Мужчина весь подобрался, обратившись в слух. Он тонким наитием понял, что это самый важный момент повествования.
— …Подошел официант с подносом, на нем стояли бокалы с вином. Мой спутник взял два первых попавшихся бокала с подноса. Один протянул мне, из второго отпил сам.
— Сколько бокалов стояло на подносе? — Он решил уточнить сейчас, не дожидаясь конца рассказа. Вдруг это стало иметь первостепенное значение.
— Около десяти, — она ответила сходу, поскольку сама об этом часто размышляла.
— Как стояли бокалы, которые взял ваш спутник?
— С краю.
— Можете нарисовать?
— Пожалуй.
С небольшого письменного стола из черного дерева (эбен?! мореный дуб?!!) он взял чистый листок бумаги и протянул ей вместе с карандашом. Она умело нарисовала поднос, на котором стояли бокалы с вином в шахматном порядке.
— Эта расстановка бокалов была на всех подносах того вечера или только на этом? — Он старательно разглядывал рисунок.
— Не могу сказать точно, похоже, что на всех. Но не уверена.
— А официант после того, как обслужил вас, двинулся дальше?
— Да, он отошел к другим гостям. Или мне так показалось.
— Брал ли еще кто-то бокалы вина из вашего ряда или с вашего подноса?
Она надолго задумалась. Непростой вопрос.
— Не могу сказать, не знаю. Тот факт, что она не могла вспомнить такие детали, похоже, ее сильно расстроил.
— Что же, может, это и неважно. Продолжайте.
— Вино мне не понравилось сразу. Но ради приличий, — она скривила красивые губы, — пришлось сделать еще пару глотков. Мне бы сразу насторожиться, поскольку южанин после большого глотка тоже удивленно уставился на бокал. Затем понюхал. Не допивая свое вино, поставил его на свободный столик. Тогда я еще подметила: выходит, не мне одной оно не понравилось.
Виду он не подал, галантно предложив прогуляться по парку. Я согласилась, хотя меня начало немного знобить, но я не обратила на это внимание. А зря. Он вдруг мне начал казаться таким… привлекательным, хотя не помню, чтобы его внешность произвела на меня хоть какое-то впечатление в момент знакомства…
«Интересно, какое впечатление произвела на нее моя внешность?»
«Да что с тобой, приятель, очнись. Она же полуживая».
Даже полуживая, она все равно оставалась эльфийкой, хоть и была из драконьего клана.
— Дальше я могу рассказывать только с чужих слов. Сама ничего не помню.
— Пусть так.
Она перевела дух и возобновила рассказ:
— Вероятнее всего, во время нашей прогулки он стал казаться мне все более и более привлекательным и подходящим как аэйкаррон-тэм — партнер для брачного периода, — пояснила она раайэнне. Он спокойно кивнул, ничему не удивляясь.
Для нее дальнейшее напоминало калейдоскоп: спальня, мужские руки и губы на ее теле, смятая постель, запах гари и огонь. Предсмертные крики. Лютый холод, подбирающийся к ее сердцу, иней на обгоревших частях тела, топот, чьи-то лица, глаза. Ни мужа, ни сыновей она не вспомнила.
Рядом оказался ее брат-близнец, трясший ее за плечи и что-то ей шептавший. Дед, которого она очень любила, не отходивший от нее ни на шаг. Самые близкие люди. Дед и брат. А вот отца и старшего брата как будто никогда и не существовало в ее жизни.
— Вы знаете, что такое аэйкаррон?
— Брачный период у драконов.
— Да, брачный период у драконов. Немногие знают, пожалуй, даже единицы, что это брачный период не у самцов, а у самок. Самка дракона во время приближающегося аэйкаррон испускает такой зов, которому невозможно противиться. Самцы летят к ней и бьются за право с ней спариться, и почти все гибнут. Оставшиеся в живых один или два самца тоже могут погибнуть, но уже от зубов и лап самой самки — она до конца будет проверять пригодность будущего отца ее потомства, чтобы передать последнему семя самого сильного и выносливого самца. Это может случиться и во время брачного танца-полета, и сразу после него.
— Но ведь исход танца неизвестен никому? В смысле, неизвестно, убьет ли самка самца или самец самку.
