— Ты все еще розовый, — припечатал я.
Пока Рейчис отчаянно старался снова почернеть, Фериус сказала:
— На этом закончим урок, малыш.
— Какой урок?
Она остановила коня и изящно спешилась.
— Ты сказал, что хочешь идти путем аргоси.
Я слез с коня и указал на Рейчиса:
— Это? Это и есть путь Полевой Ромашки?
— Ага.
— Значит, когда кто-то захочет меня убить, я просто должен хвалить его, пока он сам не капитулирует?
Она ухмыльнулась.
— Ну или потанцевать с ним.
Она разожгла небольшой костерок и жестом пригласила меня присоединяться.
— Давай, малыш. Пора изучать второй талант.
— Рози сказала, что второй талант аргоси — оборона.
— Слова, малыш. Ты действительно хочешь цепляться к словам?
Ладно, во всем этом был какой-то странный смысл. Фериус никогда не нравилось говорить на языке насилия, а может, у нее просто были свои слова, обозначающие семь талантов аргоси, как «путь Воды» и «путь Грома».
Я подошел к ней и принял, как мне казалось, приличную бойцовскую стойку, радуясь, что наконец научусь сражаться, как аргоси. Потом я увидел улыбку у нее на лице, и мой оптимизм превратился в панику.
— Погоди… танцевать — это же метафора, да? Вроде как «Танцевать со мной — это танцевать со смертью»?
— Малыш, танцевать — это значит танцевать.
— Но… — есть кое-что, чего иностранцы не знают о джен-теп: мы не танцуем. Никогда. В нашей культуре нет ни одного танца. Магам танцы ни к чему. Кроме того, это непристойно.
Рейчис злобно ухмыльнулся мне, радуясь, что пришел мой черед смущаться.
— Вот сейчас будет здорово, — ввинтил белкокот.
Фериус велела мне взять ее за руку и положила мою вторую руку себе на талию.
— У разных народов на континенте сотни танцев, но их все можно свести к семнадцати основным фигурам. Начнем с самой легкой — шадели.
Она была так близко, что мне стало не по себе. Фериус была, наверно, лет на двадцать старше меня, ну и от мыслей обо всех этих танцах я ужасно нервничал. Я уже собирался дать задний ход, когда Рейчис проверещал:
— Он сейчас струсит!
— Заткнись, — сказал я и крепче сжал руку Фериус. Я никак не мог ударить в грязь лицом перед зверем, который приветствует своих сородичей, нюхая их под хвостом.
— И что теперь? — спросил я у Фериус.
— Просто следуй за музыкой.
— За какой музыкой?
Фериус свистнула — прозвучала одна-единственная чистая нота, словно флейтист проверяет свой инструмент. Потом, без предупреждения, она перешла на мелодию, распевая каждый звук вверх-вниз по незнакомой мне гамме, ведя меня по пыльной пустыне. Конечно, у джен-теп есть музыка, но она по большей части для похорон, для придворных собраний и тому подобного. Эта мелодия была другая. Быстрая и бойкая. Мне уже казалось, что я понимаю танец, как вдруг я споткнулся, и Фериус пришлось меня поддержать, чтобы помочь сохранить равновесие.
— А помедленнее нельзя? — спросил я.
— Это медленно, малыш, — она продолжала танцевать, даже не насвистывая, отчего мне казалось, что музыка все еще звучит у меня в голове.
— Расслабься, — продолжала она. — Дай ногам самим делать нужные движения. Аргоси верят, что танцы живут внутри каждого существа и просто ждут, чтобы их выпустили на волю.
Рейчис злорадно заверещал.
— Эй, Келлен, внутри тебя я видел только один танец — он похож на предсмертную судорогу длиннохвостого песчаного крота!
— Шшшш, — шикнула на него Фериус. Она, конечно, не поняла, что он сказал, но, наверно, когда он надо мной потешается, по тону это легко понять. — Еще один звук — и я расскажу тебе историю про белкокотов, от которой ты порозовеешь на месяц.
