Данте раздражало, что этого не сделали, и приходилось приказывать. Спроектированные и запущенные в дни былого могущества, боевые баржи космодесанта никогда не были полны, в них нашлось бы место для тысяч пассажиров. Людей оставили сидеть в ангаре по единственной причине — по недомыслию.
— Конечно, милорд, — ответил раб.
Данте повернулся к людям:
— Когда флот ляжет на курс, в честь вашей храбрости Кровавые Ангелы устроят пиршество. Очень скоро вас заберут отсюда. Не беспокойтесь. Вы в безопасности.
Данте проигнорировал просьбу людей, которые хотели, чтобы он возложил на них руки, и продолжил путь к задней части ангара.
«Грозовые вороны» влетали и вылетали, поле удержания атмосферы мерцало, когда они попадали внутрь корабля. Это были отставшие экипажи, отправленные на другие задания на Асфодексе или задержавшиеся из-за атак или технических проблем. Никто не избежал повреждений. Каждый корабль потрепало в бою, на борту находились раненые, убитые и спасенное снаряжение. Сангвинарные жрецы выходили из них, капсулы их редукторов были выдвинуты, а значит, наполнены прогеноидами мертвых. Некоторые из кораблей садились, разгружались и сразу же взлетали, спеша спасти оставшихся братьев. Он наблюдал, как технодесантники поднялись на один из кораблей, чтобы вырвать драгоценную орденскую технику из пасти врага. С другого судна прислужники под присмотром старших кровных рабов арсенала вытаскивали большие поддоны. На них находились когитаторы десантных капсул. Производство самих судов было простым, и они считались одноразовыми, иное дело — их машинные духи.
В дальнем конце кормового ангара на стенах размещались большие статуи ангелов. В промежутках между их распростертыми крыльями и руками находились иллюминаторы с бронированным стеклом, выпиравшие наружу. Данте вошел в стеклянное пространство и посмотрел вниз на Асфодекс. Хорошо понимая настроение повелителя, воины Сангвинарной гвардии держались на почтительном расстоянии.
Корабль сотрясался от залпов пушек, которые отправляли лавовые бомбы на планету. Данте приказал Беллерофонту израсходовать боезапасы, и лорд небесных врат вел огонь, выполняя приказ.
Поверхность Асфодекса вспучилась, кору прорезала глубокая трещина. Как только тектонические плиты разошлись, показалось пылающее нутро планеты. «Клинку возмездия» не хватало мощи для настоящего Экстерминатуса, но Данте поливал ее огнем, лишая тиранидов большей части лакомства. Город-мир Фодия стал бушующим адом, его улицы погибли в пламени.
В оранжевом огне умирающего мира плавали трупы. Гигантские вакуумные твари были мертвы, их тяжелые, подобные панцирям раковины треснули. Облака из частиц замерзших жидкостей и куски плоти окружали этих существ роем. Вспыхнувшая атмосфера затмила тусклый багровый свет Красного Шрама. Некоторые звери-корабли остались живы. Среди них носились корабли эскорта «Клинка возмездия», добивая раненых залпами торпед. Звенья «Грозовых ястребов» и «Громовых ястребов» вместе с главным кораблем один за другим уничтожали корабли-организмы и пузыри осколочных мин, которые ксеносы откладывали во множестве, словно яйца.
Живые враги бесцельно, словно пьяные, размахивали в холодном космосе своими ослабевшими щупальцами. Флот лишился координирования, и воцарился хаос. Противник делался легкой добычей, и оружие Кровавых Ангелов било в цель.
Кто-нибудь менее умный счел бы это победой, но перегруппировка как тварей-кораблей, так и стаи на поверхности оставалась вопросом времени. Их флот был огромен и состоял из нескольких атакующих миры Криптуса армад. Сотни тысяч тварей — меньшая часть тиранидов, осколок флота-улья Левиафана — подверглись уничтожению, но их оставалось слишком много. Ксеносам, можно сказать, лишь отрубили палец.
Данте думал о том, что его беспокоило.
