Бездельничать я не привык. Прикинув и так и этак, решил заняться разбором своих набросков, благо накопилось их до неприличия много. Кое-что нужно отложить в отдельную папку, что-то перевести в цифру, когда еще времени будет навалом?
Как назло, первым попался альбом с венецианскими рисунками. И я пропал. Как будто снова окунулся в ту атмосферу и оказался вдруг отравлен ею. Будто наяву я ощущал горьковатую терпкость дорогого одеколона, гладкость золотисто-смуглой кожи, биение жилки на шее… Внезапно мир сузился до этого парня, который улыбался с моих же рисунков не менее загадочно, чем пресловутая Мона Лиза. Изгиб спины, линия скул, пальцы, держащие бокал, как медленно действующий яд, наркотик, проникший в кровь и требующий новой дозы…
Увы, надежды на то, что приступ острой влюбленности пройдет за несколько дней, не оправдались.
Возникла крамольная мысль избавиться от наваждения радикальным способом – выбросить, уничтожить все напоминания о той ночи. Только я не был уверен, что через десять минут не побегу с бешено колотящимся сердцем рыться в помойке, пытаясь отыскать в грудах мусора листы с набросками, или если решусь сжечь, не стану упорно восстанавливать их по памяти.
Я сидел в мастерской на любимом расшатанном стуле. Вытянув ноги и закинув руки за голову – любимая поза для размышлений. Белые стены делали свет весеннего солнца почти нестерпимым, и перед глазами плавали цветные пятна, трансформируясь в знакомые образы. Какая тут нафиг цифра?! Нет-нет! Сердце совершило кульбит и радостно застучало в горле от идеи, внезапно снизошедшей свыше. Прикусив губу, оценил фронт работ. Разделил мысленно периметр помещения на секторы, вспомнил количество набросков… Эх! Ничего не поделаешь, придется отбирать только самые лучшие! И цвет. Минимум цвета! Черный, красный и, быть может, серый. Да, однозначно. И акрил. Матовые быстросохнущие акриловые краски, нелюбимые многими как раз за это и еще за излишнюю яркость. Но мне как раз нужны именно они, по идее на стенах должны получиться своего рода фрески. Оставалось дело за малым: подготовить стены двадцатиметровой студии…
Не знаю, наверное, это свойство любой творческой натуры - выпадать из реальности в процессе. Опомнился я только тогда, когда в холодильнике закончились даже замороженные пельмени, не говоря уже о каких-то иных припасах. Организм настойчиво требовал пищи, движения и свежего воздуха. Пришлось совмещать требования и идти в дальний магазин, попутно отмечая произошедшие в природе изменения. Месяц закончился непозволительно быстро. С работ не беспокоили деловыми или праздными звонками, что радовало и огорчало одновременно. Зато в этом незапланированном отпуске был свой огромный плюс – я выполнил задуманное! Двенадцать набросков обрели жизнь на стенах. Возможно это банально, но мне очень нравилось, что теперь на каждый месяц у меня есть свой отдельный «котенок». «Котик»-январь с бокалом рубинового вина – праздник. «Котенок»-февраль закутан в накидку, и кроме верхней части маски с ушками, ничего не видно в обилии складок, и так далее.
Солнце грело уже совсем по-весеннему. Активно таяли сугробы, образуя на дорогах лужи. Я лениво думал, что почти две недели, проведенные в добровольном затворничестве, пролетели совершенно незаметно, и даже странно, что мама и та не поинтересовалась, как дела у сыночка. С работы не звонили - ладно, нет заказов, так и никому я там не нужен, а вот поведение единственного близкого человека настораживало. Порывшись в карманах, с удивлением обнаружил, что средство связи благополучно забыто дома. Черт! Так что пока закупался продуктами, пока шел обратно, все размышлял над странным поведением мамы. И только дома, уже распихав добытую в неравной битве с прилавками супермаркета снедь по местам, сообразил, что айфон-то я и не зарядил ни разу. А он, бедняга, скончавшись от голода на второй день пребывания на родине, признаков жизни, естественно, не подавал.
- Трындец! – единственное слово, коротко, но емко охарактеризовавшее ситуацию, выразило всю гамму испытываемых чувств.
