я сумел справиться с паникой – замерев, попытался угадать верное направление и поплыл из последних сил, – выбравшись на поверхность, когда спутники уже начали волноваться. Сейчас же я даже не знал, как действовать – вокруг была только серая муть и…
Неожиданно остро я ощутил чужое отчаяние и знакомый животный ужас смерти рядом – и, еще не веря, рванулся к нему, словно на рассеивающий тьму маяк. Вздрогнув всем телом – словно с размаху приземлившись плашмя на утоптанную землю, осознал себя в собственном теле. Секунда замешательства – и, поднявшись, не обращая внимания на пронизывающую все тело боль – меня словно небрежно скрепив собрали из разных частей, – подбежал к алтарю.
Распятая на плоском камне девушка умирала – из глубоких порезов густо сочилась кровь, стекая по стокам в желоба вокруг алтаря. На крылатую богиню по-прежнему было наложено парализующее заклятие – и гарпия могла шевелить только глазами, во взгляде которых читалась нечеловеческая мука. По щекам богини катились слезы, а я ощущал свою беспомощность и невозможность помочь, глядя как из нее вместе с каждой каплей крови выходит жизнь, клубясь силой вокруг алтаря.
Невероятно мощная энергия сконцентрировалась вокруг жертвенного камня – и именно ее хотел собрать вместе с последним ударом белолицый колдун, убивая богиню – направляя силу в артефакты.
Грохнули двери зала, и на краю змеиной ямы появился забрызганный с ног до головы чужой кровью Геральт.
– Гера, лекаря найди, срочно! – закричал я, лишь коротко глянув на беловолосого и вернувшись взглядом к богине, которая медленно умирала. Вокруг нее вихрились потоки силы, но как вернуть ее в тело девушки, я не представлял. Подойдя ближе, ударил мечом по цепям, разбивая их, но гарпия не шелохнулась – ее по-прежнему держало парализующее заклятье, а не наполненные магией цепи.
– Я Геральт! – буркнул беловолосый, вновь появляясь на пороге зала. Вместе с ним была жрица света из сопровождения тамплиеров – которые, судя по топоту ног, бежали сейчас за моим спутником. Хотя нет, не жрица – посмотрел я на девушку, которую притащил Геральт – она была не в белой мантии, как остальные, а в зеленом облегающем наряде.
– Ты целительница? – спросил я, возникнув прямо перед невысокой и совсем юной девушки.
Она, сохраняя поразительное спокойствие, утвердительно кивнула.
– Спаси ее, прошу тебя, – показал на распятую богиню, из которой уходили последние капли жизни.
Молоденькая жрица, к удивлению, все еще сохраняя полную невозмутимость, не говоря ни слова легко спрыгнула вниз, перемахнув ограждение – только плащ взметнулся, – и оказалась рядом с умирающей. Несколько секунд она потратила, оценивая обстановку, а потом словно принялась зашивать пространство – оперируя потоками высвобождаемой из богини силы, возвращая ее в тело крылатой девушки.
Я понемногу отступал к краю змеиной ямы. Вокруг клубилась настолько сильная энергия, что я не был уверен в том, что ошибись жрица – и мой доспех духа выдержит. Юная целительница между тем продолжала ювелирную работу – оперируя потоками энергии, могущими – по ощущению – не оставить камня на камне от всей ратуши. Но каким-то чудом целительница удерживала ситуацию под контролем, заживляя раны и перенаправляя энергию обратно в тело едва не погибшей жертвы. Последний, казалось, стежок – и вдруг богиня крупно содрогнулась, расправляя крылья и распахнув невидящие глаза.
Вся ее боль и пережитые мучения выплеснулись в крике, взвившемся полукругом хлыста – словно длинные волосы из воды для красивой фотографии. Испарилась, исчезая кровяной взвесью, юная целительница, вздрогнуло здание – крыша просто исчезла, а стены рухнули по сторонам разрубленным колуном поленом. Изогнувшаяся гарпия упала с алтаря на неудачно подломленное крыло и безуспешно пыталась встать, потеряв ориентацию – словно употребившая немалую дозу алкоголя – нагрузившись до невменяемого состояния.
Через некоторое время – когда с неба перестали падать булыжники, – я снял защитную сферу, осматриваясь. Не слышал практически ничего – ощущение, словно оказался в центре объемного взрыва – совсем как тогда, когда к нам с Ребеккой в номер залетел заряд реактивного огнемета.
Поднял голову вверх – Геральт исчез, как и несколько забежавших тамплиеров – лишь их темные выжженные силуэты остались на сохранившейся части стены. Сверху, в небе надо мной, через широкую прореху в крыше появились сразу три феникса – огненные чародейки зависли в воздухе, наблюдая за нами. В основном за богиней – которая, нетвердо ступая, приближалась ко мне, глядя своими бесконечно черными глазами.
