— Что он из себя представляет?
— Представляет? Гм-м… Если так можно сказать… Вампир!
— Чушь! Я спрашиваю, кто он на самом деле?
— Я говорю, что он настоящий вампир. Вот увидите.
— О’кей. Пусть будет по-вашему. Вампир так вампир. Но один из нас все же должен с ним драться.
— Вы согласны?
— Еще один вопрос… Условия?
— Голыми руками. Разрешается все, что угодно, как в кэтче. Поймать его совсем не трудно. Он будет просто стоять и ждать вас. Его будет мучить страшная жажда, а также голод. Его можно только пожалеть.
— И если он потерпит поражение, вы отпустите пленников на свободу?
— Таков закон. Но такого еще никогда не случалось.
— Понятно. — Вы хотите меня убедить в том, что он очень сильный.
— О, он непобедим. В этом-то вся загвоздка. Разве можно получить хорошую церемонию, если она заканчивается как-то иначе, чем ожидает устроитель? Я излагаю всю историю боя перед тем, как он начнется, а затем мои люди становятся свидетелями правдивости моих слов. Это укрепляет их веру в судьбу и мою собственную связь с тем, как она действует.
Хасан взглянул на меня:
— Что он имеет в виду, Карачи?
— Это заранее предопределенная схватка, — сказал я.
— Как раз наоборот, — замахал руками Морби. — Вовсе нет. Этого не требуется. Когда-то на этой планете существовала старинная поговорка, связанная со спортом древних: «Никогда не ставь против чертовых яиц, или останешься без денег». Мертвяк непобедим, потому что он рожден с определенными способностями, которые потом были искусно развиты мною. Он отобедал многими борцами, и поэтому, разумеется, его сила равна силе всех их, вместе взятых. Всякий, кто читал Фрейзера, знает об этом.
Он зевнул, прикрывая рот.
— Если вы согласны на поединок, то я пойду посмотрю, как готовится место для церемонии. Сегодня днем вы должны выставить своего бойца. А вечером… — Он опять ухмыльнулся и пошел прочь.
— Чтобы ты споткнулся и сломал себе шею, — вырвалось у меня.
Он улыбнулся и помахал мне рукой.
Я собрал совещание.
— У них здесь есть мутант по прозвищу Мертвяк, который считается очень сильным. Я намерен бороться с ним сегодня вечером. Если мне удастся его одолеть, то нас, может быть, отпустят на свободу. Но я не очень-то верю в эти слова. Поэтому я предлагаю выработать план бегства, в противном же случае нас подадут на горячее. Фил, вы помните дорогу до Волоса?
— Думаю, что да. Но это было так давно. А где мы находимся?
— Если это может нам хоть немного помочь, — ответил Миштиго, расположившийся у окна, — то я вижу сияние. В вашем языке нет соответствующего слова, которым можно было бы передать этот цвет, однако оно вон в том направлении. — И он показал рукой. — Этот цвет я обычно вижу там, где поблизости есть радиоактивный материал или если воздух содержит значительное количество радиоактивных элементов. Это сияние простирается здесь на довольно значительное расстояние.
Я подошел к окну и посмотрел в указанном направлении.
— Это, возможно, «горячее» место, — сказал я, — И если это так, то они, значит, пронесли нас дальше вдоль берега, что уже неплохо, Кто-нибудь был в сознании, когда нас несли?
Никто не отозвался.
— Хорошо. Будем исходить из допущения, что это в самом деле «горячее» место и дорога на Волос должна быть там, — я указал направление, противоположное тому, которое указал Миштиго. — Поскольку луч солнца падает с этой стороны барака, а сейчас примерно полдень, держитесь противоположной стороны, как только окажетесь на дороге. Вам надо двигаться на восток. До Волоса не более двадцати пяти километров.
— Они могут пойти по нашему следу, — сказал Дос Сантос.
— Здесь есть лошади, — вмешался Хасан.
— Что?
— Выше по улице. В вагоне. Я видел троих возле самой ограды. Возможно, что их больше, хотя на вид это не очень сильные животные, но…
— Кто умеет ездить верхом? — спросил я.
— Я никогда в жизни не ездил на лошади, — сказал Миштиго, — но у нас есть животное, похожее на лошадь, и я ездил верхом.