От мамы был один неотвеченный вызов, зато с работы целых пять. В принципе, надеяться, что заказы все еще ждут именно меня, не стоило, поэтому отзвонился исключительно для проформы, дабы сообщить, что готов к трудовым подвигам во славу золотого тельца. Выслушав сожаления по поводу моего отсутствия в нужный момент и заверения, что следующий заказ мой, отключился. Нужно было повиниться перед мамой.
- Серж, - донесся до меня сквозь шум и треск голос мамы, - с тобой все в порядке, дорогой?
- Да, все отлично, прости. Заработался немного.
Мама немного пожурила меня по этому поводу и потом сказала:
- Дорогой, мы тут с Вито поехали в свадебное путешествие. Ты знаешь, я так давно мечтала посетить Долину Гейзеров…
Да-да, новоявленного отчима стоило пожалеть. Если он, наивный, надеялся на какой-нибудь Майами или горнолыжный курорт, то сильно ошибся в выборе спутницы жизни. Долина это еще цветочки. Хотелось позлорадствовать по этому поводу, но я благоразумно промолчал, лишь выразив подобающее случаю восхищение. Слава всем богам, что теперь таскают за собой не меня!
- Серж, милый, - продолжала мама, - Вито решил открыть ресторан и в России.
- Очень рад, - в авторстве этой идеи сомневаться не приходилось, мама реально вознамерилась привязать нового мужа и к себе, и к своей стране, потому что оставлять бизнес надолго без присмотра она бы не стала.
- Ах, но у нас же медовый месяц. Поэтому мы решили, что этим займется Гвидо, а ты поможешь. Ну там подскажешь по нашим реалиям и, надеюсь, не откажешь в помощи при оформлении интерьера.
Я какое-то время слушал короткие гудки. Они решили! Припрется весь из себя счастливый новый родственничек, и что с ним прикажете делать? Пока, правда, никаких намеков на посещение в ближайшем будущем не было. Позвонит, наверное. Хотя, это я привык, что мама всегда лихо обращалась и со скачущими лошадками, и с горящими избами, а вот горячие итальянские мачо могут испытать культурный шок, обнаружив внезапно суровый славянский матриархат в одной отдельно взятой семье. Сюрприз!
Я рассмеялся. В пустой квартире мой хохот прозвучал странно, отражаясь от стен мастерской, он как будто дробился и усиливался вместо того, чтобы затихать, навевая нехорошие ассоциации. В общем, стало ясно, что пора отдыхать. Съесть парочку покупных котлет перед сном и в люлю.
В спальне, где тоже преобладали белые тона, я долго смотрел на стену и понимал, что она выглядит неприлично пустой. Густо-синих штор вдруг стало мало, чтобы придать комнате необходимый объем и яркость. Сюда просилась картина. Большая, метра полтора в длину. И что бы я хотел видеть, засыпая, каждый день? Ответ, увы, был очевиден и хранился в недрах айфона.
Глава 7
Подготовка стены заняла почти целый день. Идею написать полноразмерную картину маслом я отмел сразу – задумка требовала легкости и воздушности, что с тяжелым глянцем масляных красок невозможно по определению. Да и такая картина потребовала бы тяжёлой рамы, что в габаритах моей спальни выглядело бы нелепо. Поэтому решение сделать что-то типа фрески было оптимальным.
Я перегнал на компьютер фотографии с айфона и завис. Острое желание накатило жаркой волной, заставило нервно облизывать сохнущие как в лихорадке губы. Идеальный изгиб спины, округлые ягодицы и рука, спокойно лежащая вдоль тела, завораживали, вызывая противоречивые чувства: одновременно хотелось и дрочить на это совершенство, и запасаться мрамором, дабы отсечь все лишнее и явить миру новый шедевр в духе великих мастеров. Жаль, что я не скульптор!
Пальцы сами по себе потянулись к ширинке… Котенок, что же ты делаешь со мной?!
После парочки оргазмов фотошоп слушался из рук вон плохо. Тем не менее за вечер успел отредактировать фото, приблизив к желаемому варианту, получилось весьма неплохо. Правда, теперь меня беспокоил один вопрос: как скоро на руках появятся мозоли от непрерывного мастурбирования? Потому что не реагировать на такую провокацию просто невозможно. Вопрос о состоянии самого детородного органа при таком активном использовании я себе малодушно не задал.