— Да, это неизвестно. Известно лишь, что чаще всего она остается одна, откладывает яйцо, которое высиживают совсем старые драконы, они же и занимаются воспитанием потомства. Но еще чаще гибнут оба. Хотя случается и так, что самец убивает самку. Именно поэтому мы зовем брачный период танцем смерти. Кто-то все равно погибнет. Но я завела речь не для того, чтобы Вы посочувствовали тяжелой доле драконов.
— Уверен в этом.
— Самое интересное, что гормон, синтезируемый в крови самки во время аэйкаррон, которым она привлекает самцов, содержится только в живом теле, после его смерти он нестабилен в сыворотке крови. Его нельзя выделить. — Она снова замолчала, собираясь с духом для финального рывка. — Но мне повезло. Повезло выпить этот самый аэйкар-гормон, взятый из тела умирающей, но не умершей самки. Кто и как взял, выделил, и, что самое невероятное, сохранил вне тела — загадка из загадок.
— Но факт остается фактом. Едва попав в мое тело, он вскипятил мою кровь, возьмем температуру тела по модулю.
Он снова кивнул, понимая, о чем она говорила. Северные, или ледяные роунгарры, могли почти обледенеть, но выжить, южные же спокойно грелись у вулкана. В данном случае, вскипятил, то есть заледенил, но придираться к словам не стоило.
— …Выпив того вина, мы нашли друг друга подходящими для брачного танца, затем уединились, где и как мне сейчас не вспомнить. Разум отключился моментально, я даже не успела сообразить, что в сущности происходит. Все-таки гормон самки дракона, попав в тело роунгарра, остается драконьим секретом, даже мы — эльфы с каплей крови Безначальных — не вынесли бы муки зова.
Как результат, мой партнер сгорел заживо у меня на глазах, но я даже это не помню. Брат сказал. По всей видимости, пытался в агонии поджечь и меня, но я покрылась ледяной чешуей, и огонь меня не тронул, но зато процесс обледенения стал более агрессивным и необратимым.
Она медленно стянула перчатку и показала ему руку. Рука вплоть до кончиков пальцев была изуродована глубокими шрамами. Белая чешуя, частично срезанная острым скальпелем, частично вросшая в живую плоть, покрывала большую часть руки.
— Так теперь выглядит мое тело. Я сильно похудела, волосы выпали, кожа покрылась наростами. Чтобы остановить процесс заражения, с меня живой снимали чешуйки, там, где лекари преуспели и смогли снять чешую, как здесь, например, теперь шрамы.
Муж быстро подал на развод, благо у него для этого имелись все основания. Факт измены был налицо, даже если учесть, что это было сделано несознательно. Его сила и его род перестали питать меня.
Мы с братом — близнецы, связь наша крепка. Даже слишком. Через неделю знобить стало и его. Я невольно заразила его снежной лихорадкой. Наш отец мог потерять двоих, чтобы этого не произошло, ему пришлось разорвать нить, связывающую меня с моим родом. Это помогло, брат выжил, а я стала ракейнэйру — ушла в изгнание.
Я надеялась, что умру, но Ваша Госпожа в очередной раз удивила меня.
Дед по материнской линии дал мне свою фамилию и силу рода, после смерти матери я стала единственной его наследницей. Он не мог примириться с тем, что последняя женщина его рода уйдет к звездам.
Раайэнне слушал и не верил своим длинным ушам. В его клане женщин рождалось мало, в конце концов — служение Бесцветной Деве со всеми вытекающими — удел мужчин, и к женщинам своего клана отношение было соответственное. Бережное и трепетное. Не каждый мужчина, достигнув зрелого возраста, мог гарантированно жениться и завести потомство.
Изгнать женщину из семьи, отрезать от рода, развестись, не дать ей своей защиты и силы…Неужели роунгарры когда-то были эльфами? Неужели раайэнне и роунгарров связывает общее родство?
— Я и сама часто об этом думаю. Неужели мы с вами эльфы или все-таки только внешне похожие создания, принадлежащие к разным народам? — Она была серьезна и собрана. И не шутила.
— Вы думаете, что… — разговор вдруг начал принимать совершенно иной оборот. Или он сразу принял такое направление, а он уже поздно догадался.