Отступать было некуда – и, не понимая, к чему готовиться, я усилил доспех духа – как вдруг богиня, едва не упав, пошатнулась. Машинально я шагнул вперед, поддерживая девушку – и только тогда взвились, расправляясь, широкие крылья, с удивительной мягкостью обнимая меня.
Зарыдав в голос, богиня доверчиво спрятала голову на моей груди.
– Женечка, любимый, я так тебя ждала… – услышал я уже после того как понял, кого именно обнимаю.
Глава 18. Красный крест
Два всадника на обычных, ничем не примечательных лошадках, неспешно приближались к временному мосту, связывающему цитадель Эмеральд с большой землей. Оба наездника скрывали лица за плотными капюшонами — у одного из них плащ был обычный, когда-то зеленый, а ныне густо потемневший от времени, плечи же второго покрывала серая с красным крестом накидка – плащ тамплиеров.
Овальный форт, возвышающийся в середине узкого горлышка пролива, выглядел пугающе — с черными от гари, щерящимися клыками зубцов полуразрушенными стенами; крепость понизу обрамляли уродливо острые шипы застывшей лавы – там, где во время магической битвы сталкивались разъяренные стихии воды и огня. Но над небольшой башенкой по-прежнему реял черно-золотой имперский флаг, а вся цитадель была словно укутана сеткой строительных лесов, на которых суетились многочисленные рабочие.
Обогнав три упряжки медленных волов, неутомимо тянущих подводы с досками и ровными отесанными булыжниками, всадники въехали на понтонный мост и крепче взялись за поводья — гладь залива была тронута легкой зыбью, и мост ощутимо покачивался на волнах. Разрушенный при штурме перекидной мост виднелся совсем рядом – на небольшой глубине, зияя обугленными ребра сквозь толщу воды.
Стража из кнехтов на воротах не обратила на путников особого внимания – лишь скользнув взглядами по красному кресту на притороченном к седлу тамплиера простом щите. Дежурный кадет вскинулся было, но рассмотрев лицо гостя в зеленом плаще, лишь приветственно поднял руку.
Путешественники между тем спрыгнули на землю и, убрав скакунов в инвентарь, двинулись мимо стражи вглубь форта. Пройдя под низко опущенной решеткой, путники миновали каменный мешок тесного коридора и оказались в поврежденной галерее внутреннего двора крепости. Здесь стоял непрекращающийся гвалт – многочисленные рабочие занимались восстановлением полуразрушенной цитадели. Строительные леса были уже установлены, и в овальном внутреннем дворе под ними суетились каменщики, поднимая блоки с помощью системы талей.
Миновав группу рабочих, отдыхающих в ожидании следующей партии отесанных камней, подводы с которыми как раз заезжали в каменный мешок прохода, путники остановились.
— …а я б ей засадил, — вдруг мечтательно выдохнул невысокий кряжистый мастеровой, вглядываясь в сторону амфитеатра, где сейчас магистр цитадели жестко отчитывала одного из руководителей строителей.
– Куда бы ты ей засадил, мослы одни, — фыркнул привалившийся к стене каменотес с припорошенной каменной пылью лысиной. -- Взяться не за что, только костьми греметь, – даже приводнялся он, осматривая точеную фигурку девушки магистра, обтянутую полевой униформой.
На приостановившихся путников каменотесы не обратили внимания – серый плащ кнехта тамплиеров – это не белоснежная накидка рыцаря. Свой брат, а не ходячее чванливое высокомерие. Второй гость крепости у строителей так же внимания особо не вызывал – благородные в такой грязной одежде не ходят – особенно здесь, в цитадели, где живут молодые боги.
– Туда б и засадил. Попка прямо как орех, так и просится на грех, – лишь мазнув взглядом по приостановившимся незнакомцам, коротко хохотнул кряжистый мастеровой и добавил, глядя на ругающуюся девушку: – Да и сиськи вполне… смотри-смотри, как скачут, аж прям кителек сейчас лопнет.
Лысый между тем почувствовал неладное – заметив, как тамплиер неторопливо снимает капюшон. Столкнувшись с горящим огнем взглядом, он вжался в стену и заерзал, одновременно пытаясь и подняться, и поклониться. Кряжистый мастеровой несколько мгновений смотрел на ошарашенного собеседника, а после перевел взгляд на тамплиера. И моментально рухнул на колени, торопливо бормоча опережающие друг друга слова извинений.
Сморгнув огонь, тамплиер посмотрел на оторопевших мастеровых необычным взглядом – глаза у него были разного цвета: один карий, почти черный, второй яркий, изумрудно-зеленый. Развернувшись, так напугавший рабочих тамплиер двинулся к амфитеатру, приближаясь к стоящей к нему спиной магистру.
