Тайная жизнь Фиделя Кастро. Шокирующие откровения личного телохранителя - Хуан Рейнальдо Санчес 13 стр.


* * *

И вот двенадцать месяцев спустя мы летели в Манагуа на президентском самолете, на борту которого, помимо Фиделя и всего его эскорта, находились главный шпион из Американского департамента Барбаросса (Мануэль Пинейро) и колумбийский романист Габриэль Гарсия Маркес, будущий лауреат Нобелевской премии по литературе. Открывшийся в иллюминаторах вид Манагуа с рядом вулканов правильной геометрической формы был столь же ослепительным, сколь и неожиданным.

Визит продолжался неделю. Фидель решил объехать всю страну, как ранее в Чили, при Сальвадоре Альенде. Он хотел везде видеть «свою» победу. Наш кортеж останавливался в самых мелких деревушках, точно так же, как в главных городах: Эстели, Леоне, Матагальпе, Гранаде, Ривасе, Масае. Однажды мы заехали даже в Блуфилдс на атлантическом побережье: дорога заняла шестнадцать часов. Фидель увеличивал количество выходов в толпе – и я тоже, всегда следуя в метре за ним! Чтобы лучше слиться с массой, я сменил свою форму на гражданскую одежду и благодаря этому мог сойти за местного жителя.

Это путешествие было богато впечатлениями. Однажды мы поднялись на вершину вулкана Масая, одного из самых активных в стране. Вид озера лавы на дне кратера был грандиозен. На следующий день мы поехали в Гранаду, на берег озера Никарагуа, где наши хозяева подманивали акул-бульдогов (редкий вид пресноводных акул), бросая в эту огромную лагуну большие ведра с ярко-алой кровью.

Но самым ярким воспоминанием стал военный парад по случаю годовщины победы сандинистов, состоявшийся 19 июля 1980 года. Карлос Андрес Перес, президент Венесуэлы, социал-демократ и друг Фиделя, тоже на нем присутствовал. Так же как Майкл Манли и Морис Бишоп, премьер-министры Ямайки и Гренады. Приехал и глава испанского правительства Фелипе Гонсалес. На трибуне для официальных гостей я, как обычно, находился в непосредственной близости от Фиделя. Парад начался с прохождения бронетехники и джипов, за которыми прошли пехотинцы никарагуанской армии. И вдруг, к всеобщему удивлению, появился взвод юных – даже слишком юных – бойцов-добровольцев. За время моей службы я никогда не видел ничего подобного: некоторые из этих мучачос – ребятишек – едва достигли десятилетнего возраста; тем, что постарше, было лет по пятнадцать. Их было человек шестьдесят. Их автоматы казались слишком тяжелыми и непропорционально большими. Эта картина навсегда врезалась в мою память. И даже сегодня, тридцать пять лет спустя, при мысли об этих детях-солдатах, ровесниках моего сына, у меня по коже бегут мурашки. Помню, стоя на трибуне, я краем глаза незаметно посмотрел на реакцию Фиделя: он сидел с непроницаемым каменным лицом.

А сюрпризы еще не закончились! В тот же вечер сандинисты отвели Фиделю самое лучшее жилье, какое только имели: в еще недавно принадлежавшем клану Сомоса жилом комплексе из восьми или десяти вилл, стоявших вокруг бассейна. Фидель занял самую большую. Сектор был окружен решетчатым забором, а его, в свою очередь, окружали густая растительность и участок влажного леса, откуда вечером доносилось ритмичное кваканье лягушек. На въезде в поселок – военный пост с никарагуанскими солдатами, весьма малоопытными в сравнении с нами, кубинцами, у которых за плечами два десятка лет практики.

В тот вечер Фидель приехал на отведенную ему виллу ровно в двадцать часов. Я сразу реорганизовал охрану места, для начала выставив позади дома Команданте одного из наших; сам я занял наиболее важную позицию: перед главной дверью. Я, как обычно, велел водителям президентских автомобилей, чтобы они готовы были к выезду в любой момент, и, наконец, проконтролировал охрану, проследив, чтобы никарагуанские часовые были правильно расставлены кольцом вокруг дома. Потом я вернулся на крыльцо дома, где разговорился с сандинистским солдатом.