Ну да, конечно, он же разговаривает с драконом, как он забыл. Многоходовка, как в шахматах, а он-то гордился тем, что мог на пять-семь ходов предугадать мысли противника.
Но то был противник, а перед ним сидела худая и изможденная болезнью роунгарри. Ее нереально белая кожа даже не покраснела от огня, глядя на нее, он видел снежное безмолвие ледяных земель, ясную холодную ночь и пустоту на многие мили вокруг. Зато в темных глазах бушевал самый настоящий буран, попав в который, путник терял направление и навсегда замерзал в снегах.
Он спешно отвел глаза. А ведь она — боец по натуре, по духу, по своим убеждениям. Такая не сдастся, не попросит пощады. Его сбила с толку ее внешность, и… что-то еще, ускользнувшее от его чутья раайэнне.
Как говорят: «Умирающий дракон хитрее вдвойне». Ему надо было насторожиться. Почему она не стала расспрашивать его об изгнании? Ведь, казалось бы, такой лакомый кусочек: эльф из клана раайэнне — Возлюбленных Бесцветной Девы, изгнанный за убийство. Но нет, ее интересовало что-то другое… Да еще эта монета — «на удачу». Зачем он вообще ее взял?!
Тут некстати вспомнилась и поговорка: «Не бери у дракона ничего даром и не отдавай дракону ничего даром».
— Дурацкая поговорка, — она зло усмехнулась. — На самом деле, она должна звучать так: «Не бери у дракона ничего даром, если только он сам тебе не пожелает сделать подарок добровольно». Так что не волнуйтесь. У драконьего золота есть свои ограничения, о которых я Вам обязательно расскажу, но для начала не откажите в любезности, ответьте на парочку — другую моих вопросов.
— Я так понимаю, ни моей истории, ни меня они вообще не касаются? Скорее, происхождения моего клана?
— Да, правильно полагаете. Что Вам о нем известно? Помимо слащавых Песен про прекрасную Деву, которая на заре веков полюбила не менее прекрасного юношу, предположительно ставшим первым раайэнне. Есть ли какие-то другие более достоверные источники, чем предания ветхой старины?
— Вы спрашиваете о вещах, о которых мне запрещено говорить.
— Да! — она с нажимом его перебила, — запрещено, как и мне. Но Вы — изгнанник, как и я. А я была с Вами более, чем откровенна! Пригодятся ли Вам все эти сведения о драконах, это зависит от Вас, но поделившись с Вами своей историей, я не на жалость рассчитывала. А на то, что в будущем, какое бы будущее Вам ни светило, Вы сумеете с толком воспользоваться полученной информацией.
И для начала воздержитесь от какого бы то ни было вина на приемах, ведь в него проще всего подсыпать драконий яд, заметный в любой другой жидкости, но утрачивающий свои свойства в сильноалкогольных напитках.
А ведь она права: информация, которую она сообщила, оказалась для него новой, кое-что он читал, о чем-то догадывался, но сведения о роунгаррах были нечеткие, расплывающиеся, словно само мироздание противилось тому, чтобы… Хотя почему словно? Так и есть, их кто-то или что-то защищал, подбрасывая тут и там, в том числе на раутах и балах, веселые и нелепые россказни, к которым никто всерьез не относился.
То, что он услышал от больной роунгарри, можно было узнать только в приватной беседе, но никто в своем уме не откровенничал с драконами, и последние отвечали тем же. Вернее, не отвечали.
«— А, ну да, она же болеет»
«— Но не настолько, чтобы не отдавать себе отчет в том, что говорит»
Что он в сущности знал об эльфах с каплей драконьей крови? Нет, ну серьезно, помимо многократно пересказанных баек? Высокомерные богатеи. Эм, не густо.
Его клан тоже не был бедным, в конце концов, деятельность его клана всегда хорошо оплачивалась, какие бы основы бытия-мэйлира она не затрагивала.
Но роунгарры извлекали выгоду из всего, что возможно, и, самое главное, невозможно. Действительно, сорвать куш там, где это могут сделать все — в чем талант, гений, азарт? А вот там, где никто не может, — это настоящий дар.
