Поводырь
Вовка никогда не видел мир таким, каким видят его другие люди. Реальность для него - лишь набор звуков, запахов и тактильных ощущений. Но и в этом заполненном кромешной тьмой мире находятся те, кто приходит ему на помощь и искренне заботится о нем.
Посвящение:
Вовке и его собакам. А также Кошарик за стремительность! :)
Рейтинг за насилие, потому что эротики тут нет. Скорее, джен, чем слэш, но гомосексуальные моменты присутствуют. Остальные жанры указывать не буду, ибо будет неинтересно читать, но сильно впечатлительным лучше с ночи отложить этот рассказ на утро. Да, я опять пишу про всяких болезненных, кинк у меня на это дело. :)
========== Часть 1 ==========
<center>***</center>
- Слышь, Вован? А ты чё, совсем-совсем ничего не видишь?
Вовка досадливо поморщился.
- Совсем, - буркнул он.
- Э-эх! – вздохнул его собеседник, и на Вовку повеяло сильнейшим ароматом дешевых сигарет и перегара. – А я вот, наоборот, видел слишком много! Такое видел, что лучше бы вообще никому никогда не видеть.
Вовка чуть отвернулся, стараясь дышать не слишком глубоко. Мать вернулась домой за кошельком минут пять назад, но по его личным ощущениям с того времени прошла целая вечность. Она-то ушла, а вот его оставила на скамейке у подъезда, мол, за десять минут с тобой ничего не случится, не уходи только. Можно подумать, он мог куда-то сам уйти.
Вовка раздраженно обхватил пальцами трость, и та поскреблась по асфальту с неприятным, режущим ухо звуком. Сидящий рядом с ним на лавочке человек чем-то булькнул, и на Вовку повеяло сивушным отравленным воздухом. Вовка снова досадливо поморщился.
- Я такое видел, пацан, что тебе и в страшных кошмарах не привидится, - продолжили после паузы прокуренным сиплым голосом. – Я вот как тебя вижу из окна, иногда жалею, что тоже вот так, как ты, не могу, чтоб вообще никогда ничего не видеть.
Вовка недовольно закатил глаза. Конечно, этого никто не видел за темными очками, но он когда-то где-то прочитал, что нормальные люди делают именно так, и стал повторять этот жест. Мама сказала, что непривыкшим людям страшно смотреть в остановившиеся на одной точке глаза, вот Вовка и пытался быть как все. Хоть приблизительно.
Сидеть рядом с внезапно вернувшимся год назад после долгих лет отсутствия соседом, пропахшим водкой, потом и куревом, было крайне неприятно, но его слова даже удивили Вовку, ведь обычно его жалели. Ну как же, бедный слепой мальчик. И никто никогда так откровенно ему не завидовал. Это было что-то новенькое.
- Слышь, а как же ты тогда по улице сам ходишь? – искренне озадачились рядом. – И дома с хозяйством управляешься? В нашем доме ведь газовые плиты.
- У нас электрочайник и микроволновка есть, - буркнул Вовка. – А по улице я сам не хожу.
- А с ке?..
Хлопнула дверь подъезда, и послышались быстрые шаги.
- Яшка, ты чего к моему Вовке пристаешь? – голос матери был раздраженным и даже чуть визгливым. Ее тоже злил этот вонючий хмырь. – О-о-о, нажра-ался уже с утра! А ну, пошел вон от него, алконавт несчастный!
- Ну-у, чего ты, Н-настя? – тут же обижено протянули рядом. – Я прост-то хотел с ним п-поздороваться. Спрос-сить, как дела.
- Нормально у него дела, – сердито бросила мама. – Получше, чем у некоторых. Да и какая я тебе «Настя»? Я на шесть лет тебя старше. Женку так свою звать будешь!
- Ан-настасия П-петровна, а как он по улице ходит? Тут же м-м-ашины и вообще?
С появлением мамы сосед начал вести себя так, будто Вовка был неразумным бессловесным существом и сам ответить на поставленные вопросы не мог. Тот привык к подобному отношению. Вовка хоть и не был таким же высоким, как большинство знакомых ему сверстников, но уже успел на полголовы перерасти маму, а уж по уму так даже опережал некоторых из них, но кого это волновало, когда внешне он все еще выглядел хрупким и беспомощным. Все соседи, встречая их на улице, обычно разговаривали только с мамой, обсуждали Вовку при нем же, будто он даун какой-то и не понимает, о чем они говорят, и лишь некоторые из них снисходили до вопросов, адресованных самому Вовке.