Улегшись в кровать, я еще несколько минут помедитировал на загрунтованную поверхность будущей фрески и заснул умиротворенный, мечтая скорее завершить начатое сегодня дело.
К сожалению или к счастью, но когда нахожусь в творческом экстазе, я мало реагирую на окружающую обстановку. Поэтому, когда, наконец, завершил свой эпохальный труд и прилег на покрывало, дабы оценить результат, то про валяющийся на столе разряженный айфон так и не вспомнил. Занятый размышлениями о том, как оформить край моей фрески, не сразу понял, что же именно меня так раздражает. Малодушно подавил желание сделать вид, что никого нет дома, все-таки поднялся с кровати. Консьерж внизу был дотошнейшим малым, в молодости работавшим на режимном объекте. Мимо него и муха без уведомления куда и зачем она следует не пролетала. Так что если он и пустил гостя внутрь святая святых – подъезда, то однозначно был уверен, что я дома.
– Иду я, иду, – тапок почему-то никак не находился, и плюнув на обувание, я пошел открывать босиком. Благо семнадцатый этаж, полы достаточно теплые.
За дверью оказался жутко недовольный мужик в черном пальто. Он кутал нос в поднятый воротник и недобро смотрел на меня.
– Чему обязан? – нелюбезно спросил я.
– Вы есть Серж Вагин? – уточнил гость по-английски, сверля меня жгучими карими глазами.
– Да.
– Я Гвидо Ди Стефано, – отрывисто сказал он.
– О! – только и сумел выдавить я и посторонился: деваться все равно было некуда. Выставить нового родственничка обойдется себе дороже.
– До вас невозможно дозвониться, – заявил он в прихожей, снимая пальто.
– Проблемы со связью, – туманно ответил я. Логично же: незаряженный телефон по определению их имеет. С другой стороны представляю, как тяжко пришлось иностранцу в нашей стране. Беднягу впору пожалеть. За такси отдал, наверное, тысяч пять, в аэропорту дешевле вряд ли получилось бы взять машину. А добираться общественным транспортом я бы тоже не рискнул.
Гвидо что-то пробурчал себе под нос на родном языке, повесил пальто на вешалку и, разувшись, пошел в сторону кухни, оставляя мокрые следы – где-то успел промочить ноги. Приказав совести заткнуться и идти спать, я поплелся следом: как хороший хозяин я должен был предложить ему чаю, да и горячий душ не помешал бы.
От чая он не отказался, правда, посмотрел скептически на пакетики, но от комментариев воздержался. Идея с душем Гвидо тоже понравилась, хотя он и огорчился, что ванны у меня нет, только кабинка. Опять что-то сказал на итальянском, выслушал ценные указания типа: «Здесь кран, здесь мыло, а тут полотенце» - и закрыл за мной дверь. Я пожал плечами – если еще что-то понадобится, или сам найдет или позовет, спросит.
Я порылся в холодильнике: из еды были покупные котлеты и пачка пельменей. Майонеза, сметаны и кетчупа у меня не водилось, зато нашлось сливочное масло, по мне так пельмени были даже вкуснее, а уж под водочку... Ладно, выйдет из душа – предложу. Может быть, сто грамм примирят его с суровой действительностью в моем лице.
Вообще Гвидо произвел странное впечатление. Не вязались в моем представлении хорошие вещи, надетые на нем, с общей какой-то неухоженностью. Или мне просто так кажется? И в европах трехнедельная небритость и отросшие до состояния бесформенности волосы самый писк? Хотя, какое мне дело? Я поскреб рукой подбородок – да уж, не мне кидать в нового родственничка камни. Сам неделю не брился. Или больше?
Я скучал на кухне за чашкой остывшего чая. Что можно делать в ванной полтора часа? По мне, принять душ можно за десять минут. Разве что замерз настолько? В морозилке стыла литровая «Финляндия». Купленная полгода назад в порыве непонятного вдохновения, она так и стояла на нижней полке в шкафу – желание напиться прошло так же внезапно, как и накатило. Так вот, от ста грамм однозначно было больше проку, чем от часового стояния под душем. Согрелся, накатил и как огурец! Кстати, об огурцах – вспомнил о банке маринованных корнишонов и поставил на стол.
Гвидо появился внезапно. Тихо просочился на кухню, распаренный, розовый от горячей воды и гладко выбритый. Мокрые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб. О! Мне стало стыдно за свой видок.
