— А теперь улыбнись своей лучшей улыбкой.
Я улыбнулся.
Она отшатнулась.
— Ну что опять не так?
— Никогда больше так не делай ртом.
— Ты же сказала улыбнуться.
Фериус указала на мои глаза.
— Улыбайся ими.
— Да как же, будь оно все проклято, я должен…
— Погоди.
По лестнице поднималась хорошенькая девушка с рыжими кудрями до плеч. Она была примерно моего возраста. Фериус подошла к ней.
— Мисс? Не поможете нам? Это быстро.
О предки, ты ведь специально меня мучаешь, так ведь?
Фериус поставила девушку с другой стороны от широкой лестницы. Наверно, в Академии шли занятия, потому что вокруг почти никого не было. А редкие прохожие улыбались, глядя, как я стою там идиот идиотом.
— Ладно, — тихо сказала мне Фериус. — Это Хадина. Посмотри на Хадину и улыбнись глазами.
— Я все равно не понимаю, как это.
— Ладно, малыш, я тебя научу, — она отступила на шаг в сторону, так, чтобы я видел девушку… Хадину, но все еще стояла так близко ко мне, чтобы та не слышала наш разговор. — Смотри ей в глаза — но не таращись на нее так, будто она — кусок камня, и особенно не пялься на нее так, словно она — бифштекс у тебя на тарелке. Смотри ей в глаза и слушай, что они тебе говорят.
— Слушать? Ее глаза?
Фериус кивнула.
— Это разговор. Пусть ее глаза скажут тебе то, что хотят сказать. Слушай эти глаза, словно ты никогда не слышал ничего интереснее.
— Ладно, хорошо. Как долго?
— По крайней мере, секунду, может, две. Посмотришь на незнакомого человека больше двух секунд — и ты уже дурачок, который нарывается на неприятности, — она отвела назад мои плечи. — И выпрямись.
Я так и сделал. Я посмотрел в глаза девушки, которую видел первый раз в жизни, и попытался прислушаться к ним, словно им было что мне сказать. Конечно, они ничего мне не сказали. Я и понятия не имел, о чем они могут мне поведать. Но произошло нечто странное: Хадина улыбнулась мне — и ее улыбка была не смущенной и не застенчивой, а другой, скорее… одобрительной.
— На этом закончим урок, — прошептала Фериус, потом подошла к девушке и поблагодарила ее. Хадина направилась вверх по лестнице, потом остановилась и снова спустилась к нам.
— Архиметрия у меня заканчивается примерно через час, — сказала она. — Если тебе вдруг нужно будет еще попрактиковаться в улыбках.
— Я…
— Он с удовольствием, — сказала Фериус, прерывая меня, — но нам нужно в лечебницу, у него жуткая сыпь… в общем, ты понимаешь.
Хадина, познакомившаяся с Фериус всего минуту назад, как-то догадалась, что она врет. Может быть, она «прочла это в ее глазах».
— Может, в другой раз, — сказала она, а потом добавила: — Я по будням обычно на четырнадцатом этаже.
Она ушла, а я никак не мог прийти в себя.
— Что это было?
Фериус похлопала меня по плечу.
— Ты улыбнулся девушке, малыш. Самая естественная вещь в мире.
— Но ведь я даже не пошевелил ртом.
— Да ну? — она залезла в карман жилета, достала сверкающую стальную карту и поднесла к моему лицу. Я увидел в ней свое отражение — и едва заметную улыбку на губах. Это было странно, словно я смотрел на кого-то другого… и этот кто-то был почти красив.
— Перестань любоваться собой, малыш, — сказала Фериус и пошла вверх по лестнице. — За работу.
— Погоди, — сказал я, бросившись за ней. — Это работает на всех девушках?
Она шла все быстрее.
— На девушках, на юношах, на мужчинах. Иногда даже на женщинах.