Смерть скольких миров ему предстоит увидеть? В душе командор понимал, что эту последнюю войну с тиранидами не выиграть. Никаких сил не хватит. Список поражений был длинным, а каждая редкая победа доставалась огромной ценой. Кто может бросить вызов тиранидам, если не Империум? Только не эльдары и выскочки тау. Первые разобщены и малочисленны, и вторых немного. Орки будут яростно драться с Пожирателем, но космические исчадия сожрут их так же методично, как саранча уничтожает луга, превращая их в пустошь. Все прочие бесчисленные расы Галактики слишком ничтожны, чтобы противостоять врагу.
Если бы все они действовали сообща, то продержались бы дольше. Данте не верил в возможность такого единства. Союз между видами, достаточно сильными, чтобы сокрушить Великого Пожирателя, был попросту невозможен.
Данте не имел дара предвидения Сангвиния, но мог легко вообразить Галактику, очищенную от биологической жизни, остатки цивилизаций, захваченные династиями некронов и другими абиотическими существами. Даже они бы не выжили, а выродились и умерли в руинах. Глядя на неразбериху в тиранидском флоте, командор понял, что легко представляет себе ту же самую сцену, но только в небе Терры, — последнее сопротивление перед неизбежным истреблением. Корбулон знал. Сангвинарный жрец обладал даром пророчества. В последнее время он казался замкнутым и огорченным. Данте представлял себе финал и не сомневался, что Корбулон видел то же самое.
Всю свою молодость Данте учился не доверять чужакам. Это было верным: даже наименее отвратительный ксенос в глубине души таил предательство. Мягкое отношение к расам ксеносов это предательство поощряла. Однако Данте никогда не питал к чужакам настоящей ненависти, которую испытывали его братья. Нелюди стремились выжить точно так же, как и человечество. Данте достаточно почерпнул из истории Галактики, чтобы понять: чаще всего не внешняя угроза, а глупость и высокомерие уничтожали великие цивилизации, в том числе и первую звездную империю человечества.
Люди имели гораздо больше общего с другими разумными видами, чем это признавали адепты Терры. Данте полагал, что именно поэтому чужаков так легко ненавидеть. Самого командора это не касалось. Помимо предательств и злодеяний ксеносов, он был свидетелем их благородства, чести и милосердия. Дважды за последнее время ему приходилось вместе с некронами сражаться против тиранидов, и ни разу эти самые высокомерные из чужаков не предали их союз. Добродетель была свойственна всем живым существам.
В лице тиранидов Данте наконец нашел тех, кого можно ненавидеть всей душой. Ненависть к ним была самым сильным чувством, кроме вековечной Жажды. С этими отвратительными существами невозможно договориться, но только нужно воевать. Увидев этих тварей впервые, Данте счел их проблемой. Узнав о существовании разума улья, он оценил его как угрозу жизни во Вселенной. Когда этот разум проявил мстительность, командор начал презирать его.
Победа, быть может, возможна, но что потом? Силы Империи окажутся настолько истощены, что сама она станет легкой добычей Великого Врага, или ее захлестнут орки, или повергнут металлические повелители династий некронов, которые — он не сомневался — повернутся против людей после их последнего триумфа.
Глядя вниз, на ад Асфодекса, Данте предчувствовал конец. Глубокая усталость охватила командора, и он порадовался, что его поддерживает доспех. Затем Данте отвернулся от окна и перевел взгляд на свой орден и слуг, которые уже готовились к новому конфликту. Их было мало и становилось все меньше.
«Я подвел своих людей, и это начало поражения», — подумал он. Потери Кровавых Ангелов оказались велики. Рапорты смотреть необязательно: переломанные тела, вынесенные убитыми горем братьями из «Грозовых воронов», — вот главное. Его мучили усталость и страх. Оставшихся Кровавых Ангелов не хватит, чтобы защитить Ваал. Орден будет уничтожен.
Расстроенный фатальностью ситуации, Данте закрыл глаза.
«Господин Сангвиний, — взмолился он, — прости меня. Я стар, и сражения истощили душу мою, хотя тело осталось сильным. Я никогда не дрогну, никогда не отступлю, не сдамся. Раз не дано мне обеспечить лучшее будущее человечеству, пусть увижу я славный его конец и дерзкое сопротивление до последнего. Прости мои сомнения, дай силы преодолеть их».