– Вы, господа, только что прошли по очень, очень тонкому льду, – откинув капюшон, обнажая пепельно-белые волосы, произнес второй незнакомец, глянув на потрясенных мастеровых ведьмачьими глазами. – И рискну предположить, были близки к тому, чтобы засадить друг другу, – хмыкнул Геральт, выходя из галереи следом за тамплиером, направляясь к амфитеатру.
Магистр цитадели, графиня Юлия Орлова в этот момент, почувствовав отвлеченное внимание собеседников, резко обернулась и столкнулась глазами с неслышно приблизившимся тамплиером. Совершенно неподобающе для магистра цитадели взвизгнув, она в ультрамариновой вспышке телепортации оказалась рядом, запрыгнув на неожиданного гостя, обвивая его ногами. Многочисленные присутствующие – все, кроме подходящего Геральта и переливчато засвистевшего с третьего яруса барона Сиверса, заметившего появление Воронцова, – сделали вид, что отвлечены своими очень важными делами.
Глава 19. (…)
— И? – с напряжением в голосе протянула Ребекка, глядя на меня, едва закусив губу.
— И учитывая, что я предотвратил жертвоприношение богини, которое могло высвободить просто немыслимые силы, магистр Жак посвятил меня в рыцари, даровав статус паладина и защитника Девы Марии.
– Ш-шайзе! — не сдержалась Ребекка, поднимаясь из-за стола и отодвигая высокий стул так резко, что он едва не упал.
Мы с Юлией переглянулись, но Орлова только покачала головой. Так, похоже, я опять что-то не понимаю.
– Это плохо? – осторожно поинтересовался я, глядя на Ребекку, которая подошла к узкой бойнице окна и задумчиво глядела на воды пролива.
– Это не плохо, Джесси. Это… не очень хорошо, — после паузы ответила графиня, возвращаясь за стол.
— Почему? – глядя прямо в глаза Ребекке, спросил я. И добавил: — Да, признаю, согласился опрометчиво и начинаю понимать это. Просто объясни доступно.
-- Ты не был на последних двух лекциях мастера Богимика. Записи смотрел?
– Не хватило времени, – не покривил я душой. – Так уж получилось.
Графиня только кивнула, чуть прикрыв веки – признавая, что развивающаяся ситуация действительно не давала мне достаточно времени для ознакомлениями с учебным материалом.
– На предпоследней лекции мастер разбирал произведение «Три Толстяка». Слышал о таком?
– Читал. Но давно и не очень помню сюжет, – честно ответил я.
– А мне пришлось прочитать, дабы понять, о чем речь. Итак, непосредственно рассказ истории в произведении ведется с явной эгалитарной позиции, взглядом левых: народ противопоставлен правящему классу – толстякам. Которые показаны в виде паразитов и палачей: правящая клика сажает за решетку ученых, подавляет народные восстания, запугивает безобидных интеллектуалов и приговаривает к смерти двенадцатилетних детей. Кроме того, они планируют вырастить наследника Тутти бесчеловечным тираном, вживив ему железное сердце.
Толстякам противостоят простые, честные и смелые бедные люди – гимнаст Тибул, оружейник Просперо и прелестная Суок, которая – какой сюрприз – оказывается родной сестрой самого наследника Тутти. Ничего необычного, конечно же – в истории цивилизации в цирках часто встречаются юные леди самого неожиданного происхождения.
В конце концов, циркачам и оружейнику удаётся взять штурмом дворец Толстяков и совершить революцию – по ходу которой гвардия переходит на их сторону, и наступает царство всеобщей справедливости. Я про тех «Трех Толстяков» рассказываю? – увидев мой заинтересованный взгляд, поинтересовалась Ребекка.
– Про тех, – кивнул я, смутно припоминая прочитанное еще в школе.
– Отлично. Теперь посмотрим на картину справа: правящий триумвират, исполнявший регентские функции в ожидании совершеннолетия наследника Тутти, совершал ошибки в управлении, но не столь принципиальные, как утверждает левая оппозиция. К тому же, с позиции элитаризма, противостояние народа и толстяков – абсурд. Народ при Толстяках делал то, что и при любом правлении – безмолвствовал. Да и власть излишне либеральничала, особенно с разными общественными деятелями и популистами.
С триумвиратом так называемых Толстяков боролся не народ, а вполне определённые люди, и все на редкость сомнительные личности: Просперо, занимавшийся контрабандой оружия, скандальный тип, еще и – неудивительно – из хорошей семьи; Тибул, который в любой момент вспоминал о своем происхождении, давая повод опереться на расовые меньшинства. Наконец, Суок. Кто знает доподлинно, что она и вправду сестра Тутти, а не сошедший с корабля чужой державы агент с паспортом на имя «Суффолк»?
Измена гвардии, ввергнутая в пучину бедствий страна, проигравшее циркачам правительство. Господи спаси отечество! – добавила эмоций в голос Ребекка в конце рассказа. – Узнал происходящее?