И вдруг – бах! С опушки леса донесся звук выстрела. Короткая пауза, потом снова: бах! Через долю секунды началась интенсивная стрельба. Бах! Бах! Бах! Бах! Тра-та-та-та! Это продолжалось бесконечные пятнадцать секунд. Кто-то крикнул: «Прекратить огонь!» Пальба стихла. Я тут же бросился узнавать, в чем дело. Я ожидал увидеть по меньшей мере одного плавающего в крови убитого или раненого. Но выяснилось, что один часовой оказался чересчур нервным и испугался, услышав, как хрустнула ветка под копытом проходившей мимо коровы. Он выстрелил, а его пример оказался заразительным и спровоцировал общую пальбу. Поражаясь такому непрофессионализму никарагуанцев – и одновременно веселясь, – я вернулся к Фиделю, уже ждавшему меня на пороге.

– Санчес, что происходит?

– Ничего, Команданте. Один никарагуанец испугался коровы, спросил: «Кто идет?» Она возьми да и ответь ему: «Это я, корова». А он схватил винтовку, пальнул, ну, тут и все запаниковали.

Я редко слышал, чтобы Фидель хохотал так громко и весело, как в тот раз.

* * *

Проведя в Никарагуа неделю, мы вернулись на Кубу, где нас ждали другие торжества, в первую очередь национальный праздник – двадцать седьмая годовщина штурма казармы Монкада 26 июля 1953 года. Я едва успел обнять жену и детей и уже мчался в город Сьего-де-Авила, в четырехстах километрах к востоку от Гаваны. Свою речь перед собравшимися жителями, размахивавшими кубинскими флагами, Фидель начал следующими словами:

– Соотечественники! Происходят важные события. В прошлом году мы отмечали наш национальный праздник через неделю после великой победы сандинистов, и в нем участвовали многочисленные командиры никарагуанских бойцов, приехавшие на Кубу (аплодисменты). В этом году связи между двумя нашими народами еще больше упрочились (аплодисменты). Мы только что вернулись из Никарагуа. Поэтому мы непременно поговорим об этой стране. То, что в ней происходит, касается всех латиноамериканцев. Представьте себе значение и оцените всю нашу радость, энтузиазм, оптимизм, волнение при виде второй страны Латинской Америки, освободившейся от империализма (аплодисменты), к которой следует прибавить и третью – Гренаду (аплодисменты). Теперь уже нас трое – решительно и окончательно сбросивших империалистическое иго (аплодисменты).

«Решительно»? Это бесспорно. «Окончательно»? Не совсем так. 13 марта 1979 года революционный марксистский лидер Морис Бишоп почти без применения насилия сверг авторитарный режим премьер-министра Эрика Гейри, правивший Гренадой с момента получения ею пятью годами ранее независимости от Великобритании. Гренада тут же вошла в кубинскую орбиту, благодаря прекрасным личным отношениям между Морисом Бишопом и Фиделем Кастро, который помогал своему alter ego оружием, советами и отправкой военных советников. Но в 1983 году высадка американской морской пехоты положила конец короткому революционному эксперименту на Карибском острове Гренада.

Что же касается сандинистской революции, в ее руководстве быстро начались раздоры. С 1980 года ежедневная газета «Ла Пренса», рупор умеренной оппозиции, стала обвинять революционное правительство в сдвиге к авторитаризму и покушениях на свободу слова. Церковь, поначалу благожелательная к сандинистам, тоже начала от них дистанцироваться. Приход в начале 1981 года в Белый дом Рональда Рейгана еще больше осложнил ситуацию в Никарагуа. Настроенный резко антикоммунистически и антикастровски, новый президент США прекратил оказание сандинистам экономической помощи, предоставленной предыдущей администрацией Картера, и стал тайно финансировать контрас. Это контрреволюционное движение образовалось из бывших военнослужащих Национальной гвардии и части крестьянства, разочарованного революцией; финансируемые и вооружаемые Вашингтоном, контрас начали предпринимать все учащавшиеся вылазки на никарагуанскую территорию из соседнего Гондураса. С 1982 по 1987 год страна была охвачена гражданской войной (57 000 жертв, в том числе 29 000 убитых), сопоставимой с той, что бушевала в совсем близком Сальвадоре (более 100 000 убитых с 1979 по 1992 год).

В течение десятилетия Центральная Америка была в огне и крови. Она стала новым фронтом холодной войны, в которой США боролись против России и Кубы.

