И вот мы отправились на поиски ирландского кофе целой делегацией из восьми человек: Фидель Кастро, переводчица Хуанита Вера, адъютант Пепин Наранхо, начальник эскорта Доминго Мене, министр внутренних дел Рамиро Вальдес, врач Эухенио Сельман и двое телохранителей. Для меня эта вылазка таила опасность, поскольку я всегда был вооружен, когда сопровождал Фиделя, а здесь это строго запрещено. Если бы британская полиция узнала, что у одного из нас есть оружие, это вызвало бы большой дипломатический скандал.
На выдвижном трапе министр Рамиро Вальдес повернулся ко мне спросить, вооружен ли я. Я ответил, распахнув свое длинное зимнее пальто, в кармане и подкладке которого проделал дыру. В левой руке у меня был «миниузи» – самый маленький пистолет-пулемет израильского производства, обладающий просто дьявольской скорострельностью: тысяча двести выстрелов в минуту! Сойдя с трапа, мы повернули налево, пересекли коммерческую зону и сели за стол рядом с ирландскими пассажирами, с изумлением смотревшими на Фиделя, легко узнаваемого по своей высокой фигуре, бороде и военной форме. Заказав и выпив горячий напиток, мы вернулись в салон Ила. Единственный визит Фиделя Кастро в Великобританию [28] продолжался менее десяти минут!
После дозаправки горючим наш самолет вновь взмыл в небо и полетел над Европой, разделенной между двумя блоками, Восточным и Западным. Через пять часов мы приземлились в серой атмосфере погруженной в траур столицы Союза Советских Социалистических Республик. Было так холодно, что персонал кубинского посольства купил для меня теплые сапоги на меху вместо моей обуви, не подходящей к здешнему климату. Водитель из русской службы безопасности, владевший испанским, служил нам гидом и переводчиком. По приезде в посольство этот коллега из КГБ, видя, как я надеваю новые сапоги, неожиданно сказал: «Они такие дорогие, что даже врач не может себе позволить их купить…» И пояснил: «В нашей стране врач зарабатывает меньше механика. Поэтому многие врачи и инженеры предпочитают работать на заводах». В тот момент я не мог понять его слова. Заметив мое недоумение, он продолжал: «У нас быть квалифицированным рабочим выгоднее, чем получить университетский диплом». Я с любезной улыбкой поинтересовался:
– Но если все инженеры захотят стать рабочими, кто же будет инженерами?
После этого я начал задавать себе некоторые вопросы.
Потом мы заехали в гостиницу, чтобы оставить наш багаж, и помчались к Команданте в ту часть города, которая называется Ленинскими горами, – там советская служба протокола всегда предоставляла в его распоряжение дачу. В СССР основную заботу о безопасности Фиделя брал на себя КГБ, поэтому мой рабочий ритм был менее напряженным.
На следующий день мы отправились в Дом союзов, где в течение трех дней было выставлено для прощания забальзамированное тело Леонида Брежнева в гробу, установленном на красный катафалк, украшенный цветами, многочисленными венками и бесчисленными наградами усопшего вождя. Одетые в черные музыканты без перерыва играли Рахманинова. После того как покойному отдали дань почтения рядовые москвичи, пошли советские руководители и главы государств и правительств со всего мира. Я узнал индийского премьера Индиру Ганди, президента Ирака Саддама Хусейна, лидера ООП Ясира Арафата, а также польского президента генерала Ярузельского и всех руководителей братских стран советского блока. Не думаю, чтобы Фидель был сильно расстроен из-за смерти сурового Брежнева, хотя внешне он старательно демонстрировал скорбь. Мне кажется, что гораздо ближе ему был жизнерадостный Никита Хрущев. Но главное в другом: между двумя нашими странами существовал тесный союз, выгодный им обеим. Для Москвы Куба была важнейшей фигурой в противостоянии Восток – Запад, поскольку являлась ее единственным коммунистическим союзником в Западном полушарии, к тому же находящимся менее чем в двухстах километрах от побережья США. А для Гаваны была жизненно необходима советская военная и экономическая помощь: без нее, скорее всего, Куба не смогла бы сопротивляться американскому давлению так долго.