Он много раз слышал, как один ледяной старикан, совсем обезумев от своего несметного богатства, решил построить город на скале, с теплом и канализацией. Чудовищные, непомерные затраты. Ни один из крупнейших банков и банков средней руки ему не дали кредита, дорого, слишком дорого, неприлично дорого, даже пошло дорого.
Дедок не растерялся, и, договорившись с гномами, взялся за дело. И при прокладке канализации нашел алмазную жилу…
В общем, он не только окупил все затраты на свой драконий город, но и сделал работы по очистке канализации самыми высокооплачиваемыми. Туда кого попало не брали — только из академии. Пятьсот человек на место — такой, самый средненький конкурс на эту, реально золотую, работу. Говорят, что у алмазной жилы, есть боковые стволы, а если плохо вычистишь, то можно их и не заметить.
Завистники потом говорили, что мироздание так любит этих роунгарров, что якобы специально заложило алмазные копи во всех местах их уединений и размышлений. Этим и объясняется их богатство. Просто роунгарры много думают и размышляют.
Кто-то кричал, что старый роунгарр знал все заранее, все спланировал и рассчитал.
Но факт остался фактом — Драконий город с потрясающими, самыми лучшими в мире очистными системами — действительно выстроен на голых, теперь уже Драконьих скалах.
Он, конечно, сомневался в правдоподобности этих сведений, но дыма без дракона не бывает.
— Я вижу, Вы договорились, — она сказала довольным тоном. Он посмотрел на нее вопросительно. — Ну, с Вашим внутренним голосом. Вижу, Вы договорились.
— Что Вы конкретно хотите знать?
— Как вы это делаете? Как вы убиваете?
***
После ночного шторма Серый Порт быстро оживал. Показалось скупое на свои лучи и тепло солнце. Но небольшому городку хватало и этого, он преображался на глазах, отряхивался, приводя себя в порядок.
Лавочники и мелкие торговцы расторопно открывали свои витрины, выносили столики и стулья владельцы маленьких чайных и кофеен, хозяйки булочных протирали стекла и раздвигали цветные занавески на окнах, выставляя яркие цветы в керамических горшках у входа, рыбаки проверяли снасти, готовясь снова выйти в море.
Запах рыбы и водорослей сменился сладкими ароматами ванили и цукатов из кондитерских, ребятня умчалась на пляж, поживиться тем, что выбросило во время шторма на песок.
За всей этой суетой жители и немногочисленные приезжие не заметили, как первый парусник покинул гавань, увозя невысокую фигурку к Звездному материку.
ЧАСТЬ I. Печать убийцы
Глава 1. Восточное побережье Герриндора, за час до наступления сумерек. Джуно (настоящее имя неизвестно).
Джуно, прослужив тридцать c лишним лет у госпожи Эррнгрид Трайрасакс, урожденной Ссэйнрахалл, так и не привык к ее импульсивным и с первого взгляда непонятным, а иногда и нерациональным поступкам, хотя всегда был к ним готов. «Готовься к плохому, ожидая худшее», — таков был его девиз в отношении действий своей хозяйки.
Высокомерная, самонадеянная, заносчивая, требовательная, расчетливая — все это и не только, он много раз слышал от большинства ее близких и дальних знакомых, и был с этим согласен.
Впрочем, она бы тоже с этим согласилась. Потому как не считала эти качества своими недостатками, а заносила в список своих достоинств.
«Как ты можешь у нее служить, как ты можешь с ней работать, как ты ее терпишь, как ты ее выносишь», — все эти бесконечные «как» оставались без ответа, Джуно только улыбался.
Потому что он прекрасно отдавал себе отчет, ради чего ему приходится выполнять зачастую непростые, а порой и очень-очень непростые обязанности и поручения, число которых год от года увеличивалось, терпеть ее сложный характер и детскую беспомощность, выносить ее пренебрежение и безразличие, нетерпимость к чужим недостаткам и слабостям.
Что же, определенно, ему не было с ней скучно, о чем она была прекрасно осведомлена.
Вот и сейчас ее просьба, хотя нет, она же никогда не просит, приказ, съехать с оживленной магистрали на какую-то колею, и ехать по ней, пока она не скажет остановиться, не показалась ему чрезмерной. И, признаваясь самому себе, он не был сильно удивлен.