– Позволишь взглянуть? – его голос вернул в реальность, и я молча развернул скетчбук в его сторону.
– Не отдашь? – он правильно понял мое нежелание расставаться с наброском.
– Нет, – я попытался смягчить отказ улыбкой.
– Тогда я требую компенсации, – низким вибрирующим тоном произнес он, – за потраченное время прошу позволения показать тебе город.
Я рассмеялся:
– Не слишком ли высокая плата за четверть часа?
– Пойдем, ты не пожалеешь. Я покажу тебе ту Венецию, которую обычно не видят туристы.
Предложение было заманчивым. Прикинув и так и этак, я согласился.
– Но ты позволишь рисовать тебя еще!
– Сколько угодно, птичка, сколько угодно, – и он отвесил мне почти придворный поклон.
Это был один из самых странных вечеров в моей жизни. Виноват ли был в этом языковой барьер – английский не был родным ни одному из нас, или просто так действовал сам город и карнавал, сложно сказать, но мы почти все время молчали. Только я рисовал его как сумасшедший. В ресторанчике с бокалом вина, на парапете какого-то моста, в гондоле… С десяток разноплановых рисунков и попыток передать ощущения от его присутствия. Как наваждение, право слово!
Было уже далеко за полночь, но город и не думал затихать. Ярко освещенные дома, улицы и каналы, толпы праздно шатающихся людей, я давно потерялся в пространстве. Понимал только то, что мы довольно далеко от привычных туристических маршрутов. Странно, но мысли о том, что новый знакомый может оказаться мошенником, а то и кем-нибудь похуже, даже не возникало. Рядом с ним я чувствовал необыкновенный душевный подъем и радовался жизни как ребенок.
Внезапно он толкнул меня в подворотню. Прижал к стене дома и прижался всем телом, жарко дыша в ухо.
– Я хочу тебя поцеловать, – когда губы, хранящие легкий аромат вина, коснулись моих, я едва устоял на ногах, настолько этот поцелуй взбудоражил кровь. Сразу стало неважно, что спина прижимается к холодному и неровному камню, возбуждение горячей волной пронеслось по венам и сконцентрировалось в паху. Кажется, я застонал от избытка чувств.
– Пойдем, – он схватил меня за руку и затащил в какой-то полутемный и малолюдный бар.
Я с интересом оглядывался: обстановка скорее напоминала английский паб, нежели заведение в Италии. Массивные столы, лишь два или три из которых были заняты, усугубляли сходство.
Не отпуская моей руки, он подошел к стойке. Пара минут переговоров на итальянском, и бармен бросил на покрытую поцарапанным пластиком поверхность ключ.
– Пойдем, – спутник дернул меня за руку и потащил к почти незаметной двери в углу.
Щелкнул выключатель. Свет одинокой лампочки озарил крутую лестницу с истертыми деревянными ступенями, по которой мы поднялись почти бегом и уткнулись в дверь на самом верху. Он долго возился с замком, не попадая впотьмах в замочную скважину, и, не отпуская моей руки, шепотом ругался. Я не понимал, конечно, но общий смысл улавливал, и от этого было смешно. А может быть, не от этого, а от выпитого раньше вина, от всей ситуации, ведь как ни крутись, а я собирался переспать с парнем. Иллюзий относительно намерений «котенка» я не питал.
Наконец, дверь сдалась и, повинуясь нетерпеливому толчку, лениво открылась, снова щелкнул выключатель – мой знакомый знал, где искать, от этого открытия стало чуть-чуть неуютно.
– Как же я хочу тебя, – простонал он, вжимая в очередную вертикальную поверхность.
Из-за его плеча мне была видна часть очень скромно обставленной комнаты. Потертый домотканый коврик на полу, кровать с железными спинками и шишечками на верху вертикальных стоек – все это напоминало деревенский дом где-нибудь на родине.
Уверенные руки между тем ловко освобождали от одежды. Я чувствовал себя немного глупо – в теории я прекрасно знал, что будет дальше, с некоторыми девушками даже практиковал нетрадиционный секс, но вот сейчас-то стоял вопрос о том, кто будет сверху, а кто снизу. Как об этом договариваются?
– Я должен тебе сказать, – английские слова находились с трудом.