Настал момент, когда траурная процессия двинулась по столице к Красной площади, где должно было состояться погребение. Юрий Андропов, бывший шеф КГБ и новый хозяин Кремля, произнес надгробную речь. После церемонии я вернулся в гостиницу вместе с шоферами из русской госбезопасности. Едва мы прибыли на место, как они рванули за покупками к стоящему в вестибюле киоску, теоретически предназначенному для иностранных гостей. Дезодоранты, зубная паста, мыло; они скупали туалетные принадлежности, выпущенные в странах СЭВ – Совета экономической взаимопомощи, объединявшего страны советского блока: СССР, Болгарию, Румынию, Албанию, Венгрию, Польшу, Чехословакию, Восточную Германию, Кубу, Вьетнам, Монголию. «Надо пользоваться случаем, что есть поставки, – объяснили они мне, – потому что в ларьках что-то бывает, только когда в Москве находятся иностранные делегации».
В СССР бросалась в глаза бедность населения, особенно когда мы выезжали из Москвы. В столице нехватка товаров и продуктов были еще бо?льшими, чем в Гаване, однако советская модель строительства социализма считалась наиболее передовой и правильной. В Москве в мою душу впервые закрались сомнения. Я стал мысленно задавать себе вопросы: действительно ли коммунистическая система эффективнее капиталистической? Если советский народ так живет через шестьдесят пять лет после революции, то разумно ли подражать ему, следовать его примеру? Это было мимолетное, едва уловимое сомнение. Я тотчас прогнал его из своих мыслей, чтобы полностью сосредоточиться на службе Фиделю и революции.
* * *
Похороны Брежнева открыли период наших частых вояжей в Москву: советские вожди умирали один за другим! Блестящий руководитель Юрий Андропов, восемнадцать лет возглавлявший КГБ, умер в 1984 году в возрасте семидесяти лет, после всего лишь пятнадцати месяцев пребывания в Кремле. Царствование его преемника Константина Черненко, который принимал власть, уже будучи тяжело больным, оказалось еще короче: тринадцать месяцев! Старый аппаратчик умер в 1985 году в возрасте семидесяти трех лет. Ему наследовал пятидесятичетырехлетний элегантный и бойкий реформатор Михаил Горбачев: этот протеже Андропова начал свою политику гласности и перестройки… недовольство которой Фидель очень скоро выразил, определив ее как «чужую жену».
Зимой 1986 года, когда мы находились в Москве, где Фидель, несмотря ни на что, пытался наладить отношения с Горбачевым, телетайпы информагентств разнесли страшную весть: накануне вечером, в ночь с 28 февраля на 1 марта 1986 года, в Стокгольме посреди улицы был убит Улоф Пальме. Ровно в 23 часа 21 минуту шведский премьер-министр вместе с женой вышел из кинотеатра. Когда они пешком возвращались домой, в спину ему было произведено два выстрела. Через час шведские врачи официально объявили о его смерти. Убийцу Пальме так и не нашли, и его убийство по сей день остается нераскрытым. Как бы то ни было, в связи с этим делом весь мир узнал, что в тихой социал-демократической скандинавской стране является обычным делом то, что глава правительства ходит по улицам совсем без телохранителей!
Фидель Кастро был оглушен известием о гибели Улофа Пальме, бывшего его союзником. Длительное время шведский руководитель, социалист, тьермондист [29] и антиимпериалист одновременно открыто выражал свои симпатии к Кубинской революции. Еще в 1972 году Пальме вызвал гнев Вашингтона, разорвавшего на год дипломатические отношения со Стокгольмом из-за участия шведского премьер-министра в демонстрации против войны во Вьетнаме. Более того, в выступлении по радио он сравнил американские бомбардировки Ханоя с бомбардировкой Герники в ходе гражданской войны в Испании и с истреблением нацистами евреев в Треблинке. Затем, в 1975 году, отважный швед стал первым западным лидером, нанесшим официальный визит на Кубу: Фидель Кастро устроил ему триумфальный прием в Сантьяго-де-Куба, втором по значению городе страны, где они вместе отметили национальный праздник – 26 июля.
Всего через несколько часов после объявления о смерти Пальме Фидель выразил желание отправиться на похороны шведского премьер-министра. В следующие дни нам пришлось проявить чудеса красноречия, чтобы убедить его выбросить из головы эту идею, ставшую предметом бесконечных обсуждений между личным секретарем Фиделя Чоми – Хосе Мигелем Мийаром Барруэкосом, его соратником по герилье в Сьерра-Маэстре, его адъютантом Пепином Наранхо, Карлосом Рафаэлем Родригесом, другом Фиделя и дипломатом, игравшим определяющую роль в отношениях Кубы с советским блоком, и мной. Все мы пришли к общему мнению: с точки зрения безопасности присутствие Фиделя в Стокгольме было бы неблагоразумным. Действительно, мы тогда не знали – и сейчас это неизвестно – личность и мотивы убийцы. Как знать, может быть, заказчики убийства Пальме захотят совершить покушение и на жизнь Фиделя? Наконец Команданте прислушался к нашим аргументам и назначил Карлоса Рафаэля Родригеса представлять его в Швеции.