Мой мохнатый домашний любимец временно устыдился, и я снова сосредоточился на танце. Проблема была не только в движениях, но и в том, чтобы уловить ритм. Я всегда думал, что джен-теп — грациозный народ; с детства нас учат царственным позам и движениям, а также плавным жестам, с помощью которых мы творим заклинания. Мы с друзьями часто смотрели, как дароменские или гитабрийские торговцы, проезжающие через наш город, танцуют по ночам рядом со своими караванами, и всегда смеялись над их варварскими плясками. Панакси шутил, что нужно позвать целителей, потому что у наших гостей припадок. Но здесь, под звездным небом в дикой пустыне, неуклюжим оказался я. После танцев у меня оставалось хорошее ощущение. Естественное. Просто я был никудышным танцором.
— У меня не получается, — сказал я, отходя от Фериус.
Она не отпускала меня.
— Ты вскоре поймаешь ритм танца, просто позволь ему прийти к тебе. Это, наверно, то же самое, что и смешные жесты, когда ты творишь свои заклинания.
— Это совсем другое. Без магических жестов не бывает чар.
Она ухмыльнулась и лукаво мне подмигнула.
— Я тебе кое-что скажу, малыш, — нет лучшего заклинания для мужчины, чем хороший танец.
Я не дурак. Я, конечно же, понял, что она имеет в виду. Женщинам нравятся мужчины, которые умеют танцевать. Конечно, в других странах это наверняка важно, но мне от этого было не легче. Единственной девушкой, с которой я бы с удовольствием потанцевал, была Нифения, а она осталась в моем родном городе; ее женихом стал мой лучший друг, она собиралась стать магом, жила жизнью, о которой я и сам когда-то мечтал, и, возможно, за всем этим уже забыла обо мне.
Я отошел от Фериус, споткнулся и с трудом удержался на ногах.
— Глупость какая-то.
— В чем проблема, малыш?
Я не хотел отвечать. Я не хотел говорить ей, что мои ноги уже устали, а лицо болело в месте, куда врезал Конопатый. Я не хотел, чтобы она знала, как у меня начинают дрожать руки и что я вот-вот разревусь, подобно двухлетке, который не может уснуть, потому что боится темноты.
Вот только я действительно боялся темноты. Я боялся того, что может меня в ней подстерегать.
— Меня пытаются убить — ты что, не понимаешь? Мне не нужно учиться танцевать, мне нужно научиться драться!
— Ударь меня, — внезапно сказала Фериус.
— Что? — спросил я.
Она сняла шляпу и положила ее на землю.
— Давай, малыш, ударь меня.
Рейчис притрусил поближе.
— Я должен это видеть, — вставил белкокот.
— Забудь, — сказал я. — Ты всю жизнь училась драться. Думаешь, я не знаю, что ты просто отшвырнешь меня в сторону?
— И то верно, но обещаю тебе, что не сделаю ничего, чего ты не делал за последний час, — словно в доказательство она подняла одну руку на уровень плеч ладонью внутрь, а другую держала как раз над бедром, словно танцевала с невидимым партнером.
Я так разозлился, что готов был броситься на нее, но сохранял самообладание. Вместо того чтобы ринуться на нее как неуклюжий увалень, я притворился. В последний момент я уклонился вправо, целясь в ее незащищенный бок.
Фериус отбросила меня, как пустой мешок.
Она все еще танцевала со своим невидимым партнером, насвистывая эту свою веселую мелодию и кружась на месте. Я заставил себя остановиться и несколько секунд смотреть, пока не понял систему ее движений. На этот раз, атаковав ее, я двинулся не туда, где аргоси была, но туда, где она будет.
Она снова отшвырнула меня, да так, что вокруг меня аж ветер поднялся. Когда я повернулся к Фериус, она словно продолжала танцевать сама по себе. Ее движения не походили ни на одно боевое искусство. Проклятье, они и выглядели-то не особо изящно.
— Как ты это делаешь? — спросил я.
— Давай, малыш. Еще одна попытка.
Ладно. Но сейчас тебя ждет сюрприз.
Проблема была в том, что я все пытался играть по ее правилам, но у нее было преимущество: тренировки и опыт. Так что на этот раз я решил сжульничать. Поднимаясь на ноги, я подхватил пригоршню песка. Бросившись на Фериус, я поднял левую руку, словно собирался ее схватить, но в последнее мгновение другой рукой я бросил песок прямо ей в лицо. На этот раз все получится. В то мгновение, как песок попадет в аргоси, она собьется, и тогда я толкну ее другой рукой. Несильно, конечно, просто легкое прикосновение, чтобы показать, что я ее перехитрил.