Почувствовав, как мама немного резко хватает его за локоть и тянет подняться со скамейки, Вовка осторожно вздохнул и с радостью подчинился ей. Дышать на этой самой скамейке из-за алкогольного амбре было уже просто нечем.
- Со мной он по улицам ходит, - сварливо бросила мама. – А скоро ему собаку-поводыря должны наконец-то дать. Не прошло и пяти лет! Взрослый он уже, чтобы с матерью везде ходить. А как собака появится, я хоть работу какую-то нормальную смогу найти.
- Собаку? – удивленно выдохнул сосед.
- Собаку-собаку!.. Пошли, Вов, нечего тут с ним сидеть, а то еще и тебя к бутылке приучит. Тоже мне, герой и защитник отечества - все в горлышко заглядывает. Нет чтоб работу найти и вкалывать, как все.
Не попрощавшись с любопытным соседом, мама пошла по тротуару, и Вовка смиренно потопал за ней. Не задумываясь, по привычке постукивал легонько тростью по земле и думал, что мама права. Шестнадцать лет - это уже не тот возраст, когда хочешь ходить с матерью под ручку, да и вообще желаешь быть под ее постоянным контролем. Конечно, познакомиться с какой-нибудь сердобольной девочкой ему в любом случае не светило, но есть же некоторые интимные моменты, которые он хотел бы решать самостоятельно. Кроме глаз-то, все остальное в организме работало исправно.
- Вечно он без дела по двору слоняется, - раздраженно бубнила мама, пока они шли. – И одет всегда легко. Не по сезону. Все уже давно в демисезонных куртках ходят, а он все еще в майке. Нет, у него явно что-то не то с головой. Контуженный он какой-то. Да и на лестничной клетке как накурит, так хоть топор вешай… Осторожно, бровка… И участковому пожаловаться нельзя - ничего ж не делает. Днем - тихий алкаш!.. Правее, там яма… А то, что орет по ночам и мебель в своей квартире громит, так за это его не заметут… Стой, красный.
Вовка терпеливо замер на месте. Мимо проносился свист и рокот автомобилей, рядом журчал ленивый разговор двух теток, тоже ожидающих зеленого света.
- Ой, а ты слышала, как в нашем парке теперь ходить страшно? Говорят, там стая диких собак завелась. Мой Славка тоже их видел. Шел вечером домой. Вокруг никого. Глядь, а за деревьями глаза чьи-то светятся, и рычание такое дикое. Хорошо, он с зонтом своим длинным был. Замахнулся и давай орать на них так, что аж охрип. Они его, дылду такого, испугались и убежали. А если бы мой меньший - Мишка - шел, представляешь? Здорового мужика они испугались, а ребенка и загрызть могли.
- Ужас! Я раньше с Маринкой, когда она еще маленькая была, в парке вечером гуляла. А теперь, раз такое дело, я туда ни ногой.
- Только этого нам еще не хватало, - проворчала мама. Свист и рокот затих. – Пошли.
Вовка почувствовал, когда они вошли в парк, как чувствовал всегда, вне зависимости от сезона. Под ногами сразу начали шуршать опавшие листья, запахло мокрой древесиной и сырой землей. В парке, как и во всем остальном городе, была поздняя осень. Вовка не видел ни света, ни тени, но нос, слух и собственные, обутые в кроссовки ноги могли легко подсказать ему, когда он ступает под сень деревьев.
Слово-то какое. Сень. Кореш Вовки и по совместительству сосед - Федька - когда-то описывал ему, как выглядят деревья и как они заслоняют небо. Да и в книжках, водя чутким пальцем по страницам, можно было прочитать об этом у классиков. Но они описывали то, что видели, и Вовке их описания не всегда были полностью ясны и понятны.