– Санчес поедет с тобой, чтобы обеспечить твою безопасность, – добавил он.
Фидель оказал мне доверие, и он был прав: мне бы и в голову не пришло воспользоваться зарубежной поездкой, чтобы стать невозвращенцем. В тот период я был абсолютно счастлив службой у Фиделя и каждый раз с нетерпением ждал возвращения в Гавану, к своей семье.
Дипломат Карлос Рафаэль Родригес и я вылетели в Стокгольм через Копенгаген. Прибыв в кубинское посольство, я еще раз убедился в том, что должность сотрудника личной охраны Фиделя придает мне совершенно особый статус. Посол спрашивал мое мнение по множеству вопросов, как если бы он разговаривал с самим Фиделем… и я должен признаться, что мне это даже нравилось. А вот служащая посольства, приносившая нам аперитив, оказалась не столь почтительной! Когда она спросила меня, какой аперитив мне подать, я ответил, что никогда не пью. Но, уступив настойчивым просьбам посла, я в конце концов выбрал коньяк «Наполеон», вдохновляясь в этом вопросе примером Фиделя, любителя не только виски, но и этого напитка. И тут официантка публично преподала мне урок: «Коньяк – это не аперитив, а дижестив». Задетый за живое, я спрятал свое недовольство и в шутливом тоне заметил: «Знаешь что? Когда придумывали протокол, моего мнения, к сожалению, не спросили. А жаль: я пью коньяк до еды, во время ее и после, понимаешь?» Через два дня, уезжая из Швеции, я обнаружил, что жена кубинского посла, отнесшаяся к моей шутке в высшей степени серьезно, сунула в мой чемодан бутылку коньяка, чтобы сделать мне приятное. Мне, человеку, который ненавидит алкоголь…
Еще я помню, как перед отъездом прогулялся по улицам Стокгольма. Я повторил маршрут Улофа Пальме от кинотеатра до того места, где несколько дней назад премьер-министр был сражен пулями. Тротуар был усыпан розами.
Шведская столица произвела на меня сильное впечатление. Не столько своим материальным благополучием, сколько простотой человеческих отношений между населением и правителям. Там, на месте, я узнал, что большинство министров ездят на работу в автобусе, на метро или пригородных поездах. Что сам Улоф Пальме регулярно катался по столице на велосипеде. Во имя свободы и равенства всех граждан перед законом он не желал пользоваться никакими привилегиями. Даже привилегией иметь телохранителей. Я был поражен. Это была полная противоположность кубинской системы, при которой Фиделя охраняли круглосуточно и он никогда не выезжал без десятка guardaespaldas [30].
Глава 8. Клан Рауля
В середине 1980-х годов, параллельно с продолжением службы в охране Фиделя, я заканчивал обучение в Высшей школе министерства внутренних дел (МИНИНТ) вместе с офицерами, прибывшими из различных военных округов страны. Программа обучения включала: курс политической истории, уголовное право, психологию и контрразведку. Однажды после занятия, посвященного вербовке агента-иностранца, ко мне подошел курсант-офицер – я помню его имя: Роберто Добао – и сказал, что со мной хочет переговорить наедине Рамон Кастро. Сильно удивившись, я переспросил:
– Рамон, брат Верховного Команданте?
– Он самый!
Курсант объяснил мне, что работает в «Специальном плане Валле-де-Пикадура», агропромышленной ферме, возглавляемой старшим братом Фиделя. Рамон узнал, что офицер Добао учится вместе с «телохранителем Фиделя», и попросил незаметно переговорить со мной. Я был удивлен и одновременно заинтригован такой просьбой, но охотно на нее откликнулся. Через несколько дней, воспользовавшись выходным, Добао и я отправились на Валле-де-Пикадура, в пятидесяти километрах к востоку от Гаваны.
