— Мне кажется, кое-что настоящее происходит уже сейчас. В нашей жизни намешано и хороших вещей, и всякой чепухи. Вроде как Инь и Ян. Это же из буддизма, правда? Ты ведь в это веришь?
— Скорее китайская философия, — поправляю я. — Но… да, наверно, верю.
— В твоей жизни ведь почти нет всякой ерунды, правда?
— Да, похоже на то. — Я вспоминаю сегодняшнюю съемку, и мне снова хочется жить в Лос-Анджелесе и получить десяток премий. — Я неправильно выразилась. У меня все время такое чувство, что я… чего-то жду. Жду, пока стану старше, меня начнут воспринимать всерьез и я смогу заниматься тем, чем хочу.
— Порочный круг какой-то выходит… Мы хотим поскорее стать старше, а ровесники наших родителей только и твердят, как они мечтают вернуть ушедшие годы. Тоскливая перспектива…
— Это все дуккха, — развожу руками я. — Вообще, с ней не надо бы бороться, но иногда мне очень, очень хочется.
— Тогда давай так, — предлагает Пол. — Ты расскажешь мне, что хорошего в жизни, когда тебе девятнадцать…
— Почти двадцать, — перебиваю я.
— А я расскажу тебе, почему круто быть семнадцатилетней…
— Почти восемнадцатилетней!
Что поделаешь, если это огромная разница?
— Я начну, — произносит Пол. — Тебе не надо самой оплачивать страховку.
Я мгновенно парирую:
— Ты можешь лежать на холодном, твердом полу и не жаловаться, что артрит замучил.
— Ты можешь одним движением пальца дотянуться до миллионов песен.
— Это скорее преимущество наших дней, а не возраста, — хмурюсь я. — У восьмидесятилетних есть все то же самое.
— Да, но кто из них реально этим пользуется?
— Наверняка есть целая куча продвинутых пенсионеров!
Наша маленькая игра быстро загнулась, но теперь мне хочется послушать музыку. Я достаю из кармана телефон и включаю новый альбом Chvrches. Пол стонет:
— Слушай, мне и так придется идти на их концерт, зачем еще и ты меня мучаешь?
— Я обращу тебя в свою веру, Пол Харлоу. Ты полюбишь их.
— Да я их и не ненавидел. Просто не мой стиль.
— Ага-ага, твой стиль это занудные британцы. Или что-нибудь в духе Carry On My Wayward Son.
— Мне нравится то, что мне нравится, — жизнерадостно заявляет Пол. — И я уже сказал, что они не в моем вкусе, но это не мешает мне оценить их мастерство. И… как там зовут их солистку? Я в нее немножко влюблен.
Я смотрю на друга, как на идиота:
— Как можно влюбиться в человека, не зная даже имени?
Он глядит на меня так, как будто я - лицемерка:
— Как можно влюбиться в человека, ни разу с ним даже не поговорив?
Я прекращаю стучать по его ногам. И вообще перестаю его касаться.
— Ну серьезно! — продолжает Пол. — Какая разница?
— Да огромная! Мы с Фомом все время разговариваем. Да, не с глазу на глаз, но добро пожаловать в двадцать первый век. И я ни разу не говорила, что в него влюблена!
— Ладно, не говорила. Но он тебе явно небезразличен, потому что ты покраснела.
Да, я краснею и ничего не могу с этим поделать, а еще я злюсь на Пола за то, что он это заметил, и от этого краснею еще сильнее. Я ложусь на спину, отползаю от него на добрый метр и скрещиваю руки на груди.
— Таш, да что такое? — Пол приподнимается на локтях и пытается заглянуть мне в лицо, но я все время отворачиваюсь. — Я просто сказал, что мне нравится в группе. Они знают свое дело. У них милая солистка. Я не говорил ничего плохого.
— Ладно, как скажешь.
Пол ложится обратно, и некоторое время тишину нарушает только музыка - мелодия синтезаторов и отрывистая скороговорка ударных.
— Она не только певица, — произношу я наконец. — Ты вот знаешь, что у нее ученая степень по журналистике? А еще она играет на ударных и синтезаторе.
Пол некоторое время молчит, а потом произносит:
— Тем больше поводов в нее влюбиться!
Он точно сказал это, чтобы я была довольна. Но от его слов моя грудь сжимается и мне становится нечем дышать. Почему мне так тоскливо? Ничего не понимаю. Пол никогда не скрывал, что ему кто-то нравится. Мы с Джек были в курсе каждой крошечной подробности его отношений со Стефани Кру до того самого дня, когда он решил с ней расстаться (согласитесь, парни-подростки нечасто это делают).