Фидель принимал активное участие в конфликтах в Никарагуа и Сальвадоре: он лично следил за транзитом через Кубу оружия, предназначавшегося его союзникам в этих двух странах. Не вдаваясь в детали тайной транспортировки и не строя предположения о цифрах прошедшего в те годы через Гавану оружия, направлявшегося в Никарагуа, ограничусь лишь рассказом о сцене, дважды виденной мной на военном аэродроме Баракоа. Обычно оттуда взлетали и там приземлялись самолеты и вертолеты кубинских руководителей. Аэродром находится на западном выезде из столицы, возле Панамериканского шоссе, слева. Однажды вечером – это было ориентировочно годах в 1984—1985-м, в то время, когда генерал Арнальдо Очоа являлся главой кубинской военной миссии в Никарагуа, где он исполнял обязанности военного советника сандинистского правительства, Фидель покинул свой кабинет, чтобы отправиться на этот аэродром, в конце взлетно-посадочной полосы которого имелся протокольный домик и ангары для воздушных судов.

Когда мы приехали на место, его брат Рауль, министр обороны, был уже там и ждал вместе с генералом Каррерой, комендантом базы. После положенных по уставу приветствий братья сели в протокольном салоне, без генерала Карреры, но в присутствии начальника эскорта Доминго Мене и меня. Здесь, в узком кругу, вдали от любопытных ушей, Рауль во всех подробностях рассказал брату о способах погрузки, транспортировки и передачи оружия генералу Очоа. Этот последний, как объяснил Рауль, уже ждет на севере Никарагуа, возле гондурасской границы, на берегу рио Коко, где через несколько часов он примет «товар» на секретной посадочной полосе. Как всегда внимательный к малейшим деталям и желая самостоятельно оценить ситуацию, Фидель внимательно слушал Рауля; главной его заботой в тот момент было проверить, не имеет ли предложенный его братом план изъянов и можно ли будет в случае перехвата поставки противником установить ее связь с Кубой.

После того как Рауль успокоил его на сей счет, мы вчетвером вышли на бетонированную площадку перед ангаром, где из нескольких приехавших грузовиков выгружали деревянные ящики с вооружением, в частности с автоматами Калашникова. Место было плохо освещенным – большинство огней на взлетно-посадочной полосе было выключено, за исключением синих фонарей. Но это не помешало мне разглядеть, что самолет, в который грузилось оружие, – старая, но крепкая «Британия» с пропеллером – покрашен в опознавательные цвета… Гондураса! Фидель поздоровался с пилотами и снова стал расспрашивать Рауля, потом, убедившись, что операция проходит благополучно, подал знак возвращаться в Гавану. Через несколько недель я стал свидетелем такой же сцены, с теми же действующими лицами и тем же «гондурасским» самолетом. Экскурсия продолжалась какой-то час, но благодаря ей я узнал, что на Кубе никакие поставки оружия не осуществляются без зеленого света, данного Верховным Команданте.

Как бы то ни было, мирные усилия президента Коста-Рики Оскара Ариаса привели к подписанию соглашения «Эскипулас II». Готовившееся под его эгидой в течение многих лет, оно было подписано в 1987 году. В том году Оскар Ариас получил Нобелевскую премию мира. Этот договор постепенно положил конец всем вооруженным конфликтам в регионе: никарагуанскому, сальвадорскому, гватемальскому. Соглашение, в частности, предусматривало организацию выборов в Никарагуа, которые состоялись в феврале 1990 года, через три месяца после падения Берлинской стены и в совсем другой геополитической обстановке окончившейся холодной войны.

В Гаване я много раз слышал, как Фидель выражал свое беспокойство по этому поводу. Он раньше всех увидел падение популярности сандинистов благодаря информации от «кубинских советников» (фактически сотрудников разведки), направленных им к Даниэлю Ортеге. Проправив целое десятилетие, сандинистский режим страдал не только от груза времени и гражданской войны; в первую очередь население упрекало руководство за то, что оно захватило все состояние клана Сомосы и теперь живет припеваючи, не заботясь об улучшении экономического положения своих соотечественников.

За год до свободных выборов, на которые сандинисты еще не соглашались, Фидель обсуждал эту тему с начальником Американского департамента, знаменитым Мануэлем Пинейро, он же Барбаросса.