Рамон – «другой брат» Фиделя. Они почти ровесники (Рамон на два года старше), одного телосложения (рост больше метра девяноста), у них одинаковые бороды. Короче, внешне они очень похожи, но этим сходство между ними заканчивается. Совершенно равнодушный к политике, старший Кастро никогда не занимал постов в правительстве. Крестьянин в душе, он посвятил свою жизнь сельскому хозяйству. Сначала он управлял обширным поместьем их отца Анхеля, расположенным в восточной части страны, возле Сантьяго-де-Куба, затем он занимал высокую должность в министерстве сельского хозяйства и, наконец, стал директором «Специального плана Валле-де-Пикадура», одной из главных агропромышленных фирм Кубы, производившей в то время в основном фрукты и молоко. Я неоднократно ездил туда с Команданте, потому что Фидель очень любил лично убеждаться в успехах революции в сельском хозяйстве, в котором он считает себя великим экспертом.
Из Гаваны до этого места можно добраться чуть больше чем за час. Едва мы приехали, как Рамон вышел из своего кабинета и отвел меня в сторону, в тень мангового дерева, чтобы поговорить. Для меня было странным встречаться с братом Фиделя без шефа. Рамон был явно чем-то озабочен. «Спасибо, что приехал, Санчес», – сказал мне этот крестьянин, чье рукопожатие оказалось более сильным, чем у Фиделя. И тотчас перешел к изложению причин своих терзаний.
– Послушай, я уже несколько месяцев пытаюсь связаться с братом, но у меня никак не получается… Я не знаю, что происходит. Я оставлял сообщения повсюду, даже во дворце… никакого ответа! Мне действительно нужно с ним поговорить. Ты не мог бы замолвить за меня словечко?
– Конечно, сеньор, я обещаю вам сделать все, что в моих силах, – ответил я, обращаясь к нему на вы, потому что не имею привычки тыкать кому бы то ни было, тем более официальным лицам, а Рамон – один из них.
Назавтра, когда в полдень мы приехали во дворец, я воспользовался тем, что мы с Команданте оказались в лифте одни, чтобы заговорить о деле Рамона:
– Команданте, вчера я был в Валле-де-Пикадура и нашел вашего брата очень расстроенным и грустным. Мне кажется, он хочет поговорить с вами.
– Знаю, знаю. Я в курсе, Санчес. Не волнуйся, я с ним поговорю, – ответил мне Фидель и закончил разговор.
Не знаю, что такое глобально важное собирался Рамон сообщить своему брату, зато мне известно, что последний сдержал обещание. Через несколько дней мой однокурсник тот самый, кто обращался ко мне в прошлый раз, подошел снова и передал безграничную благодарность от старшего из Кастро. На этом история заканчивается, но этот эпизод интригует меня по сей день: вы когда-нибудь видели, чтобы человеку приходилось обращаться к посредничеству третьего лица, чтобы поговорить с родным братом?
* * *
Ясно одно: всю свою жизнь Команданте обращал мало внимания на братьев и сестер, столь же многочисленных, сколько неизвестных. У помещика Анхеля Кастро (1875–1956) и его молодой служанки Лины (1903–1963), на которой он женился вторым браком, родилось семеро детей: Анхелита (1923), Рамон (1924), Фидель (1926), Рауль (1931), Хуанита (1933), Энма (1935), Агустина (1938). Со старшей сестрой, Анхелитой, скончавшейся в 2012 году, Фидель был довольно близок, отношения между ними можно назвать сердечными, но не более того. Хуанита? Que se vaya al carajo! – мог бы сказать Команданте об этой своей сестре, оставшейся незамужней, о существовании которой он никогда не вспоминал в моем присутствии. В 1964 году, в возрасте тридцати одного года, она бежала с Кубы, поселилась в Майами, где многократно выступала с обличениями коммунизма, кастризма и тоталитаризма. Фидель поставил на ней крест: она как будто не существовала. С Энмой он тоже мало общался, и на то была своя причина: бо?льшую часть жизни она провела в Мехико, где жила с мужем – мексиканским бизнесменом, за которого вышла в 1950-х годах. Наконец, скромная и набожная Агустина, долгое время прожившая в браке с пианистом, ныне уже умершем, тоже всегда оставалась вдали от своего знаменитого брата. В конечном счете по-настоящему близким к Фиделю оказался один лишь Рауль, который на пять лет его моложе. И это несмотря на сильные различия в их характерах. «В детстве Рамон был добродушным, Фидель твердым, а Рауль весельчаком, – рассказала однажды их сестра Хуанита. – У Рауля было много друзей и приятелей. А Фидель, наоборот, был одиночкой, сосредоточенным только на себе, эгоистом» [31].