– Что? – «котик» напрягся, губы плотно сжались, и я в очередной раз завис, любуясь их формой. – Что? – повторил он и слегка встряхнул меня за плечи, не дождавшись ответа.
– Я никогда не был с мужчиной, – надеюсь, я сказал именно то, что хотел.
– Что? – растерянно переспросил он.
– Первый раз с мужчиной. Я. С тобой. – Ненавижу английский хотя бы за то, что когда волнуюсь, вообще не могу вспомнить грамматику.
– Я у тебя первый?
Я закрыл глаза и кивнул. Возбуждение немного улеглось, и стало немного страшно.
– Не бойся, я буду… – что «буду» я не понял, не знал слова. Надеюсь, что мне пообещали много ласки и нежности.
Он обращался со мной как с хрустальной вазой. Я лежал на пахнущих лавандой простынях, плавясь в умелых руках и чуть не хныча от желания разрядки. Его губы скользили по разгоряченной коже, их сменял горячий влажный язык, и как довершение изощренной пытки, к влажным дорожкам, вслед за языком приходила прохладная гладкость маски. Пытка!
– Не могу больше, – выдохнул я и дернул бедрами вверх в надежде хотя бы потереться о чужое тело.
Он отстранился, задумчиво поглядел на меня, я видел голодный блеск его глаз в прорезях маски.
– Не можешь? – низким голосом уточнил он, и я понял, что сдерживаться ему ох как непросто.
Рука скользнула вниз по животу, пальцы мимолетно приласкали пупок и почти сразу же сжали мошонку.
– Хорошо, – прошептал он, и я почувствовал, как палец уперся в мой мгновенно сжавшийся сфинктер, – хорошо, – снова прошептал он совсем другим тоном и потянулся к смазке и презервативам на прикроватном столике.
Мы снова целовались. Это успокаивало и возвращало желание пойти до конца. Я был уверен, что если не здесь и не сейчас, то никогда и ни с кем больше не решусь на подобный эксперимент. Его ладонь плавно скользила по моему стволу, а сам он гибкими кошачьими движениями терся о бедро. Горячая кожа скользила по моей… Я терялся в ощущениях и как будто плыл в облаках, невесомый, как они.
Он скользнул вниз, лишая тепла своего тела. Это было неправильно. Я был против, но все мысли испарялись под напором удовольствия, подаренного его ртом. Минет в исполнении парня был сказочно хорош, хотя я и подозревал, что изрядно подогревала мой интерес сама ситуация, ее необычность и в какой-то мере запретность.
Я даже не понял когда на моем члене оказалась резинка, и только резкая смена позиции и жаркий шепот в ухо: «Давай!», – внезапно вернули в реальность. Пока я рефлексировал и привыкал к мысли о потере анальной девственности, все решили за меня, и из принимающей стороны я вдруг превратился… В общем, наоборот…
Я посмотрел на экран айфона: более десятка неотвеченных вызовов. Черт, они же волнуются, а я тут развлекаюсь. Память услужливо напомнила, как именно все происходило. До мельчайших подробностей. Позы, звуки и совершенно нереальный кайф, от которого до сих пор подрагивали мышцы и плохо держали ноги. Я покосился на своего первого любовника: он крепко спал, обняв подушку и приоткрыв рот. Самое странное, что за несколько часов активных кувырканий в постели маски мы так и не сняли.
Вновь до судорог в пальцах захотелось нарисовать его. Вот таким утомленным и удовлетворенным, запечатлеть этот изгиб спины, идеальные ягодицы и полуоткрытые губы…
Айфон завибрировал вновь – мама не теряла надежду дозвониться. Я сбросил вызов и набрал сообщение, что скоро буду, и напоследок, понимая, что времени не хватит нарисовать то, что хочется, сделал несколько кадров. Не смог удержаться.
Внизу никого не оказалось, только тот самый бармен, зевая, вышел из подсобки, когда я дернул закрытую дверь. Что-то сказал недовольным тоном и выпустил меня в серые сумерки раннего утра.
Глава 5
Добраться до дома получилось где-то через час. Почему-то подспудно ожидал, что в холле встретит разгневанная мать, выскажет все по поводу поведения единственного сыночка, но я оказался не готов к встрече с Вито.
– Серж, ваше поведение недопустимо.
– Простите? – опешил я от такой наглости.
– Вы заставили мать волноваться!