Я был так сосредоточен на ее движениях, что у меня в голове проигрывались все детали. Песок вылетел из моей протянутой руки, но Фериус каким-то неведомым образом уже ушла назад, словно невидимый партнер наклонил ее в танце. Песок пролетел прямо у нее над головой, и практически ни одна песчинка не коснулась ее щеки. Я все еще пытался понять, как это возможно, когда почувствовал, что в повороте она берет меня за руку. Я даже не понял, что, пока бросал песок, потерял равновесие, а теперь она использовала это против меня.
В очередной раз падая, я взглянул ей в лицо. Она улыбалась. Это была не злорадная усмешка и не мрачная ухмылка человека, для которого даже тренировка — самая настоящая битва. Я не был ни врагом, ни учеником Фериус. Аргоси действительно просто танцевала со мной, как и несколько минут назад.
Упав на спину в нескольких футах от нее, я все еще удивлялся. Я понятия не имел, как она меня одолела, поэтому я приподнялся на локтях и смотрел на нее. У нее все выглядело так легко, так непринужденно. Я почувствовал бы себя круглым дураком, если бы не вид Рейчиса, который в нескольких ярдах от меня стоял на задних лапах и неуклюже подражал движениям Фериус. Когда он заметил, что я на него смотрю, то опустился на все четыре лапы, а его мех встал дыбом и окрасился в черный цвет с кроваво-красным отливом.
— Что? Что? Я ничего не делал. Только скажи об этом кому-нибудь, и я…
— Кому я скажу? — спросил я. Рейчис удивительно тщеславен, учитывая, что иногда ему нравится держать за щеками кусочки кроличьего мяса на тот случай, если он вдруг проголодается. — Лучше сядь, а то снова порозовеешь.
Он встревоженно посмотрел на свою шкурку, а потом усмехнулся, явно довольный ее грозным окрасом.
— Ну что, малыш? — спросила Фериус. — Теперь ты мне веришь?
Я поднялся на ноги и кивнул. Не было никаких сомнений, что ее танцы могут пригодиться в драке, а это значило, что этим умением мне нужно будет овладеть.
Фериус остановилась и бросила на меня странный взгляд.
— Ты все еще не понял.
— То есть как? Я не…
— Нельзя научиться танцевать, пока не научишься находить в танце радость.
Радость. И какую радость прикажете мне находить в приграничье, где моя жизнь все время висит на волоске? Все когда-то родное, близкое и знакомое было от меня в сотнях миль. Что на этой суровой границе, что среди своего народа — я везде чужак. Я один и, наверно, буду один всю свою жизнь.
Фериус жестом пригласила меня присоединяться. Я послушался и снова закружился в танце.
— Келлен, слушай меня.
Я кивнул.
— Это не драка. Тут не надо прилагать усилия и все контролировать, как в этой вашей магии. Не надо ничего искать. Танец сам найдет тебя.
— Как?
— Просто откройся танцу. Я не твой противник, я не твоя девушка, можешь даже перестать видеть во мне женщину.
— Нет?
— Неа. Я просто другой человек, который свободно движется в теплом воздухе ночи, — она чуть отклонилась назад. — Посмотри на небо.
Я запрокинул голову и посмотрел на звезды. В моем родном городе, где фонари бросают на все тусклый свет, их и вполовину так не разглядишь, но здесь небо было словно в футе надо мной, как будто я мог дотянуться и дотронуться до нее пальцем.
— Эта пустыня, — сказала Фериус. — Здесь и сейчас. Это самое прекрасное место на земле, правда?
Да. Не знаю, как или почему, но я в жизни своей не видел ничего более прекрасного. А ведь это была далеко не первая ночь в приграничье. Но сегодня все было иначе. Я не мог оторваться от этих звезд. Они словно бы двигались, вращались надо мной, танцевали, убаюкивая меня.
— Ты не Келлен, сын Ке-Хеопса, — сказала Фериус. — Ты не изгой из джен-теп. Ты — вольная душа, и никакие цепи тебя не сковывают.
Я почти не слышал ее слов, но их смысл все равно до меня дошел. Я уже давно так себя не чувствовал. Самое близкое ощущение, которое удалось вспомнить, — момент, когда придумал идеальное заклинание, удерживаешь его в неподвижности, пока слова не слетели с твоих губ, и в эту же секунду творишь его.