И как, интересно, по-английски «С легким паром?». Пришлось вместо этого спрашивать:
– Все хорошо?
– Да, спасибо.
Убиться, какие мы вежливые тут собрались.
– Обедать будешь?
– А что на обед? – хороший вопрос! Еще бы знать, как перевести про пельмени.
– Вот, – я вытащил из морозилки пресловутую пачку, – сейчас сварим и съедим.
Выражение его лица мне не понравилось. Как будто отраву предлагают.
– Больше ничего нет, – я демонстративно распахнул холодильник, – но под водку будет очень хорошо.
Гвидо скептически покачал головой, снова что-то выдал по-итальянски и полез искать кастрюлю. Я не возражал. Кто я такой, чтобы мешать профессионалу?
– Я пока тоже схожу в душ.
– Это быстро сварится, – попытался задержать меня он.
– Пока вода закипит, пройдет минут десять, потом еще пять на варку, успею.
Гвидо пожал плечами и отвернулся, а я быстренько смылся в душ, все же очень хотелось привести себя в порядок.
Я успел как раз к тому моменту, когда сварились пельмени. Гвидо хмыкнул, но промолчал, накладывая их в тарелки. Он даже умудрился накрыть стол правильно, я тоже хмыкнул – ну раз так нравится, то и пусть.
– За встречу? – поднял я первый тост.
– Чин-чин, – улыбнулся Гвидо, а у меня внутри что-то екнуло, на секунду показалось, что изгиб губ похож на «котика». Но это была всего лишь игра воображения. Этот хрипловатый голос мало напоминал тот, который я помнил и тщательно берег в душе.
– За здоровье? – предложил я и поднял рюмку.
– Да, очень хочется. Что-то простуда не отпускает, – согласился он и стукнул краем стопки о мою. – Странная традиция.
Если бы познаний в английском хватило, я бы рассказал, откуда это пошло – еще с тех временем, когда феодалы и прочие рыцари опасались за свою жизнь, боялись отравы и сильно стукались кубками, дабы вино смешивалось, чтобы доказать, что яда нет. Может быть, когда-нибудь и поведаю, а пока можно просто улыбнуться. Улыбка у нас универсальный ответ на множество вопросов.
– Прости, я немного устал и хотел бы отдохнуть. Помоги вызвать такси, где-то у меня забронирован отель.
– Не находишь, что это глупо? Могу предложить совершенно новый диван в гостиной или, если, хочешь, можешь занять спальню, – я прикусил язык, – хотя нет, я там работаю.
Надо же быть таким идиотом? Совсем забыл про картину. Ее как-то не хотелось никому показывать.
– Ничего страшного, – он двинулся по коридору, – я не претендую, но хотелось бы посмотреть на твои работы.
Глупо было удерживать его. Разве что попытаться грудью закрыть дверной проем.
Гвидо вошел в спальню, благо искать ее было не нужно – приоткрытая дверь выдавала. Картина, расположенная справа от входа, сразу в глаза не бросалась. Зато манекен с надетым на него карнавальным костюмом не заметить было нельзя. Гвидо замер. Сделал шаг в направлении манекена, покосился на картину и медленно обернулся ко мне.
– Птичка? – срывающимся голосом прошептал он и нервно облизал губы. – Птичка?!
Глава 8
Я захлебнулся воздухом: ну это же надо такому случиться! Гвидо разразился речью на итальянском. Ругается? Радуется? Не понять, по лицу не определишь, но глаза горят и дышит неровно. То ли прибить хочет, то ли еще чего. На второй вариант я бы согласился, от воспоминаний о том, что мы вытворяли в том убогом номере, бросило в жар, щеки запунцовели. Гадство! Мужики, которым к тридцатнику, не должны так неприлично краснеть. Не должны!
– Не понимаю, – безнадежно сказал я, устав слушать.
– Ты зачем ушел тогда? – задал он вопрос по-английски, с трудом подбирая слова. – Зачем? Почему? Я искал по всей Венеции!
Ну что ему ответить? Что не придал значения, что решил не продолжать случайное знакомство, что хотел избежать утренней неловкости между двумя случайными любовниками? Все вроде и так и не так, ведь понял я, что влюбился, уже гораздо позже, но как донести все эти тонкости и нюансы на чужом языке? Я вздохнул и улыбнулся.