– Перед ней извинюсь, но я взрослый человек и не обязан отчитываться о каждом шаге, – таких людей нужно сразу ставить на место, это было известно по печальному опыту – нежелание ссориться они воспринимают как слабость.
– Но…
– Мы разберемся сами, – отрезал я, – полагаю, мама спит?
– Да, – Вито кипел и едва сдерживался, – напилась снотворного и успокаивающих…
Меня разобрал смех.
– Давайте без мелодраматических эффектов. Я знаю свою мать гораздо дольше, чем вы, Вито. Она не уважает таблетки ни в каком виде, и единственное успокаивающее, которое она могла принять, – это сто грамм водки. И увидев сообщение, что со мной все в порядке, она просто пошла спать. Я прав?
– Да, – неохотно признал он.
– Я не хочу с вами ссориться, но и взывать к моей совести через разного рода преувеличения не стоит, – теперь стоило переключить его внимание, чтобы на негатив наслоилось что-то другое, – итак, чем вы успокаивали расшатанные женские нервы? Неужели нашлась бутылка водки?
– Ром, – после паузы ответил он, – мы пили ром, который я добавляю в выпечку.
– Ну тогда если она с утра будет маяться похмельем, дайте ей аспирин.
– А как же стойкое неприятие таблеток? – Вито скрестил руки на груди.
– Это же похмелье! – я скопировал его позу, получилось гораздо внушительнее из-за разницы в росте. – При нем никакие правила не работают, – доверительно сообщил я.
Вито, наконец, понял, что это попытка разрядить обстановку, и немного расслабился. Помотал головой, видимо, пытаясь постигнуть русский юмор, и неуверенно улыбнулся. Теперь можно было вздохнуть спокойнее: мне таки удалось пройти по грани: ненавязчиво поставить будущего отчима на место и дать понять, что вмешательства в свою жизнь я не потерплю.
В мансарде было прохладно. Быстренько разделся и нырнул под одеяло, решив, что посещение ванной можно и отложить – усталость брала свое, да и расположена она была дверь в дверь со спальней, не хотелось шуметь.
Сразу согреться не получилось. Подтянул ноги к груди, свернулся клубком – лучше не стало. Спать хоть и хотелось, но волглые простыни никак не хотели нагреваться, поэтому пришлось вспоминать былые походные навыки и думать о чем-нибудь приятном. На данный момент самым ярким воспоминанием было свидание с «котенком», и оказалось достаточным лишь представить его обнаженным в постели, как по телу прокатилась горячая волна и сразу стало жарко.
Я закусил край одеяла, чтобы не засмеяться в голос. Согреться-то я согрелся, но на смену одному неприятному ощущению пришло другое, доставляющее определенное неудобство. Помогать себе рукой после трех заходов перед этим показалось кощунством. Пришлось переключаться на мысли об отношениях мамы и ее бойфренда. Даже про себя назвав Вито бойфрендом, едва удержался от приступа истерического веселья. Представительный мужчина с проседью в волосах плохо вязался с легкомысленным определением. Интересно, как у них в семье принято? Его сын отчитывается за все телодвижения и спрашивает разрешение, чтобы пригласить подружку на свидание? Или папаша только на мне попытался отточить замашки альфы? Вот все-таки очень интересно, а он невесту свою как воспринимает? Как тихую и покорную женщину, что ли? Мама может быть незаметной, да и милой тоже запросто, но только до тех пор, пока ее все устраивает. Папа, помнится, чтобы переубедить супругу, изрядно напрягался с аргументами. Всякие там «Я знаю лучше, потому что мужик» не прокатывали совсем. Правда у них было редкое взаимопонимание и общность интересов. В случае же с Вито возникало некоторое опасение, что она влюблена и смотрит на жениха сквозь розовые очки. С другой стороны, мама по жизни отличалась изрядной прагматичностью, хотя и романтика была ей не чужда. Интересно, Вито видит ее настоящую или только тот образ, который создало его воображение? М-да, кому-то тогда сюрприз будет. На этой позитивной ноте я и заснул.
Утром опять орали внизу. Я приоткрыл один глаз, покосился на окно - вчера я так и не опустил римскую штору и теперь мог беспрепятственно любоваться серой хмарью на улице. Вставать? Но я еще не чувствовал себя достаточно выспавшимся, да и под одеялом было тепло и уютно, поэтому мужественно проигнорировав шум, отвернулся к стене и накрылся с головой.