Все остальные были знакомы с приемами верховой езды.
— Значит, сегодня вечером. Садитесь по двое, если нельзя будет иначе. Если лошадей окажется больше, чем понадобится, то выпустите остальных и разгоните. Пока они будут наблюдать, как я борюсь с Мертвяком, вы сделаете пролом в вагоне. Хватайте какое сможете оружие и пробирайтесь к лошадям. Фил, ведите их в Нариницу и повсюду упоминайте фамилию Коронес. Вас примут и защитят.
— Очень жаль, — сказал Дос Сантос, — но ваш план нам не подходит.
— Если у вас есть что-то получше, давайте послушаем, — заметил я.
— Прежде всего, мы не можем всецело полагаться на господина Гребера. Пока вы были без сознания, он очень сильно страдал от ран и был довольно-таки слаб, Джордж считает, что у него был в конце концов сердечный приступ после нашей схватки с куретами. Если с ним что-нибудь случится, то мы пропали. Нам нужны вы, и только вы способны вырвать нас отсюда, если нам удастся вырваться на свободу. Вы просто не имеете права рассчитывать на господина Гребера. Во-вторых, вы не единственный, кто способен драться с этим экзотическим зверем. Я думаю, что Хасан лучше справится с этим…
— Я не могу просить его об этом, — сказал я. — Даже если он победит его, его самого, скорее всего, тотчас же разлучат с нами, и, несомненно, эти дикари очень быстро с ним расправятся.
Скорее же всего, он поплатится жизнью. Вы наняли его, чтобы он убивал для вас, но не умер ради вас!
— Я буду драться, Карачи, — заявил Хасан.
— Вам не следует драться, мой друг, — покачал я головой.
— Но я хочу.
— Как вы себя чувствуете? — спросил я у Фила, игнорируя заявление Хасана.
— Лучше, гораздо лучше. Я думаю, что это был всего-навсего какой-то пустяк. Пусть вас мое здоровье не тревожит.
— Вы чувствуете себя настолько прилично, что сможете добраться верхом до Макриницы?
— Не может быть и сомнений в этом. Лучше уж верхом, чем пешком. Я практически рожден для верховой езды. Вы должны помнить, что когда-то…
— Помнить? — удивился Дос Сантос. — Что вы имеете в виду, господин Гребер? Как может Конрад помнить…
— Помнить его известную балладу о всаднике, — вставила Красный Парик. — Когда-то господин Гребер написал отличную балладу о «красном всаднике».
— Хватит, — прекратил я все разговоры. — Здесь только я за все в ответе. Я даю распоряжения, и только я решаю, что драться с вампиром буду я.
— В подобной ситуации, я считаю, нам следует быть более демократичными, — пожала плечами Красный Парик. — Не забывайте, что только вы родились в этой стране. Как бы ни была хороша память Фила, вы с большим успехом сможете вывести нас отсюда в ту деревню. Учтите, что мы будем очень спешить. Вы не приказываете Хасану умереть и не бросаете его на произвол судьбы. Он вызывается на все это исключительно, подчеркиваю, исключительно добровольно.
— Я убью Мертвяка, — сказал Хасан, — а затем догоню вас. Я знаю множество способов укрытия от преследования. А затем я пойду по вашему следу.
— Это мое дело — убить вампира!
— Тогда, раз мы не можем договориться, пусть нас рассудит жребий, — заявил Хасан. — Если только у нас не забрали деньги вместе с оружием.
— У меня есть кое-какая мелочь, — сказала Эллен.
— Подбросьте ее вверх, — попросил я и, когда монета стала падать, произнес: — Орел!
Хасан пожал плечами. Он оказался «удачливее» меня… и мне оставалось только пожелать ему победы.
Хасан усмехнулся:
— Так у меня на роду написано…
Затем он сел, прислонившись спиной к стене, вытащил узкий нож и начал подрезать ногти. Он всегда был очень опрятным убийцей и всегда считал, что опрятность в чем-то сродни черной магии.
Когда солнце стало медленно клониться к западу, Морби снова навестил нас, приведя с собой целый конвой куретов с мечами.
— Пришло время, — торжественно объявил он, — и вы должны сказать нам, кто из вас рискнет сразиться с нашим богатырем?