С Федькой они дружили с пяти лет, то есть с тех пор, как тот переехал с родителями к ним на этаж. Сейчас Федька был деловой - в школе корефанился со старшеклассниками, шарился по тусовкам со студентами и даже бахвалился, что смог завалить и не раз какую-то одноклассницу. Насчет телок Вовка верил ему через слово. Мама говорила, что Федька «видный». Потом спохватывалась и поправлялась - «красивый». Но Вовка и так знал, что значит это слово – Федька был интересным внешне, крепким высоким парнем - полной противоположностью хлипкому Вовке. Но еще не так давно Федька только и смел, что пялиться на сиськи в журналах, которые втихую притаскивал к соседу, и долго живописать, как что выглядит, поэтому насчет одноклассницы он мог и приврать. Описывал, кстати, Федька хорошо, хоть и ржал при этом, что тот мерин. Натренировался за годы общения с Вовкой. А еще стишки ему всякие пошлые любил почитывать из интернета. Притащит, бывало, свой громоздкий старый ноутбук и засядет рыскать по сети. Только Вовка слышит, что он начинает беспокойно ерзать и давиться смехом, значит все - нашел.
- Послушай это, - бормочет, сдерживаясь из последних сил, чтобы не ржать, Федька. И зачитывает. С выражением.
«Молчи ж, кума: и ты, как я, грешна,
А всякого словами разобидишь;
В чужой пизде соломинку ты видишь,
А у себя не видишь и бревна».
- Иди вот еще тоже прикол послушай:
«Ты помнишь ли, как были мы в Париже,
Где наш казак иль полковой наш поп
Морочил вас, к винцу подсев поближе,
И ваших жён похваливал да ёб?»
Вовка, обычно, как такое слышал, начинал краснеть. Прям чувствовал, как пекло щеки. Но хихикал вдогонку за Федькой. Смешно ведь.
- Это, между прочим, Пушкин написал, – сообщал ему Федька.
- Врешь! – вскидывался Вовка.
- Да на Вики написано, что Пушкин - значит, Пушкин, – ухмылялся Федька. – А Вера Михална нам все про «Я помню чудное мгновенье» и «О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух» талдычит. А я смотрю, у него там дохрена интересных открытий было. Она могла бы и поподробнее все расписать. А вам, кстати, что в вашей школе рассказывают?
- Да все то же, что и вам, - отмахивался Вовка. – Только мы это все Брайлем читаем, или учитель вслух зачитывает.
- Что у тебя за жизнь вообще! - возмущался Федька, - Ни вот журналы позырить с телками, ни на порнуху подрочить. Хотя нет! Погоди! На порнуху-то ты все-таки можешь, она ж со звуками. «Йя-я, Йя-я, дас ист фантастиш-ш!» - начинал стонать он писклявым тонким голоском, и Вовка ржал с его стонов, покатываясь по кровати.
- Эй! Эй! – воскликнула мама, встряхивая Вовку за локоть.
Он вздрогнул, поморгал.
- Извини, мам, задумался!
- Нашел время, - возмутилась та. – Ты же знаешь, что тут одни ямы да колдобины. Пока тебя до твоей музыкалки доведу, семь потов сойдет все препятствия обходить.
- Извини.
- Да ладно уж! Мечтатель великий.
Этой дорогой – через старый неухоженный парк, по словам мамы, больше похожий на лес – они ходили на уроки фортепиано. В десять лет Вовка, будучи в гостях, сумел по памяти и на ощупь сыграть пару куплетов из «Два веселых гуся» и «Собачьего вальса», и понеслось. Подруга матери, присутствовавшая при сем роковом событии, настойчиво потребовала у той, чтобы ребенка сдали в музыкальную школу, и то, что тот не мог видеть ноты, ее не волновало. Она сама была там преподавательницей и взялась учить слепого мальчишку. Терпеливо объясняла, куда надо класть палец, и по десять раз повторяла с ним один и тот же мотив. Конечно, грандиозных успехов Вовка не достиг, но зато с того времени его жизнь была заполнена хоть каким-то, но доступным ему увлечением. Правда, полгода назад его самоотверженная учительница ушла в декрет, и Вовка был тогда очень расстроен, потому что вряд ли кто-то еще захотел бы заниматься с ним. Но тут эстафету перехватил другой, недавно появившийся в их музыкальной школе учитель - Александр Данилович. Молодой преподаватель только недавно переехал в их город и, видимо, оказался таким же сердобольным, как и Вовкина предыдущая учительница. Вовке нравилось общаться с этим мужчиной. Тот был еще молод, помнил школу и студенческие годы и мог рассказать интересные для подростка истории. Вовка по голосу и по манере речи слышал, что Александр – тот просил называть его по имени – очень интеллигентный и мягкий человек, понимающий его трудности и ненавязчиво помогающий лишь там, где действительно требуется помощь.