— По-моему, я готов танцевать, — сказал я. Но когда я снова взглянул на Фериус, то обнаружил, что пейзаж вокруг нас движется. Мы танцевали — и, похоже, давно.
Очень медленно Фериус позволила нам остановиться.
— На этом заканчивается урок, — сказала она второй раз за ночь.
— Но мы только начали. Я только-только почувствовал…
Фериус отпустила мою руку и указала на костерок.
— Смотри.
Огонь почти угас, дрова превратились в пепел. Рейчис свернулся клубком и спал рядом, его шкурка была тускло-коричневая под цвет земли.
— Сколько времени?
— Немало, — сказала Фериус. — Но теперь нужно остановиться. Пора отпустить танец.
— Почему?
— Потому что там, в городе, с хорошими людьми происходят скверные вещи, и даже тем из нас, кто следует по пути Полевой Ромашки, иногда приходится путешествовать во тьме.
35
НЕЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Я понятия не имел, который был час, когда мы вернулись, но тут же рухнул в постель, даже не раздевшись. Один блаженный час я спал мертвецким сном и проснулся от колющей боли в левом глазу, а с ней пришли ужасные видения, от которых я потянулся за своими порошками. К счастью, Рейчис укусил меня, прежде чем я до них добрался.
— Проснись, Келлен, — протрещал он. — Ты… как это называется, когда человек пытается сотворить заклинание во сне? Снотворение?
— Не знаю, — сказал я, прижимая руку к левому глазу. О предки, как же больно. Вдруг я почувствовал новую боль, на этот раз в другой руке, на которой появились следы зубов белкокота. — Какого?..
Рейчис посмотрел на меня.
— Я подумал, что, может, если я тебя укушу, ты забудешь про боль в глазу. Помогло?
Я покачал головой, вылез из постели и потащился к двери. Куда бы я ни смотрел, я видел кровь, а прожилки в настенных деревянных панелях словно корчились и свивались, пытаясь когтями продрать себе путь наружу.
— Куда ты? — спросил Рейчис.
— На улицу, — я едва мог говорить. — Нужно на улицу.
Я услышал, как он спрыгнул с кровати, чтобы пойти за мной.
— Нет, — сказал я. — Ты остаешься здесь.
Он, кажется, немного обиделся. Когда я добрался до конца сада, боль уже начала проходить, а видения отступали. Деревья уже стали деревьями, а не перекрученными многорукими монстрами, которые старались высвободиться из кандалов. Небо было черным, а не красным, и гладкая галька под ногами на ощупь была приятной и нежной, а не полем острых лезвий. Я почувствовал такое облегчение, что не сразу заметил, что я в саду не один.
— Ты тоже чувствуешь, да? — спросила Сенейра.
Она сидела на корточках рядом с клумбой синих и желтых цветов, обхватив руками колени и раскачиваясь взад-вперед.
— Плохо? — спросила она.
Я кивнул.
— А ты как?
— Паршиво.
Я сел рядом с ней и откинулся назад, опершись на локти и глядя в небо, чтобы убедиться, что звезды — все еще звезды, а не тысячи разъяренных пчел, которые собираются меня изжалить. Я был в полном изнеможении — еще один дар, который принесла с собой Черная Тень.
— Знаешь, что хуже всего? — спросила Сенейра. — Даже не боль и не голоса — хотя от них мне хочется кричать, пока я их не заглушу. Хуже всего то, что, когда все заканчивается, я уже ничего не чувствую.
— Это как?
Она слегка пожала плечами и покачала головой.
— Я ничего не чувствую. Ни счастья. Ни грусти. Когда я думаю о моих друзьях, или об отце, или даже о Тайне… они мне как будто чужие, как будто у меня даже нет семьи, — она повернулась и посмотрела на меня. — У тебя тоже так?
Я не ответил, потому что не мог. Мне и так всегда казалось, что у меня нет семьи, так что откуда мне знать, хуже стало от Черной Тени или нет?
— Я ущипнула себя, — продолжала Сенейра, показывая запястье. Было слишком темно и было не видно, есть там синяк или нет. — Сильно ущипнула, просто посмотреть, почувствую или нет.