– Пинейро, надо передать нашим друзьям-сандинистам, что мне кажется разумным, чтобы они не устраивали этих выборов, поскольку, судя по тому, что вижу, они на этом много проиграют и мало выиграют, – сказал ему Фидель в своем кабинете во Дворце революции, в котором также находился и я.

Эта лаконичная формулировка совершенно в стиле Фиделя: когда он командует, он не всегда отдает четкие приказы, он высказывает свое мнение и формулирует общее направление, со всякими оговорками. Но речь идет именно о приказах, за исполнением которых он следит.

Как бы то ни было, в этот раз Фидель не приложил руку к мирному процессу, начавшемуся в Центральной Америке. 26 февраля 1990 года Ортега и сандинисты проиграли выборы Виолете Чаморро. Вдова директора ежедневной газеты «Ла Пренса», убитого приспешниками Сомосы двенадцатью годами раньше, стала первой женщиной, избранной президентом, одержав бесспорную победу на выборах, на которых она получила 55 процентов голосов [25].

Сколько раз я слышал, как после никарагуанских выборов Фидель пережевывал эту неудачу? Барбароссе, начальнику Американского департамента, который не сумел убедить сандинистов отменить свободные выборы, он повторял: «Я же им говорил это. Они не могут сказать, что их не предупреждали. Я знал, насколько сильно народное недовольство». А едва Барбаросса вышел за дверь, он, оставшись один в своем кабинете, с явным раздражением бросил в его адрес: «Пфф, какой бездарь!»

Глава 7. Фидель в Москве, Санчес в Стокгольме

В своей речи Фидель избегает вульгарностей. На публике его выражения всегда корректны, кроме разве что нескольких речей первых лет революции, в которых он называл американских президентов hijos de perra («сукиными сыновьями») или hijos de puta («сыновьями шлюхи»). В более интимном кругу он порой выражает раздражение бранным словом, напоминает, что у кубинцев есть cojones («мужество», букв. «яйца»), чтобы противостоять империализму, и они готовы сказать врагу Que se vaya al carajo! («Пошел ты куда подальше!»). Рональд Рейган и его преемник Джордж Х. Буш, бесспорно, были самыми ругаемыми им американскими президентами. И на это у него была причина: в 1980-х годах администрация Рейгана представляла для Фиделя наибольшую угрозу с момента его прихода к власти. Ярый антикоммунист, президент Рейган финансировал боевые действия контрас в Никарагуа; он отправил морскую пехоту на Гренаду и в Африку, оказывая поддержку бойцам УНИТА, воевавшим там против кубинской армии.

* * *

1980-е годы оказались богатыми на важные международные события, начавшись бойкотом Олимпиады в Москве (1980) и завершившись падением Берлинской стены (1989); а между этими двумя событиями расположились фолклендская война (1982), падение диктатур в Аргентине (1983), Бразилии (1984) и Уругвае (1985), Чернобыльская катастрофа (1986) и битва за Квито-Кванавале (1987–1988) в ангольской войне, в ходе которой Куба остановила продвижение южноафриканской армии.

Но лично на меня наибольшее влияние оказала внезапная смерть «товарища» Леонида Брежнева, правившего СССР с 1964 года и умершего от сердечного приступа 10 ноября 1982-го.

Через несколько дней после получения известия об этой смерти мы летели на самолете в Москву, на похороны руководителя «братской страны». Покинув жаркую тропическую Гавану, мы перенеслись на обледенелые берега Москвы-реки. Но прежде чем достичь Советского Союза, президентский Ил-62 с эмблемой компании «Кубана де Авиасьон» сделал промежуточную посадку в ирландском аэропорту Шеннон. Едва наш лайнер остановился на стоянке, его окружили два десятка британских солдат с автоматами на плече, ставшие караулом. Мы наблюдали за этим спектаклем через стекло иллюминатора, когда Фидель вдруг решил выйти из самолета, чтобы выпить чашечку irish coffee [26] в транзитной зоне. Это была чистая бравада: Команданте хотел показать, что ничто не помешает ему прогуляться по вражеской территории – в данном случае по территории премьер-министра Маргарет Тэтчер, самого верного союзника Рональда Рейгана, – если ему это заблагорассудится [27].

Назад Дальше