В общем, я уже привыкла, что Пол разговаривает про девочек. И мне уже не в первый раз приходит в голову, что он, наверно, ни разу в жизни не думал обо мне в этом смысле. Потому что иначе он не смог бы так спокойно рассказывать о своих любовных переживаниях, когда я сижу рядом. Не стал бы говорить мне то же самое, что и своей сестре. Да и как он мог рассматривать меня с этой стороны после того откровения у бассейна? Какой нормальный парень влюбится в меня, если я ясно сказала ему, что мне не нужен секс?
Не надо тешить себя напрасными ожиданиями, совсем не надо. Но эта странная тоска будит мирно спавший страх предстоящей встречи с Фомом, и мое эмоциональное состояние начинает напоминать растаявшее желе.
— Что здесь происходит?
Повернув голову набок, я вижу в дверном проеме перевернутую фигуру Джек. Она переоделась в длинные теплые пижамные штаны и футболку с Эдвардом Руки-ножницы.
Мне хочется ответить: «Я растекаюсь по полу, ничего особенного». Вслух же произношу:
— Да вот заставляю Пола полюбить Chvrches.
— Круто! — отвечает подруга, садясь рядом с нами.
Мы молчим целый припев, а потом я пихаю Джек в бок:
— Ты посмотрела видео, которое я тебе скинула?
В ответ она громко и презрительно втягивает носом воздух.
— В смысле? — удивляюсь я. — Разве это не мило? Он явно снял его для меня! В смысле, для нас.
— Прости, мы сейчас о ком? — уточняет Пол.
— О Фо-о-о-оме, — Джек выдыхает на «ф» и растягивает «о» точно так же, как раньше Пол. Либо братьям и сестрам положено читать мысли друг друга, либо, что вероятнее, они обсуждали Фома за моей спиной. Я прекращаю грустить и начинаю злиться.
— Это все равно было очень мило с его стороны, — повторяю я, сверля подругу злобным взглядом.
— Нет, это было просто чертовски снисходительно. Как будто он звезда на небосводе и решил спуститься помочь нам, жалким смертным дилетантам.
— Он не это имел в виду!
— Ты знаешь, что мы обогнали его по подписчикам? — продолжает Джек. — Ему нет нужды защищать нашу честь. Да и чего он хотел добиться этим видео? Он просто сказал очевидную вещь. Все знают, что в интернете бывают тролли. Ненавистники будут, сколько таких обращений ни снимай.
Я молчу и тщательно изучаю висящее на стене полотно с надписью: «Огромная голубая страна».
— Чего? — спрашивает Джек. — Пол, не смотри на меня так. Я имею право говорить про Фома все, что захочу. И сейчас я хочу сказать, что он выпендривается, изображая этакое благосклонное светило, и это очень странно. Все, делай со мной что хочешь. Таш! Таш, хватит изводить меня молчанием!
Я стряхиваю руку Джек с плеча:
— Ясно, все ненавидят Фома, я поняла.
— Я этого не говорила. Мы с ним даже не виделись ни разу. И вы, кстати, тоже.
— Да, но собираемся, — парирую я. — И скоро.
— Ладно, хорошо, — снова повисает тишина, нарушаемая только электронным звоном из моего телефона. Потом Джек резко поднимается на ноги: — Секунду.
Через пару минут она возвращается с двумя фонариками в одной руке и лазерной указкой - в другой. Она локтем выключает свет в игровой и ногой захлопывает дверь, так что мы оказываемся в полной темноте. Потом внезапно вспыхивает свет, и я закрываю глаза рукой.
— Больно! Джек, что ты задумала?
— Держи фонарик! — отвечает она, и на мой живот опускается что-то маленькое, но тяжелое. — Пол, держи второй. Я возьму указку. Если вы предпочитаете слушать музыку в такой позе, как будто любуетесь звездами, давайте уж выжмем из этого все. Мы устроим офигенное лазерное шоу!
Я открываю глаза и хватаю фонарик. Ругаться больше не хочется - думаю, Джек этого и добивалась.
— Ха! — выкрикивает Пол, включая фонарик и начиная вычерчивать на потолке круговой узор, от которого рябит в глазах.