Остаток дня мы говорили с учителями и одноклассниками Сенейры. Я думал, что нам придется как-то оправдать свое появление в Академии, но раз ее не было пару недель, они, наверно, все решили, что она болеет. Фериус назвалась моей дальней родственницей и сказала, что подумывает отдать меня в Академию. Учителя вначале смотрели с сомнением — видимо, мы не походили на богачей, которые могли позволить себе платить за учебу, но, как и следовало ожидать, Фериус включила свое обаяние, и все вокруг растаяли. Они признавали Фериус гением — причем каждый в своей сфере, что было невозможно, поскольку эти люди преподавали всё от конструирования сложных механических устройств до стратегической дипломатии. Кстати, я подумал, если Сенейра получала по этому предмету оценки выше двойки, что-то в этой Академии надо было менять.
— Пожалуйста, — умолял преподаватель по конструированию, когда разговор подходил к концу, — леди Фериус, приходите ко мне на семинар, вы могли бы…
— Не «леди», мастер Вестриен, просто Фериус. Боюсь, сегодня не смогу.
Брр. Рейчис прав. Это «не называйте меня леди» уже начинало доставать. Вестриен явно расстроился.
— Надеюсь, вы как-нибудь передумаете.
Фериус чуть наклонила голову.
— Это была бы честь для меня.
Я отметил ее слова: это была бы честь для меня. Фериус обычно старается не лгать и все-таки умудряется сделать так, что собеседник не понимает настоящего смысла ее слов.
— Классный парень, — сказала она, когда мы покинули кабинет мастера Вестриена. — Ни слова не поняла из того, что он там плел.
Я уставился на нее.
— Но ты же беседовала с ним минут двадцать! Обо всем!
— Нет, я не говорила, малыш. Я помогала ему творить музыку.
— Музыку?
Она остановилась.
— В каждой его фразе было важное слово, которое значило для него что-то особенное. Я просто просила его рассказать об этом подробнее. Или спрашивала, как то слово, которое он произнес, повлияло на его мнение. Или интересовалась, какие успехи по его предмету у Сенейры.
— В общем, ты его направляла, а он говорил.
— Все сложнее. В музыке две составляющих, малыш: ноты и тишина. Он играл по нотам…
— А ты была тишиной? Ладно, но чего ты добилась, кроме приглашения на семинар?
— Я узнала то, что хотела узнать.
— И что же?
Она покачала головой.
— Извини, малыш, не хочу заранее влиять на твое мнение.
— На мое мнение о чем?
Она подтолкнула меня в сторону открытой двери в форме арки.
— Вестриен сказал, что компания Сенейры часто собирается в этой аудитории. Я хочу, чтобы ты пошел туда и узнал все, что сможешь, о ней и о том, как она оказалась в Академии.
— Погоди… а ты со мной не пойдешь? Это же ты…
— Не могу, малыш. Я обещала Рози вернуться и присмотреть за домом Трайнов, пока она проводит собственное расследование.
Я внезапно весь напрягся, почувствовал себя неловко и жутко занервничал.
— Но я никого из них не знаю! Они подумают, что я какой-то странный двинутый тип, который…
Фериус толкнула меня в комнату.
— Не забывай улыбаться, малыш.
26
ВУНДЕРКИНДЫ
— Как думаешь, что с ним такое? — спросил светловолосый парень примерно на год старше меня, развалившийся на изогнутом подоконнике в противоположном конце аудитории.
— Он молчит, — сказал кто-то еще, — и просто стоит в дверях. Может, он немой.
Девочка в очках, лет тринадцати на вид — как по мне, так она не доросла еще до того, чтобы учиться вместе с ними, — подошла и уставилась на меня зелеными глазами.
— Почему он так лыбится? Может, он на занятиях по драматизму, а это его домашнее задание?
Три вполне разумные теории, подумал я, стоя на месте, как идиот. Где-то в промежутке между тем, как Фериус научила меня слушать глаза других людей, и тем, как она втолкнула меня в комнату, полную людей, которые знали друг друга, дружили и явно думали, что все они, в отличие от меня, особы важные и интересные, у меня развился практически полный паралич.
Скажи что-нибудь, идиот. Пошевелись. По крайней мере, отойди от двери.
Там, откуда я родом, ребята учатся вместе с той минуты, как войдут в Оазис, и до того дня, когда пройдут испытания посвященных. Неясно, чего я так испугался — я и раньше имел дело с незнакомцами; просто обычно я от них убегал, потому что они швыряли в меня разными предметами. Вести беседы в таких ситуациях было необязательно.