Вовка рос безотцовщиной. Отец бросил их с матерью сразу после того, как врачи сообщили молодой семье, что их сын никогда не будет видеть. Ушел, и от него остались лишь деньги, которые не слишком исправно, но приходили на счет Вовки в сберкассе. И слыша, как порой срывается от напряжения и плачет у себя в комнате измотанная безденежьем и неурядицами мама, Вовка вполне понимал его. Так что мужского воспитания ему не хватало, а Александр казался как раз таким человеком, с которого Вовка хотел бы брать пример.
- Ты опять? – проворчала мама.
- Ой, все, все! – встрепенулся Вовка. - Я весь внимание.
- Ну что мне с тобой делать? Неужели девочку какую-то хорошую в интернате встретил и теперь только о ней и мечтаешь?
- Нет, мам, что ты! Какие девочки! Ты же знаешь, кто со слепым захочет встречаться?
- Знаю! – вздохнула та. – Знаю! Но ты же у меня симпатичный, хоть и незрячий. Да, худенький и болезненный, зато какие у тебя волосы красивые. Что то золото. Нос от папаши твоего – ровный, без всяких горбинок. А глаза как раз мои. Хоть и блеклые, но большие. И разрез красивый. Если б ты еще почаще очки свои снимал…
- Да ну, мам! Зачем людей лишний раз пугать.
Мама сбавила шаг.
- Пришли. Осторожно, ступеньки!
Постукивая по каждой отзывающейся гулом ступеньке, Вовка поднялся на крыльцо и вошел в здание. На него сразу повеяло сырой прохладой неотапливаемого пока помещения. Издалека на него с обеих сторон лились нестройным хором мелодии скрипки, контрабаса и фортепиано. Они будто спорили друг с другом, чья мелодия лучше, и для непривыкшего к учебному процессу человека это была настоящая какофония, но Вовка уже давно привык к ней, мог отделить каждый мотив от остальных, а то, что пока неумело играли на фортепиано, даже мог повторить сам.
Когда мама завела его в класс, Вовка услышал, как скрипнул стул и прошелестел по клавишам, царапнув отполированный пластик пуговицами, рукав пиджака.
- Анастасия Петровна, добрый день. Здравствуй, Вова! – сказал спокойный мягкий голос.
Он буквально обволакивал своим негромким звучанием, заставляя Вовку улыбаться в ответ.
- Добрый день! – проронил он.
- Добрый день, Александр Данилович, - отозвалась мама. – Сегодня мне за ним зайти?
- Нет, нет! - ответил тот. – Он у меня, как обычно, на сегодня последний, так что я провожу его до дома.
- Что бы я без вас делала, - довольно вздохнула мама. – Так пришлось бы сидеть и ждать, а теперь я успею сходить в магазин и что-нибудь приготовить. Спасибо, что помогаете.
- Ну что вы! – скромно с улыбкой произнес Александр. - Мне не сложно, а Владимир очень хороший собеседник, и мне будет нескучно возвращаться вместе с ним домой.
- Спасибо, Александр Данилович. Ну, тогда я оставляю Вову. До встречи!
- Всего хорошего.
Мама напоследок погладила Вовку по плечу и отстранилась. Через полминуты за ней захлопнулась дверь, и еще через полминуты предплечья Вовки коснулись твердые узловатые пальцы. Ему эти пальцы напоминали лапки какого-то гигантского паука, такие же быстрые, тонкие и гибкие, как раз для игры на клавишных. Не то чтобы Вовка когда-либо щупал за лапки пауков, но Федька описывал очень похоже. Хотя, положа руку на сердце, у самого Вовки, который был тощ, как цапля, пальцы были не лучше. Свои руки он сравнивал с древесными веточками.
- Идем, Вова, – позвал его Александр, увлекая вперед.
Нащупав стул, Вовка приземлился у фортепиано. Привычно погладил клавиши, здороваясь с ними. Рядом скрипнул учительский стул, на который опустился Александр. Вовка чувствовал, что тот, как всегда, сел совсем близко - так, чтобы, если понадобится, направлять его незрячие пальцы.