Я пытаюсь изобразить стробоскоп, включая и выключая свет в такт заводной музыке. Джек двигает меня поближе к Полу и ложится рядом со мной. Я пытаюсь понять, что за фигуры она старается вычертить, точными движениями перемещая красный луч лазера. Быть может, череп. Пирамиду. Свое полное имя.
Я начинаю губами подражать одному из инструментов. Пол хихикает, скручивает губы как-то по-особому и изображает его куда смешнее. Джек выдает чувственное «унца-унца».
Минуту мы наслаждаемся свистопляской музыки, звуков и света. Это глупо, абсурдно и восхитительно. Потом песня кончается, а с ней и наше терпение. Мы разражаемся хохотом. Даже Джек перестает сдерживаться и смеется вместе с нами. Я обожаю, когда она так смеется.
Начинается новая песня, и мы продолжаем наше лазерное шоу, но безмолвно соглашаемся больше себе не аккомпанировать. Песня медленная и лирическая, поэтому я вычерчиваю фонариком по потолку длинные, тонкие линии. В комнате царит уютная и сонная атмосфера, и, когда включается композиция повеселее, у меня уже не остается сил продолжать игру света. Пол громко зевает. Джек сдалась и просто рисует лазером восьмерки.
Не выключая направленного в потолок фонарика, я утыкаюсь носом в плечо подруги. Мой организм решил, что настало время поспать, и ничто мне не помешает. Закрыв глаза, я слушаю, как дыхание Джек становится медленнее и ровнее. Похоже, мы дружно решили вздремнуть, и я вдруг представляю нас сонными медвежатами в берлоге. Это так забавно, что я начинаю хихикать. Моей руки - той, что ближе к Полу - легонько касается что-то горячее. Пол положил костяшки мне на локоть, и это приятно. Мне нравится это тепло и чувство защищенности.
Я поворачиваю голову и приоткрываю один глаз. Пол делает то же самое. Я нахожу ладонью его руку, лежащую у меня на локте, и привычно переплетаю свои пальцы с его пальцами:
— Привет.
— Ага, привет. — И вдруг: — Знаешь, для меня ты лучше всех. И уж точно лучше солистки Chvrches.
Я хихикаю, но Пол серьезен. Он сжимает мою ладонь. Я возвращаю пожатие.
— А для меня ты лучше, чем Kansas, — шепчу я в ответ. — Чем вся группа.
Я жду, что он рассмеется, но он молчит. У него напрягаются мышцы вокруг рта. Играя в видеоигры, он выглядит так же - барельеф на мемориале, античная статуя. И у меня в горле снова лопаются пузырьки.
— Хватит хмуриться! — прошу я, потому что не могу долго на это смотреть.
— А я хмурюсь?
— Ага. Это тебя портит. — Наглая ложь!
Физиономия Пола тут же расплывается в широкой, зубастой ухмылке. Я фыркаю и свободной рукой вытираю ему нос.
— Слушай, Зеленка, чего ты от меня хочешь?
Улыбка исчезает с его лица, и ее сменяет такая тоска, что я подвигаюсь поближе и кладу голову ему под подбородок:
— Ничего, ты и так хорош.
Он не отвечает, только еще разок сжимает мою ладонь. Пузырьки в горле успокаиваются, мне снова спокойно и хорошо.
Я сосредоточиваюсь на этом ощущении и засыпаю.
19
Я просыпаюсь от телефонного звонка.
Давно не слышала этой песни - Let’s Get Together из «Ловушки для родителей» шестидесятых годов. Мы с Клавдией забили ее друг другу в телефоны, как только они у нас появились. Я тогда училась в средней школе, а сестра уже перешла в девятый класс Кэлхауна, и ее страшно бесило, что нам купили телефоны одновременно. То есть мне, получается, на класс раньше, чем ей.
Немного остыв, она решила, что нам нужно поставить одну и ту же песню на звонки друг от друга, чтобы всегда знать, что звонит сестра. В детстве мы обе обожали «Ловушку для родителей», так что за выбором дело не стало.
Я беру трубку, когда Хейли Миллс выводит: «We can have a swingin’ ti-ime…»
— Да, Клавдия, — сонно выдыхаю я, — что случилось?
Игровая комната по-прежнему погружена во тьму, но в ней нет окон, так что может стоять поздний вечер, а может оказаться уже за полночь. Я лишь знаю, что застудила спину.
— Таш? Слава богу! Я уж думала, придется звонить маме с папой. Таш, пожалуйста, приезжай и забери меня!