— Хасан! — сказал я.
— Очень хорошо. Тогда пошли. Только, пожалуйста, без всяких там глупостей. Меня коробит от мысли, что на праздник будет доставлен испорченный товар…
Окруженные со всех сторон мечами, мы вышли из барака и проследовали вдоль деревни. Прошли мимо вагона и увидели там лошадей. Лошади были далеки от совершенства, их бока к тому же покрывали язвы. Каждый из нас, проходя мимо них, все же внимательно осмотрел каждую, как бы уже примеряясь, какую выбрать.
Деревня состояла примерно из тридцати бараков, таких же, как и тот, в котором нас держали. Мы шли по грязной дороге, усеянной мусором. Отовсюду воняло потом, мочой, гнилыми фруктами, едким дымом.
Пройдя около ста метров, мы повернули налево. Улица здесь заканчивалась, и дальше мы спустились по тропе вниз с холма к большому расчищенному месту.
Толстая лысая женщина с огромной грудью и покрытая раковыми наростами на лице, возилась около очага, предназначенного для поджаривания туш. Увидев нас, она улыбнулась и громко причмокнула.
Впереди, чуть дальше, была расположена площадка с хорошо утрамбованной голой землей. Огромное, обвитое лианами тропическое дерево, приспособившееся к нашему климату, стояло на одном краю площадки, а вокруг него были расположены в несколько рядов более чем двухметровые факелы, пламя которых развевалось на ветру, подобно знаменам.
На другом конце стоял наиболее аккуратный из всех бараков, видимых нами здесь, высотой в пять метров и метров десять шириной по фасаду. Он был выкрашен в ярко-красную краску и весь покрыт магическими символами, похожими на языческие письмена северо-американских индейцев. Посреди фасада была высокая дверь, которую охраняли два автоматчика-курета.
Солнце уже почти зашло за горизонт. Морби заставил нас прошагать через всю площадку к дереву. Около ста зрителей восседало на земле по обе стороны площадки с зажженными факелами.
Морби величественно показал в сторону красного барака.
— Как вам нравится мой дом? — спросил он.
— Просто прелесть, — ответил я.
— Со мной живет один мой приятель, но днем он спит. С ним вы и должны будете встретиться.
Мы подошли к подножию большого дерева. Морби оставил нас там на попечение стражи, а сам вышел на середину площадки и обратился к куретам по-гречески.
Мы договорились между собой, что будем ждать почти до самого конца поединка, каков бы ни был его исход. Когда дикари будут более всего возбуждены и все их внимание сосредоточится на последнем аккорде поединка, мы попытаемся вырваться. Мы поставили женщин в центре нашей группы. Сам я пробрался к воину, державшему меч в правой руке. Я намеревался прикончить его на месте. Но очень плохо было то, что мы находились на дальнем конце площадке. Чтобы пробиться к лошадям, нам нужно было проложить себе путь через все это пространство.
— И тогда, тем вечером, — говорил Морби, — Мертвый поднялся, сокрушив этого могучего воина, Хасана, переломав ему кости и бросив его на наше место для пиршества. Затем, после того как он убил этого страшного врага, он выпил его кровь прямо из горла, съел его печень, сырую и еще дымящуюся. Вот что он сделал в ту ночь. Велико было его мужество…
— Могучий! О, могучий! — взревела толпа, и кто-то начал колотить в барабан.
— Теперь мы будем звать его, чтобы он снова был с нами! — закричал Морби.
Толпа одобрительно взревела.
— Чтобы снова был с нами!
— Ура! Ура! Ура!
— С острыми белыми зубами!
— С белой, белой кожей!
— Руками, которые все крушат!
— Ртом, который пьет!
— Кровь жизни!
— Великое наше племя!
— Великий Мертвый! Великий Мертвый!
Глотки людей, полулюдей и нелюдей дружно обрушили этот дикий рев на площадку, как могучую волну прилива.
Наши стражники также ревели во всю глотку.
Миштиго закрыл свои чувствительные уши, лицо его выражало крайнее мучение. Голова моя тоже зазвенела. Дос Сантос перекрестился, но один из стражников покачал головой и поднял свой меч. Дос пожал плечами и снова повернул голову в сторону дикарей.