– Серж? – тихонько позвала мама.
Я поморщился и сделал вид, что крепко сплю.
– Он спит, – кому-то сказала она, и голос доносился уже снизу, – пришел утром и теперь пушкой не разбудишь.
– Но он же приехал, чтобы познакомиться с семьей, – попытался надавить Вито.
– С тобой он уже познакомился, а твой сын мог бы немного задержаться, раз это такой принципиальный вопрос.
– Ему и так пришлось ночевать у друзей.
– И кто в этом виноват? – я так и видел, как мама пожимает плечами. – Я вообще не поняла, почему вчера он не пришел вечером, как договаривались.
О! Так знакомство должно было произойти еще вчера? А кое-кто забил на это и тусовался с друзьями? Ну-ну!
Чей-то недовольный голос произнес монолог на итальянском.
– Что он сказал? – поинтересовалась мама.
– Извиняется, – излишне кратко перевел Вито, – и с сожалением прощается с такой милой сеньорой, потому что у него дела, которые, увы, невозможно отложить.
– Очень жаль. Надеюсь на скорую встречу и присутствие на свадьбе.
– Он обязательно будет, – заверил за сына Вито, – но может быть, все-таки разбудить Сержа?
– Не вижу смысла, – отстояла мои интересы мама, – пока растолкаю, пока проснется, пока приведет себя в порядок. Это около часа. Гвидо будет ждать?
Отец с сыном снова посовещались и решили, что тогда как-нибудь в другой раз. Я хмыкнул: глупейшая ситуация! И заснул дальше с чистой совестью.
Через два дня я улетел домой. Помолвка прошла замечательно. Мама блистала в костюме цвета слоновой кости и шляпке с вуалеткой. Она держалась за локоть своего мужчины, который тоже выглядел абсолютно счастливым. Не знаю, зачем я был им нужен на этом мероприятии, по-моему только мешал, им было достаточно друг друга. Поэтому уезжал в аэропорт с облегчением и затаенной радостью от того, что ни Гвидо, ни Бьянка не присутствовали. Общаться с ними я не собирался, кажется, и они со мной тоже.
Самое странное, что пока еще был в Венеции, постоянно оглядывался, высматривал того парня, хотя и понимал всю тщетность этой затеи. Вероятность столкнуться с ним еще раз стремилась к нулю, тем более что он мог быть и без маски. Не знаю зачем, но я забрал себе костюм «птички», бережно уложил его на дно небольшого чемодана, радуясь, что места хватило. Мама пожала плечами, привыкнув к моим закидонам, Вито посмотрел удивленно, но от комментариев воздержался.
И даже в аэропорту я все еще пытался найти в толпе его. А вдруг?! Уже сидя в салоне, я со всей отчетливостью понял, что все, наши пути разошлись навсегда. От этой мысли стало горько. И почему я, дурак, не узнал его имя? Зачем сбежал, отрезая любые пути встретиться вновь? И что он подумал, проснувшись один?
Самолет выруливал на взлетную полосу, голос в динамиках предлагал пристегнуться и прослушать важную информацию, а я вдруг со всей отчетливостью понял, что, кажется, безнадежно влюбился…
Глава 6
Дома я внезапно оказался предоставлен сам себе. Несмотря на то, что предусмотрительно числюсь аж в двух местах, ни в одном из них работы для меня не было. Тот проект, на который возлагались самые большие надежды, внезапно повис. Строители, возводившие загородный особняк, в котором мне отводилась масштабная роль дизайнера, выбились из графика. Причинами я не интересовался, важен сам факт. А действительность такова, что работы у меня пока не было.
Ну не было и не было. Благодаря родителям я мог вообще не работать, а заниматься своими выставками и пиариться по разного рода мероприятиям, но воспитание не позволяло. Было что-то в примере родителей такое, чему хотелось подражать. Они сделали себя сами. Добились своим умом и грамотными инвестициями, плюс имели надежных друзей, с которыми пройдено много километров по тайге и степям, горам и болотам, с кем съеден не один пуд соли. Наверное, и мне хотелось добиться чего-то самому, показать, что не пустышка и не нахлебник, что смогу обеспечить себя и гипотетическую семью. Пусть даже профессия у меня и творческая, что с того?