Один из студентов помахал мне рукой.
— Может, он слепой?
Я перешел от попыток изящно смыться к размышлениям, не переживаю ли я самый постыдно глупый момент в своей жизни. И решил, что это именно он.
Почему-то при этой мысли мне стало легче. Я завалил поручение Фериус, и у меня оставалось два пути: уйти с поджатым хвостом и признаться аргоси, что, после сражений с сильными магами и магами, владеющими заклинанием оков разума, после битвы с лучшим другом и победы над лорд-магом — да-да, над лорд-магом! — я не смог справиться с группой подростков (ладно — с группой мажористых подростков). Единственной альтернативой было — попробовать что-то другое.
Да пес с ним. Если я и провалю дело, так по крайней мере пущу в ход весь свой арсенал. Я выбрал наугад — девушку с короткими кудрявыми черными волосами, державшую на коленях огромную книгу. Как и остальные, она внимательно смотрела на меня, но пока что не произнесла ни слова. Я встретился с ней глазами и прислушался, мысленно отсчитывая секунды… одна… две… повернулся к остальным и прижал палец к губам.
— Шшш.
— Он только что шикнул на нас? — спросил парень на подоконнике. — Ты хотя бы учишься здесь?
— Я учусь прямо сейчас, — сказал я.
Малявка, та самая, в очках и с зелеными глазами, спросила:
— А что ты изучаешь?
Я снова взглянул на девушку с книгой, исполнился всей доступной мне уверенностью и непринужденностью — клянусь, если бы у меня за спиной была стена, я бы коснулся ее попой, плечами и головой для уверенности, — и сказал:
— Искусство.
В комнате послышались стоны вперемешку со взрывами смеха. Я позволил этой волне прокатиться по аудитории, подошел к девушке и протянул ей руку.
— Келлен, — сказал я.
Она одарила меня кривой улыбкой, и я понял, что она считает меня слегка нелепым, но все равно пожала мне руку.
— Крессия, — произнесла она с певучим гитабрийским акцентом. — Ты всегда такой странный, Келлен?
Не пропустив ни такта в музыке, я сказал:
— Всегда. Честное слово.
Кто-то похлопал меня по плечу и прошептал так, что услышали все:
— Друг, если ты ищешь любви, ты на ложном пути. Крессии… мы не по вкусу…
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что он имеет в виду. Когда до меня дошло, смеялись практически все, включая Крессию. Ладно, заметка для будущих попыток пофлиртовать: не приударять за девушками, которым нравятся другие девушки.
Парень на подоконнике поднял руку так, словно держал бокал.
— За… Келлен, да? За Келлена, парня, осмелившегося сделать попытку, обреченную на трагическую развязку.
— За Келлена! — провозгласили остальные.
Я ухмыльнулся и отвесил несколько поклонов.
Потом все пошло не так уж плохо. Я произвел впечатление романтичного дурака, пусть и странноватого, но зато не какого-нибудь отморозка. Когда они убедились, что я умею не терять головы, они мною даже заинтересовались. Следуя методу Фериус, я отвечал почти на все вопросы встречным вопросом, позволяя ребятам говорить, подмечая, что для них было важно, играя роль тишины в музыке, которую мы создавали вместе. Вскоре мне это уже почти нравилось.
Я продолжал притворяться дальним родственником Сенейры, и по вопросам, которые мне о ней задавали, пытался больше узнать о ней самой и о ее семье. В целом студенты вроде хорошо к ней относились, разве что один и тот же разговор шел по несколько раз — как припев, в котором почти не было разнообразия.
— Не могу дождаться, когда она вернется, — сказала одна из девушек. — Конечно, она пропустит много занятий, но к концу семестра все равно будет первой по всем предметам.
Раздалась пара смешков, напоминавших ударные в нашей музыке.
Еще один студент вступил в разговор, не теряя ритма.
— Сенни удивительно талантливая. Она отлично успевает по всем предметам. Ей, кажется, даже заниматься не надо.
Крессия, которая нравилась мне все больше, стала контрапунктом к этой мелодии.
— Вас, ребята, насквозь видно! Келлен, — она указала на меня, — просто вежливо не подает виду. Вы всерьез думаете, он не понимает, что вы тут издеваетесь над его… кто она тебе?