«Интересно, слышит ли он меня? — спросил себя Данте. — Где сейчас самый блистательный сын Императора, наблюдает ли он за мной?»
Сангвиний умер за десять тысяч лет до рождения Данте. Он молился примарху Кровавых Ангелов еще до того, как стал космодесантником. Примарх никогда не отвечал, но Сангвиний и не был богом. Иногда это ускользало из памяти. Порой слова Адептус Министорум казались правильными.
Словно в ответ на эти мучительные мысли в центре палубы вспыхнул свет. Воздух дрогнул. Люди вскинули оружие. Грянул сигнал тревоги. Машинные голоса предупреждали о вторжении и о том, что включена палубная защита.
Ладонь Данте сжала рукоять пистолета «Низвержение». Его гвардейцы, не отводя от эпицентра сияния взгляда, указывали руками в перчатках Ангелус на него.
Когда этот свет померк, в центре ангарной палубы оказалась стоящая золотая фигура, броня которой выглядела почти как у Данте.
— Сангвинор! — прогудел жрец Ордамаил издалека. — Сангвинор здесь!
Всякая активность в ангаре мгновенно прекратилась. Как только Ангелы упали на колени и склонили головы, их слуги опустились рядом, словно дети, которые молятся вместе с отцами, и стиснули пальцы так крепко, что побелели костяшки.
Данте не уподобился остальным. Сангвинор пристально посмотрел на него, и широкие крылья из белого керамита оттенили его лик, который так походил на лицо самого Данте.
Впрочем, в то время как лик Сангвиния на шлеме Данте выглядел гневным, а рот распахнулся в безмолвном боевом кличе, лицо Сангвинора оставалось печальным, с золотыми слезами на щеках.
Это была маска, которую Данте видел много раз.
Сангвинор неторопливо прошел но палубе в сторону Данте. Сангвинарная гвардия расступилась. Воины не встали бы на пути у Сангвинора даже по приказу командора.
Сангвинор остановился. Чувство неправильности происходящего охватило Данте. Он ощущал себя самонадеянным, стоя в маске перед аватаром примарха. В теперешние времена командор редко снимал ее на публике. «Пусть мужи Империума черпают силы, глядя на золотое лицо Сангвиния», — думал он. Данте смирился с тем эффектом, который маска оказывала на людей, хотя поначалу это его беспокоило. Лицо Сангвиния и дела Данте гармонировали, соединенные мифом. Пусть так и остается.
Однако была еще одна причина прятать лицо. За годы Данте постарел. Он стал старым и знал это.
Теперь он неохотно открывал лицо, хотя был достаточно честен и понимал, что в нем говорит гордыня. Многие младшие члены ордена никогда не видели Данте без шлема. Для них командор олицетворял Сангвиния так же, как лик смерти ассоциировался с капелланом.
Стоять в маске перед Сангвинором означало проявлять непокорность.
Данте колебался, разрываясь между необходимостью сохранения легенды и признанием себя как личности. Его люди склонили головы. Никто из них не смотрел на командора.
Со внезапной решимостью он потянулся к шлему, отстегнул, а затем ловко снял посмертную маску Сангвиния, открыв лицо.
Искаженный Данте отразился в полированном доспехе Сангвинора.
Командор хорошо знал этот облик. Его золотые волосы побелели и стали как крылья Сангвинора. Кожа самых старых космодесантников делалась толстой и покрывалась мелкими, похожими на трещины морщинами. Данте изменился еще сильнее. Глубокие морщины избороздили лицо, сделав и без того тонкие черты генетического прародителя хрупкими. Глаза остались бледно-янтарными и ясными, как прежде, подобно глазам давно умершего отца, но они стали меньше. Кожа на шее уже начинала свободно свисать складками.
Без линз шлема Сангвинор выглядел невыносимо ярким, сиял каждый участок его брони. Как-то один инквизитор затеял с Данте спор об истинной природе Сангвинора. Данте ответил, что тот не может быть не кем иным, как Чистым. Командор неоднократно сталкивался с этим существом. Всякий раз в его присутствии он ощущал близость генетического прародителя, утешение и отеческую любовь. Почти Сангвиний.