Морби подошел к бараку и трижды постучал по двери.
Один из стражников распахнул ее перед ним. Внутри виднелся огромный черный катафалк в окружении черепов людей и животных. На нем покоился огромный гроб черного дерева, украшенный яркими изогнутыми полосками.
По приказу Морби стражники подняли крышку.
В течение следующих двадцати минут он делал множество уколов во что-то, что было внутри гроба. Движения его были медлительными и полными торжественности. Один из стражников отложил в сторону меч и начал помогать ему.
Барабанщики продолжали отбивать по своим барабанам прежний ритм. Толпе стало интересно, и она притихла.
Наступила абсолютная тишина.
Затем Морби повернулся к племени.
— Сейчас Мертвый поднимется! — торжественно провозгласил он.
— Восстанет! — завопила толпа.
— Сейчас он придет, чтобы принять новую жертву!
— Сейчас он придет… — вторила толпа.
— Воскресни, Мертвый! — заорал Морби, повернувшись к катафалку.
И он воскрес!
Огромный и необъятный!
Похоже, что он весил не менее полутора центнеров.
Он присел в своем гробу и стал озираться. Потом потер грудь, под мышками, шею и поясницу. Выбравшись из своего огромного ящика-гроба, он тяжело облокотился о катафалк. Морби теперь казался рядом с ним карликом. На великане были только набедренная повязка и огромные сандалии из козьей шкуры. Кожа его была белая, мертвенно-белая… белая, как медуза…
— Альбинос! — прошептал Джордж, и голос его стал слышен в каждом углу площадки, потому что это был единственный звук.
Морби бросил взгляд в нашу сторону и улыбнулся. Он взял Мертвяка за руку с короткими, тупыми пальцами и вышел из барака на площадку.
Мертвяк отпрянул назад, испугавшись света факелов, но затем снова выпрямился. Когда он подошел поближе, я с интересом начал изучать его лицо.
— На его лице нет следов разума, — тихо сказала Красный Парик.
— Вы видите его глаза? — спросил Джордж, щурясь: его очки были разбиты в драке.
— Да, они розоватые.
— У него есть складки эпикантуса?
— Гм… Да.
— Ха-ха. Он монголоид и, держу пари, полнейший идиот. Вот почему Морби так легко управляется с ним. И посмотрите на его зубы! Похоже, что они подпилены!
Я присмотрелся. Мертвяк оскалился, потому что начал осматривать цветастую верхушку головы Красного Парика, и я увидел уйму отличных острых зубов.
— Его альбинизм является главной причиной ночного образа жизни. Смотрите! Он уклоняется от света факелов! Он чрезвычайно чувствителен ко всей видимой части спектра.
— А что вы можете сказать о его гастрономических наклонностях? — поинтересовался я.
— Они приобретены в процессе воспитания. Многие примитивные народы пили кровь своего скота. Некоторые сохранили этот обычай вплоть до начала Двадцатого века. Вы обратили внимание на тех лошадей, мимо которых мы проходили? Кровь, как вам известно, очень питательна, если только вы сможете предохранить ее от свертывания, и я уверен, что Морби наверняка держит этого идиота на подобной диете с самого детства. Поэтому он, конечно, вампир — так он был воспитан.
— Мертвый воскрес! — закричала толпа.
— Мертвый велик!
Морби медленно огляделся и внезапно направился к нам, оставив вампира одного среди площади с идиотской ухмылкой на лице.
— Мертвый велик! — произнес он, подойдя к нам и ухмыляясь точно так же, как и его воскресшее дитя. — Он изумителен, не так ли?
— Что вы сделали с этим несчастным существом? — спросила Красный Парик.
— Почти ничего, — махнул рукой Морби. — Он родился уже подготовленным для такой роли.
— Что за инъекции вы ему делали? — спросил Джордж.
— О, перед тем, как выпустить его на этот поединок, я накачал его болевые нервы новокаином. Отсутствие реакции на боль только усилит его ореол несокрушимости. Кроме того, я сделал несколько гормональных уколов. За последнее время он набрал вес и поэтому стал несколько неуклюж. Так что уколы послужат некоторой компенсацией излишнего веса.