— Четвероюродная сестра, — сказал я. Крессия явно мне не поверила. Еще одна причина ею восхищаться.
Толлер, который, видимо, прирос к подоконнику, сказал:
— Ладно, Кресс, все знают, что Сенейра гений, но у нее есть некоторые преимущества.
Остальные смотрели на меня, ожидая моей реакции. Инстинкт подсказывал мне согласиться и надеяться, что так я им больше понравлюсь. Инстинкты мне обычно врут.
— Преимущества? — переспросил я, а потом расхохотался, будто в жизни ничего смешнее не слышал.
— Что? Что я такого сказал? — смутился Толлер.
Я не ответил и просто улыбнулся.
— А… понял, — он показал на себя и других. — Ты имеешь в виду, раз мы все…
Я кивнул.
— Ладно, это справедливо.
— А ты? — спросила Линди, малявка в очках. — Ты собираешься поступать в Академию?
Я не знал, как лучше ответить. Я думал, что неплохо умею выкручиваться, но почему-то мне было неловко врать им больше, чем нужно. Вспомнив, что Фериус сказала мастеру Вестриену, я ответил совершенно искренне:
— Это была бы честь для меня.
Крессия с громким хлопком положила книгу на один из столиков и, подойдя ко мне, обошла кругом, словно я был скульптурой, которую она оценивала.
— Интересно, какой же предмет должен изучать наш Келлен?
— Конструирование, — предложил Толлер. — У него такой вид, как будто он всегда пытается понять устройство вещей.
— Может быть, — сказала Крессия, сделав еще один круг, — но он романтик — мы уже это выяснили.
— Поэтику, — заявила Линди. — Ему нравится умничать.
— Возможно, возможно, но вид у него слегка потрепанный для оратора, — возразила Крессия.
Они перечисляли разные предметы и причины, доказывающие, подходят они мне или нет. Я терпеливо ждал, когда они угомонятся, не давая им догадаться, что каждая возможность притягивала меня, каждая их идея была шансом найти что-то в жизни, стать кем-то.
Наконец, Крессия остановилась передо мной.
— Ну что, Келлен, не томи. Кто прав? Какой предмет ты стал бы изучать, если бы тебя приняли в Академию?
Все конкретные ответы представлялись мне бесполезными, и поэтому я дал единственно возможный.
— Тот, о котором ты думаешь, — сказал я. — И который еще никто не назвал.
В комнате воцарилась тишина, все ждали, затаив дыхание.
Проклятие, иногда в мою голову приходят гениальные идеи.
Улыбка Крессии озарила комнату.
— Я так и знала, — она ткнула меня в грудь. — Дамы и господа, у нас завелся настоящий живой философ!
Толлер простонал:
— О Марсий, бог войны, сделай так, чтобы мне не пришлось дружить с будущим философом.
Линди подозрительно всмотрелась в меня.
— Философ сидит у себя в кабинете, а у него загар путешественника.
— Я, наверное, ближе к натурфилософии, — сказал я.
Она перевела взгляд на мою челюсть.
— И у него синяк. Даже несколько.
Я не знал, как это объяснить, и не стал даже пытаться.
— Иногда людям нравится меня бить.
Толлер фыркнул.
— Ха! Ладно, вот теперь я верю, что он действительно будущий философ.
Я засмеялся вместе со всеми, и следующие два часа я слушал, рассказывал истории, шутил, снова слушал и даже размышлял о будущем с людьми, которых видел первый раз в жизни — с ребятами, которые жили, учились и которые пойдут по жизни самыми разными путями. Я почти забыл, зачем я туда вообще пришел, но в конце концов я понял, что уже разузнал все, что мог. А еще я заметил за дверью Берена Трайна, который всячески старался оставаться незамеченным. Получалось у него не очень.
— Мне пора идти, — сказал я.
Кто-то скорчил рожу, а Линди сказала:
— Бу!
— Но ты же хочешь поступать в Академию, да? — спросила Крессия. Она снова ткнула меня пальцем в грудь. — Мы с коллегами решили, что ты достоин присоединиться к нашему блестящему обществу, философ Келлен. Конечно, тебе придется пообещать соблюдать одно правило.