Сангинор уставился на Данте, и тот поник под этим взглядом.
— Зачем вы пришли, милорд? — спросил Данте. — Неужели я провалился? Вы пришли осудить меня за поражение?
Сангвинор молча смотрел на командора. В одной руке он держал чашу, но так и не поднес ее к устам Данте, в другой — меч, но и тот не искал шеи командора. Если это существо явилось, чтобы взвесить дела и судить, оно, вероятно, еще не определилось с решением.
— События произошли по воле нашего примарха?
Слова не прозвучали. Сангвинор никогда не нарушал молчание.
Голос Данте упал до шепота:
— Есть ли надежда? Ваал можно спасти?
Данте не ожидал ответа. Не было ни единого свидетельства речи Сангвинора. Само его присутствие, казалось, переполняло командора ощущением чистоты и света.
Ужасный в минуты боя, великий мир снова окружил Данте, но сейчас он коснулся его как благословение.
— Еще остается надежда, — сказал Сангвинор.
Он исчез в налетевшем ветре. Изумленные голоса разнеслись по всему ангару.
— Он заговорил! Сангвинор говорит! — восклицали воины.
Данте дрожащей рукой надел шлем. Ордамаил уже бежал к нему, черные ботинки топали по палубе.
— Что он сказал? Прежде Сангвинор не произносил ни слова. Что он вам сказал? — поинтересовался он и в волнении схватился за наплечник Данте.
— Сказал, что остается надежда, — прошептал командор.
Сжав руку Ордамаила, он повернулся к отсеку.
— Еще остается надежда! — крикнул он.
Звучный голос Данте не изменился с годами, он загремел из шлема, вселяя в воинов уверенность, которую они ждали.
— Сангвинор заговорил. Мы победим!
Воины ликовали. Кровные рабы присоединились к этому хору, зачарованные видением.
В глубине души Данте не мог разделить их оптимизм. Гордый и грустный, он наблюдал за происходящим, а затем повернулся к окну, игнорируя град вопросов Ордамаила. Разочарованный капеллан отдал честь и отошел. За иллюминатором все еще умирал Асфодекс — искра, способная разжечь пожар, который поглотит Галактику.
Глава 6: Прыжок Ангела
456. М40
Горы Небесной Стены
Ваал Секундус
Система Ваал
Перевал вел через горы и вниз, к новой пустыне с серым песком и колючками. Столбы пыли висели над идущим вдалеке караваном кочевников. Над равниной высились руины огромного города, башни в его центре все еще стояли, хотя остальное разрушилось в ядерном огне двенадцать тысяч лет назад.
— Призрачные земли, — сказал Луис. — Города мертвых!
Развалины потрясали воображение, хотя их по большей части скрыли подвижные пески. Город все еще во много раз превосходил размерами Кемрендер или даже Селлтаун.
— Это означает, что мы почти на месте, — сказал Флориан безучастно.
Они снова повернули на восток, чтобы следовать по тропе, которая тянулась по склонам горы то вверх, то вниз. Они шли так два дня, пока не выбрались на дорогу из дырявого рокрита, которую чинили при помощи булыжника. Многие тропы здесь поднимались и вели к дороге с высокими ступенями, так что приходилось пропускать других путешественников. Попадались купцы, которые гнали длинные вереницы скованных рабов, и гневно отталкивали мальчиков в сторону. Одинокие паломники вели себя дружелюбнее. Они могли поговорить с мальчиками, многие шли с семьями.
— Мы хотим посмотреть на Прыжок, — сказал один мальчик, родители которого снисходительно улыбались. — Ты собираешься прыгать?
Флориан рассмеялся и взъерошил ему волосы, а его отец обрадовался, что сыну уделяют внимание потенциальные претенденты.
— Да благословит вас Сангвиний, мальчики мои! — сказал он и подарил бутылку драгоценной воды.
Флориан весело помахал в ответ. Луис с радостью отмечал, что жители равнины понемногу приходят в себя. Другие семьи давали им еду и делились новостями о далеких землях. Их глаза сияли от возможности преломить хлеб с мальчиками, которые, возможно, в будущем станут ангелами.