Я сажусь, протираю глаза и пытаюсь включить мозг. Рядом начинает ворочаться Джек. Пол тихонько похрапывает: его так просто не разбудишь.
— Куда приехать? — я стараюсь произнести это потише, но мне не удается.
— Около… около… — Я понимаю, что Клавдия плачет. — У… молочного киоска рядом с торговым центром. Ну, Лэнсдаунский торговый центр. Рядом с почтой.
— Ясно. Хорошо, я приеду туда минут через двадцать.
Клавдия шмыгает носом:
— А можешь побыстрее?
— Нет, потому что я у Харлоу и мне надо дойти до дома, чтобы сесть в машину. Все равно от нашего дома до тебя ехать минут пятнадцать, так что ты попробуй успокоиться, а я постараюсь приехать как можно скорее.
Я начинаю сильно подозревать, что Клавдия напилась, и просить ее успокоиться бесполезно, но мне больше нечего сказать. Мне никогда не приходилось иметь дело с пьяными. И я уж точно не думала, что когда-нибудь буду иметь дело с пьяной Клавдией.
Как только я вешаю трубку, подает голос Джек:
— Она в аварию попала? Что случилось?
— Не знаю. Она просто попросила меня приехать и забрать ее.
— Хочешь, я поеду с тобой?
У меня слезы наворачиваются от того, как быстро и естественно подруга предлагает это. Да, я хочу, чтобы она со мной поехала. Мне нужно, чтобы рядом кто-то был, потому что я не знаю, что меня ждет. Мне нужно, чтобы кто-то сидел на пассажирском сиденье и убеждал меня, что с Клавдией все в порядке и что я имею полное право и беспокоиться за нее, и злиться. Но потом я задумываюсь, чего бы хотелось самой Клавдии. Чего бы хотелось мне на ее месте? Она явно в отчаянном положении, раз уж позвонила мне, а не Элли или Дженне. Хотела бы я, чтобы кто-то из ее подруг видел меня в отчаянии, истерике и, похоже, еще и пьяной?
— Не надо, — отвечаю я. — Мне лучше поехать одной.
— Давай хоть до дома провожу. Времени-то уже много.
Я смотрю на экран телефона: почти два часа ночи.
— Вот черт!
До меня доходит, что комендантский час нарушила не только Клавдия - ей не привыкать, - но и я тоже. Конечно, у меня непрочитанное сообщение от мамы: «И где же наша Таша?»
«Прости!!! — отвечаю я. — Ушла к Харлоу и заснула. Утром вернусь».
Пол даже не шевельнулся. Джек переводит взгляд с него на меня и качает головой:
— Вот лежит первая жертва зомби, — произносит она, даже не пытаясь шептать.
Она пытается подбодрить меня, и я натянуто смеюсь в ответ. Когда я встаю на ноги, подруга хватает меня за запястье. В темноте почти не видно ее лица, но я чувствую, что она за меня беспокоится.
— Все будет хорошо, — произносит она.
Я быстро киваю. Джек не видит слез у меня на глазах, но я знаю, она чувствует мои эмоции точно так же, как и я - ее.
Я выхожу из комнаты. Пол безмятежно спит.
***
Выбегаю на дорогу, перехожу на шаг, потом снова срываюсь на бег. Своей машины у меня нет, но иногда я одалживаю автомобиль у Клавдии и у меня есть лишний ключ. На полпути домой меня осеняет пугающая мысль, что этим вечером она могла уехать на ней сама и потом бросить ее где-нибудь в канаве. Но, подходя к нашему участку, я вижу ее «Хонду-Аккорд», как ни в чем не бывало стоящую перед домом.
Я открываю дверь, и меня окутывает едкое облако духов. Не знаю, как это позволяют законы физики, но в машине у Клавдии всегда ароматы почище, чем в парфюмерном магазине. Я начинаю кашлять и стараюсь дышать через нос, пока завожу мотор и врубаю кондиционер на полную мощность. Ночь душная, и струя холодного воздуха хоть как-то разгоняет приторно пахнущие пары. Включается радио и начинает орать какой-то дабстеп. Прежде чем я успеваю убавить звук, окрестности оглашает громогласная басовая партия.
Я не выключаю радио полностью, потому что мне надо как-то отвлечься от мрачных мыслей. Улицы пустуют, и на трех светофорах подряд при моем появлении зажигается зеленый. Рассчитывая время спросонья, я не учла, что сейчас ночь. Я почти не превышаю скорости, но и так, похоже, еду вдвое быстрее обычного. Это хорошо.